Дневник благочестивой Марты

24 декабря 1780г. Холодные морозные лучи зимнего солнца проникали в келью сквозь небольшое окно в стене. Выбираться из теплых объятий пуховой перины и брата Леонида не хотелось. Вот уже на протяжении двух недель он тайно ночью пробирается ко мне, и мы устраиваем наши игры в ночи… — Знаешь, что мне в тебе нравится? — Леонид все еще лежал в постели, наблюдая за моим одеванием. — И что же? Кокетливо улыбнувшись, я специально медленнее стала надевать белый чулок. Шелковая лента скользнула по ноге и закрепила чулочек на моей ноге. Леонид молчал. Он наблюдал за моими движениями взглядом затаившегося зверя. В это время я уже надела белую нижнюю сорочку и приступила к затягиванию корсета. Корсет туго обхватил талию, сделав ее еще более тонкой, а грудь поднял, отчего они стали похожи на пышные румяные булочки. — Даже монашкой, ты хранишь прежние привычки и носишь одежду мирян. Он вылез из кровати и подошел ко мне со спины. Его сильные руки обхватили мою талию, прижав, тем самым, к обнаженному торсу мужчины. От его кожи исходил жар, хотя в келье было холодно. Он развернул меня к себе и припал к поим губам. Я чувствовала, что его руки начали развязывать шнуровку корсета, который я с таким трудом завязала несколько секунд назад. — Стооой! Мы опоздаем, — я практически выдохнула эти слова ему в губы. Дышать становилось все тяжелее. — Мне все равно. Пусть от церкви отлучают, — он потянулся снова за поцелуем, но тут… В коридоре скрипнула дверь и раздался голос отца Александра. Он с кем-то говорил некоторое время, а потом снова скрипнула дверь и все стихло. Отец Александр никогда не спускался сюда. Кельи девушек он обходил стороной. Что он здесь делает?! Неужели про нас прознал?! Леонид быстро оделся и бесшумно покинул мою комнату. Я, в свою очередь, поверх своего «мирского» белья одела хитон, подрясник, рясу, мантию. Спрятав волосы под клобук и взяв с собой фонарь, последовала примеру брата. В коридоре было темно, поэтому я быстро обнаружила полоску света, исходившую от двери кельи матери Беатрис. Приблизившись вплотную к ней, я смогла разглядеть и услышать все, что происходило внутри. — О! Беатрис! Чаровница! Я осыплю тебя золотом, — отец Александр стоял на коленях раздетый возле ног Беатрис, — только подари мне еще минуты наслаждения! Беатрис сидела в кресле в шелковой сорочке и пила из кубка. Ее распущенные волосы и внешний вид говорил о том, что сейчас произошло в комнате. Ее комнату назвать кельей не поворачивался язык! Персидский ковер, кровать с балдахином, тяжелые канделябры на столе, который был забит изысканными блюдами! Мадам Беатрис не изменяла своим привычкам! Всегда роскошь и богатство! — Нет! На сегодня с меня хватит. Ты и так в край обнаглел. Ходишь каждую ночь, а в благодарность я получаю лишь эти подачки прихожан! — женщина легонько оттолкнула ногой от себя мужчину. Ее зеленые выразительные глаза были холодны как горная река. — Но, моя дорогая! Ты же знаешь, что больше я тебе не могу дать. Все, что у меня есть, это от прихожан, — мужчина перешел на плаксивый тон, продолжая ползать в ногах женщины. — Ты смешон! Ты знаешь, что мне нужно, — Беатрис встала и направилась к ширме. — Но, как же я объясню, что монастырем стала управлять женщина? Он же мужской. — Если надо, станет и женским. — А монахи? — За них можешь не волноваться. Они явно не пропадут. Ну или я их пристрою при женском монастыре. — Беатрис! Одумайся! Ты вгоняешь меня в грех! — В грех?! Я отчетливо слышала ее заливистый смех. Обычно, она так смеялась, когда задумала что-то, о чем другие даже не догадываются. — Ваш монастырь настолько же близок к Богу, как и я! В моем борделе было больше порядка, чем у тебя в монастыре! Ваши вечерние оргии с местными девками, твои поборы ежемесячные с населения, да и твое поведение сейчас… просто отвратительны! На этих словах Беатрис вышла из ширмы в облачении монахини. Приблизившись к мужчине, она поцеловала его в лоб и направилась к двери. Я бросилась прочь. Вечер 24 декабря 1780г. Праздничная служба завершилась и все разошлись по своим делам. Нам же предстояло накрыть праздничный стол в холле монастыря. Я помогала Софи с приготовлением гуся, когда в кухню вошла Беатрис и Катрин. Катрин держала в руках небольшой пузырек с красноватой жидкостью. — Девушки, хватит нам сидеть в заточении и притворяться монашками. Пришло время показать себя, — взгляд Беатрис был воинственным и решительным. Мы с Софи переглянулись, явно не понимая, что от нас хотят. — Отец Александр превратил этот монастырь в место похоти и разврата. Думаю, ему давно пора попрощаться со своими псевдо-идеалами. И мы в этом ему поможем… С этими словами Катрин поставила на стол пузырек. Из него потянулся резкий запах. — Сегодня канун Рождества, а значит, монахи сегодня будут пьяны как никогда. Я сделала яд, который вызывает отравление вином. Нужно лишь намочить им кубок Александра, а вино уже сделает свое дело. Убивать человека не хотелось, но… Огромный стол, в холле горят большие белые свечи, от еловых ветвей исходит приятный аромат, я разношу блюда, которые вскоре будут уничтожены голодными мужчинами. Возле каждого стоят кубки для вина. Каждый из них сделал из недорогого металла, кроме одного. Во главе стола восседает отец Александр. Его приборы украшены вензелями, а кубок украшен драгоценными металлами и сделан из серебра. И вот он подносит к губам его, практически залпом опустошает его и наливает себе еще, не разбавляя кагор водой. Если он так будет пить весь вечер, то Софи можно было бы и мочить кубок в яде. Ближе к полуночи мы все четверо, откланиваясь, ушли в свои кельи спать. Но сон не шел, до рассвета слышны были голоса пьяных монахов и шум из холла, потом стало тихо…