Две стороны одной тайны

      Бактовая ванна явно пошла Вейдеру на пользу, он смог отдохнуть и расслабиться, ситх любил эти процедуры, хоть какое-то длительное время он мог свободно побыть без своего костюма. И ощущение этого отсутствия вечной скованности и пожизненных ограничений невероятно воодушевляло тёмного лорда. После бактовой ванны он чувствовал себя восстановленным морально, полностью обновлённым, снова живым, как будто сея процедура возрождала его искалеченное и измученное тело из пепла, словно птицу, о которой в галактике ходили легенды. Вейдер ощущал себя сейчас прекрасно, буквально окрылённо, и он знал, что наступило время поквитаться с Асокой за её глупую насмешку над ним, сделать себе ещё более хорошо, чем ему уже могло быть.       Облачившись в гладко отполированные и идеально начищенные чёрные доспехи ситх вернулся в его покои и самодовольным тоном приказал дежурившим у входа в помещение штурмовикам привести его извечно страдающую за всё и всех пленницу. И распоряжение тёмного лорда буквально мгновенно было исполнено. Не прошло и нескольких минут, как несчастная Тано, по обе руки прочно удерживаемая военными в белой броне, была едва ли не насильно втащена в огромную, просторную камеру Вейдера.       Стараясь избежать лишнего гневного внимания со стороны своего повелителя, штурмовики, спешно отпустили тогруту, учтиво поклонились и быстро удалились прочь, оставляя жертву и хищника наедине. Вейдер стоял спиной к Асоке, молча и ничего не предпринимая, пока позади той медленно опускались огромные железные створки его камеры. Холодный метал с пугающим лязгом воссоединился вновь, и Асока невольно вздрогнула от этого ужасающего звука, эхом отдавшегося по всему помещению снаружи, чуть крепче обняв себя за предплечья обеими руками, как будто это простое незамысловатое действие могло защитить её от неизбежного насилия.       Механические держатели медленно поползли вниз, активно разоблачая не менее ужасного, чем морально, физически ситха. И Тано вновь обязана была лицезреть его страшное изуродованное тело. От того, что тогрута видела тёмного лорда обнажённым уже дважды, картина ничуть не менялась. Абсолютно лысый, весь покрытый шрамами от ожогов, с мощными механическими конечностями мужчина по-прежнему вызывал у женщины ужас, отторжение и отвращение. Ей было страшно на него смотреть, омерзительно страшно, и ещё страшнее представлять, что через пару минут этот изувеченный, искалеченный, отвратительный во всех смыслах мучитель будет безжалостно и бесцеремонно грубо брать её, против воли. И тем не менее, Асока набралась храбрости, собрала всю свою силу в кулак и ещё раз уверенно взглянула на Вейдера, молча изучая каждый сантиметр его тела, как будто пытаясь тем самым отвлечься от мыслей, что ожидало её дальше.       Взгляд Тано невольно пробежался от абсолютно лысой головы, по обожжённому и усыпанному тысячами шрамов телу Вейдера вниз, до самых кончиков его серебристо-чёрных механических пальцев на ногах, и на секунду, всего лишь на одно краткое мгновение, тогруте, вдруг, показалось, что ситх выглядел не таким уж ужасающим и отвратительным, как ей почудилось впервые. К его, да, даже к его необычной внешности, при желании, можно было привыкнуть и не бояться, не ужасаться и не ощущать омерзения. На какую-то долю секунды эта мысль сбила женщину с толку, и она почувствовала себя спокойнее, поняв, что уже не так сильно боится страшной наружности Вейдера. Впрочем, и секундную слабость о том, что его вполне можно было бы при определённых условиях принять и даже пожалеть, Асока тут же попыталась откинуть прочь, резко встряхнув головой.       Ничуть не обращая внимания на странное поведение его жертвы, Вейдер смиренно ждал, пока механические держатели аккуратно и точно снимут с него последнюю часть брони. Позади же Асоки, где-то за её изящной спиной, неспешно, словно приговор, раскладывалась огромная, идеально-белая и невероятно прочная кровать. Белый — цвет первого снега, цвет чистоты и невинности по всей камере ситха очень мощно контрастировал с той грязью, которая обычно творилась внутри. И это ещё больше коробило Тано, как будто всё окружение помещения буквально кричало, врало о том, что обычно происходило здесь. Всё было настолько идеально ослепительно стерильным, как будто в этой камере, в этой неизменной пыточной для тогруты никогда не было страданий, боли, слёз, крови, которой в прошлый, впрочем, как, наверное, и в каждый раз, должны были окропляться белоснежные простыни. От этой странной мысли женщина ощутила, как по всему её телу прошла лёгкая дрожь, и Асока глубоко вздохнула, чтобы отогнать от себя прочь подступающую тревожность. Она сможет, она выдержит, она справится ради Люка, а всё мучительное, всё унизительное, всё страшное навсегда останется в тайне, покрытой огромными металлическими стенами.       Мгновение, ещё одно мгновение, показавшееся Тано вечностью, и Вейдер статно и уверенно повернулся к ней лицом. Спереди ситх выглядел ещё более омерзительно и устрашающе, чем со спины, видимо, большая часть увечий была нанесена ему именно с этой стороны.       — Раздевайся, — уверенный, холодный и жёсткий голос тёмного лорда отдался по всей камере.       Сейчас Дарт Вейдер был без маски, но даже так его слова звучали какими-то бесчувственными и механическими. Нет, не просто слова, его прямые приказы.       От холодного, ледяного тона, сопровождаемого пронизывающим до самых костей подавляющим натиском тёмных потоков Силы, Тано аж отступила на шаг назад и лишь сильнее прижала руки к своей одежде, в последней, отчаянной попытке защититься, будто моля Силу и своего мучителя, остановиться, не делать того, что оба они уготовили ей.       Похоже Вейдер уже то ли привык к подобной реакции, то ли ожидал, что так и будет, но поступок тогруты его ничуть не вывел из самоуверенного равновесия. Не говоря больше ни слова, ситх царской походкой двинулся вперёд, быстро приближаясь к своей загнанной в угол жертве. Ещё один шаг, ещё один миллиметр, и холодная металлическая рука властно коснулась одного из боковых лекку Асоки. Холод пронзил тело Тано не только морально, но и физически, когда мягкими, щупающими движениями, механические пальцы плавно скользнули вниз, гладя бело-синий, особенно чувствительный отросток.       Тёмный лорд сейчас не думал о том, что чувствовала тогрута, он знал, что она могла ощущать, но не хотел углубляться мысленно, куда больше его волновали собственные ощущения. Почему-то вместе с этим простым и, казалось бы, невинным движением, в котором на самом деле скрывалась вся похоть мира, ситх вспомнил, как внезапно вспыхнуло абсолютно неожиданное для него желание прикоснуться к Асоке, быть рядом с ней, обладать ей на Татуине, и почему-то сейчас тёмный лорд отметил для себя, что ему было приятно не только мучать Тано морально и ментально, но и брать её физически ему тоже доставляло особое удовольствие. От подобных рассуждений Вейдер внезапно пришёл к идее, что в этот раз всё будет иначе нежели в предыдущие, в этот раз он хотел получить больше удовольствия телесного, нежели духовного…       И Асока невольно ощутила, как ментальное давление на неё в Силе, внезапно ослабло, будто ситх отпустил её скованное сознание на свободу, будто сжалился над ней и дал хоть какую-то долю личного пространства. Тано была удивлена этому, но ничего хорошего по-прежнему не продолжала ожидать.       Слегка надавливая подушечками пальцев, похотливо проведя ими по мягкому, нежно-гладкому лекку, Вейдер внезапно резко ухватил Асоку за талию второй, левой рукой, крепко прижал женщину к себе и страстно впился в её пухлые губы пламенным поцелуем.       Ничуть не ожидав такого, и абсолютно негаданно слившись с ситхом в пылком соприкосновении губ, от чрезмерного нервного потрясения Тано резко задёргалась, пытаясь защититься, отдалиться, отстранить от себя тёмного лорда, и из последних сил отчаянно сопротивляться ему. Тогрута была так настойчива, что уже через пару мгновений ей удалось резко разорвать этот необычно чувственный поцелуй, отшатнуться назад, всеми правдами и не правдами оттолкнув Дарта Вейдера прочь, и что было мочи влепить ему смачную пощёчину.       Да, Асока сама согласилась на такую расплату за спасение Люка, да она боялась ситха, но часть её личностной гордости до сих пор играла в крови и нашёптывала приказы к подобным действиям где-то в подсознании. Тано приняла свою судьбу в реальности, но в своём внутреннем мире продолжала и продолжала бороться и сопротивляться, отстаивая собственную честь и невинность.       Естественно, ситху не понравилось подобное неповиновение, однако, вместе с тем, эта дерзость лишь ещё больше раззадорила его, распалила и так чрезмерное желание как моральное, так и физическое. Резко встряхнув головой, чтобы избавиться от лёгкой жгучей боли на щеке, тёмный лорд величественно замахнулся сильной рукой и, с таким же ожесточением, как и Асока до этого, ударил её в ответ. Сие действие немного утолило его жажду расправы над ней, заставило почувствовать себя хозяином ситуации, императором игры. Хищная злобная усмешка от собственного ощущения превосходства чуть коснулась губ тёмного лорда, и тот, с ещё более настойчивым тоном приказал вновь:       — Раздевайся!       Его слова, а точнее одно единственное резкое и жёсткое слово, эхом отдалось в монтралах Асоки, но она и на этот раз выдержала такой напористый натиск, не сдалась и не подчинилась, лишь продолжив дерзко и препятствующе держаться за своё серо-коричнево-фиолетовое платье.       Очередная наглость непокорной женщины заставила Вейдера тяжело вздохнуть, после чего он сам предпринял более жёсткие и решительные меры. Резко развернув Асоку к себе спиной и плотно прижавшись к ней в почти удушающих объятьях, ситх с неистовой яростью разорвал на тогруте одежду в районе груди и линии бикини, причём разорвал с такой силой, что от платья Тано осталась лишь один тонкий, опоясывающий бёдра лоскут.       Куски ткани своеобразного «пояса» медленно скользнули вниз по шелковистой оранжевой коже Асоки, слегка щекоча её дрожащее тело, а оставшиеся в мощных механических пальцах тёмного лорда клочья, быстро полетели на белоснежный пол. Ещё через мгновение властные умелые руки ситха в холодном и похотливо-возбуждающем прикосновении дотронулись до самых интимных частей Тано, заставив ту сильнее вздрогнуть, от леденящих сердце ласк. Правая кисть Вейдера уверенно легла на упругую округлую грудь тогруты, изощрённо играя с ней, заставляя тёмный сосок невольно набухать от холода под идеально гладким металлом. Левая же кисть поползла по подтянутому животу женщины, и плавно скользнула ей между ног, настойчиво, но относительно мягко играя с особенно чувствительными зонами.       И, несмотря на то, что в этот раз всё было не настолько грубо, чем в предыдущий, Асоку по-прежнему не отпускало ощущение того, что её насилуют, насилуют не только физически, но и морально, заставляют испытывать ощущения, которых она не хотела, боялась и стыдилась. Пронзающий всё тело холод, исходивший от самых чувствительных зон тела Тано, буквально вынудил тогруту ещё сильнее задрожать. Все ощущения, все чувства смешались воедино. И женщина уже не знала, трясётся она от холода, унижения или смущения. Асока знала лишь одно, что ей было до омерзения неуютно, некомфортно, противно, и она сгорала от стыда, безмолвно осмысливая, в каком щекотливом положении сейчас находилась. Тано старалась стонать в знак протеста, дёргаться и вырываться, словно змея, оказавшаяся на раскалённой сковородке. Но это не помогало.       Её отчаянные действия, каждое движение её изящного тела, каждый жест, каждый звук слетавший с пухлых, прикусываемых тогрутой от отвращения губ лишь сильнее и сильнее возбуждали тёмного лорда, заставляя того, всё активнее и активнее ласкать женщину, играть со своей несчастной маленькой жертвой. После очередной попытки вырваться которой, его кисти прижали Асоку чуть интенсивнее, более похотливо надавливая на её интимные зоны, а нежную шею и предплечье Тано стали покрывать его пылкие, грубые поцелуи.       Ощутив их на своей мягкой многострадальной коже, тогрута попыталась чуть отстраниться, и, едва не плача от безвыходности всей ситуации, с глубоким вздохом спросила:       — Почему?.. — её дыхание сбилось от сотни и тысячи тщетных попыток сопротивляться и вырваться, а пухлые губы дрожали от неимоверных страданий, которые женщина уже просто не могла выносить без особо ярого отвращения, — Почему я каждый раз должна уходить от тебя в разорванной одежде, словно шлюха?       В голосе Асоки явно читалось непонимание, активно смешивающееся с ощущением унижения от того, как обстояла эта ситуация, словно немая мольба к Силе, выражающаяся в одном единственном и простом вопросе «За что?». За что она так страдала, каждый раз терпя это насилие, и даже не могла толком скрыть факт происходившего, словно преступница, грязная и униженная тварь, прячась по всем углам замка на пути к заветной цели – покоям, где Тано хоть на мгновение могла почувствовать себя свободной и защищённой.       Несмотря на то каким бы жалобным ни был тон тогруты, вопрошающей о своей «вине» перед ним, Вейдер не спешил ей отвечать, издеваясь, наслаждаясь оттягиванием сего момента. Не останавливаясь, не прекращая играть с жертвой своими холодными металлическими пальцами, ситх чуть приблизился лицом к её голове. Его обожжённые когда-то в «пламени» Мустафара губы, похотливо прилегли к нижнему кончику монтрала и слегка надавливающим, гладяще-целуюшим движением спустились немного вниз, поперёк сине-белых полосок, к началу одного из боковых лекку. Так и остановившись почти на самой его вершине, тёмный лорд властно поставил засос, его прочную и неоспоримую метку «особой любви» к партнёрше, весь буквально трясясь от смакования того, что причинил ей боль. После чего, вернувшись на пару сантиметров выше, размеренным, спокойным, самодовольным и издевательским тоном прошептал Асоке на монтрал:       — Потому, что я так хочу…       Его изуродованных губ опять коснулась злобная, ехидная усмешка — жестокий оскал судьбы, и ситх продолжил измываться над своей пленницей.       Мягко поведя одной из освободившихся кистей по заднему изогнутому лекку Тано, Вейдер крепко сжал механические пальцы вокруг него, и с силой, больно потянул на себя, заставляя тогруту невольно склонить голову назад, так, чтобы её удобно было целовать, находясь в этой позе.       Будто боясь, что ситх вырвет с корнем особо чувствительный отросток на её голове, Асока невольно поддалась, слившись с жестоким тёмным лордом в пылком соприкосновении губ. Поддалась, но Сила видит, она этого не хотела, как не хотела и всего остального, что ещё ожидало её впереди. От чего Тано всегда гордая и несломимая едва-едва сдерживала слёзы.       Однако, похоже, этих её страданий и унижений Дарту Вейдеру было мало, потому как далее он придумал ещё более изощрённый способ поиздеваться над партнёршей. Обычно, ну, в первые два раза, мужчина всё делал сам, не заставляя Асоку практически никак участвовать в этих наказательных «брачных играх», сегодня же, всё было иначе, ситху уже недостаточно было просто издеваться над ней ментально, как-то единолично насилуя её. Вейдеру хотелось отдачи, неких ответных действий, что ещё больше доставило бы удовольствия ему, и ещё пуще унизило бы её. Наверное, потому, совсем не долго думая, тёмный лорд сделал то, что в один момент заставило Асоку покраснеть и вздрогнуть, вздрогнуть ещё раз, но теперь уже более напугано и смущённо. А именно взял её хрупкую тонкую кисть, и абсолютно бесцеремонно, совершенно не стесняясь, положил себе ниже пояса.       Нежные пальцы Асоки несмело коснулись большого и твёрдого члена Вейдера, и Тано вся аж сжалась и даже зажмурилась от прилившего к её «девственно-чисто-наивному» мозгу и зардевшемуся алым румянцем лицу стыда. Тогрута никогда раньше не трогала взрослого мужчину в таких местах, и она была настолько смущена, что сразу же попыталась убрать кисть, словно её ладонь обожгло огнём раскалённое железо. И это ощущение смущения было куда сильнее, нежели в те разы, когда Вейдер делал что-то отвратительно-развратное с тогрутой сам.       Видя, что женщина опять не шла на контакт, ситх быстро и ловко перехватил её руку всего в паре сантиметрах от места, откуда Асока пыталась её убрать, и буквально силой заставляя покрепче сжать пальцы, вновь вернул конечность партнёрши обратно. Как бы не хотела этого делать, как бы ни пыталась Тано сопротивляться, ей вновь пришлось подчиниться. Тонкие мягкие пальчики сжали чувствительную, покрытую шрамами плоть, и тогрута ещё сильнее зажмурилась. Ей не хотелось ни знать, ни думать, где сейчас находилась её рука, слишком противно, слишком неуютно, слишком стыдно женщине было.       Ничуть не обращая внимания на её эмоции, а вернее забавляясь её наивному смущению, тёмный лорд пошёл дальше, заставляя Асоку провести плотно сжатой кистью по всей длине его мужского достоинства, один раз, затем второй, третий, и ещё… До тех пор, пока несчастная Тано невольно не стала гладить и ласкать, его с каждой секундой становящийся всё более твёрдым член сама. Возбуждение и наслаждение ситха, как моральное, так и физическое росло в геометрической прогрессии, и, спустя какое-то время таких приятных прикосновений и поглаживаний, он не мог сдержать ни своё тяжёлое, хриплое дыхание, ни свою неимоверную похоть. Смущающаяся, напуганная, вся сгорающая от стыда и дрожащая, словно лист на ветру, Асока вызывала в нём столько желания, что тёмный лорд уже больше просто не мог ждать.       В то время как сама Тано, неистово желала отрубить её «опороченную» кисть, лишь бы только не продолжать всего того, что она делала, дальше. Тогруте было так противно, так стыдно, так гадко, что женщина буквально ощущала, будто чувствительная плоть ситха огнём жжёт её кожу, оставляя на ладони глубокие раны. Асока была так смущена, что почти не чувствовала свою конечность, зажмурившись до боли в веках. Тано было так неестественно и некомфортно, что она снова не выдержала и, вся буквально пылая, как перезревший помидор, опять попыталась убрать руку. Стараясь сделать это как можно быстрее, тогрута резко дёрнулась в сторону, но не тут-то было… Она практически мгновенно оказалась остановленной тёмным лордом.       Резко ухваченная за своё многострадальное запястье, Асока с силой была развёрнута к Вейдеру лицом, затем вновь сжата в похотливых и удушающих объятьях, и изуродованные губы ситха опять накрыли пухлые дрожащие губы Асоки пылким, страстным поцелуем, полным вожделения и желания.       Выносить эти адские муки с каждой секундой становилось всё более нестерпимо, и Тано полностью сорвалась, находясь под волей эмоций от только что пережитого и совершенно не думая, и не контролируя, что она делает, тогрута собрала все свои силы в кулак и воспротивилась, воспротивилась всем своим естеством против страстных, грубых и похотливых ласк тёмного лорда. Женщина не собиралась это терпеть, не могла и не желала быть ещё более опороченной, опущенной, униженной в своих глазах и в глазах воображаемого ей образа Энакина, которым она оценивала своё моральное и физическое целомудрие как бы со стороны.       Превозмогая страх, отвращение, дрожь, Асока собралась с духом, и сквозь абсолютно нежеланный ответ на страстный поцелуй, что было сил укусила Вейдера за губу, старясь причинить ему как можно больше страданий.       Её острые клыки вонзились в его мягкую израненную плоть, и резкая боль заставила ситха прервать поцелуй, поцелуй, но не его игру и издевательство над своей жертвой. Что такое был этот укус по сравнению со всей другой болью, которую тёмному лорду довелось пережить до того. Впрочем, это не отменило факта, что сей дерзкий и наглый, но в то же время смелый поступок тогруты дико разозлил Вейдера.       Крепко ухватив Тано за шею мощной механической рукой, при том вдавливая подушечки пальцев так сильно, что на нежной оранжевой коже уже сейчас начинали проступать синячки, ситх яростно отшвырнул тогруту прочь, куда-то назад, где до этого мирно покоилась огромная белоснежная кровать, безмолвно ожидая своего часа.       Пролетев несколько метров над полом, женщина больно ударилась головой об изголовье механизированного «царского» ложа и безвольно, словно тряпичная кукла, плюхнулась на спину на мягкий матрас. Столкновение с металлической частью кровати было таким сильным, что на мгновение у Тано даже закружилась голова, и жертва не сразу смогла отреагировать хоть как-то на резкий поступок её мучителя.       С презрением и явным ощущением собственного превосходства тёмный лорд медленно дотронулся до кровоточащей губы, как будто пробуя алую жидкость на ощупь. Багровые капли тут же окропили серебристо-чёрный металл механических подушечек пальцев, на которые ситх неспешно уставился с опьянённым, игривым интересом. Взгляд его янтарных, пылающих огнём злобы глаз, легко коснулся окровавленных пальцев, но тёмному лорду как будто было всё равно. Этот укус, вид собственной крови, сопротивление Асоки лишь ещё сильнее будоражили его воображение, а значит и желание…       Не долго думая, Вейдер поднёс обратно к губам испачканные алой жидкостью пальцы и игриво, самодовольно, царственно слизал её с них, как будто наслаждаясь солоноватым, металлическим привкусом, после чего с ещё более ярым вожделением взглянул на Асоку.       Как бы сильно Тано ни сопротивлялась, как бы стильно ни старалась показать свои ненависть и отвращение к ситху – это ничего не меняло, лишь сильнее и сильнее увеличивая его желание издеваться над ней, мучать, насиловать во всех смыслах этого слова. И оно отчётливо сейчас читалось в его янтарных глазах. Даже без ментального давления тёмной стороны оно было ужасающим, страшным, от чего, встретившись с Вейдером взглядом, тогрута испытала неистовое желание сбежать, спрятаться, скрыться от него и тут же постаралась претворить это в жизнь.       Наконец-то придя в себя после сильного удара головой, Асока резко сорвалась с места и попыталась скрыться, но ей не удалось, как не удавалось и все предыдущие разы сделать хоть что-то, чтобы хотя бы минимально защитить себя. Мощная волна Силы ситха, по велению всего одного взмаха руки буквально припечатала Тано обратно к белоснежной кровати, заставив невольно и беспомощно распластаться на ней, словно маленькую беззащитную девочку.       Продолжая удерживать дёргающуюся, извивающуюся, с трудом дышащую сквозь невидимый силовой захват тогруту за шею, Вейдер ловко забрался на кровать. Ему хватило всего одного движения рук, чтобы резко развести отчаянно сжатые ноги Асоки в стороны, и удобно устроившись на ней, резко войти в женщину, так же грубо, как он делал это и в первый, и во второй раз.       Тано вскрикнула. Да, ей уже было не так дико больно, как в первый раз, не так дико страшно, как во второй, но от этого всё казалось не менее отвратительным и противным. Всё было не менее грубым и унизительным. И, стараясь хоть как-то минимизировать свои страдания, Асока от невыносимости истязаний, слепой ярости и ненависти, со всей силы вонзила ногти в изуродованную, покрытую тысячами шрамов спину Вейдера, пытаясь причинить ему как можно больше боли. Эта была хоть какая-то разрядка, хоть какая-то самая маленькая, крохотная, незначительная, но месть. Которая тут же усилила своё влияние, когда вдавливая пальцы в тело партнёра до предела, тогрута оставила на его поверхности, длинные глубокие, кровавые борозды.       Этот поступок, новый акт неповиновения ему, пуще разозлил ситха, даже заставив того недовольно поморщиться и чуть отстраниться, но так и не выйти из Тано. Его презрительный взгляд быстро скользнул по её напуганному и искажённому страданиями лицу, секунда, и тёмный лорд с такой силой ударил тогруту, что её шея едва ли не хрустнула от того, как резко женщина повернула голову в сторону по инерции, а из её ещё больше припухшей нижней губы алой струйкой стала сочиться кровь.       Красная жидкость быстро сбегала по нежной карамельной плоти, рубиновыми каплями сияя в ярком искусственном свете ламп. И её вид сводил Вейдера с ума. Как и любого ситха, тёмного лорда привлекал вид крови, будоражил его фантазию, взывал к самым низменным, зверским инстинктам, сквозь тёмную сторону Силы распаляя в нём грязную, похотливую страсть, делая ещё более неистовым желание Вейдера. Не в силах и дальше держать себя в руках, ситх буквально впился в соблазнительные губы партнёрши новым пламенным поцелуем, своими губами жадно собирая с них рубиновые капли. И опять прильнув к Асоке, буквально всадил ей своё мужское достоинство изо всех сил, сквозь её безвольный приглушённый поцелуем крик.       Ничуть не обращая внимание на то, что думала и чувствовала Тано, на то как она визжала, стонала, извивалась и дёргалась, тёмный лорд начал двигаться, грубо и жёстко удовлетворяя своё желание, и Вейдера беспокоили только его приятные, доводящие аж до дрожи ощущения. От невыносимости того, что происходило с ней вновь, тогрута ёрзала под ситхом, будто пытаясь найти какую-то наиболее удобную позу, в которой всё это было бы наименее неприятно и даже болезненно, со всех сил вдавливала пальцы в израненную спину Вейдера от каждого нового толчка, молотила ситха по обнажённым лопаткам. Но всё было тщетно, тёмный лорд не останавливался, продолжая и продолжая издеваться над ней в угоду собственному наслаждению, будто и вовсе не замечая ярого сопротивления, которое, кстати, ему дико надоело.       Жадно и похотливо погладив одно из боковых лекку партнёрши, как будто ожидая, что она от этого получит удовольствие, на самом же деле получая от сего действа неимоверное удовольствие сам, Дарт Вейдер переместил умелую механическую кисть Тано на правое бедро, дрожащими от возбуждения пальцами проходя по нему. Тем самым заставляя тогруту чуть приподнять таз, навстречу ситху. Обожжёнными, покрытыми шрамами губами же, тёмный лорд спустился чуть ниже, ставя один за другим болезненные засосы на губах, щеке, шее, груди женщины и, слегка прикусывая зубами, начал ласкать один из тёмных затвердевших сосков, а затем другой, не оставляя без внимания ни одну из округлых упругих «близняшек» Асоки.       Вейдер ни на мгновение не останавливался, он брал Тано так, как ему хотелось, воплощал в жизнь свои тайные и самые похотливые желания, которые возникли у него тогда на Татуине, и был абсолютно счастлив. Ситх наслаждался каждым действием, каждым движением, каждым своим хриплым вздохом и пылким поцелуем тогруты, каждым её страданием, моральным, ментальным, а самое главное физическим. Пожалуй, впервые в жизни тёмный лорд обладал этой женщиной больше физически, нежели духовно, и это ему безумно нравилось.       Вейдер так увлёкся своей развратной игрой, своим удовлетворением телесной похоти, что на мгновение забылся. Отчего-то сейчас, в этот момент, лёжа поверх Асоки и властно беря её, беря её всю, ситх невольно подумал, что это было действительно приятно. Почти так же приятно, как тогда, когда он занимался любовью с Падме, брал по доброй воле свою несравненную, свою прекрасную, свою безгранично любимую жену. И тёмному лорду стало особенно хорошо. Полностью погрузившись в воспоминание о Падме, ситх невольно закрыл глаза и представил себе на месте Асоки свою безмерно, сравнимо лишь с целой вселенной, обожаемую супругу. Амидала громко стонала, отвечала ему взаимностью на страстные поцелуи, тоже ласкала его и тоже получала удовольствие от того, что отдавалась своему любимому и единственному. И это было прекрасно, ситх уже успел позабыть, что такое не просто удовлетворять физическое или ментальное желание, а любить, и быть любимым, и эти рассуждения, эти светлые и одновременно печальные воспоминания о прошлом привели к совершенно необычному эффекту в настоящем…       Рука тёмного лорда ласково стала гладить многострадальное изящное бедро Асоки, как будто стараясь подарить партнёрше как можно больше любви и нежности, другая же кисть мягко и осторожно начала массировать грудь Тано, поцелуи Вейдера вдруг сделались более глубокими, более пламенными и чувственными. В них уже не было желания преобладать и мучать, не было желания издеваться, было желание любить. Не брать, а отдавать наслаждение партнёрше. Вместе с тем временное забытие ситха полностью разрушило, просто уничтожило, разбило в осколки последние остатки его пусть и слабого, но всё же достаточно весомого ментального давления. Пронизывающий холод тёмной стороны Силы исчез, уступая место мягкому, физическому теплу, и приятным нежным прикосновениям и поцелуям. И это длилось достаточное время, чтобы неизменное ощущение грубого изнасилования как-то невольно, само собой растворилось в небытие.       Всё происходящее было настолько внезапным и неожиданным, что странное поведение Вейдера даже сбило Асоку с толку. Резко перестав дёргаться и вырываться от неожиданности, Тано даже как-то более охотно ответила на его поцелуи, его ласки, которые почему-то уже не казались такими омерзительно неприятными. Жёсткое наказание в один момент сменилось странным нежным обращением, и тогрута, абсолютно не знавшая как на это реагировать, просто растерялась. Вейдер больше не насиловал её не причинял ей боль, а делал с ней… Что? Женщина просто не могла подобрать точного слова, чтобы описать это, как не могла и понять, что она чувствовала в данный момент. Боль, страх и отвращение куда-то ушли, по крайней мере на физическом, если не на духовном уровне, и, внезапно, Асока впервые в жизни почувствовала странное, ранее не испытываемое ей ощущение. Лёгкое, трепетное щекотание внизу живота, нарастающее с каждым новым движением ситха, с каждым новым прикосновением, с каждой новой лаской. Это чувство почему-то было таким приятным, что заставляло дорожать всё тело Тано, слегка выгибаясь, навстречу тёмному лорду, и взывая к неистовому желанию закричать, закричать нет, не от боли, от грязного физического наслаждения.       — Аххххххх! — томный вздох невольно сорвался с пухлых губ тогруты, когда тёмный лорд разорвал очередной страстный, но мягкий поцелуй, и тело её содрогнулось в лёгкой конвульсии, заставив как можно сильнее прогнуться в спине.       Голос Асоки эхом отдался по просторной камере и томным звоном прозвучал в ушах Вейдера, заставив того невольно очнуться от своих эротических фантазий об ученице и жене одновременно.       Вздох Тано был настолько сладостным, что Вейдер, опомнившись, невольно понял, что его пленница, его жертва, его рабыня смела получать удовольствие от происходящего. Ситх так заигрался, что сам не заметил, как сделал непозволительно хорошо той, которая должна была мучатся и страдать. Это изумило его, удивило и одновременно разозлило.       Асоке должно было быть неприятно, противно, больно, но никак не хорошо, и это тёмный лорд решил тут же исправить.       Резко открыв глаза, от эхом отдавшегося в его ушах томного стона Тано, ситх буквально испепеляющим взглядом уставился на неё. Лицо тогруты больше не было искажено страданиями и болью, она почти что улыбалась, расслаблено лёжа под ним, и этого тёмный лорд не мог простить ни себе, ни ей. Собрав всю свою злость, всю свою ярость и всё негодование в кулак, Дарт Вейдер с такой силой шлёпнул женщину по ягодице правой рукой, что на нежной оранжевой коже даже остался огромный красный отпечаток его пятерни, а несчастная, тоже на время забывшаяся Асока аж взвизгнула, взвыла от боли, опять возвращаясь в жестокую реальность.       Хлопок по нежной шелковистой плоти был таким сильным, что Тано не выдержала, и в ответ невольно впилась в одно из плеч ситха зубами, чтобы хоть как-то унять неприятное ощущение. Её клыки жадно и безжалостно пронзили бледную кожу тёмного лорда, и по руке того быстро побежали тёплые, багряные струйки крови. Алые капли легко скользили по светлой поверхности живого тела, спешно перетекая на металлическую материю конечности ситха, а затем резко срывались и окропляли собой белоснежные простыни, но Вейдеру было всё равно. Ему было всё всё равно. Ему лишь хотелось вернуть прежний баланс, баланс при котором он получал удовольствие, строя его на страданиях свое несчастной партнёрши, и притворить в жизнь своё неуёмное желание взять её жёстко и лишь в подобном темпе, ритме, стиле, довести всё до конца.       Кровь алыми струями текла по плечу, предплечью, руке ситха, срывалась вниз и пачкала идеально белую постель, но он не видел этого, его ослепляли собственная злоба, ярость и наслаждение, упоение чужими мучениями, которые он собирался вновь доставить своей рабыне. Да-да, именно своей жалкой и никчёмной рабыне!       Вновь яростно замахнувшись свободной рукой, Вейдер со всей силы влепил Асоке очередную пощёчину за то, что она посмела сопротивляться, за то, что посмела его укусить, за то, что вопреки всем его старанием унизить её, посмела пусть и временно, всего мгновенно, получать удовольствие. Голова несчастной Тано резко повернулась на бок, глаза сверкнули от подступающих к ним слёз, но тогрута не заплакала, ей просто некогда было плакать в преддверии дальнейших мучений.       Жёсткая холодная металлическая кисть грубо схватила женщину за тонкую нежную шею, мощные механические пальцы ситха с силой сдавили её в его руке, и тёмный лорд опять резко стал входить в Асоку, сильнее, жёстче, грубее, чем во все предыдущее разы трахать её, да-да, не наслаждаться ей, не брать, а действительно трахать, причём так неистово, что несчастная Тано просто заорала от боли, с каждым разом вскрикивая всё громче и громче от каждого нового толчка.       Ситх не останавливался и не успокаивался, он резко всаживал тогруте своё мужское достоинство так глубоко, как только мог, будто пытаясь разорвать её изнутри. Женщина задыхалась, стонала от боли и орала как резанная, всё сильнее и сильнее сжимая в тонких пальцах перепачканную их общей кровью простынь. Асока вновь страдала, ей было неприятно, больно, унизительно, а Вейдеру было хорошо, так хорошо, как не бывало ему ещё ни разу с ней физически. Он упивался её мучениями, он упивался своей похотью, он воплощал в жизнь своё низменное страстное желание, и для ситха сейчас не существовало ничего, кроме как это слияние чужой боли и собственного наслаждения, кроме как ядерной смеси страданий и счастья, мучений и блаженства. Тёмному лорду было хорошо, даже слишком хорошо, и это доводило до поглощавшей всё тело волнами дрожи возбуждения и пронизывающего разум исступления. Вейдеру было так хорошо, что сдерживать собственное наслаждение он уже просто не мог, и оно хлынуло через край, потоком переливающейся тёмной волны Силы ментально, и потоком тёплой мужской семенной жидкости заполняющей многострадальное, едва ли не разорванное от грубого обращения лоно тогруты.       Вейдер кончил под самый громкий, самый болезненный и пронзающий, душераздирающий крик Асоки, когда они оба буквально сотряслись в череде конвульсий, он — сладостных и приятных, она — мучительных и болезненных. Выждав ещё какое-то мгновение, пока его семя полностью растечётся внутри несчастной Тано, ситх самодовольно склонился над своей «рабыней», и страстно, пылко и властно поцеловал её в шею, оставляя последний, финальный, наиболее яркий и болезненный засос. Расплата была совершена, наслаждение окончено, и полностью удовлетворённый ситх, разорвав последний «поцелуй» уверенно слез с тогруты, оставив ту самостоятельно разбираться с её ощущениями.       Снова настрадавшаяся через край, снова оскорблённая и униженная женщина, ещё какое-то время пролежала в том положении, в котором оставил её ситх, превозмогая боль, отвращение и рвотный позыв, прежде чем с абсолютной ненавистью и к нему, и к себе, переместиться на бок, и свернуться калачиком, в позу, в которой она чувствовала себя наиболее уютно после подобных издевательств. Асоке было мерзко, Асоке было невероятно противно, Асоке было больно, Асоке хотелось плакать. Просто сорваться и разрыдаться от бессилия, от собственной мерзости и грязи, но она держалась. Ей было так гадко, так плохо, так отвратительно, но она удерживала слёзы из последних сил, чтобы не доставлять ещё больше наслаждения этому подонку, этому отвратительному и самому ужасному человеку в галактике. Ведь Тано была сильной личностью, и она должна была справиться со всем, выдержать всё! Держаться, не сдаваться, как бы сильно её ни ломала жизнь!       Абсолютно довольный своим поступком Вейдер спокойно взглянул на тогруту, пока механические держатели облачали его обратно в идеально отполированные доспехи. Сейчас Асока была унижена, растоптана и раздавлена так же, как он тогда, когда она насмехалась над ним. Сейчас ситху было в пору насмехаться над ней, за её жалкий, измученный и униженный вид. И он насмехался, насмехался в душе, хотя почему-то и не показывал это внешне. Свою расплату за сегодня Тано уже получила, и больше в её компании в этот день тёмный лорд не нуждался.       — Можешь идти, ты свободна, — как бы невзначай проговорил он, бросив эту фразу измученной ей так, как какой-то служанке или использованной, выбрасываемой на помойку ненужной вещи.       Почему-то в этот момент ситху вдруг вспомнился вопрос, который Асока задала ему во время его возмездия, и тёмный лорд ни с того ни с сего решил сжалиться над ней. Грубо взяв в руку один из своих плащей, подаваемых ему держателями, Дарт Вейдер пренебрежительно швырнул его тогруте, чтобы та могла прикрыться. А затем, отворив створки его камеры направился по своим делам, а вернее, отдыхать после сложной миссии дальше.       Ловко поймав хоть какое-то подобие одежды руками, Асока тут же укуталась в него, гордо и несломимо поднялась со всей перемазанной их общей кровью кровати и завернулась в жёсткую ткань. Она так и не расплакалась, не разрыдалась в угоду тёмному лорду, она смогла, она выстояла этот психологический бой! И довольная уже тем, что хотя бы подобным образом ей удалось противостоять мучителю, тогрута спешно направилась в свои покои, чтобы не дай Сила, кто-нибудь не заметил её здесь или в коридоре в подобном виде.       Прошло около часа или более яростных попыток Тано привести себя в порядок после очередного насилия, вот только как бы идеально физически она ни выглядела, морально ей так это и не удалось. Стресс и нервы после всего пережитого никуда не хотели деваться, наверное, потому сразу после «ритуального купания», несчастная тогрута направилась с детьми в сад. Это было самое милое, самое тихое и спокойное место в замке, где она могла морально утешиться после насилия. И женщина не нашла ничего лучше, кроме как снять стресс, на прогулке с детьми в саду.       Ничего не знающие, ни о её страданиях, ни о её мучениях: солнце светило ярко, день был просто прекрасным, а Люк и Лея мирно играли в догонялки где-то неподалёку, среди тысячи разнообразных цветов, время от времени абсолютно беззаботно охотящиеся на пёстрых ярких бабочек. Асока устало и измученно сидела под одними из деревьев пытаясь расслабиться и принять позу, в которой после грубого секса ей было наименее больно. Кажется, Тано нашла абсолютно подходящую позицию, потому как постепенно с наблюдением за совершенно счастливыми детьми её неприятные физические ощущения уходили куда-то в небытие, ровно так же, как и моральные. Тогрута невольно начинала расслабляться, чувствуя, как мягко колыхает лёгкий ветерок её чувствительные лекку, слыша, как приятно шелестит листва, как мирно где-то неподалёку смеются Люк и Лея.       Ситуация была настолько умиротворяющей после дикого, ужасного, адского пережитого женщиной стресса, что её постепенно стало размаривать на тёплом летнем солнышке, всё больше и больше клоня в сон. Асока пыталась бороться с мягкой, плавно приливающей к её сознанию усталостью, но это было выше неё. Тано казалось, что всего на минуту, на одно мгновение она зажмуриться, чтобы глубоко вздохнуть чистый природный воздух, отрешиться от мира, подавить утомление, а потом вновь будет наблюдать безмятежную картину детских забав. Игру Люка и Леи, которые никогда не познают тех же страданий, что и она. Как бы Асока хотела никогда не знать их и сама. Как бы она мечтала, чтобы всё было по-другому, иначе… Но вопреки её ожиданиям о лёгкой передышке, Тано и сама не заметила, как погрузилась в умиротворённое забытие.       И вот уже перед её глазами стояла другая картина, небольшой, но уютный семейный домик на окраине Шили, вокруг ни души, только этот огороженный изящным забором сад, а за его приделами бескрайние луга вечно цветущей планеты, покой и безмятежность. Люк и Лея по-прежнему играют где-то рядом, бегают, смеются пытаются догнать друг друга и разноцветных бабочек, а подле неё сидит он… Энакин, живой и здоровый собственной персоной. Сидит, улыбается, мягко обнимает Асоку за дрожащие плечи, они разговаривают. Из диалога становится ясно, что Тано и Скайуокер, бывшие мастер и падаван, уже не учитель и ученица, они — муж и жена. А Люк и Лея, ставшие почему-то вдруг тогрутами их общие дети… А солнце светит так ярко… А день такой прекрасный… А мир такой прекрасный, что становится светло и радостно и в сердце, и на душе… И реальность такая идеальная, чистая и красивая без мучений и страданий! И в этом мире хочется жить, хочется жить вечно…       Тем временем в настоящем мире Люк и Лея, вдоволь набегавшись друг за другом и за пёстрыми разноцветными бабочками, тоже устало завалились на траву и, весело смеясь, начали разговор друг с другом, ничуть не обращая внимания на всю измученную и невольно задремавшую Асоку.       — А знаешь, что, Лея? Мой новый мастер научил меня отлично сражаться на мечах. Дарт Вейдер показал мне такие приёмы, которых я в жизни до этого не знал, — в пылу какого-то диалога о разных детских мелочах не применул похвастаться Люк.       — Вот здорово! – тут же воодушевлённо подхватила Лея и, уже через мгновение, вспомнив о чём-то, немного погрустнела, — Асока тоже обещала научить меня драться на световых мечах, вот только так и не выполнила своё обещание.       Тяжело вздохнув от безысходности, девочка молча опустила печальные глаза и как-то смущённо стала теребить подол её белого платья, не зная, что и сказать дальше, ведь данный факт её действительно и по истине расстраивал. Юная принцесса всегда хотела быть совершенной во всём, и её огорчало, что она, пожалуй, впервые в жизни не сразу могла получить желаемое.       Видя, как расстроена была его подруга из-за такой, казалось бы мелочи, юный Скайуокер призадумался, как бы он мог помочь. И решение проблемы тут же напросилось само собой. Весело улыбнувшись, мальчик поднял взгляд от яркой поляны на свою новоиспечённую подругу и гордо заявил:       — Я могу научить тебя этому! – довольно наблюдая за тем, как словно тысячи цветов в один момент расцветала сейчас улыбка Леи.       — Правда?! — как будто не веря собственному счастью с надеждой переспросила юная принцесса, и тут же поспешила добавить, — Давай тогда начнём прямо сейчас!       Девочка резко и воодушевлённо вскочила с земли полная энтузиазма приступить к занятиям, однако и этот энтузиазм продлился у неё не долго.       — Вот только… Вот только где нам взять для тренировки мечи? — тут же переспросила юная принцесса, задумчиво почёсывая голову, — Вейдер так просто нам их не даст, особенно после сегодняшнего поступка…       Данная фраза была сказана столь актуально, что слова девочки на мгновение погасили и энтузиазм Люка — после того, что они вытворили парой часов ранее им обоим и вообще не стоило показываться на глаза ситху, не то, что просить у него подобное редкое оружие. Лишний раз вспомнив об этом, юный Скайуокер слегка скривился, представляя, какое наказание ждало его с подругой впереди, и как-то невольно, мельком взглянул на спящую Асоку, мысленно осознавая, что о расплате за пролитую на голову его учителя воду лучше было не думать. Однако не успела эта идея полностью оформиться в голове мальчика, как Люк тут же нашёл решение их с Леей временной проблемы, увидев, как на поясе Тано вольготно расположились белые резные рукоятки мечей.       — Ну, Асока мне обычно давала свои, — изображая наигранную задумчивость тут же ответил юный Скайуокер.       И, несмотря на то, что идея была достаточно рисковой, такой же юной и озорной принцессе она безумно понравилась.       На счастье у Тано оказались парные мечи, потому проблем с делёжкой ловко стащенного у несчастной задремавшей тогруты оружия не было. Легко активизировав почему-то на удивление обоих детей белые клинки, близнецы приняли боевую позицию друг напротив друга так, как пояснил Люк и по его же команде начали мини-сражение.       Поначалу всё было просто и весело, мальчик и девочка по очереди атаковали друг друга и защищались, ставя необходимые блоки, что со временем они начали делать быстрее и интенсивнее, так как получаться у почти равносильных «противников» стало лучше. Затем же, в пылу и разгаре не настоящего боя ситуация начала выходить из-под контроля. Дети так заигрались, что медленные и размеренные движения оружием, правильные атаки и защиты, превратились в хаотичное разрубание всего, что попадалось им под руку и дубашенье по мечам друг друга. Конечно, Люк немного поддавался, а Лея, Лея старалась нападать изо всех сил, что у неё были, чтобы повергнуть своего «врага», чтобы доказать, что она была не слабее его, чтобы показать, чему так быстро и умело научилась юная принцесса. Постепенно всё дошло до того, что полностью вошедшая во вкус девочка, неистово махая своим световым мечом ринулась в последнюю атаку, она так сильно и интенсивно била белым световым клинком по его абсолютно идентичному брату, что Люк даже не успевал смотреть вокруг, отмахиваясь от него. И это едва не стоило ему многого.       Удар, блок, ещё удар… Юный Скайуокер спешно отходил назад под натиском принцессы, когда по собственной невнимательности не заметил корень дерева, так «внезапно» появившийся у него под ногами, о который мальчик тот час же споткнулся и нелепо распластался по земле. Его оружие от неожиданного удара о твёрдую поверхность было выбито у Люка из рук, как-то самовольно деактивировалась и откатилось прочь, абсолютно лишая своего последнего владельца возможности защищаться. В то время как, совершенно не ожидав такого, собрав все свои силы в финальный самый мощный удар, Лея вновь замахнулась её световым клинком.       Лишь в последний момент девочка заметила, что мальчик упал и был безоружен, что он как-то беспомощно попытался закрыться от роковой атаки, нет, не мечом, а рукой. Юная принцесса попыталась остановиться, но оружие стало словно неуправляемым. Видимо Лея так сильно замахнулась, что уже не в состоянии была задержать разрубающий воздух, молниеносно несущийся к своей несчастной жертве меч. Девочка испугалась, секунда, ещё секунда, и она разрубила бы на куски своего единственного и, пожалуй, первого в жизни настоящего лучшего друга, что юная принцесса уже никак не могла предотвратить.       Идеально белый клинок сверкнул смертоносной угрозой в воздухе, и Лея, и Люк зажмурились в ожидании неизбежной катастрофы, которую уже никак нельзя было остановить. И это должно было стать страшнейшей ошибкой для них обоих в жизни, стоившей жизни одному из них!       Пылающее острое, как бритва, лезвие с громким шипением достигло цели, вошло во что-то твёрдое разрубая его на куски, и Лея вскрикнула, вскрикнула в неистовом ужасе… Она пронзила, пронзила, его…       После недолгого отдыха и некой череды дел следовавших за унижением и издевательством над Асокой, Вейдер окончательно успокоился. Его настроение было прекрасным, и ситх, зная, что дети и Тано сейчас пребывали в саду, тоже решил выйти к ним, чтобы посмотреть, как обстояли дела у его «пленников», что сделал очень кстати.       Не успел тёмный лорд отойти от пережитых им совсем недавно стрессов, как его на «ровном месте» уже поджидал новый. Когда Дарт Вейдер оказался в собственном цветущем саду, вместо мирной картины играющих детей под строгим присмотром Асоки, он лицезрел такую картину…       Тано, безвольно прислонившись спиной к огромному раскидистому дереву, безмятежно спала, пока Лея и Люк, хитроумно стащив её мечи, едва ли не убивали друг друга. Возможно в иной ситуации ситх разозлился бы или возмутился, возможно понаблюдал бы за боем детей, но только не сейчас…       Дело в том, что тёмный лорд вышел в сад как раз в тот момент, когда его дочь занесла смертоносный меч над внезапно упавшим и в данный момент ничем не защищённым его учеником. И видя, как она замахнулась, Вейдер понял, что юная принцесса не успеет остановиться. Времени на какие-либо другие действия или решения не было, и ситх со всех ног рванул к детям. Белый, несущий вечное упокоение клинок приближался к Люку, приближался стремительно и неумолимо, ещё мгновение и мальчик бы погиб.       Пылающее светлое лезвие с громким шипением впилось в нечто твёрдое, Лея громко вскрикнула, и пронзила, пронзила мечом его…       Его механическую руку, которую тёмный лорд успел выставить клинку навстречу, абсолютно вовремя вскочив между детьми, чтобы и остановить девочку от первого в жизни убийства, и спасти мальчика от преждевременной смерти. Отрубленная механическая конечность с яркими вспышками искр и громким ударом полетела на землю, от чего в этот же момент проснувшаяся Асока резко вскочила с места и тоже рванулась к детям, мгновенно поняв происходящее.       Но, когда Тано оказалась около Люка и Леи было поздно, было слишком поздно, чтобы избежать новой, очередной конфликтной ситуации. Тёмный лорд уже успел забрать у близнецов мечи и как следует отругать обоих, причём настолько сильно, что те едва не плача лишь виновато опустили головы и извинялись перед ним, невольно сверля глазами часть его отрубленной механической руки среди цветов в саду.       — … А сейчас живо идите в свои комнаты! И чтобы тихо сидели там! До самого моего отлёта вы больше не увидите друг друга! И если я хоть писк ваш из-за двери услышу, убью к Хаттовой матери обоих … … … !!! – долетела до монтрал приближающейся тогруты лишь часть сказанного разъярённым ситхом, часть, обильно сопровождаемая грязными татуинскими матами.       Женщина ещё никогда не слышала, чтобы Вейдер так ругался, впрочем, в данной ситуации это было вполне себе оправданно, как оправданно, скорее всего, и наказание, которое должно было последовать для Асоки затем. Наказание, о котором Тано совершенно не хотела и даже боялась думать.       Вызванные ситхом штурмовики так же мгновенно как появились, увели детей прочь от греха подальше, наученные уже горьким опытом, стараться быть как можно более незаметными для своего повелителя, и оставляя того, наедине с тогрутой.       Крепко сжимая отобранные у Люка и Леи мечи в руке, Вейдер буквально зарычал через маску, так сильно сдавив белые резные рукоятки, что те едва ли не треснули в его мощных пальцах, а затем повернулся преисполненный желанием выместить всю свою злобу на несчастной, но в этот раз правда виноватой Асоке.       Ситх со всей силы замахнулся для сильного, болезненного удара по лицу, казалось в данный момент его янтарные переполненные гневом глаза сияли так сильно, что их можно было увидеть даже сквозь линзы под маской. Ещё одно мгновение и, тёмный лорд просто убил бы свою несчастную пленницу. Он уже хотел ударить её, ударить со всей силы. От чего Асока вся сжалась и крепко зажмурилась в ожидании очередной порции боли. Собирался ударить… Единственная оставшаяся целой механическая рука, удерживающая мечи дрогнула… В последний момент перед причинением Тано боли тёмный лорд ещё раз взглянул на неё, всю сжавшуюся, напуганную, едва ли не трясущуюся, но вместе с тем гордо и стойко ожидающую наказания. Взглянул… И так и не смог врезать ей за всё как следует. Так и не смог сделать ей вновь физически больно. Вейдер не знал, что его остановило от удара, впрочем, сейчас он и не хотел знать.       Если ситх не мог сделать ей больше больно физически, то он мог сделать это морально. Быстро опустив занесённую, словно смертоносный клинок над Асокой руку, тёмный лорд, стараясь быть как можно злее и грубее, сказал:       — Первое, чему учит джедая хороший учитель, что мечи – это твоя жизнь, и их соответственно нужно беречь. А твой учитель явно был никчёмным ничтожеством, если даже этому не смог тебя научить.       Вейдер резко впихнул белые рукоятки обратно в руки Асоки, стараясь своими словами, своим презрительным тоном как можно больше задеть Тано.       В порыве ярости ситх ещё раз со всей силы замахнулся теперь уже свободной рукой для удара. Но так и не нанёс его, лишь, с тяжёлым сердцем громко вздохнув и потерянно махнув кистью, пошёл прочь. Совершенно не догадываясь, что вот сейчас своими словами он ударил Асоку куда больнее, нежели если бы влепил ей по лицу механической кистью пощёчину.       Оставшись наедине с собой, и крепко прижимая к себе свои уже вторые и опять потерянные мечи, встревоженная Тано печально проводила его взглядом. В её памяти внезапно всплыл тот день, когда она впервые едва не лишилась собственного оружия, и это чуть не стоило кому-то жизни, а кому-то даже и стоило. Тогда тогрута уже подвела своего идеального, безупречного учителя, подставила, выставила плохим мастером. Сейчас же, в глазах сего ужасного человека, в глазах порученных ей детей, в глазах самой себя и воображаемого образа Энакина, женщина сделала это вновь. Вейдер был прав — она совершила ужаснейшую ошибку, она потеряла свои световые мечи, но это была только её вина. Энакин был идеальным, безупречным, лучшим в мире учителем! И сейчас, сегодня, в сей день, Асока не только подвела себя, она подвела и его светлую память, подставила, предала, и этому не было прощения! Ни за что и никогда!