Семья - это святое

Слова Элайджи еще долго звучат у Хелен в ушах, и она сама не знает, какие эмоции в этот момент сильнее — облегчение от того, что вампир не пошел дальше в своих ласках или досада, что он вновь указал ей на то, что она ему не подходит. Ведьма бредет к постели, забираясь на нее с ногами, и притягивает к себе колени, опуская на них белокурую голову. Ее эмоции слишком противоречивы, слишком сильны и девушка знает, что так не должно быть. Потому что это неправильно — желать врага, которого она должна ненавидеть. А еще хуже то, на фоне всех этих чувств, уязвленное самолюбие терзает Хелен острее всего. До Майклсона обнаженной ее видел только один мужчина, которого она любила и который считал ее неподражаемой, а Элайджа подчинил ее себе и отверг. Отверг с насмешкой, в тот момент, когда она уже была готова на все. Демонстративно вымыл губы и руки, как будто он выпачкал их, прикасаясь к ней. Словно она была не достойна его. Хелен тяжело вздыхает, кусая розовые губки. Ее сопротивление, грубые слова и ложь о том, что вампир ей противен лишь маска, игра, и, девушка в этом не сомневается, ее мучителю об этом прекрасно известно. И он мог бы пойти до конца. Если бы хотел. Ведьма скользит мутным взглядом по комнате, и ей на глаза попадается открытая бутылка бурбона, которую вчера в спальню принес Майклсон. Решение приходит само собой, и уже через мгновение она пьет прямо с горлышка, надеясь, что алкоголь облегчит боль в ее душе. Хелен не замечает, как за окном становится совсем темно, пока она продолжает культивировать свою обиду за полупустой бутылкой бурбона, прежде чем ключ поворачивается в дверном замке и в спальню входит Первородный, который обводит ее недовольным взглядом, задерживаясь на остатках золотистого напитка, который ведьмочка вновь подносит к губам, делая глубокий глоток. — Решила напиться? — недовольно произносит Элайджа, щуря темные глаза, — надеешься, что если от тебя будет нести бурбоном, то я уйду спать в другую комнату? — О, мне все равно, можешь ночевать со мной, — заплетающимся языком отвечает ему Хелен, кривя розовые губки, — вчера ты уже доказал, что ничего особенного сделать не можешь. Это возраст? Или особенность кровососов? Или ты боишься, что опозоришься и я буду смеяться над тобой? Ведьма насмешливо улыбается, подходя к вампиру почти вплотную. Алкоголь и обида не позволяют ей заметить, как от ее слов чернеют глаза Элайджи, который сжимает кулаки, пытаясь сохранять спокойствие. — Тебе лучше замолчать, — глухо цедит он, тяжело дыша. — А то что? — с ухмылкой прерывает его девушка, — точно, ничего. Ты ни-че-го не можешь сделать… Довольная произведенным эффектом, Хелен отворачивается от Майклсона, и тянет вверх платье, намереваясь переодеться в ночную сорочку. Она не видит, как лицо Элайджи искажается от гнева, смешанного с вожделением, когда он видит точеные изгибы ее фигуры, которые ведьма бесстыдно обнажает перед ним, стоя спиной. Вампир глубоко вздыхает, стараясь взять себя в руки, но в этот миг Хелен — нарочно или нет, выгибает спинку, соблазнительно выставляя округлую попку, и от его контроля не остается камня на камне, а белокурая ведьмочка, летит на подушки, когда он толкает ее прямиком на кровать. — Сейчас ты пожалеешь о своей провокации, ангелочек, — хрипло выдыхает Первородный, вихрем оказываясь позади лежащей на животе, ничего не понимающей Хелен, — ты и так долго безнаказанно меня злила. Пришла пора проучить тебя. С этими словами, Элайджа тянет на себя обнаженную девушку, на которой из одежды лишь тонкие трусики, что он, не медля не секунды, срывает резким движением, отбрасывая безнадежно испорченный предмет туалета в сторону. Он укладывает извивающуюся Хелен на колени, удерживая ее одно рукой за талию, и его вторая ладонь с силой опускается на маленькую попку. Ведьмочка вскрикивает, скорее от неожиданности, чем от боли, и поворачивает в его сторону ошеломленное лицо, отчего ее белокурые локоны рассыпаются по спине мягкими волнами. — Что ты делаешь? — шипит она. — Учу тебя хорошим манерам, — невозмутимо отвечает Элайджа, продолжая экзекуцию, пока девичьи ягодицы не становятся совсем алыми, а нежная кожа не начинает гореть. Тогда мужская ладонь мягко скользит по ним, лаская, и Хелен прикрывает глаза, чтобы скрыть возбуждение, которое бурлит в ней от того, что она совсем нагая лежит в объятьях вампира, который только что отходил ее по попке, будто ребенка, но почему-то эмоции, что захлестывают ее, не имеют ничего общего с детскими обидами. И она не сопротивляется, когда Первородный переворачивает ее на спину, нависая сверху. Очень медленно, Хелен приподнимает веки и тут же оказывается в плену темных глаз Элайджи, который не сводит с нее жадного взгляда, изучая ее нагое тело. Его взор скользит по часто вздымающейся груди, выступающим ключицам, плоскому животику и замирает на бедрах, которые ведьма стыдливо сводит вместе. — Ты слишком красива, ангелочек, — шепчет он, склоняясь к ее раскрасневшемуся лицу, — слишком… И он целует ее, сминая розовые губки своими нетерпеливыми губами. Хелен на миг застывает, ошеломленная тем, как ее тело реагирует на прикосновения врага, но миг спустя, она сама подается вперед, отвечая Майклсону с не меньшей страстью. Поцелуй выходит грубый, жадный, и Элайджа ненароком прокусывает нежную кожу, отчего на нижней губе ведьмы выступает капелька крови, которую он тут же подхватывает языком. — Какая ты сладкая, — шепчет вампир, выставляя и тут же с улыбкой пряча клыки, — ты везде такая вкусная? Хелен, сгорающая от откровенных ласк, не сразу понимает вопрос, но затем Первородный спускается дорожкой поцелуев к ее груди и ниже, пока темная голова не оказывается у ее плотно сжатых ножек, которые он нежно гладит, медленно разводя в стороны, и ведьма, кусая губы, наконец, осознает, что именно он имел в виду. Но прежде чем Элайджа касается сосредоточия ее женственности, чего девушка ждет, замирая от нетерпения, происходит что-то непонятное, и миг спустя Первородный на вампирской скорости отлетает к противоположной стене, вызывая у Хелен стон разочарования. Она поднимает на него свои голубые глаза, застывая в нерешительности, когда тишину нарушает глухой мужской голос: — Ты пьяна и утром пожалеешь, что переспала с врагом, — Майклсон не сводит с ведьмы тяжелого взгляда, — а я не хочу, чтобы ты страдала. По крайней мере, от этого, ангелочек. — Но я хочу тебя, — отвечает Хелен, сама не узнавая себя, — я хочу тебя, Элайджа. Звук его имени, произнесенный ее нежным тихим голосом, заставляет вампира замереть, и он всеми силами старается отвести глаза от Хелен, которая медленно идет к нему, абсолютно ослепительная в своей наготе. — Я хочу этого, — повторяет она и тогда Майклсон идёт на хитрость. — Докажи, — говорит он, опуская красноречивый взгляд на свой пах, — сделай мне приятно. Элайджа совершенно уверен в том, что похожая на ангелочка ведьма даст ему пощечину или просто убежит, и Первородный не верит своим глазам, когда Хелен медленно опускается на колени, а ее тонкие пальцы касаются его ремня. Пока розовые губки порхают по его животу, она быстро справляется с ширинкой и тянет вниз мужские брюки вместе с бельем, высвобождая напряженный член. Голубые глаза расширяются, когда ведьмочка видит, как Майклсон щедро одарен природой, и она осторожно касается его плоти, скользя по ней своей маленькой ладонью. Элайджа не сводит с Хелен тяжелого взгляда, все еще до конца не веря в происходящее, и он не может сдержать глухого стона, когда девичий язычок проходится от основания до головки его пульсирующего от желания члена, прежде чем он попадает в плен горячего ротика, отчего вампир совсем теряет голову, как и последние частицы самоконтроля. Хелен ласкает его медленно, осторожно, и для Майклсона совершенно очевидно, что у белокурой ведьмы мало опыта в подобного рода делах, но то, как она касается его своим маленьким язычком, распаляет сильнее, чем все те ласки, что он знал прежде за всю тысячу лет. Он не знает, почему его чувства так сильны, но совершенно отчетливо понимает, что если не остановит ее, то хватит еще пары движений нежных губок для того, чтобы он излился прямо во влажный, горячий ротик, сомкнувшийся на его плоти, и Элайджа тянет ведьму вверх. — Это не честно, ангелочек, — шепчет он, подхватывая Хелен под ягодицы, и направляясь к постели. — Почему? — распахивает глаза та, не сводя с Первородного мутного взгляда. — Потому что я тоже хочу тебя, — просто отвечает тот, осторожно опуская девушку на постель, — хочу с первого чертова взгляда. Вампиру хватает секунды для того, чтобы избавится от оставшейся одежды, и миг спустя он склоняется над ведьмочкой, соприкасаясь — кожа к коже — отчего с розовых губок срывается сладкий стон. — Ты уверена, ангелочек? — предпринимает Элайджа последнюю попытку, но что Хелен без слов подается вперед, вовлекая его в страстный поцелуй. Она дрожит в его руках, шире разводя бедра, и вампир накрывает ее своим телом, устраиваясь между длинных ножек. Не прекращая поцелуя, он скользит ладонями по девичьему телу, лаская холмики налитых грудей, плоский живот, пока его пальцы не замирают на развилке меж бедер, невесомо касаясь нежных складок кожи, совсем влажных от желания. Хелен выгибает спинку, чувствуя его прикосновения, и Элайджа не может сдержать довольной улыбки, когда она подается навстречу ласкающей ее ладони, а с припухших губок один за одни срываются горячие стоны. И он понимает, что не в силах больше ждать. Девичьи ножки оказываются на мужских плечах, и Майклсон резко подается вперед, заполняя тесное лоно одним сильным движением, отчего Хелен кричит, прижимаясь к нему теснее. Она такая мокрая, такая узкая, такая желанная, что Элайджа очень быстро теряет над собой контроль. Резкими толчками он подается вперед, входя на всю длину, снова и снова наполнял ее собой, надавливая на набухший клитор. Хелен мечется под ним, кусая губки, и очень скоро по ее телу проходит волна крупной дрожи, и она кричит, достигая оглушающего экстаза, пока Майклсон снижает темп, открывая для ведьмочки новые грани наслаждения. Ее тесное лоно сжимает мужской член, и Элайджа на миг замирает, позволяя ей прийти в себя после бурного оргазма. Хелен жадно глотает воздух, обвивая тонкими руками его шею, и вампир не отрывает от нее пристального взгляда, любуясь прекрасным лицом. Он все еще в ней, не дойдя до своего пика, и девушка заливается краской смущения, когда понимает это, подаваясь бедрами вперед. — Перевернись на животик, мы только начали, — нежно говорит ей Элайджа, и Хелен без слов выполняет его просьбу, выгибая узкую спинку, когда Майклсон входит в нее сзади. Первородный старается быть нежным. Медленно наполняет собой тесное лоно, которое, кажется не хочет его отпускать. Его губы путешествует по девичей спине, а рука снова находит клитор, и умелые пальцы начинают его терзать. — Элайджа, Элайджа, — шепчет Хелен, и им обоим хватает нескольких движений, для того, чтобы волна наслаждения накрыла их, ослепляя. Майклсон откидывается на подушки, притягивая к себе дрожащую ведьму, которая льнет к его груди, прижимаясь всем телом. Она засыпает почти сразу, а вот Элайджа еще долго лежит в темноте, нежно касаясь белокурых волос. Он боится даже представить, какой будет реакция протрезвевшей Хелен на случившееся, когда она проснется.