Две стороны одной тайны

      Был приятный тёплый вечер, лёгкий ветерок мягко колыхал листву зелёных вьюнов, словно змеи, опутывающих белые стены величественного замка. Небольшой частный кораблик плавно приземлялся на открытую посадочную площадку, когда Асока и Лея все в нетерпении вышли его встречать. Лишь только заслышав от Марка, что великий лорд ситхов возвращается «домой» с неким рабским мальчишкой, и Тано, и её подопечная с неподдельным интересом рванулись в ангар, дабы увидеть Люка живым и невредимым. Вернее, рвалась только тогрута, юной принцессе просто пришлось проследовать за ней, так как ту не разрешено было оставлять ни на минуту одну.       После всего случившегося, после пережитых ими обеими эмоций, наконец-то подружившиеся женщина и девочка договорились сохранить в строжайшем секрете тот самый взрыв, который едва не стоил Лее жизни. Вейдеру не нужно было об этом знать. Зачем лишний раз играть с судьбой? Ведь за подобное происшествие получить могли они обе, не говоря уже о штурмовиках, которые допустили попадание своего оружия в руки маленького ребёнка. Не стоило подставлять ни себя, ни кого бы то ни было. Да и умелые дроиды-ремонтники великолепно починили дверь в ангар сразу после случившегося, причём сделали это так, что от былой катастрофы не осталось и следа. И теперь ничто не могло выдать ситху небольшую, но очень важную тайну произошедшего.       Зная, что она вот-вот вновь увидит Люка, увидит живого и невредимого, и трезво осознавая, что её мучения были не напрасны, Вейдер-таки сдержал слово, Асока, словно на крыльях, летела в сторону посадочной площадки. Её материнское сердце трепетало и билось так часто, что просто готово было выпрыгнуть из груди, её руки дрожали от волнения, а на её синих глазах едва ли не проступали слёзы. Тано с огромным трудом выдержала те несколько, показавшихся ей вечностью минут, пока корабль ситха полностью коснулся земли, пока с громким шипением не отворилась механическая дверь, и с оглушительным лязгом на твёрдую поверхность не упал тяжёлый трап. И вот, подле гордо шагающего, словно сам император, тёмного лорда появился он – её самый дорогой, самый близкий, самый родной человек на свете, её Люк, её любимый и единственный приёмный сын!       Лишь издалека завидев его целого и невредимого, ну, или почти целого и невредимого, если не считать тех побоев, что нанёс мальчику Сахан, но главное живого и относительно здорового Скайуокера младшего, Асока почувствовала, как её материнское сердце дрогнуло, а внутри затрепетала целая тысяча бабочек волнения. И, едва сдерживая слёзы, женщина рванулась навстречу мальчику, Люк тоже не преминул ответить на это взаимностью. И уже через долю секунды мать и сын нежно и радостно обнимали друг друга, стоя на ровной площадке, подле небольшого корабля Вейдера. Их радость была такой светлой, такой настоящей, такой неподдельно искренней, что казалось, будто оба они светятся от счастья в буквальном смысле, словно два слившихся воедино бриллианта, словно два ярко-белых огонька, тепло от которых чувствовалось в Силе не только для хорошо обученного ситха, но и для его настоящей дочери.       Быстро подбежав к Люку, Асока буквально рухнула на колени и крепко-крепко прижала его к себе, так будто боялась отпустить, опасалась, что если она хоть на мгновение разожмёт свои плотные материнские объятья, сын снова мог исчезнуть, пропасть, сгинуть, ускользнуть от неё. В свою очередь юный Скайуокер, несмотря на его ещё немого болящее после побоев тело, тоже сильно-пресильно обнял Тано, так, словно не видел всю жизнь, так, будто видел её сейчас в последний раз в жизни. И это сцена умиляла, это сцена была столь приятной и нежной, что даже заставила Вейдера отвернуться, чувствуя, как к горлу подступает приступ тошноты от омерзения и негодования, насколько счастливы были те, кому он искренне желал только боли и страданий. Потому как ситх просто не мог перенести этой радости, слишком больно было ему видеть счастливыми тех, кого он так сильно ненавидел, при том осознавать, что это являлось его же рук делом.       Не остались сие радужные обнимания незамеченными и Леей. Поначалу девочка просто с любопытством смотрела на то, как Асока приветствовала Люка, мальчика, о котом она уже сколько слышала. Юной принцессе было просто интересно, что же это за ребёнок такой, над которым так сильно тряслась Тано. Но любопытство девочки длилось не долго. Ровно до тех пор, пока обычная встреча не переросла в милые семейные нежности. Именно семейные. Слово «семья» резкими отчётливыми буквами отдалось в сознании Леи от созерцания материнско-сыновьих объятий, и юная принцесса ещё раз почувствовала, ощутила болезненный укол одиночества где-то в своём детском нежном сердце. Она поняла, что вот уже много дней не видела своих родителей, не могла поговорить с ними, обнять их, порадоваться встрече. Вот так же как Асока к Люку и Люк к Асоке проявить свою родственную любовь. И Лее стало обидно, действительно очень печально и обидно, за Бейла и Бреху, за себя, за всю её семью, с которой девочку насильно разлучили.       Внимательным завистливым взглядом юная принцесса ещё раз окинула до приторной тошноты нежно обнимающихся и радующихся встрече Тано и Скайуокера, затем злобным и полным ненависти взглядом разлучившего её с родными и заботливыми родителями Вейдера, после печальным и полным грусти и одиночества пустое пространство перед собой. И бриллиантовые хрусталики слёз девочки сами навернулись ей на глаза. Она не могла больше сдерживать свои эмоции, ей было тяжело, плохо, больно, грустно и печально, и Лея расплакалась. Громко всхлипнув, несчастная принцесса ещё раз посмотрела в сторону Люка и Асоки, а затем резко развернувшись, в горьких рыданиях побежала прочь, подальше от картины, которая своей светлой теплотой причиняла ей столько боли. Совершенно не зная, что её поступком она тоже причиняла кому-то неистовую, сильную и непомерную боль.       С некой трепетной надеждой глядя на Лею, Вейдер в своих самых запретных, самых потаённых мечтах думал, что однажды, и она вот так сильно, так по-детски искренне сможет радоваться его возвращению, очередной встрече с ним, общению с её родным отцом. Он даже хотел бы, чтобы дочь хотя бы взглянула на него не так презренно и холодно как обычно и, возможно, тогда его практически не живое, закованное в стальную броню сердце хоть на миг, хоть на мгновение расцвело бы тёплой весной безграничного счастья. Несмотря на всю невозможность ситуации, грозный ситх в тайне мечтал увидеть в глазах Леи хоть самую миллионную крупицу доли той любви и нежности, с какой смотрел на Асоку Люк. Но тёмный лорд не увидел в карих глазах его дочери по отношению к себе абсолютно ничего, ничего, кроме тоски, одиночества, злобы, презрения и ненависти к нему самому. И боль, которую испытала от встречи «матери и сына» юная принцесса с десятерной силой резанула едва бьющееся сердце Вейдера, невыносимой всепоглощающей волной сжигая все самые безумные надежды на своём пути. С огромной тоской проводив своего ребёнка печальным взглядом, тёмный лорд лишь тяжело вздохнул, безмолвно осознавая, что так как у Асоки и Люка у него с Леей не будет никогда. Осознал, мучительно принял, и тут же жестом руки приказал штурмовикам разорвать идиллию, которая вызвала у него и его дочери такую мощную лавину негативных эмоций. Слишком тяжело было смотреть на семейную любовь, которую никогда в жизни ситху не дано было получить! Слишком тяжело и больно! Слишком!       Тёмное покрывало ночи, усеянное тысячами и миллиардами кристалликов звёзд медленно опускалось на землю неизвестной планеты, на которой находились изысканные владения Вейдера. Почти сразу же разлучённая с Люком после первой встречи Асока спешно шла по просторным коридорам замка в комнату, которая была выделена её приёмному сыну. Если это происходило не у него на глазах, ситх был готов мириться с материнско-сыновьим общением Тано и юного Скайуокера, наверное, потому позволил тогруте свободно увидеться с ребёнком ещё раз, только наедине. В принципе тёмный лорд и не был против встреч Асоки и Люка – пусть общаются, пусть укрепляют и поддерживают свою связь, так было даже легче манипулировать ими обоими. Чем сильнее эти двое любили друг друга, чем сильнее корнями врастали друг в друга, тем проще было использовать эту практически неразрывную связь, причиняя боль обоим ему ненавистным существам. Потому Вейдер и не чинил преград для общения матери и сына, ему это попросту было и на руку, и всё равно.       Явно спеша ещё раз увидеть своего дорогого и милого мальчика, Асока быстро перемещалась по коридорам замка в сторону покоев Люка. Она очень торопилась, будто боясь, что каждая лишняя секунда была на вес золота, не зная и не понимая, сколько ещё времени им с приёмным сыном отведено на то, чтобы побыть вместе, рядом, просто пообщаться. Она быстрыми неосторожными шагами меряла покрытые коврами мраморные полы замка, когда вновь случилось это… Внезапно на полпути к комнате юного Скайуокера у Тано опять закружилась голова и, едва не споткнувшись обо что-то, женщина прислонилась к стене, опираясь о неё рукой. Перед глазами всё поплыло, словно в тумане, и тогруте вновь сделалось не хорошо, как-то неуютно, страшно, не по себе. Всё тело покрыла мелкая, раздражающая и ломающая, словно наркоманку дрожь, и женщина остановилась, как-то слепо шаря перед собой свободной рукой.       Мгновение, ещё мгновение, и казалось Асока вот-вот потеряет сознание, она уже почти не ощущала реальности, в её разуме лишь вновь появились странные галлюцинации. Надсмотрщица рабынь опять говорила ей о том, как она должна вести себя с хозяином, как обязана лащиться к нему, подчиняться, ублажать и удовлетворять. И Тано буквально почувствовала, что она почти хотела этого. Нет, не почти, точно хотела, безумно хотела унижаться, расстилаться, нежиться и домогаться, она безумно хотела мужика! Она хотела грязно отдаться первому встречному, лишь бы только ему это понравилось, лишь бы только ему было хорошо, лишь бы только удовлетворить его!       Сильное волнение и страх от незнания и не понимания того, что с ней происходит постепенно сменились лёгким трепетом и мягким, приятным, щекочущим возбуждением, наслаждением от состояния готовности служить, подчиняться и ублажать. Оставалось только найти того, кто по достоинству оценит все её женские чары, все её хитрые уловки и умения сделать мужчину счастливым, мужчину её мечты, её самых сокровенных и потаённых желаний… Вот только где он был, тот самый счастливец, которому сейчас Асока была готова отдать всю магию своей любви?       Галлюцинации постепенно стихли, оставшись лишь настойчивым закадровым голосом, говорящим в голове Асоки идти в перёд, двигаться, найти её избранника, а откуда-то из-за поворота появилась тёмная тень. Затем чёрный силуэт человека, очертания которого становились всё отчётливее и отчётливее, вырисовывая в глазах полупьяной от возбуждения тогруты.       На какую-то долю секунды голова ещё сильнее закружилась, закружилась нет, нет от дурноты, от желания, и перед ней, о чудо, появился он – самый любимый, самый желанный на свете Энакин! Мечта всей никчёмной жизни Тано, и ради него она сейчас готова была на всё! Для него она могла сделать что угодно, и к нему навстречу, словно на крыльях любви, она полетела, едва ли не бегом, он слишком долго ждал её нежности, её ласки, её тепла!       Выйдя из своих покоев Дарт Вейдер медленно направлялся по собственным делам, он собирался как всегда узнать у Марка, как обстояла ситуация в замке в его отсутствие, осведомиться у медиков о состоянии своего и так хрупкого здоровья, а потом принять уже привычную ему бактовую ванну, но он точно никак не ожидал того, что ожидало его впереди, прямо посреди просторного мраморного коридора.       Свернув за угол, ситх сразу заприметил ненавистную ему, хотя и в определённом смысле желанную Асоку, которая почему-то жалась к стене и, кажется, даже издав лёгкий стон, пошла вперёд, как-то неуверенно опираясь о мраморную поверхность рукой. Тёмный лорд сразу заподозрил что-то не ладное в её поведении, но тут же откинул странную и не нужную мысль прочь, стараясь вообще не думать, что здесь делала в каком-то полупьяном виде Тано. Вейдеру, по сути было наплевать на тогруту, когда он не нуждался ни в одной из её обязанностей, пусть делает, что хочет, вот только уже через мгновение ситх понял, что не был готов к её абсолютному вольнодумству и вольноповедению.       Подойдя чуть ближе к своей цели, Тано ещё раз громко вздохнула, вздохнула настолько соблазнительно и томно, на сколько это вообще могла. С её пухлых губ быстро сорвалось одно единственное, нежное и мягкое слово, слово, которое чуть не заставило ситха невольно вздрогнуть при его первом услышании:       - Энакин…       Знакомое имя прозвучало в полумраке коридора, и Вейдер сам едва не вздрогнул от того, о чём подумал в этот момент.       На секунду ему показалось, что тогрута узнала его, обо всём догадалась, всё поняла, и его план мести был окончательно и бесповоротно сорван, но же ещё через мгновение это изумление рассеяло новое, которое, слава Силе опровергло первую страшную мысль ситха.       Руки Асоки нежно легли на мощные плечи тёмного лорда, заботливо и игриво поглаживая их, а изящное женское тело, будто только и искавшее мужского тепла, сильно прижалось к нему, и Вейдер весь аж остолбенел в шоке от происходящего.       Ещё совсем недавно Асока вырывалась, отбивалась, орала, рыдала горькими слезами, когда он брал её силой, брал грубо и болезненно, а сейчас она влюблённо звала его «Энакин» и сама была готова повиснуть у ситха на шее. И она висла, висла и липла к нему, словно последняя распутная девка.       Видя, что тёмный лорд не отвечает на её ласки, Тано ещё раз прошептала что-то пошлое одними губами, ему, как ей казалось, на ухо, и, пылко поцеловав металл его неизменно чёрного шлема, стала скользить руками по плечам, груди, куда-то вниз. Её громкий игривый смех эхом раздался по всему коридору, а её глаза смотрели на Вейдера таким пьяным, таким странным и безумным взглядом, что это выглядело, будто тогрута сходит сума, сходит с ума от желания отдаться своему «Энакину» прямо здесь, прямо в этом коридоре, не боясь и не стесняясь ничего и никого. И это было явно несвойственно Асоке, с ней было что-то не так, с ней происходило что-то не то, и тёмный лорд никак не мог понять что.       Тонкие оранжевые шаловливые пальцы Тано уже изящно обогнули панель с кнопками на груди, нежно прошлись по краю толстого кожаного ремня на поясе Вейдера, и почти-почти добежали до накладки на самом интимном участке его тела, когда, наконец-то, протрезвев от странных внезапных приставаний к нему, ситх понял, что с Асокой творилось не ладное. До сего момента пребывая в немом остолбенении от происходящего, в диком шоке и необъяснимом, не осознающим вершащегося ступоре, тёмный лорд резко дёрнулся и остановил тогруту уже почти у самой цели.       Его мощные металлические кисти сжали её хрупкие запястья очень резко и плотно, в один момент заставив женщину поднять её утончённые, покрытие нежной и мягкой оранжевой кожей руки вверх и прекратить делать то, что она делала. Кажется, Асока была недовольна тем, что её остановили, так сильно она надула и без того пухлые губки, в упор уставившись на тёмного лорда абсолютно возбуждёнными, абсолютно безумными глазами.       Ещё какое-то время, ещё сколько-то странных абсолютно необъяснимых мгновений ситх в упор смотрел на тогруту, а она на него. В коридоре эхом отдавалось его тяжёлое хриплое дыхание. Их взгляды встретились. Между Вейдером и Асокой внезапно установился неразрывный зрительный контакт. Поначалу можно было подумать, что Тано решила таким наиболее странным образом отблагодарить ситха за спасение Люка, за то, что он не обманул, за то, что выполнил своё обещание, но тогрута выглядела так неадекватно, так невменяемо безумно, что просто списать на подобный вариант событий всё происходящее было нельзя. Молча уставившись в её тёмно-синие глаза сквозь толстые стёкла шлема, ситх заметил, что зрачки женщины были расширены, её тощее тело дрожало, её нервный смех казался очень странным, а её выражение лица слишком расслабленным для жертвы, совсем недавно пережившей изнасилование по воле того, к кому она сейчас так просто приставала, сама без какой-либо доли смущения. И тёмный лорд понял, что Асока была явно не в себе. Ей требовалась помощь, причём помощь медицинского характера. Иначе бы по своей доброй воле Тано ни за что бы в жизни не пристала к тому, кого она так сильно боялась и так до исступления ненавидела после того раза.       - Что ты делаешь? – всё ещё находясь в лёгком недоумении от происходящего, строго и абсолютно спокойно спросил недовольный ситх.       - А разве тебе не нравится? – чуть больше скривилась от обиды тогрута, - Я так хотела, чтобы тебе понравилось… - вновь соблазнительно произнесла женщина, опять попытавшись всем телом прильнуть к до боли ненавистному ей Вейдеру, как будто это самое доставляло наслаждение и ей.       Не выдержав нового, абсолютно безумного домогательства Асоки к себе, ситх решил пресечь это на корню.       - Пошли со мной, - грозно, словно отрезав, тяжело вздохнув, произнёс он, и, несмотря на то, как всеми силами поначалу упиралась Тано, тёмный лорд силой поволок её следом.       - Как прикажете, господин, - только и успела в ответ то ли согласиться, то ли огрызнуться она, прежде, чем добровольно двинуться следом за своим «повелителем».       Не прошло и пары минут, как Вейдер и Асока оказались в медицинском кабинете, поодаль того самого места, где Тано совершенно неописуемым образом подловила ситха в коридоре. Тёмному лорду с большим трудом удалось уложить её на смотровую кушетку подле дроида, который должен был изучить состояние тогруты, но даже там женщина не успокоилась. Казалось, её самочувствие стало ещё более плохим, она начала вести себя совершенно неадекватно. Постоянно дёргаясь и извиваясь, Асока всё время пыталась сесть, чтобы действовать с каждым разом более и более развязно и всё сильнее и сильнее приставать к Вейдеру, неся какие-то несуразные, абсолютно грязные пошлости. Её видение Энакина перед собой, вроде, прошло, но это ничуть не улучшало ситуацию.       Уже раз в десятый уложенная на кушетку силой, лишь только была слегка отпущена тёмным лордом, Асока вновь подскочила с неё и, вальяжно усевшись на кожаном предмете мебели, заговорила, смотря на ситха ещё более безумным взглядом.       - Меня так возбуждает твоя броня, твой шлем, твоя нагрудная панель… - Тано соблазнительно провела руками по красно-белым кнопочкам на костюме Вейдера, как бы в подтверждение своим словам, - Я хочу, чтобы ты…       Договорить эту фразу абсолютно не выдержавший подобного неадекватного напора пошлостей ситх тогруте так и не дал. Быстро переместив одну из своих кистей куда-то на предплечье женщине, Вейдер нажал на нём несколько нужных точек, и Асока отключилась, так и не сказав того, что ни тёмному лорду, ни парящему рядом дроиду не нужно было слышать.       - Что с ней? – живо поинтересовался Дарт Вейдер у медика, лишь только бессознательное тело Тано обмякло в его руках, и ситх почти бережно уложил тогруту на подушку, позади неё на кушетке.       - Это мы сейчас пытаемся выяснить, мой лорд, - механическим голосом отозвался дроид, забирающий некоторое количество крови у женщины, и попутно раздающий жестами приказы своим металлическим ассистентам.       Прошло ещё некоторое время, прежде, чем результаты обследования появились у медиков, к тому моменту и саму Асоку удалось привести в чувства при помощи некого «отрезвляющего» препарата, который дроиды заботливо сунули Тано под нос.       Тогрута, теперь уже абсолютно адекватная и спокойная, под капельницей лежала на кушетке подле притащившего её сюда ситха и просто как-то отстранённо разглядывала стену напротив, пока главный робот тщательно разъяснял тёмному лорду, что им удалось выяснить о её состоянии.       - То, что произошло с пациенткой, это обычные побочные эффекты одного особого лекарства. Проще говоря, это таблетки, которые дают для покорности рабыням и проституткам. Они не только влияют на тех физически, приводя к некоторым проблемам со здоровьем, но и вызывают сильнейшую зависимость, заставляя девушек, принявших их, буквально самостоятельно желать удовлетворять хозяев. К счастью данная особь попробовала всего одну такую таблетку, и это не повлекло к необратимым последствиям, однако лечение, то есть очищение организма от препарата может занять некоторое время. Потребуется несколько процедур по установке капельниц. А так же, побочные эффекты лекарства могут возникать ещё какое-то время на протяжении отвыкания от него. К ним относятся, галлюцинации, общая слабость, головокружения, обмороки…       Дроид ещё долго и долго перечислял все трудности, которые предстояло преодолеть Тано на пути к лечению, и Вейдеру, не знавшему во что он встрял, получив подобный подарок от Джаббы, приходилось всё это внимательно выслушивать, понимая, что с его новой «игрушкой» ситха ждало куда больше проблем, чем он предполагал.       - Займитесь этим, - только лишь и смог отдать последний приказ тёмный лорд, когда медик наконец-то разъяснил ему всю ситуацию.       Разбираться в данных трудностях ситху не хотелось самому, да и не было особой необходимости, как и задерживаться в медицинском кабинете далее дольше положенного.       - А что касается тебя… - тёмный лорд на последок обернулся к молчаливо лежащей на кушетке Тано, на которой за все возникшие по её вине проблемы он так хотел отыграться, - То после того, как медики с тобой закончат, я жду тебя в своих покоях.       Произнеся это, ситх резко развернулся, чёрный плащ тихо шурша прошёлся по полу, после чего Вейдер уверенной походкой повелителя, предвкушающего скорую месть, покинул помещение. Искренне надеясь, что на сегодня со всеми его проблемами было покончено.       Тысячи и миллионы ярких кристалликов звёзд мерцали на бархатном небосклоне ночи, когда Лея одиноко стояла на одном из мраморных резных балконов замка и со скучающим, опечаленным видом смотрела вниз, куда-то далеко в пропасть на море, над которым возвышалось сие грандиозное белое строение. Шум ночного прибоя тихо ласкал слух, но от этого юной принцессе было ни лучше, ни спокойнее, ни менее одиноко. Девочка уже успела прийти в себя после вечерней истерики из-за созерцания нежных объятий Люка и Асоки, но её грусть по дому и тоска по родителям никуда не делись, лишь ещё больше усилились. Поначалу, попав в этот замок, Лея чувствовала необходимость вредить и пакостить всем, если ей не удавалось отсюда сбежать, но теперь столько пережив и такого претерпев, юная принцесса уже не хотела вредничать, по крайней мере, она была так опечалена в данный момент, что ей было не до вредительств другим. И виной тому были семейные узы, которые соединяли её новую няньку и её приёмного сына. Узы, которые, казалось, навсегда были разорваны между юной принцессой и её родителями.       Ещё раз тяжело вздохнув, Лея молча скинула с перил небольшой камушек куда-то в пропасть, и даже не обращая на его полёт внимания от переполнявшей её детское сердце тоски, стала как-то безразлично ковырять пальцами цветок и листья вьюна, оплетавшего перила. Юная принцесса была так увлечена, так поглощена своими мыслями, что даже не сразу заметила, как сзади неё кто-то проходил мимо, но, в последний момент услышав не громкие шаги, девочка обернулась, и взгляд её тут же наткнулся на того малознакомого мальчика, которого она видела всего парой часов ранее. Тоже заметив, что им заинтересовались, Люк так же с любопытством уставился на Лею. Их взгляды невольно встретились, и, казалось, на какое-то мгновение между детьми установился некий дружеский, незримый контакт, но быстро и смущённо отведя глаза в стороны, мальчик и девочка тут же разорвали его. Молчание чуть затянулось, оба из них не знали, что и следовало сказать в такой ситуации. Говорить, по сути, было не чего, да и как-то относительно страшновато. Впрочем, обладая чуть большей решительностью, чем Скайуокер, принцесса-таки начала разговор первая.       - Ты теперь тоже будешь здесь жить? В этом замке? – как-то неуверенно перебирая руками своё белое платье, поинтересовалась уточнив Лея, - Почему ты здесь, где твои родители? – тут же добавила она, чувствуя ярую необходимость обсудить хоть с кем-то именно эту тему, ведь ей так не хватало матери и отца, находясь столь далеко от них.       Никак не ожидав подобного прямого и очень смелого вопроса от его случайной знакомой, Люк слегка вздрогнул, но поняв, что должен вести себя куда более раскованно и по-доброму, стараясь быть абсолютно дружелюбным и искренне-откровенным, ответил:       - Меня с рождения воспитывает Асока, - мальчик умилительно и счастливо улыбнулся, ведь мысли о его приёмной матери вызывали у Скайуокера исключительно положительные чувства, а затем добавил, - Так что можно считать, что она мне как родители.       Внимательно выслушав его и заметив на лице своего собеседника ту самую счастливую улыбку, что она уже видела сегодня при первой встрече «семьи», от чего испытала в тот момент непомерную грусть и зависть, Лея недовольно скривилась, а затем, набравшись ещё больше смелости, или даже, можно сказать, резкой дерзости, выдала абсолютно безжалостный факт:       - Асока тебе не мать. Тогрута не может быть тебе матерью.       Уже в который раз услышав за свою жизнь резкую, но абсолютно реалистичную правду, что он всеми силами на протяжении всей своей жизни пытался отрицать, Люк даже перестал улыбаться. Проявление дружелюбия к этой странной одинокой девочке, кажется, не удалось, ведь она только что задела его за живое, затронула самое сокровенное для юного Скайуокера, действительно цепляюще и сильно обидела его, и это не могло не вызвать у Люка ответной реакции. Естественно, бить Лею, как своих татуинских друзей, за подобные слова мальчик не стал бы, но она явно заслужила за свою непростительную дерзость резкого ответа. И Люк не преминул его тут же дать:       - Асока мне больше чем мать! – громко и чётко во всеуслышание заявив подобную истину, юный Скайуокер понял, что продолжать и так не заладившийся с самого начала разговор дальше было бессмысленно, и уже собирался было уйти восвояси, как Лея его тут же остановила.       В один момент поняв, какую глупость она сморозила, юная принцесса почувствовала себя ещё более паршиво чем было до того. До прихода Люка, этого странного и очень дружелюбного мальчишки, она чувствовала себя подавленно и одиноко, но только-только завязавшийся с почти родственной душой диалог немного поднял ей настроение, воодушевил, и девочка не хотела по своей пронизанной гордыней глупости терять это приятное ощущение зарождающейся, возможно, новой дружбы со своим, по сути, единственным здесь сверстником. Только не так и не в этот раз.       - Ладно, ладно… Извини, я не хотела тебя обидеть, - как бы немного замявшись от осознания собственной неправоты и сложности принятия подобного факта, резко попросила прощения юная принцесса.       Она действительно не хотела обижать своего нового знакомого, просто наивная детская зависть, лёгкая ревность и тоска по собственным родителям, застилали ей глаза. Но из-за этого девочка не хотела становиться жестокой, она не хотела быть плохой, не хотела меняться в худшую сторону, что почти приходилось ей делать в этом замке каждый день. Ведь на самом деле, где-то в глубине своей души, в глубине своего живого тёплого сердца, она была доброй, она была хорошей, она понимала Люка и сочувствовала ему, и она желала, чтобы он понимал её и сочувствовал ей.       - Я не хотела обидеть, - тут же нервно замахав руками перед собой, добавила юная принцесса, - Просто меня забрали у моих настоящих родителей силой. Оторвали от дома. И я скучаю, очень скучаю по ним, по моим маме и папе…       Девочка замолчала на секунду призадумавшись, как она могла дальше продолжить диалог с остановившимся от её слов Люком, чтобы тот не ушёл, чтобы не потерял к ней интерес, вновь не оставил её одну со своими печальными и грустными мыслями, но не нашла ничего лучше, кроме как выпалить очередную правду:       - А ты ведь даже не знаешь своих родителей… И это плохо… - резко развернувшись к юному Скайуокеру спиной, девочка вновь подошла к перилам и, тяжело вздохнув, водрузила на них согнутые в локтях руки со сплетёнными пальцами.       Неизвестно, о чём думала Лея в этот момент, возможно она ожидала, что её собеседник не поймёт её и вновь воспримет сказанное в штыки, но Люк не обиделся. Вместо того, чтобы опять сказать что-то резкое и просто уйти с балкона, закончив этот разговор, мальчик тоже подошёл к перилам и, почти повторив жест девочки руками, всё так же улыбчиво и дружелюбно, как и поначалу, ответил:       - Знаю, - в его голосе прозвучала не просто наигранная доброта из вежливости, в его голосе прозвучало понимание и сочувствие по отношению к Лее, кажется, её слова, её откровенные слова о родителях, тронули душу и сердце мальчишки, и он тоже проникся состраданием к этой порой резкой, но очень опечаленной, грустной и одинокой девочке, наверное, потому он тоже отвечал ей искренностью на искренность.       - Но все мои вещи остались на Татуине. Я, к сожалению, не могу тебе их показать, - в этот момент Люк действительно с огромной грустью вспомнил то, что небольшой голо проектор с изображением его матери и отца он оставил дома перед той самой злосчастной миссией, печально, крайне печально осознавая, что теперь, может быть, он и сам больше не увидит их по-доброму улыбчиво смотрящих на него проекций никогда.       Тонко подметив, что её собеседнику опять стало грустно по её же вине, Лея тут же попыталась его утешить, приободрительно положив одну из своих хрупких кистей на его, девочка ласково, по-дружески попыталась успокоить мальчишку. И, промолчав ещё какое-то время, задала следующий, интересующий её сейчас больше всего вопрос:       - А ты не хочешь вернуться домой на Татуин? – мягко, чтобы больше не расстроить и не обидеть ненароком, поинтересовалась юная принцесса, вкладывая в эти слова двойной смысл, как бы всем своим тоном намекая, что сама она очень хотела бы опять оказаться в родительском дворце на Альдераане.       Лея ожидала абсолютно определённого ответа, совершенно ясного и понятного для неё, о том, что Люк таки мечтал бы о «посещении» своей родины. Но его слова искренне удивили её:       - Это не лучшее место, - тоже нежно взяв Лею за руку внезапно произнёс мальчишка, после чего последовали слова, ещё более сильного откровения, чем до этого поведала ему юная принцесса, - Кроме того, мне всё равно, где быть. Лишь бы только рядом с Асокой.       Сказав эти слова мальчик опять искренне улыбнулся, искренне и счастливо так, как улыбалась бы Лея, если бы сейчас имела возможность оказаться рядом с Брехой и Бейлом, но юная принцесса больше не злилась и не завидовала, она как бы почувствовала и приняла светлую радость своего собеседника, с огромной тоской и одновременно одобрением понимая, что её друг, её, как она надеялась, новый настоящий друг, любил тогруту так же сильно, как принцесса любила короля и королеву Альдераана. И теперь она его понимала, она могла смириться с его чувствами, принять их и понять. Ведь было что-то в этом, в этой безграничной любви у каждого к своим родителям общего, что единило их обоих. Делало, близкими, родственными душами, друзьями… А на друга нельзя было злиться и, тем более, другу нельзя было завидовать… А ведь Лея, да и Люк тоже, надеялись, что после этого откровенного разговора они внезапно, стали друг для друга друзьями!       Прошло ещё некоторое время, прежде, чем Асоку окончательно привели в себя и отпустили из медицинского кабинета. Ей не хотелось идти к Вейдеру, ей даже чересчур не хотелось оставаться с ним вновь наедине после всего того, что оба они успели пережить. Ей было и противно, и страшно, и стыдно. Но ничего не оставалась, такова была цена за спасение жизни её драгоценного и самого любимого приёмного сына. И Асоке пришлось. К тому же, Тано понимала, что ситх так просто их в покое не оставит, потому она должна была, обязана была выяснить, как прежнюю без неё на Татуине, так и последующую судьбу Люка далее. И с тяжёлым сердцем и горем по полам через несколько минут тогрута уже стояла в покоях тёмного лорда и задавала ему вполне важные и интересующие её вопросы.       К счастью, кажется, ситх сегодня был не в игривом расположении духа, видимо, ему хватило тех грязных домогательств Асоки в коридоре, о которых ей тонко намекнул дроид-медик, от чего Тано было невероятно стыдно, но, слава Силе, пока что Вейдер не собирался предпринимать никаких «неуважительных» действий по отношению к ней. И это радовало. Тёмный лорд лишь кратко и нехотя отвечал на многочисленные вопросы женщины о судьбе Люка в рабстве на Татуине, что было вполне себе относительно нормальным, если не считать того, что пережил несчастный мальчик по вине Асоки. И Тано какое-то время удавалось держать себя в руках, хотя каждое новое откровение Вейдера о невольничестве Люка у Сахана всё больше и больше взвинчивало Асоку. Однако она пока ещё могла себя контролировать, ровно до тех пор, как на её некий вопрос о судьбе Люка, ситх чётко не заявил, что пристроил того в инквизиторий. И вот это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения тогруты.       Женщина не так много знала о данной организации, но то, что знала – было ужасно. Асока понимала, что там в основным числись недо-ситхи, пока не достигшие мощи Вейдера или самого императора, и джедаи перешедшие на тёмную сторону и предавшие не только свою прежнюю идеологию, но и своих друзей и товарищей, в общем, омерзительные адепты тёмной стороны, которые по всей галактике охотились на её бывших выживших друзей и знакомых и жестоко, без малейшей тени жалости, уничтожали их. Павшие одарённые люди и гуманоиды, которые продали свою душу тёмной стороне Силы, которые не оставили в себе ни любви, ни жалости, ни сострадания, ничего доброго и светлого, которые следовали учению Вейдера и собирались стать такими же как он кровожадными и омерзительными ситхами, если не хуже, как сам император. И такой судьбы Асока явно не желала Люку, ни за что на свете она не хотела, чтобы его добрая, чистая и «сияющая» душа обагрилась кровью невинных, покрылась налётом тьмы, сгинула в недрах «чёрных волн» Силы, замаралась настолько, чтобы однажды её добрый и заботливый, её милый и нежный, её безгрешный и до безумия любимый, её и Энакина сын стал таким же моральным уродом как Вейдер. Нет, она не могла этого понять, она не могла этого принять, она просто не могла этого пережить!       - В инквизиторий?! – громко и нервно, аж задыхаясь от собственного волнения и гнева, переспросила Асока, - Да, как ты посмел его определить в инквизиторий! Мой мальчик, мой сын, никогда не станет похожим на тебя, он никогда не обагрит свой меч кровью невинных, он никогда не запятнает свою душу тьмой! Слышишь, ты, урод … Никогда! Я не позволю! Я не дам, ты не посмеешь! Я костьми лягу, лишь бы только Люк остался светлым, лишь бы он никогда в жизни не стал ситхом, не стал таким безжалостным, кровожадным, отвратительным и мерзким убийцей как ты, никогда!!!       Асока настолько была взбудоражена этой новостью, настолько разгневанна и в плохом смысле возбуждена, что она не контролировала уже что несла, вся трясясь, едва ли не подпрыгивая на месте от ярости, она топала ногами, размахивала руками и орала с каждой секундой всё громче и громче, так, что её казалось, буквально мог слышать весь замок. В какой-то момент женщина окончательно сорвалась, и сорвалась не просто на крик, а на яростные решительные действия. Резко соскочив с места, Асока, всеми правдами и не правдами, всеми ругательствам галактики проклиная ненавистного ей Вейдера, буквально кинулась на него с кулаками, хаотично лупя того по шлему, плечам и груди, совершенно не чувствуя боли в её кистях от этих ударов и при том стараясь нанести как можно больше вреда её собеседнику, чтобы ему не повадно было и дальше творить такое непростительное непонятно что.       Поведение Тано и вообще всё, что приключилось с ней и ним сегодня уже начинало порядком раздражать Вейдера. Эта женщина, эта наглая и бесцеремонная женщина, слишком много себе позволяла и в отношении его и вообще. Видимо, слишком свободной и слишком самоуверенной она себя чувствовала, до сих пор, и даже прошлое изнасилование так ничему её не научило. Изнасилование и месть, переплетённые, словно две гремучие змеи, так ничему её не научили. Но ситх был уверен, что он это исправит, причём исправит сегодня же, сейчас же, незамедлительно!       Резко ухватив Асоку за подбородок и безжалостно больно сжав пальцы вокруг нижней части её лица, ситх зло уставился на тогруту. Тёмные потоки Силы, питаемые его яростью, вновь полились наружу, обволакивая всё вокруг, заставляя каждую мышцу внутри тела женщины замирать и леденеть в ужасе, и замолкнуть, замолкнуть едва ли не навсегда. Мгновение, ещё одно длинное, словно сама вечность мгновение, ситх и тогрута просмотрели друг другу в глаза, прежде, чем тёмный лорд заговорил, заговорил таким тоном, что у Тано аж пересохло в горле.       - Это не твоё дело. Люк теперь не только будет в инквизитории, он теперь всегда будет подле меня, так как он - мой новый ученик. А ты… Лучше заткнись и выполняй свои обязанности… Так как я совсем не на долго прилетел в замок. И завтра мы с моим новым учеником покинем его.       Договорив эти слова с особым намёком и ожесточением, Вейдер с такой силой оттолкнул от себя Асоку, что та, пролетев несколько метров, больно ударилась об одну из панелей управления личной камерой ситха покоев, которые, кстати, были в точности такими же как на его корабле, только больше. И Тано поняла его намёк правильно. Резко встряхнув слегка закружившейся от столкновения с твёрдой поверхностью головой и чувствуя, как от воспоминаний прошлого изнасилования дрожит всё её тело, Асока с ужасом подняла свои едва ли не слезящиеся синие бездонные глаза на Вейдера, подошедшего и, в свете искусственных ламп, угрожающе отбрасывающего его чёрную, как сама бездна тень, на неё. Эта ночь, должна была стать ещё более мучительной, чем предыдущая! Эта ночь должна была стать одновременно и расплатой, и кошмаром за все явные и не явные грехи Асоки! Эта ночь, была наполнена вкусом, цветом, ощущением крови и страданий для несчастной, ни в чём на самом деле неповинной рабыни! И она со страхом и ужасом поднимала голову, безвольно смотря в глаза своему мучителю, безвольно смотря в глаза своей ненавистной судьбе!