Семья - это святое

Хелен приходит в себя только поздним вечером, и когда ведьма открывает глаза, она видит, как заходящее солнце золотит темнеющее небо. Хелен хватает нескольких секунд для того, чтобы понять из окон какой спальни открывается этот вид, и она даже не удивляется тому обстоятельству, что Элайджа принес ее в свою спальню. В их спальню. Перед глазами Хелен тут словно сияющий калейдоскоп проносятся картины того, что хранит в памяти эта комната, ставшая свидетелем ее падения. Падения, которого она жаждала. Хотела. Падения. И любви. Ведьма медленно поднимается с кровати. Она сразу понимает, что на ней вовсе не влажный купальник, и даже не сомневается в том, кто именно переодел ее в шелковую пижаму, над которой сам же смеялся, говоря, что она совсем детская. Хелен прислушивается, но не может уловить и звука. В доме либо совсем никого нет (что просто невозможно, ведь Элайджа не оставил бы ее без защиты), либо все уже разбрелись по своим спальням, готовясь ко сну и отдыху. Слабость, что накрывает ведьму явно говорит о том, что и ей стоило бы последовать их примеру, но девушка знает, что не сможет этого сделать. Только не здесь. Не в этой комнате. Хелен смотрит на кровать, которую еще совсем недавно делила с тем, кто разбил ей сердце и понимает, что не сможет вновь в нее лечь. Слезы катятся по ее щекам, и ведьма рассеянно вытирает их дрожащими пальцами. Ей срочно нужно успокоиться, и девушка вспоминает про ромашковый отвар, который готовила для Дерека. Видит бог, сейчас он нужен ей гораздо больше. Стараясь не шуметь, ведьма бредет на кухню, оказавшись в которой облегченно вздыхает от того, что никто не заметил ее по дороге. Хелен подходит к окну, всматриваясь мутными глазами в сгущающиеся сумерки, и в этот миг чувствует, как за талию ее обнимают руки. Такие любимые и родные руки ее вампира. Но ком снова подступает к горлу, а вместе с ним приходит и желание, чтобы боль чувствовала не только она. — Дерек, — сладким голоском шепчет Хелен, — иди в постель, я сейчас приду. Девушка знает, что это удар ниже пояса, и не удивляется когда Элайджа резко разворачивает ее к себе лицом, с силой сжимая ее запястья. — Сейчас ты не поставишь меня на колени, ведьма, — цедит он, изучая ее лицо почерневшими от ревности глазами, — так хочется вспомнить прошлое? Твоя сестра каждый день рассказывала, как ты с ним развлекалась! Может и мне Дереку парочку интимных подробностей поведать? Как ты сама просила тебя взять, например? Как стонала подо мной, умоляя не останавливаться? Что, забыла? Хелен не успевает и слова вымолвить в ответ, когда Элайджа заводит ее руки за спину и садит девушку на подоконник. Всего секунду он просто смотрит на нее, и черные глаза, полный страсти впиваются в голубые, прежде чем Первородный обхватывает ее затылок и тянет к себе, сминая розовые губки в жадном поцелуе. — Он никогда тебя больше не коснется. Только я буду тебя ласкать, — на миг оторвавшись от губ шепчет Элайджа, и Хелен замирает в его руках, не в силах больше сопротивляться своим желаниям, особенно, когда ощущает, что от их близости не только она теряет голову. Вампир прижимается к ней теснее, и девушка чувствует его восставшую плоть даже через ткань своей милой пижамы и его безупречных, сшитых на заказ брюк. Первородный отрывается от девичьих губ, и покрывает лихорадочными поцелуями все ее лицо, спускается к шее, и Хелен чувствует, как его ладонь сжимает окружность ее груди, даря такие желания прикосновения. — Прости меня, я люблю тебя, я тебя ему не отдам, — шепчет Элайджа, между поцелуями, и девушка выгибает спину, подаваясь навстречу. Миллион мыслей проносится в голове Хелен. Ей так хочется ему верить, но что если это вновь игра, для того чтобы ведьмы уничтожили артефакт? Вдруг он снова ее просто использует? Но в этот миг, мужские губы спускаются к ее груди, и все остальное теряет смысл. Ведьма с трудом сдерживает стон, когда Элайджа прикусывает давно возбужденный сосок сквозь тонкую ткань пижамы, а его пальцы скользят под резинку ее трусиков. И Хелен уже не сопротивляется. Она не пытается высвободить руки, оттолкнуть Первородного. Девушка просто принимает его ласки, забросив ноги на бедра вампира. Забыв обо всем на свете, ослепленный желанием, Элайджа отпускает запястья ведьмы и расстегивает свои брюки. На мужском лице появляется счастливая улыбка, которую Хелен понимает совсем не правильно, по-своему. И это злит ее. — Нет! Я не стану снова легкой добычей, — со злостью говорит она и отталкивает ошеломленного Элайджу, который отпускает ее отступая назад. Девушка хочет встать с подоконника, но застывает в ужасе, потому что видит, что на пороге кухни стоит Дерек с широко открытыми глазами, переводя взгляд с ведьмы на Первородного. Сгорая от стыда, Хелен закрывает лицо руками и выбегает из комнаты. Несколько секунд Элайджа и Дерек смотрят друг другу в глаза, и наконец у ведьмака в голове складываются все части пазла. Готовность Первородного спасать ведьм, странное поведение Хелен, насмешки Кристины и то, как она называла его зятем. Но прежде чем он успевает сказать хоть слово, вампир вихрем исчезает за порогом, оставляя Дерека одного в темной кухне.