Those days

Рождество похоже на газ, молекулы которого заполняют все пространство замка практически мгновенно, стоит только открыть вентили. Это происходит каждый год совершенно внезапно, потому что на каждом курсе перед каникулами сложно оторвать голову от книг, и профессора будто специально увеличивают количество домашних заданий, чтобы ученики могли ухнуть с головой в Рождество в последний день перед каникулами. От этого праздник становится еще более волшебным. Рождество пробирается даже в пыльный кабинет, в котором Бобби закрылся сразу после урока заклинаний – который так удачно был последним в этом семестре, поэтому настроить себя нужным образом получилось заранее. Бобби шел в этот кабинет, понимая – сейчас или никогда, и Рождество настигает его именно в тот момент, когда все, к чему он готовился с начала летних каникул, наконец, получается. Свет от витающих под потолком свечей становится теплее, и замок как будто сам накидывает ему на плечи теплый плед, окутывая небывалым уютом. Бобби прислоняется лбом к стене, чтобы перевести дух, и чувствует едва уловимый запах хвои, обычно надежно запертый за тяжелыми дверями большого зала. Сам Хогвартс своей магией разносит этот аромат по коридорам, наполняя школьников праздничным настроением. В этот момент Бобби чувствует свою связь с замком как никогда раньше. И чувствует, что Хогвартс любит их – каждого, кто хотя бы однажды побывал на его пороге, не разделяя на плохих и хороших. Бобби отходит к двери, но, не удержавшись, оборачивается и еще раз оглядывает результаты своих трудов. Он надеется, что до конца года никому из преподавателей не понадобится сюда зайти, а также – что Хогвартс оставит эту магию здесь и сохранит ее в память о нем. Поудобнее перехватив старую книгу с чарами, которую еще предстояло завернуть в подарочную обложку, Бобби выходит из кабинета и с удовольствием идет на ужин, чувствуя себя так, будто готов один съесть с десяток индеек. Он уверен, что в этот момент замок улыбается ему вслед. - Тебе, - говорит Чжунэ сразу, даже не посмотрев в сторону Бобби, и кладет рядом с ним конверт с письмом. Они не виделись сегодня, потому что Бобби проспал завтрак, а Чжунэ весь обед проторчал где-то в другом месте, и поэтому конверт с письмом от Чжинхвана попал к адресату в руки с опозданием. Тот берет и вскрывает его машинально, потому что неосознанно, по уже давно выработанной привычке, находит две знакомые макушки за столом Хаффлпаффа. Юнхен, нахмурившись, сосредоточенно читает учебник, а Ханбин пытается не уснуть сидя. Они оба выглядят так, будто не спали несколько месяцев, и Бобби чувствует укол вины, потому что последние недели не мог найти времени, чтобы побыть с ними. Юнхен пытается наверстать упущенное в начале года, потому что задвинул учебу и подготовку к экзаменам из-за своих обязанностей старосты и безумной идеи Ханбина собрать межфакультетскую команду. Они собирались на поле сначала впятером, подключив Донхека, который воспринял эту идею с пугающим энтузиазмом, а после, когда Юнхен нашел подход к замкнутому Чон Чану из Слизерина, уже вшестером, и для идеальной команды им не хватало только идеального ловца. Они тренировались вместе по какой-то дикой, но невероятно действенной программе, над которой Ханбин просидел все лето, вплоть до матча Хаффлпафф-Гриффиндор, на котором Бобби, наконец, удалось заработать для своей команды восемьдесят очков, благодаря чему он принял проигрыш не так тяжело, как в прошлом году. И все равно – он упустил последний шанс выиграть у команды Ханбина. Но с каждым днем жалеет об этом все меньше. Потому что уверен – когда-нибудь они еще смогут сыграть на одном поле. Чжунэ привычным жестом пихает Бобби в бок, отрывая его от мыслей и возвращая к реальности. Бобби не знает, почему младшему так сильно нравится возвращать его с небес на землю, но уже почти уверен, что именно на этом строится их дружба. Он опускает глаза к письму от Чжинхвана – тот всегда присылает письма ему и Чжунэ в одном конверте, будто боится, что без этого они перестанут разговаривать – но понимает, что не воспринимает ни слова. Образ клюющего носом Ханбина стоит у него перед глазами. Ощущение, что в погоне за одной важной вещью, упустил другую, возможно, даже более важную, преследует Бобби едва ли не до рассвета. Бобби ловит себя на том, что замок после отбоя уже не кажется ему таким мрачным и пугающим, как на первом курсе. Возможно, тогда они приглядывались друг к другу с недоверием, а возможно, все это время, после окончания войны, Хогвартс залечивал свои раны, потихоньку, тратя огромное количество магии, и, наконец, перестал быть колючим из-за причиненной волшебниками боли, потому что простил их и дал им еще один шанс. Это дает надежду, что когда-нибудь зажгутся факелы в заброшенных коридорах, и магия вернется к надолго уснувшим портретам, заставляя их обратить внимание на новых обитателей замка. Бобби очень жалеет, что не может остаться здесь на пару веков, но собирается приезжать сюда каждый год, чтобы проверить, что изменилось. Он надеется, что лет через десять замок встретит его на пороге, как старого друга, и даст прикоснуться к своей истории, а может даже – с любовью откроет ему Выручай-комнату и позволит окунуться в ее магию. Бобби спускается в подземелья, радуясь, что в Рождественскую ночь ни старосты, ни профессора никогда не патрулируют замок. Потому что воздух вокруг наполнен особым – и бесконечно добрым – волшебством, которое не позволит навредить ни другим, ни себе. Бобби не собирается никому вредить, несмотря на бесконечное количество темных заклинаний, запрятанных где-то в глубине сознания, ни одно из которых, похоже, не забудет никогда в жизни, даже если не будет тренировать их долгие годы. Они все еще норовят сорваться с языка, стоит ему забыться и оказаться в безлюдном месте, и палочка будто бы сама собой оказывается зажатой в пальцах. Бобби нравится это ощущение силы, и он скучает по своим ночным походам в запретную секцию, но в последние месяцы почти не жалел о том, что у него нет на это времени. Потому что новое занятие казалось ему намного более важным. Вход в гостиную Хаффлпаффа он находит без труда, и так же без труда проникает внутрь. Пароль никогда не меняется, и раньше, до того, как Юнхен стал старостой, очень многие посторонние этим злоупотребляли. Сейчас только безумец может позволить себе пробраться внутрь. Ну или настоящий гриффиндорец. Бобби находит старосту спящим в гостиной в обнимку с учебником по зельям, и ненадолго замирает в нерешительности. С одной стороны, облюбованный Юнхеном диван находится далеко от прохода в спальни, а с другой – нельзя недооценивать его интуицию. Поэтому заклинание поиска, настроенное на конкретного человека, Бобби произносит про себя, искренне радуясь тому, что в прошлом году уделил невербальной магии почти все свободное время в первом семестре, пока она не начала получаться довольно сносно, и проскальзывает к лестницам, следуя за маленьким желтым огоньком. В спальне Ханбин один – он, в отличие от сокурсников, остается в замке на каникулы каждый год, потому что дорога до дома занимает слишком много времени. Даже порт-ключ не срабатывает на такие большие расстояния, поэтому ему приходится добираться самолетом, а после – перестраиваться на другой часовой пояс. Подружись они раньше, Бобби звал бы его к себе домой, но в этом году уезжать отчаянно не хотелось. Маленький огонек в банке – не иначе, Ханбин вычитал этот способ в специальной версии Истории Хогвартса, главы которой написаны героями последней войны – мягко освещает пространство рядом с кроватью. Ханбин крепко спит на боку, обняв сползшее одеяло руками и ногами, и есть что-то в выражении его лица, что заставляет сердце Бобби трепетать гораздо больше, чем Рождество и Хогвартс вместе взятые. Он отвлекается и только через несколько минут ловит себя на том, что засмотрелся. Здесь нет Чжунэ, который понимает намного больше, чем сам Бобби, но никак это не комментирует – и поэтому Бобби рискует проторчать тут до утра такими темпами. Он разминает шею, чтобы настроить себя на рабочий лад, как перед тренировкой, и осторожно кладет упакованную книгу, в которой описаны все нюансы при создании зачарованных окон и потолков, потому что заклинаний, как оказалось, было недостаточно, рядом с подушкой Ханбина, надеясь, что тот заметит ее раньше, чем горку других подарков рядом со своей кроватью. Во всем, что касается Ханбина, Бобби чувствует себя редкостным эгоистом, но так же, как и с тягой к темной магии, ничего не может с этим поделать. И совсем не пытается. Он поднимает палочку и, направив ее на полог, закрывает глаза, чтобы в деталях представить звездное небо над летним Хогвартсом. То, которое он видел каждый раз, когда выбирался из гостиной после отбоя в последний день перед отъездом домой. То, в которое он смотрел часами, лежа на холодном песке в самом центре квиддичного поля – там, где ни один староста и ни один профессор не будут искать нарушителей. Заклинания получаются легко, намного легче, чем в пустом пыльном классе, и на пологе над кроватью Ханбина расцветает звездное небо. То самое, с едва заметной полосой Млечного Пути, о котором он начал мечтать, еще будучи напуганным первокурсником в очереди на распределение. Бобби начал искать книгу с нужными заклинаниями сразу же, как только оказался дома летом, и неоднократно обошел весь магический Лондон, а после – основательно засел за старые учебники, потому что почувствовал острую нехватку теории. За это лето он учился больше, чем за предыдущие шесть лет вместе взятые. Бобби гасит огонь в банке, и результат его стараний погружает комнату в мягкий мерцающий свет. Ханбин переворачивается на спину и начинает хмуриться во сне, словно почувствовав изменения, но через несколько долгих секунд его лоб разглаживается, и на лице появляется выражение умиротворения. Бобби выдыхает и ловит себя на мысли, что в первый раз видит Ханбина таким спокойным. Как будто с некоторой малоощутимой враждебностью со стороны замка ушло и его недоверие к окружающему миру. Бобби одергивает себя, пожалев, что рядом нет Чжунэ с этой его привычкой всегда вовремя напоминать, что пялиться на других людей – неприлично. Он бросает последний взгляд на лицо Ханбина, которое в звездном свете кажется почти призрачно красивым, и, подхватив со стула желтый плед крупной вязки, тихо выходит из комнаты. Он набрасывает плед на Юнхена, потому что прямо сейчас не боится ровным счетом ничего. И даже бесстрашно вытягивает учебник из его рук. - Минус десять баллов с Гриффиндора, Ким Бобби, - говорит тот, даже не проснувшись. – За прогулки после отбоя. И, как ни в чем не бывало, переворачивается на другой бок и продолжает спать. Бобби, поборов желание огреть его учебником по голове, тихо фыркает себе под нос и с легким сердцем отправляется в свою гостиную. В эту ночь он засыпает без привычного зуда в подсознании, вызванного жаждой приключений. - Тебе, - сонно бурчит Чжунэ вместо поздравлений и вручает только что проснувшемуся Бобби два подарка – от себя и от Чжинхвана. Он бесцеремонно валится рядом на кровать и практически сразу засыпает. Чжунэ выше традиций, он предпочитает вручать подарки лично, пусть даже без лишних церемоний, и это что-то вроде высшего проявления привязанности с его стороны. Бобби небрежно накидывает на него край одеяла, понимая, что тот занимается по ночам, потому что хочет в этом году сдать СОВ лучше Донхека, и уважая этот истинно гриффиндорский дух соревнования, и сползает с кровати, поближе к горке подарков. Подарок от Чжинхвана он разворачивает первым, и едва не разрывается от любви к старшему, обнаружив, что тот прислал ему свои конспекты за седьмой курс с пометками, на что стоит обратить пристальное внимание в подготовке к экзаменам. Очень подробные и явно дополненные записи заставляют чувствовать тоску, и Бобби, тряхнув головой, откладывает их в сторону, чтобы не провести этот день в меланхолии. Взгляд цепляется за конверт, подписанный знакомым почерком, и Бобби вытягивает его из-под подарка от Юнхена – тот всегда заворачивает их в кислотно-желтую бумагу, делая абсолютно узнаваемыми – и, не обращая внимания, практически разрывает верхний шов, даже не вспомнив о существовании ножа для бумаг или палочки. В письме только одна фраза – «Дождись меня после ужина» - но даже от нее приятно теплеет в груди. Бобби не позволяет себе думать о причинах, заставляя сосредоточиться на сюрпризе. Потому что, учитывая характер Ханбина, его ждет что-то совершенно грандиозное. Выражение на лице Ханбина совершенно нечитаемое. Оно было таким за обедом – завтрак Бобби благополучно пропустил – и остается неизменным за ужином. Они сидят рядом за общим с профессорами столом, и это что-то вроде очередной Рождественской традиции, потому что на каникулах в Хогвартсе остается слишком мало учеников. Бобби старается впитать в себя каждый момент, весь спектр рождественских ароматов – начиная едой и десертами и заканчивая запахом хвои – и каждую зачарованную игрушку на ветвях огромных пихт, но раз в несколько минут не может удержаться и бросает короткий взгляд в сторону Ханбина. Ему уже плевать, как это выглядит – Чжунэ увлеченно спорит о чем-то с Донхеком, а Юнхен делает вид, что слушает веселую болтовню директора, и только подрагивающие уголки губ выдают его с головой. Бобби проверил сегодня утром – количество рубинов в песочных часах факультета не уменьшилось, а значит, штрафные очки были возвращены, и не остается сомнений в том, что выражение лица Ханбина с этим как-то связано. Они встают из-за стола одновременно – в тот момент, когда остальные поглощены разговорами больше, чем едой – и Бобби старается не думать о том, что перед этим Ханбин нашарил его руку под столом и позволил себе просидеть так несколько минут, прежде чем сжал его пальцы своими, подавая сигнал. Что-то происходит – это что-то заставляло Бобби избегать его общества последние недели и мешало торжествовать из-за заработанных на матче очков. В конце прошлого года этого точно не было – нечто прицепилось к нему первого сентября, в поезде, когда Бобби, едва не опоздавший, влетел в вагон, открыл первое более-менее свободное купе и уперся взглядом в Ханбина, который, казалось, ждал его все это время. И одарил самой радостной из своих улыбок. Нечто заставляет Бобби видеть только одно из десятков других лиц в большом зале. И это же нечто живет где-то внутри, рядом с гигантским сгустком темной магии. Ханбин идет немного впереди, словно хочет спрятать выражение своего лица, и Бобби позволяет ему это, потому что прекрасно помнит, что он все еще остается самым сложным в мире человеком с малопонятной внутренней организацией. Ломать ее вместе с заработанным доверием очень не хочется. Бобби сверлит взглядом затылок Ханбина, и почти не замечает, как лестница плавно перемещает их на площадку седьмого этажа. Выше не забраться – не пускает сам Хогвартс, и лестница, ведущая на последний этаж, уже долгие годы остается неподвижной. Бобби был уверен, что подарок от Ханбина ждет его где-то рядом с факультетской гостиной, до тех пор, пока лестница сверху не сдвинулась с места. Ханбин уверенно забирается по ступенькам и останавливается на середине, даже не обернувшись. Он уверен, что Бобби пойдет следом, потому что знает его слишком хорошо, потому что придумал для него тысячу и одну беспроигрышную стратегию для игры в квиддич. Бобби идет и застывает на пару ступенек ниже. Он никогда не боялся высоты – иначе не смог бы летать – но прямо сейчас чувствует необъяснимый трепет и ни за что не позволяет себе посмотреть вниз. Его преследует глупый страх, что древняя магия, пробудившая лестницу, может исчезнуть. С их появлением на восьмом этаже зажигаются факелы, и, когда Ханбин берет его за руку, Бобби перестает дышать. Бобби догадывается о том, куда они идут, и думает о том, что в своем эгоистичном желании подарить Ханбину то, что не позволит ему забыть эту дружбу как минимум до окончания школы, совершенно забыл, что, в свою очередь, подружился с, наверное, самым уникальным магом за последнее столетие. Способным сделать такие же уникальные подарки. - Она не очень хорошо себя чувствует, - немного виновато говорит Ханбин, остановившись у стены напротив покрытой паутиной картины, на которой Бобби с трудом различает силуэты троллей. – Но очень старается. Пришлось каждый день делиться с ней своей магией, чтобы она проснулась. Бобби открывает рот, чтобы что-то сказать, но Ханбин выпускает его руку и начинает ходить вдоль стены, и с каждым его шагом дверь, которая изначально казалась только иллюзией, становится все реальнее. Это магия – самая древняя и самая непостижимая, и подарок от замка, который любит своих детей. Бобби берется за теплую ручку и, повернув ее, оказывается в комнате, которая напоминает собой уменьшенную копию украшенного к Рождеству большого зала. С зачарованным потолком. Ханбин заходит следом за ним, и дверь с мягким стуком закрывается. Бобби не так важно, как выглядит комната – намного важнее, что она есть, и, стараниями Ханбина, замок пустил его в свое сердце. Нечто внутри на несколько мгновений становится гораздо больше сгустка темной магии. - Делиться, - отзывается Бобби, развернувшись к Ханбину, и тот привычно сереет от внезапной близости, а потом так же привычно краснеет. – Магией. Ханбин бормочет что-то на корейском – всегда так делает, когда растерян – но, спохватившись, переходит на английский. - Это другая магия, - коротко поясняет он. – Ей учат волшебников у нас дома. Синяки под его глазами в этом освещении становятся четче. Магия, судя по всему, для него не проходит бесследно, и Бобби с радостью поделился бы с ним своими силами, если бы умел. Но вместо этого поднимает глаза и замирает, обреченно вглядываясь в парящую над ними омелу. Ханбин, проследивший за его взглядом, старательно делает вид, что тоже видит ее впервые. Его выдает лихорадочный блеск во взгляде и что-то еще, что – Бобби уверен – он позволяет себе показать впервые. - С Рождеством, - Ханбин говорит тихо, но это, наверное, самое искренне поздравление из всех, что Бобби слышал в своей жизни. Нечто внутри с готовностью отзывается – но с этим Бобби разберется позже. Пожалуй, намного, намного позже.