Набраться смелости сказать — думаешь повезёт, Непонимание в глазах и вопрос: «Это всё?», Ты будешь вечно одиноким, прими постулат, И опустились руки сжатые крепко в кулак.
Комната в цокольном этаже маленькой квартиры на окраине Бруклина тонет в мягком желтоватом свете нависавшей над головами юношей лампочки, обрамлённой металлическим плафоном. Тронутый временем, на нём местами облупилась краска. Спиной привалившись к дивану, Тони сидит на полу, притянув колени к груди, прячет босые ступни в мягком длинном ворсе ковра. Рядом раскиданы полупустые рюкзаки, школьные принадлежности. А ещё рядом, сгорбившись над молочно-белыми листами альбома, сидит Стив. Он быстрыми, но оттого не менее утончёнными движениями кисти руки делает набросок, одновременно обменивается со Старком новостями, и с лица его не сходит тёплая улыбка. Тони не в силах оторвать взгляд. Очаровательно. Стоит только представить как на спине Роджерса под синтетической рубашкой перекатываются ещё неокрепшие мышцы, как обжигающе горяча алебастровая кожа, спрятанная дешёвой тканью, как взгляд голубых глаз, — упрямый, искрящийся от неподдельного желания, — предназначен только ему одному, и на его смуглых немного впалых щеках расцветает румянец. Он влюблён в лучшего друга. И это худшее, что могло с ним произойти. Его собственная рубашка из египетского хлопка взмокает от пота. Этому способствует то ли возбуждение, переходящее все границы установленных ими дружеских отношений; то ли нервы, натянутые до предела сложившейся ситуацией; то ли оба фактора вместе взятые — какова бы ни была причина, каждый раз оказываясь лицом к лицу с последствиями этой проблемы, механизм в без преувеличения гениальном мозгу Тони разрабатывает стратегии сближения и пути отступления, если таковое будет невозможно. От одного только допущения быть отвергнутым сердце брюнета болезненно сжимается, а он сам лишь рассерженно фыркает на себя самого — подумать только, и это он охмурил с три десятка школьных красавиц! Но Стив — не одна из них. И Тони не потребовалось много времени, чтобы в этом убедиться. Он другой. Абсолютно другой: совершенный, такой до невозможности близкий, тёплый. От чувств и ощущений, что точно необузданная, неистовая волна, накрывает Старка с головой, заполняет собой всю глотку, лёгкие, каждый миллиметр его тела, сносит крышу. Мысль, что стоит сделать только шаг, прыгнуть в пугающую неизвестность, и можно оказаться за рамками дозволенного, ядовитым цветком, сорняком засела где-то в грудной клетке и, кажется, уже была готова расцвести. А Старк, кажется, был готов прыгнуть. Иного выхода не было придумано для их истории. Зайти издалека или выдать напрямую — исход один. Тони думает, что он никогда не славился особым терпением, сейчас же его медлительность уже начинает приобретать болезненные симптомы. А как иначе? Риск потерять дружбу слишком велик… К чёрту. Тони поднимает голову, взглядом подёрнутых дымкой глаз упирается в Стива, натыкаясь на ответный взгляд, полный непонимания. — Всё в порядке? — В голосе Роджерса сквозит неприкрытая тревога. До Тони тут же доходит, что всё то время, пока в голове с бешеной скоростью носились самые разные мысли, он с угрюмым видом молчал. — Ага, просто задумался, нет поводов для беспокойства. Их разговор возвращается в прежнее русло. Тони спокоен, по крайней мере делает вид, только вот руки никак не находят себе места, пальцы то и дело терзают ворс ковра. Время будто назло тянется мучительно медленно. — Слушай…Прыжок
— Если бы я предложил тебе встречаться, ты бы как, согласился? — Тони пытается выдавить из себя улыбку, но не может. Всё внутри него точно сжимается, а сердце на грани остановки. К щекам приливает кровь, отчего по ним красными пятнами расползается жар. Стив недоумённо вскидывает светлые брови. — Это шутка такая?и неконтролируемое падение.
Тони резко усмехается, как-то чересчур громко и почти что болезненно. Ему отчего-то кажется, будто он умирает. — Конечно, дурень, — искусанные до крови губы Старка складываются в улыбку. Он думает, что больше никогда не сможет искренне улыбнуться. Стив облегчённо выдыхает, лицо точно светлеет, но Тони уже не может остановить это падение. — Но если бы не шутил… Каковы были бы мои шансы? Он ухмыляется, будто заигрывает, однако уже заранее знает ответ на свой вопрос. Руки, что никак не находили себе места, нашли его за сбором вещей в рюкзак. Стив забрасывает работу над наброском, всем телом поворачивается в сторону Старка, вглядывается в его лицо, пытаясь понять к чему он завёл этот разговор, но не находя ответов. В чертах его собственного лица виднеется несвойственная жестокость и отрешённость. «Вот оно как» — думает Тони и, не дождавшись ответа, поднимается со своего места. Ему жизненно необходим свежий воздух. И возможность никогда больше не видеть Стивена Роджерса. Он взбегает по лестнице вверх, с трудом сдерживая горячие слёзы, не обращая внимания на окрики снизу, и стремительно выбегает на улицу, на свежий воздух, подальше от этого дома. Подальше от Стива. В небе вспыхивает череда молний и на землю, точно гнев божий, стеной обрушивается дождь. Тони думает, что он будто герой дерьмового бульварного романа, чья любовь оказалась невзаимной, к тому же с гомофобной позицией. Он больше не в силах сдерживать слёзы. В понедельник классная руководительница объявляет, что Энтони Старк покинул школу и, с большой вероятностью, город тоже. По семейным обстоятельствам. В её голосе сожаление: «такой одарённый юноша, какая жалость!» — но не по Тони, а по медалям, которые он мог бы для них заработать. Стив до белеющих костяшек сжимает кулаки и, не сумев сдержаться, ударяет ими по столу. На деревянную поверхность падает несколько солёных капель. Вопрос «почему он так поступил?» остаётся без ответа, да и задать его уже некому.