Our Last Night — Sunrise
When the night is cold and you feel like no-one knows Когда ночь холодна, и когда тебе кажется, что никто не знает, what it's like to be the only one buried in this hole каково это, быть единственным похороненным в этой дыре Ночь сгущалась надо мной постепенно. Словно морские волны, она обрушивалась на меня, усиливаясь с каждым разом и заставляя сполна нахлебаться соли. Вода ведь точит камни, не так ли? Так почему же она ранит сильнее, чем выстрел в сердце? Всё вокруг было мутным и тёмным, как и всегда в моих снах. Если вы хоть раз рисовали акварелью или гуашью, то знаете, что вода, которой вы промываете кисти, окрашивается. Когда нужно сменить цвет снова, вы промываете кисть в грязной воде. Так вот, я чувствовал себя, как эта самая кисть. Я неторопливо поднимался по лестнице многоэтажного дома, которая, казалось, была бесконечной. В итоге она всё же привела меня на крышу. Прохладный ветер ласкал мою кожу. Подняв голову к тёмно-синему небу, я замер: я, будто, находился в открытом космосе, звёзды были так близко и горели так ярко. Они блестели и, пытаясь спастись от одиночества, собирались в компании-созвездия, кажется, одна из звёзд даже упала. Даже не спрашивайте меня про желание, всё, что я успел — в восхищении приоткрыть рот. В такие моменты понимаешь, что магия в этом мире всё же есть. Я чувствовал на себе великолепие и красоту жизни. Я чувствовал невероятную свободу и бабочек, порхающих где-то в животе, может, в лёгких. Не это ли называется счастьем? Ближе подойдя к краю, я увидел, что город, укрытый темнотой, словно одеялом, всё ещё мирно спит. Вдруг я заметил силуэт человека боковым зрением и, присев, повернулся к нему, пытаясь разглядеть лучше. Черные пряди спадали на лицо, приобретающее при лунном свете мертвенно бледный оттенок, а тонкие пальцы крепко сжимали почти пустую бутылку виски. —Доброй ночи, — заговорил я, слегка улыбаясь. Улыбался я, потому что ночь действительно была доброй. —Не нужно подходить к краю так близко. Если я здесь, не значит, что и тебе стоит,— он окинул меня обеспокоенным взглядом и прильнул губами к бутылке,— знаешь, это опасно. Насколько близко ты готов подойти к краю? Чем ты готов рискнуть? Ради чего? Я пожал плечами и мы продолжили наслаждаться ночной тишиной, которая была такой уютной и совсем не давила. Когда солнце начало подниматься над горизонтом, а небо становилось светлее с каждой минутой, я заметил, что глаза моего нового друга болотного цвета, а кожа ещё бледнее при свете дня, она, будто, отражала его, как это делает снег. Такая же бледная, как у него. Но вампиры же сгорают от солнечных лучей, не так ли? Значит, это не он.Кто же ты?
Во взгляде парня была тоска и усталось. Он выглядел слабым и теперь был похож скорее на жертву, чем на хищника. Этот человек определенно белоснежка, нежели злая королева. Я уверен, что он не всегда вёл жизнь жертвы. Когда-то он был ребёнком, милым невинным созданием, излучающим внутренний свет и тепло, как маленькое солнышко. From time to time, there arise among human beings, people, who seem to exude love, as naturally as the sun gives out heat. Время от времени, среди нас появляются люди, которые дарят другим любовь, так же легко, как солнце дарит тепло. Однако мир оказался слишком жесток, накормив его отравленными яблоками и погасив свет в его глазах. —Ты такой хрупкий, знаешь об этом? — это был точно его голос, я почти уверен. Он ухмыльнулся. Абсолютно той же ухмылкой, что я видел каждую ночь во сне всю предыдущую неделю, разве что сейчас она немного отдавала горечью. —Ты тоже, не так ли?— я не знал, что мне делать. Я хотел помочь, хотел избавить его от этой всепоглощающей внутренней темноты, имевшей черный, как смоль цвет. Темноты, имевшей тот же цвет, что и краска, которую он наносит на волосы. Но я ведь был всего лишь кистью, не так ли? Что я мог сделать для этого потухшего солнца? —Ты прав, Фрэнки, — он грустно улыбнулся мне и, допив виски, бросил бутылку вниз. Через пару секунд послышался звук бьющегося стекла — бутылка с звонким треском разлетелась на куски. Внутри меня что-то сжалось. —Как тебя зовут? — меня напрягает тот факт, что он знает моё имя, а я его нет. Даже если он создание моего больного воображения, ему нужно имя. —Приходи на мои похороны и спроси у своего друга,— с этими словами он, пошатываясь, поднялся, взглянул на меня в последний раз. Зажмурился и шагнул в пустоту. Меня бросало то в жар, то в холод, внутри всё переворачиволось и поочередно обрывалось. Над верхней губой проступил пот, ладони и ступни тоже были мокрыми. Это было так быстро и неожиданно. За несколько мгновений всё закончилось Я с ужасом посмотрел вниз. Я видел, как он падает, но ничего не мог сделать. Звука падения я не услышал, зато услышал звук будильника. Кто вообще заводит чёртов будильник на утро субботы? Видимо, я. Спустя пару минут,проведенных в неудачных попытках вслепую найти телефон, чтобы кинуть его в стену, я всё же разлепил глаза и добрался до него. Я никак не мог выбросить из головы его последние слова. Приходи на мои похороны и спроси у своего друга. Он умер? Он существует в реальности, или я просто схожу с ума? У нас даже есть общий друг? Может, мне стоит поделиться с кем-то этим, поговорить с Майки в конце концов? Это всё давит на меня так сильно, что я не справляюсь один. Этот незнакомец из ночного кошмара каким-то непонятным мне образом превратился в моего друга.***
Тихая летняя ночь. Темнота мягко окутывает дома, стоящие вдоль улицы, которая даже кажется немного вымершей — свет в окнах не горит. Во всех, кроме окон одного небольшого домика, к нему я и направился. Я поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Не получив ответа, я толкнул её вперед, та с тихим скрипом поддалась. Я прошел в дом и неуверенно огляделся по сторонам: просторная гостинная, в которой все стены были увешаны картинами и набросками, имела диван, камин и большие окна. Я прошел дальше, проводя по мебели и понравившимся картинам кончиками пальцев правой руки, как вдруг почувствовал холодное прикосновение к левой. Обернувшись, я ничего не увидел, поэтому вернулся к разглядыванию картин. Они были совершенно разными: пейзажи, натюрморты, портреты, изредка даже абстракции. На одной из них солнце близилось к закату, а изящные корабли покачивались на волнах. На другой — домик на дереве, охваченный пламенем. Чёрно-белый портрет незнакомого мне парня с выразительными чертами лица, сидящего в углу комнаты. На следующей картине изображен одиноко стоящий, невключенный уличный фонарь, окутанный туманом. На нём имелся указатель, прочесть который я не смог. Вдали виднелся лес. Неожиданно у меня закружилась голова, в глазах потемнело, и я, зажмурившись, пытался удержать равновесие, нервно глотая ртом воздух, который, как мне показалось, стал более прохладным и влажным. Я открыл глаза и огляделся: гостинной как не бывало, меня окружал лишь туман, напоминавший сигаретный дым, и лес. Я услышал знакомый бархатный шёпот в своей голове, произносящий фразы: "пойдём со мной", "иди сюда, Фрэнки", "я ждал тебя", "давай, идём" и, возможно, какие-то ещё. Они накладывались друг на друга и перемешивались в моей голове. Я мало что смог понять, но одно я знал точно. Это его голос. Среди деревьев я заметил знакомый силуэт. Он тут же обернулся и, жестом призывая пойти за ним, направился в глубь леса. Я пытался бежать, но мои движения были такими медленными и плавными, как будто я застрял в банке с мёдом. Тем не менее, у меня получилось догнать его, и теперь мы шли рядом. Со временем, которое, казалось, здесь не существовало, деревьев становилось всё меньше, и вот мы уже вышли на опушку. Впереди виднелось чёрное ограждение, интересно для чего оно здесь. Через пару минут мы прошли через калитку, и теперь я наконец понял, где мы — нагробия, могилы, мёртвые цветы... Мы определенно были на кладбище, и это было жутковато. Мы так и продолжали идти вперед, пока он не остановился возле одной из могил. Я подошел ближе и замер от удивления. На надгробии была его фотография: лохматые черные волосы, обрамляющие бледное лицо, глаза с мерцающим за ними огоньком и сдержанная, но искренняя и счастливая улыбка. Там была и надпись с именем и годами жизни, но всё было таким затёртым, что я смог разглядеть лишь первую букву его имени — джи. —Как мне называть тебя? — тихо спросил я, поворачиваясь к нему. Сейчас я понял, как хотел пить, мой приглушенный голос теперь ещё и хрипел. —Как хочешь, Фрэнк. Не думаю, что это так важно, — он пожал плечами, прожигая ледяным взглядом свою могилу. —Тогда я буду звать тебя Джи, — после этой фразы я ненадолго замолчал, обдумывая то, что собираюсь сказать дальше. —Ты думаешь... Джи, ты думаешь, что не важно, как называть тебя, потому что ты, эм, мёртв? Он окинул меня взгядом, который не выражал абсолютно ничего и, переведя глаза на надгробие, пожал плечами. Меня уже начинало подбешивать такое отношение ко мне и такие "информативные" ответы. —А знаешь, ты прав, — он снова посмотрел на меня своими грустными глазами. Не только и не столько грустными, сколько разочарованными.— Я грёбаный живой мертвец. I won't go to my grave until a difference is made Я не лягу в могилу, пока не произойдут перемены —Ты вампир? — я непроизвольно сощурил глаза, нахмурился и подошёл ближе. —Да, я... Я вампир, но это, ты знаешь, это лишь метафора, — он тяжело вздохнул. — Я высасываю из людей энергию и вообще всё хорошее. Они становятся морально опустошенными, после того как связались со мной... Я монстр, который причиняет лишь боль и страдания. Я должен бы гнить в своей могиле, но я всё еще живу, понимаешь? Если это существование можно назвать жизнью, конечно... В любом случае, я всё ещё хожу по этой земле и отравляю людей своим внутренним ядом. —Но почему? Неужели тебе нравится это? — я хотел коснуться его плеча, но он так резко отскочил, странно. —Конечно, нет! — первый раз вижу, как он, обычно такой спокойный, выходит из себя. — Ты идиот, если думаешь так... Тебе знакомо это чувство, когда ты говоришь, что всё в порядке, чтобы не тревожить близких? Тебе знакомо это чувство, когда ты говоришь, что всё в порядке, потому что не думаешь, что люди действительно хотят слышать правду? Тебе знакомо это чувство, когда ты широко улыбаешься, а голос в твоей голове, уже срывающийся от криков, говорит, что ты врёшь самому себе и что ТЫ, БЛЯТЬ, НЕ В ПОРЯДКЕ? Думаю, нет. Я хотел спасать жизни, просто... Так вышло, что я не смог спасти даже себя. Когда я проснулся, мои глаза болели. Чёрт, неужели я плакал во сне? Видимо, морская соль, которой я наглотался в избытке во сне, выходит из моего организма. Я грустно улыбнулся своим мыслям.***
Я слышал звук льющейся воды. Я находился, эм, внутри водопада? Кажется, кто-то пел по ту его сторону. Я пошел на звук, голос был звонким и приятным. Я как-то очень легко прошел сквозь этот поток воды и увидел его. Мы оба находились в тёмно-синем бушующем море, которое было нам по пояс, небо же было истинно осенним. Парень, кажется, не замечал меня, поэтому я брызнул в него водой. Когда брюнет заметил меня, его удивление сменилось улыбкой, и я ответил ему тем же. Мы смеялись и брызгались, бегали друг за другом, пока волны не стали слишком сильными и большими. —Джи, почему ты не даёшь мне дотронуться до тебя? — тихо спросил я, слегка наклонив голову набок, когда мы уже стояли на песке. —Мы не можем сделать этого, Фрэнк, — его лицо помрачнело. —Что это значит? Что значит "мы не можем"? Я, например, могу, — я протянул к парню руку, но он шарахнулся от меня. —Просто прими это, Фрэнк,— строго сказал он. —Это как закон физики, мы не можем ничего изменить. Я посмотрел на него с недоверием, простоял так несколько секунд и, резко развернувшись, побежал назад в воду. Да, мне было обидно — он вёл себя так, будто я — маленький ребенок: запрещает делать, что я хочу, не обосновывая это ничем. "Вырастешь — поймёшь". Мне было очень обидно, но я не собирался сдаваться. —Фрэнк? — он встревоженно звал меня. — Фрэнк! Куда ты, чёрт возьми? Фрэнк, вернись! —Если ты не можешь дотронуться до меня, как ты поможешь мне, когда я буду тонуть? — с вызовом спросил я, изогнув бровь. —Что? — парень был сбит с толку. —Фрэнк, вернись на берег. Пожалуйста. —Сначала спаси меня, — с этими словами я нырнул под воду. Мне было не страшно. И не потому, что задержал дыхание, и не из-за отсутствия чувства страха. Я доверял ему. Я знал, что он спасёт меня любым способом. Спустя пару секунд я почувствовал, как руки, обмотанные какой-то насквозь мокрой тканью, хватают меня и тащат к берегу.***
Я шёл по кукурузному полю; солнце припекало, на небе ни облачка. Поле закончилось, впереди я увидел раскидистое дерево, под которым расположился мой новый друг. Он снова не замечал меня, увлеченный рисованием, пока я не подошел практически вплотную. —Привет, Фрэнки, — он тепло улыбнулся. Кажется, я положительно влияю на него. Я искренне улыбнулся ему в ответ, потому что тоже был рад его видеть, и сел рядом, облокачиваясь на ствол дерева. —Можешь помочь мне? — он серьёзно взглянул на меня. —Конечно, — я заинтересованно кивнул. —Принеси цветы, чем больше — тем лучше, — сказав это, он вернулся к рисованию. Я удивился такой просьбе и хотел возразить — рвать цветы не экологично, но вспомнив, что это сон, всего лишь сон, пошёл за цветами. —Наконец-то, — закатил глаза брюнет, когда я вернулся. Он забрал у меня цветы и недолго перебирал их, недовольно бормоча что-то. В итоге у него на коленях лежало несколько розовых и фиолетовых цветов, а вокруг нас были разбросаны остальные. Не экологично, но красиво. Я не заметил, как этот странный парень успел сплести венок, поэтому удивленно хлопал глазами теперь. Чёрт, он напялил свой венок мне на голову, потом, мило закусив нижнюю губу, оценил свою работу и, кивнув самому себе, взял в руки альбом. Он хотел нарисовать меня! Я увидел, что один цветок так и остался лежать у Джи на коленях, поэтому быстро взял его и приложил к виску своего друга, избегая такого желанного прикосновения. Он удивленно взглянул на меня, после чего перехватил цветок и, заправив его за ухо, продолжил рисовать. Я довольно ухмыльнулся. When the night is cold and you feel like no-one knows Когда ночь холодна, и когда тебе кажется, что никто не знает, what it's like to be the only one buried in this hole каково это, быть единственным похороненным в этой дыре, You can make it to the sunrise. Ты протянешь до рассвета.