Those days

- Он смотрит, - говорит Бобби медленно, безразлично мазнув взглядом по людям, сидевшим за соседним столом. - Кто? – спрашивает Чжинхван, даже не оторвав голову от учебника. Через несколько дней начнутся ЖАБА, на подготовку к которым он откровенно говоря забил из-за тренировок перед последним матчем. Он слишком сильно хотел, чтобы все было идеально, и в итоге оказался единственным, кто смог закончить этот двухчасовой позор. Бобби открывает рот, чтобы ответить ему, но одергивает себя: Чжинхван, конечно, не показывает, как сильно его задело поражение, но в первый раз за те пять лет, что он провел в команде, кубок по квиддичу достался другому факультету. Не Гриффиндору. Бобби чувствует свою вину. Это его первый год в качестве капитана команды. И первая игра, в которой он не смог сделать ровным счетом ничего. - Неважно, - говорит он и делает глоток из кубка. Тыквенный сок кажется ему безвкусным. Ханбин получает подзатыльник от Юнхена, сидевшего рядом с ним, и тоже утыкается в учебник. У него в этом году СОВ, но ни у кого нет сомнений в том, что он получит превосходные оценки. Он так долго был посмешищем всей школы, что в какой-то момент стал безупречным в любом деле. Бобби играл против него в квиддич в первый раз. И в ворота, которые защищал Ханбин, ему забить так и не удалось. Это смешно, дико и горько одновременно. - Хватит спать, - Чжинхван толкает локтем в бок Чжунэ, который в буквальном смысле спит над тарелкой и захлопывает учебник. Он успевает проследить за взглядом Бобби и мгновенно мрачнеет, но никак это не комментирует. Чжунэ недовольно морщится и широко и заразительно зевает. Он, конечно же, не говорит о том, что готовится к экзаменам только по ночам, и почему в последние дни выглядит как оживший труп. А они, конечно же, делают вид, что не знают, что он почти каждый вечер зависает на квиддичном поле. Чжунэ – гений. И настолько привык быть им, что первое поражение в буквальном смысле втоптало его в грязь. Но, по крайней мере, он заработал целых двадцать очков. То есть, обыграл Ханбина целых два раза, хотя играл в квиддич на два года меньше, чем Бобби. Бобби всегда считал, что Чжунэ с его гордыней место в Слизерине, но с каждым днем все лучше понимает, почему шляпа отправила его в Гриффиндор. Наверняка Чжунэ даже уговаривать ее не пришлось. В отличие от самого Бобби, который чувствовал бы себя ужасно, если бы оказался там, куда шляпа хотела отправить его изначально. Чжинхван встает из-за стола и выходит из главного зала с идеально ровной спиной. Чжунэ хлопает Бобби по плечу и спешит за ним. Бобби думает о том, как тяжело будет в следующем году без их старшего друга, о том, что придется выдумывать новые темы для разговоров с Чжунэ, потому что наедине им все еще неловко, о том, что летом нужно будет найти где-нибудь место для тренировок. О том, что в следующем году он, конечно же, не позволит себе проиграть Ханбину. Иначе бесконечная тьма, что спит внутри него, наверняка попытается уничтожить всех вокруг. * - У тебя же есть друзья с других факультетов? – неожиданно спрашивает Ханбин. Юнхен лениво приоткрывает один глаз и косится в сторону других учеников, которые так же, как и они, выбрались на берег озера, чтобы позаниматься. На Ханбина постоянно кто-то оглядывается. Последний квиддичный матч снова сделал его кем-то вроде местной знаменитости. И правда, он как никто другой заслуживает восхищения – Юнхен улыбается каждый раз, когда думает об этом. - Есть, - отвечает Юнхен, положив руки за голову. Погода сегодня просто изумительная. Они с Ханбином никогда не говорили на такие темы. Ханбин в принципе не очень разговорчивый – первые два года стеснялся своего английского, а потом просто привык ни с кем не разговаривать. Ханбин был первым из корейских магов, кто родился не в Англии. Кому не вдалбливали идеальное произношение с детства. Кто вообще не знал о существовании волшебных палочек, потому что там, в Корее, есть своя магия, основанная на древних легендах и реликвиях. Ханбин был первым из магов в Хогвартсе, кто вообще не планировал связывать свою жизнь с магией, несмотря на то, что знал о ней – до определенного момента. Пока не решил, что хочет у себя дома такой же потолок, как в большом зале. Юнхен даже не пытается его понять. Вещи или события, которые не кажутся ему значительными, являются для Ханбина едва ли не судьбоносными. О Ханбине и его «Биныгарыдиумы ребиосса», в буквальном смысле взорвавшем все окна в кабинете заклинаний, до сих пор ходят легенды. Но он стойко сносил все смешки у себя за спиной весь первый год – и все это в гордом одиночестве. Упорно репетируя каждое, пусть даже самое простое, заклинание каждую ночь. В двадцать раз больше и дольше, чем все его однокурсники. Юнхен собрал все свои познания в корейском и стал ему другом не потому, что испытывал к нему жалость. А потому, что сам, благодаря недостатку магических способностей, кропотливо сидел над учебниками ночи напролет, чтобы хоть немного подтянуть оценки. Сейчас, спустя шесть лет обучения, Юнхен почти идеален во всем, что касается теории, но практика удается ему даже в половину не так хорошо. Поэтому он чувствует гармонию только тогда, когда играет в квиддич. В особенности – когда играет в квиддич в одной команде с Ханбином. Пусть даже им и не приходится особо пересекаться на поле. И все равно они могут действовать как одно целое. Разве что иногда создается ощущение, что для полной картины не хватает еще нескольких человек. Тех, кого Ханбин хочет видеть своими друзьями. Но с одним он, конечно, немного опоздал. Может быть, потому что до сих пор стыдится себя, не понимая, какой он на самом деле замечательный. Ханбин другой. Он очень сильно отличается от всех остальных. Он нашел свой путь к успеху, пусть это и далось ему с огромным трудом, и теперь упрямо идет по нему, ни на минуту не переставая трудиться. Хаффлпафф – идеальный факультет для него. Хотя сейчас Юнхену кажется, что он на любом факультете смог бы добиться нужного результата. - Это нормально? – спустя очень долгое время спрашивает Ханбин. Юнхен, погрязший в своих мыслях, даже не сразу понимает, о чем речь, и ему требуется около минуты, чтобы обдумать свой ответ. - Так же нормально, - говорит он на корейском – приходится делать так всегда, когда нужно привлечь максимальное внимание Ханбина, и поднимается с места, отряхивая мантию от травы, - как быть человеком. И идет по направлению к маленькой одинокой фигурке Чжинхвана, сгорбившегося над учебниками вдали от основной массы учеников. В трудные времена друзья должны быть рядом. * Бобби закрывает «Историю Хогвартса» и кладет ее себе на колени. Это единственная книга, которую он может перечитывать бесконечное количество раз, и единственная из его вещей, которая осталась в почти идеальном состоянии, несмотря на несколько лет непрерывного использования. В руках у Бобби то редкое издание, где на начало истории школы отведено меньше трети учебника, а большая часть в деталях описывает последнюю Войну Магов и ее последствия. Последние главы состоят из воспоминаний учеников, которые спустя несколько лет все же решились рассказать о происходящих событиях от первого лица. Бобби очень хочет найти какое-нибудь заклинание, которое позволило бы ему путешествовать во времени. Он никому не признается, но его главная мечта в жизни – не стать всемирно известным игроком в квиддич, а попасть в Хогвартс тридцатилетней давности. Посмотреть, какой школа была до этих диких разрушений. Встретиться лицом к лицу с людьми, которые даже не знали, что когда-нибудь у них не останется выбора, кроме как стать героями. «История Хогвартса» - первая книга Бобби о магическом мире. До одиннадцати лет он даже не представлял, что что-то подобное существует. Мечтал вырасти и стать крутым рэпером и отлетал по всем прелестям прогресса. И даже не думал, что совсем не будет скучать по возможности выйти в интернет или поиграть в приставку, даже будучи оторванным от своей привычной жизни почти десять месяцев в году. Бобби с ужасом думает о конце следующего года, когда ему предстоит навсегда покинуть школу. Он знает – когда-нибудь, ближе к старости, он обязательно попробует сюда вернуться, станет тренером по квиддичу или преподавателем по какому-нибудь бесполезному предмету, будет искать новые таланты и постарается умереть в стенах замка, потерявшего большую часть своих тайн, но не переставшего быть от этого самым волшебным местом из всех возможных. Хогвартс стал для Бобби таким же близким другом, как и для других детей, попавших сюда в одиннадцать лет и совершенно очарованных всем происходящим. Бобби кажется, что только Хогвартс способен принять тьму и невероятную тягу к сложным, запутанным и разрушительным заклинаниям, которые он прячет в себе год от года, и о которых боится рассказать даже самым близким друзьям. Тьма копится и выжидает момент, когда все уснут, и можно будет проскользнуть к выходу из башни, и после чего прокрасться в библиотеку, чтобы до утра просматривать книги мрачные, темные и выворачивающие душу книги из запретной секции, которые смирно лежат в его руках, несмотря на буйный нрав и невероятную силу, заключенную в страницах. Бобби очень жалеет, что в Хогвартсе больше нет Выручай-комнаты, несмотря на то, что каждый год находится умник, который утверждает, что нашел ее в новом месте, и поэтому ему приходится тренироваться в полуразрушенных коридорах замка, которые так и не были восстановлены. Он постоянно рискует навлечь на себя неприятности, особенно когда из всех старост очередь патрулировать приходит к Чжинхвану или Юнхену. Чжинхван чувствует на себе огромную ответственность, как староста школы, и поэтому проверяет все коридоры с невероятной дотошностью. Он ведет какую-то внутреннюю систему отсчета, запоминая в лицо всех нарушителей, и безжалостно снимает баллы с тех, кто чувствует себя бесстрашным и нарушает правила снова и снова. Юнхен, который кажется с виду невероятно беззаботным, и временами даже – безалаберным, имеет какое-то потрясающее чутье. Он как будто заранее знает, в какой части замка можно будет поймать нарушителей, и является единственным человеком, чью траекторию патрулирования совершенно невозможно предсказать. Это чутье помогает ему и на квиддичном поле – Бобби не раз получал бладжером по спине в самые неожиданные моменты, когда уже был уверенным, что ему ничто не помешает вырвать очки для своей команды. Юнхен научил Бобби одному из самых главных жизненных правил – никогда не доверять людям, которые много улыбаются. Но, конечно же, Ким Ханбин, несколько лет прятавший свои невообразимые таланты, вызывает у Бобби гораздо больше недоверия. Он вздыхает. Ничто – ни любимая книга, ни посиделки с друзьями в гостиной, ни подготовка к экзаменам, которые вот-вот начнутся – не может отвлечь надолго от мыслей о последнем квиддичном матче. Бобби уязвлен, невероятно зол и бесконечно заинтересован в том, как все это получилось. Ему одновременно хочется и испытать на Ханбине самое разрушительное заклинание, усвоенное в одной из жутко-прекрасных книг из запретной секции, и встретиться с ним на поле один на один, без отвлекающих факторов. И понять, наконец, что помогает ему играть так восхитительно, что будь Бобби вратарем, он бы ушел из команды, потому что почувствовал бы себя так, будто никогда его не превзойдет. Бобби несколько раз небольно ударяется затылком об стену и слезает с подоконника. Он чувствует, как внутри начинает гореть – так же сильно, когда он спускается из библиотеки в пустынные коридоры, чтобы без свидетелей опробовать новое заклинание – и в какой-то момент совсем перестает бояться себя. Он находит Ханбина на берегу озера, в окружении усердно занимающихся людей, и долго смотрит на него в упор, игнорируя заинтересованные взгляды и смешки со стороны. Не решается подойти – то ли оттого, что Ханбин горбится над учебником, так близко пододвинув лицо к страницам, как будто иначе знания просто не долетят до его головы, то ли оттого, что привык к их играм в гляделки каждое утро после матча. Бобби до сих пор не хочет признаваться себе в том, что, словив на себе ровный и спокойный взгляд Ханбина в первый раз, едва сдержался, чтобы не встать и не заехать ему по лицу кулаком, безо всякой магии. Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем чей-то тяжелый учебник ласково опускается на макушку Бобби. Он знает – в этой школе есть только один сумасшедший, который может себе это позволить. Сумасшедший, которому Бобби должен по меньшей мере руку и сердце за то количество баллов, которое Юнхен так и не снял с него за многочисленные ночные прогулки по школе. Дело было не в дружбе – скорее, в том, что быть пойманным для Бобби оказывалось гораздо более унизительным. А благодаря ему Юнхен начинал получать удовольствие от ночных патрулирований. Но есть в этом, конечно, нечто жуткое. - Ты быстрее станешь старостой школы, - лениво тянет Юнхен, запихнув ненужный учебник в сумку, - чем он подойдет к тебе и признается, что хочет с тобой дружить. Бобби фыркает и легко пихает его плечом в бедро. Юнхен ему нравится – наверное, больше всего потому, что не боится показывать другим свою темную сторону, а не только из-за того, что не стесняется демонстрировать светлую. - Ты не пожалеешь. – Юнхен пихает его в ответ и неясно улыбается, глядя куда-то в пространство. – А твой факультет не лишится кубка школы в этом году. Мне кажется, наш друг этого не переживет. Бобби вздыхает. Может быть, ему действительно не хватало этого подлого шантажа для того, чтобы решиться – или он сделал бы это даже если бы Юнхена не было рядом. Когда Ханбин отрывает взгляд от учебника, Бобби понимает, насколько сильно не рассчитал расстояние – безразличные темные глаза оказываются так близко, что он видит в них свое невозмутимое отражение. Ханбину требуется несколько секунд, чтобы осмыслить происходящее, после чего его смуглое лицо становится такого же серого цвета, что и страницы книги, которую он держит в руках. Он бормочет что-то по-корейски, и Бобби не понимает ни слова, но ему нравится думать, что это какая-то магия. Нецензурная, но успокаивающая. - Потренируешься со мной? – спрашивает Бобби спустя какое-то время, словно телепатически осознав, что Ханбину требуется какое-то время, чтобы хоть немного привыкнуть. Но вместо ответа Ханбин густо краснеет. * - Жаль, что нельзя собрать команду с нескольких факультетов, - говорит Ханбин. Бобби вздрагивает – он уже успел задремать, валяясь на прогретом солнцем песке. У них затянувшийся перерыв, Ханбин жадно читает, кажется, единственную версию «Истории Хогвартса», которая не попадалась ему в руки до этого. Бобби впервые не чувствовал себя странно, передавая кому-то в руки свою драгоценность – правда, Ханбин переворачивает страницы так трепетно и бережно, что даже если бы он волновался, то это волнение прошло бы очень быстро. - Команду? – переспрашивает Бобби, приподнимаясь на локтях. За то время, что он проспал, Ханбин успел прочесть только несколько первых глав. Может быть, английский все еще давался ему нелегко, а может быть, он привык вчитываться в каждое слово, трудолюбиво впитывая в себя его значение. Наверное, так делают все хаффлпафцы. Хотя вряд ли он, конечно, изменил бы своим привычкам, если бы попал на другой факультет. Ханбин сидит, расслабленно опираясь на трибуну Слизерина. Потребовалось много усилий, чтобы он хотя бы начал разговаривать – первые два дня Бобби ходил за ним по пятам каждую свободную от подготовки к экзаменам минуту. Но сегодня уже предпоследний день учебного года, и Ханбин не ведет себя так, будто каждое слово нужно вытаскивать из него сывороткой правды. Он начал говорить более-менее свободно на пятый день, после экзамена по защите от темных искусств, потому что Бобби оказался единственным, кто захотел слушать его волнения по поводу практической части. В этот момент в Ханбине появилось что-то человеческое, и он неожиданно оказался совсем другим – неловким, нелепым, сгорающим изнутри, когда возникает необходимость говорить с другими людьми. У него оказались совершенно незанудные и неординарные взгляды на мир и на магию в частности. Он наизусть перечислил заклинания, которые применит в тот момент, когда достигнет совершеннолетия – и это, по его словам, были те самые заклинания, которые позволят сделать в комнате такой же потолок, как и в большом зале. С тех пор Бобби не может не думать, что Ханбин изучает магию исключительно ради этого. - Команду по квиддичу, - поясняет Ханбин. Бобби садится и упирается локтями в согнутые колени. С его стороны лежит старенькая потрепанная «Молния», которую он каким-то чудом нашел среди школьных метел, когда собрался пойти на пробы в команду. Со стороны Ханбина – самый последний «Нимбус», стоивший целое состояние. Метла Ханбина так же хороша, как и он сам, и, наверное, он живет в бесконечно богатой семье, хотя никогда не говорит об этом. Его квиддичная форма выглядит идеально – как будто они не провели на поле почти весь день. - У Хаффлпафа отличная команда, - замечает Бобби и с какой-то тоской думает о том, что в следующем году ему придется искать нового ловца. - Да, - отзывается Ханбин, подняв глаза и с нечитаемым выражением посмотрев на кольца. – Просто есть люди, с которыми мне очень хочется играть в одной команде. - Какие? – осторожно спрашивает Бобби. Он далеко не самый тактичный человек на свете, но с Ханбином легко быть осторожным. Легко улавливать моменты, когда еще немного – и он замкнется. Легко находить то, что может заставить его улыбнуться. Легко начинать говорить с ним об одном и том же. Легко понимать его. Бобби далеко не силен в легилименции и даже не думает ей овладеть, и это кажется ему совсем другим типом телепатии. Их личной телепатии. - Староста, - говорит Ханбин. Бобби довольно быстро привык к тому, что старостой Ханбин называет только Чжинхвана, возможно, это для него способ заменить уважительное обращение к старшим. Юнхен каждый раз очень многозначительно хмыкает, но ничего не говорит – у него свое понимание внутреннего устройства Ханбина, и он совершенно уверен, что оно не требует никаких изменений. - Ку Чжунэ, - продолжает Ханбин. Бобби фыркает – он в этом ни разу не сомневался. – Ким Донхек из Рэйвенкло. Правда, мне кажется, они не очень поладят. Не очень поладят – это мягко сказано. Бобби вспоминает последний матч с Рэйвенкло и в очередной раз удивляется тому, в какое чудовище превращается на поле милый и бесконечно вежливый Донхек, как только кому-то удается перехватить квоффл у него из-под носа. Бобби старается с ним не сталкиваться – кажется, вести с ним войну во время матча может только Чжунэ, и эти двое слишком уперты, чтобы признаться, что им это очень нравится. - Юнхен, - продолжает перечислять Ханбин, - Чон Чану из Слизерина. Если бы он согласился, конечно. Бобби вздрагивает и поднимает взгляд – трибуна Слизерина, в которую он влетел в конце первой игры сезона, уворачиваясь от бладжера, кажется ему почти родной. У Чану мало опыта, потому что он новичок, но что-то подсказывает Бобби, что со временем он может стать гораздо более пугающим, чем Юнхен. Если не найдет себе друзей, с чем у полукровок в Слизерине по-прежнему туго. По крайней мере, это был первый раз, когда Бобби после матча пришлось провести ночь в больничном крыле. И вряд ли это можно назвать везением новичка. - Ты, - едва слышно говорит Ханбин. Природа вокруг как будто замолкает вместе с ним. Даже поднявшийся было вечерний ветер мгновенно утихает, и, может быть, это магия, потому что в Хогвартсе все пропитано магией. Бобби так не хочется уезжать отсюда – так же сильно, как не хочется, чтобы следующий год был последним. Бобби приближает свое лицо к лицу Ханбина – он не позволяет себе делать так часто, хотя внутренне каждый раз почти умирает от восторга, глядя на то, как Ханбин сначала бледнеет до состояния призрака, а потом резко краснеет. Правда, сейчас все кажется совсем другим, потому что вокруг нет ни одного человека, чья реакция могла бы смутить и заставить прекратить так делать. Ханбин не отводит взгляд, хотя, наверное, его сердце готово остановиться от смущения, но он не делает ничего, чтобы отстраниться, и еще ни разу не сказал, что ему это не нравится. - Скоро стемнеет, - говорит Бобби. – Давай сыграем. За остаток вечера у Ханбина не получается отбить ни разу, но он, кажется, совершенно не беспокоится по этому поводу. И, предпоследний раз в этом учебном году засыпая в кровати под красным пологом, Бобби неожиданно ловит себя на том, что уже несколько дней не выходил из комнаты ночью. И сегодня – даже не собирается.