Другая весна

      Механический голос метро объявил: «Станция Такаока. Следующая станция – Чикуса». Я посмотрела на время и едва не взвыла на весь вагон – до офиса оставалось чуть меньше половины пути, а рабочий день начался ещё полчаса назад. Сегодня я впервые проспала и катастрофически опаздывала на работу.       С вечера меня охватило какое-то странное, беспричинное волнение. Сердце то и дело болезненно сжималось, замирая на несколько секунд, а потом будто падало с большой высоты, разбиваясь о рёбра. Я прикладывала холодные влажные руки к груди, как будто этим могла унять аритмию, но внутренняя дрожь только усиливалась. Заметив моё нездоровье, Мегуми пыталась выяснить, чем оно вызвано. Она задавала мне вопросы как заправский терапевт, прикладывала тёплую руку к моему лбу, совала градусник, хмурилась и качала головой, повторяя действия по кругу. В конце концов, не добившись толку, сестра отправила меня спать, снабдив напоследок таблеткой аспирина и стаканом воды.       Не имея ни сил, ни желания сопротивляться, я упала в кровать, едва стрелки часов подобрались к десяти вечера, однако спасительный сон всё никак не приходил. Прокрутившись в постели до трёх утра, я наконец провалилась в тревожную, беспокойную дремоту, сквозь которую услышала звонок будильника, но не смогла встать. Если бы сестра снова не пришла мне на помощь, проспала бы до обеда, а так, хоть и с опозданием, я мчалась в офис - невыспавшаяся, голодная и бледная, как смерть. В метаниях от дома до станции метро я даже не успела обдумать своё текущее состояние - в тот момент для меня важнее было любой ценой успеть на ближайший поезд.       Единственное, что утешало меня в то утро – отсутствие звонков с работы. Это давало слабую надежду на то, что моё опоздание осталось никем незамеченным. "Может быть даже получится затеряться среди служащих и тихонько прошмыгнуть на своё место, пока Сакураи-чан не заметила моего отсутствия," - наивно думала я, поднимаясь на свой этаж.       Но едва открыв дверь офиса телекомпании , я сразу почувствовала: что-то не так. Сам воздух был не таким, как обычно. В коридорах не было слышно ни единого звука. Утренние приветствия, смешки, удивлённые возгласы, возня у принтера и кофемашины – вся эта утренняя рутина,- важная составляющая офисного организма, - растворилась, словно её и не было никогда. Единственное живое существо, которым оказался сиротливый кулер под раскидистым фикусом, подмигнуло разноцветными глазами - лампами, обиженно проглотило пузырь воздуха и тоже затихло. Меня окутала звенящая тишина.       - Постапокалипсис какой-то… - сказала я вслух, зябко поёжившись, и набрала в Line сообщение для Сакураи-чан.

«Привет! У нас что, выходной или массовая эвакуация?»

«О, Киоко-тян! Скорее беги в кабинет господина Андо – все уже тут!»       Никаких объяснений по поводу того, почему все сотрудники телекомпании оказались у директора, не последовало, поэтому, подгоняемая неведением, я припустила со всех ног к кабинету шефа. В гудящей голове одна за другой возникали версии происходящего. Произошло какое-то несчастье с кем-то из сотрудников? Нет, вряд ли – в таком случае на телефон приходит корпоративное оповещение. Обсуждают рабочие вопросы? Возможно, конечно, но ещё вчера о планёрке не было ни слова… Может, кто-то провинился? Или… Или компанию закрывают?!       На этой шокирующей версии я добралась до кабинета шефа и, не успев даже толком испугаться, рванула дверь на себя. Мне показалось, что в помещении, казавшимся мне ранее достаточно просторным, не осталось свободного сантиметра – все кресла, диваны и даже пол были заняты сотрудниками телекомпании. Как по команде, все взгляды немедленно обратились ко мне.       - Д-доброе утро… - пробормотала я.       - Ты очень вовремя, Ки-тян! – закричал Ватанабэ. - Сейчас как раз наша очередь! Кимура, подвинься!       Кимура-сан, насколько мог, сдвинулся вправо, и в образовавшееся между ним и Ватанабэ «окно» я увидела сначала широкий монитор компьютера, а потом меня догнало запоздалое осознание того, что на экране я вижу ... Шому! Ноги словно подломились в коленях, а в голове кто-то ударил в гонг. Я неуклюже опустилась на предложенное мне место.       - Ватанабэ-чан, что происходит? – Замороженными губами прошептала я.       - Чемпионат Четырёх Континентов! – Восторженно взвизгнул Кимура вместо Сосэки-чана.       Я хотела задать ещё какой-то вопрос, но, поймав на себе суровый взгляд, тут же осеклась.       - Заткнитесь же наконец! – Прошипела сидящая впереди нас менеджер Хаяси и, развернувшись в полоборота, молниеносно ткнула Кимуру кулаком в живот, а затем так же молниеносно вернулась в прежнее положение.       В попытке сделать глубокий вдох, я захлебнулась воздухом и закашлялась, однако напряжённо выпрямленная спина Хаяси-сан быстро помогла мне справиться с приступом. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я прикрыла рот рукой и вжала голову в плечи, стараясь занять как можно меньше пространства кабинета и даже не подозревая, насколько тщетными окажутся мои усилия.       Внимание всех присутствующих в кабинете сотрудников было приковано к экрану, где крупным планом транслировалось лицо Шомы. Он недвижимо стоял с опущенной головой, касаясь плеча рукой и сосредоточенно вглядываясь будто бы в белый лёд, но на самом деле - вглубь себя. В моей голове всплыла выхваченная откуда-то информация, что это, кажется, называют «стартовой позой» - через мгновение зазвучит музыка и …       Это было первое его выступление, которое я увидела своими глазами. Давно, ещё в самом начале нашей дружбы, мы договорились, что это случится тогда, когда я сама буду готова. Конкретные сроки не обговаривались, Шома не торопил и ни на чём не настаивал, а я всё оттягивала и оттягивала момент знакомства с делом, которому он посвятил свою жизнь.       К счастью для меня, даже родные никогда не спрашивали о причинах моего поведения. Но если бы спросили, я вряд ли смогла бы им ответить. Я и сама не понимала, откуда взялся этот непреодолимый барьер, хотя в глубине души мотивы его появления были более или менее ясны.       В школе, да и в университете тоже, были девчонки, которые хотели дружить только с популярными парнями – спортсменами, музыкантами, художниками. Они таскались за ними по пятам, отвоёвывая их друг у друга. Таких девочек называли «группис», как безумных фанаток рокеров, и относились к ним так же, как и к настоящим группис – с иронией, пренебрежением, а порой и с плохо скрываемым отвращением. Но ни насмешки одноклассников, ни испорченная репутация не в силах были остановить этих девиц.       Наверное, я боялась стать группис. Я хотела дружить с Шомой, потому что он – забавный, сонный, добрый, умный Шома-кун, а не звезда фигурного катания Уно – сеншю. Но что, если кто-то решил бы, что я с ним только из-за его популярности? Или я сама перестала бы в нём видеть обычного, «моего» Шому? Быть может, такая ерунда могла родиться только в моей беспокойной голове, и поскольку я ни с кем не делилась своими рассуждениями, некому было сказать мне, как глупы подобные опасения. Само собой получилось так, что события последних недель и тревожное настроение Шомы уже начали понемногу двигать лёд моей нерешительности, но произошедшее в офисе оказалось сродни разорвавшейся бомбе - все баррикады, что держались многие месяцы, пали в течение четырёх минут.       Ничто не предвещало такого начала рабочего дня. Никто не поинтересовался у меня: «Эй, Сато-тян, а что ты думаешь о том, чтобы посмотреть выступление Уно-сеншю в прямом эфире всем офисом, а?». Нет, ничего такого. Я просто внезапно ворвалась в самую гущу событий, когда что-то изменить было уже невозможно. Теперь я сидела, зажатая со всех сторон своими коллегами, и трепетала от страха. Страха за то, что по моему лицу всем станет понятно, что Уно Шома мне не посторонний.       Тем временем выкрики с трибун затихли, а пространство стадиона и наш офис наполнили первые аккорды «Лунной сонаты». Шома начал движение, оборвав мои мысли на полуслове.       Он стремительно и плавно пересекал каток, олицетворяя своим катанием наступление той самой лунной ночи, что пядь за пядью укрывает землю чёрным шёлком. На груди и плечах Шомы сияли притихшие, очарованные мелодией звёзды. Когда я решила, что смотреть его выступление на экране не так уж и страшно, он повернулся в полоборота против движения, быстро сгруппировался и, оттолкнувшись от льда, закружился в воздухе. Спустя долю секунды, растянувшуюся для меня в целую вечность, Шома снова приземлился на лёд -легко и свободно, плавно раскинув руки, словно крылья.       Комментаторы что-то восторженно зашептали в микрофоны, но я не расслышала слов. Где-то далеко от меня Кимура беспокойно заёрзал на своём месте, Ватанабэ нервно постукивал ладонью по колену, а менеджер Хаяси склонялась и распрямлялась в такт лившейся из колонок музыке. И всё это происходило где-то очень далеко от меня…       В эти минуты как никогда я была близка к Шоме. В то время, как телесная оболочка застыла в параличе на полу кабинета, моя душа, небесными нитями вплетённая в воздушный шлейф за шоминой спиной, парила над катком. Она скатывалась по его волосам, растекалась по шее и рукам, скользила по грудной клетке, застревая в складках костюма. Всё, что было во мне, всё, из чего я состояла, в эти минуты было с ним.       Новый прыжок, и ещё, ещё! «Каскад» - сказал комментатор. «Каскад» - повторила я за ним бескровными губами. Мои руки и ноги похолодели, по телу прокатился волна, похожая на электрический разряд. Я не успевала отдышаться, как очередная волна снова накрывала меня с головой.       Шома отталкивался ото льда несметное количество раз и каждый раз приземлялся, словно притягиваемый к катку магнитом. Когда он взмывал ввысь, внутри у меня становилось пусто и холодно – что, если он упадёт? Но крылья крепко держали его в воздухе, помогая парить в едином потоке с музыкой.       Мелодия ускорялась, становилась мощнее, напористее, и в какой-то миг я поняла, что прыжков больше не будет – началась финальная часть выступления, в которой я будто бы впервые увидела Шому. Шому, которого я никогда не знала.       Это был вдохновлённый творец. Тот, в чьих венах вместо крови текла музыка. Чародей, чьи фантастические руки ворожили колдовской узор, а гибкая шея и невероятные плечи приковывали к себе взгляды и сводили с ума. Какая-то непостижимая, неземная пластика будто кистью на холсте создавала рисунок его танца. Поворот головы, взгляд, вращение, движения ног, корпуса – и всё это затягивалось связками в крепкий узел, красивый, но для попавшего в него – роковой.       И эта спина, и эти руки, и этот прогиб поясницы были мне как будто знакомы, но я никогда не думала, не могла представить, что это может быть настолько… Чувственно? Возникшее в ту же секунду воспоминание о поцелуе отозвалось глубоко внутри. Теперь мне стало понятно, что его катание по чувственности могло быть сравнимо только с его поцелуем.       «Лунная соната» погасла, как гаснет на рассвете ночь. Шома откинул голову назад и застыл посреди катка, глядя куда-то вверх сквозь купол стадиона. Тяжёлые, взмокшие волосы чёрными ласточками обвили его шею сзади. Я приготовилась сделать большой глоток воздуха, но вдруг случилось то, чего я никак не ожидала – он упал на лёд, спрятав лицо в сложенных руках. В полной тишине кабинета словно со стороны я услышала свой крик.       Вцепившись деревянными пальцами в юбку, я вместе со всеми наблюдала, как от тяжёлого дыхания загнанно поднимается шомина спина. За густыми рассыпавшимися волосами невозможно было разглядеть его лица; можно было только догадываться, какие чувства оно выражало в тот момент. "Он отдал всего себя" – это было единственное, о чём я могла думать, глядя на него.       Я готова была поклясться чем угодно, что это выступление было достойно великого музыкального шедевра, и его, как и бессмертную "Лунную Сонату" Бетховена, люди запомнят на долгие годы как образец чистого, высокого искусства.       Наконец Шома тяжело поднялся на ноги, выехал на середину катка и поклонился на четыре стороны под рёв пришедших в неистовство от восторга трибун. Комментаторы с экрана что-то надрывно вещали о технике и оценках, перекрикивая толпу и собственное возбуждение, а Шома уже направлялся к дивану за бортиком, бережно поддерживаемый под локоть Хигучи-сенсей. Оцепенение, сковывавшее сотрудников офиса на протяжении последних пяти минут, постепенно начало сходить.       Первым со своего места поднялся Кимура. Вся его долговязая фигура подалась вперёд, как-будто он хотел проникнуть в экран, на котором радостно улыбались Шома и Михоко-сан. Он что-то живо объяснял ей, пока она ободряюще похлопывала его по колену и энергично кивала в ответ на его слова. Их взгляды синхронно устремились вверх на невидимый для нас экран. Хигучи-сенсей в изумлении вскрикнула и рассмеялась, а Шома лишь смущённо провёл тыльной стороной ладони по влажным от стекающего пота губам. Я не совсем понимала, чем вызвана такая реакция, но всё встало на свои места, когда на мониторе появилась таблица с оценками: сначала зажглись цифры 197.36, затем 289.12, а следом в самом крайнем столбце запульсировала единица. Сама собой на моём лице возникла широкая улыбка. Я обвела взглядом коллег – горящими глазами они восторженно взирали на турнирную таблицу, а на их лицах цвели такие же улыбки.       Стоящий рядом со мной Кимура расправил плечи и, гордо вздёрнув подбородок, захлопал в ладоши -раскатистые одиночные хлопки отскочили от стен кабинета. Затем они удвоились - кто-то присоединился к Томо-чану. Я обернулась и увидела, как господин Андо с чувством вторит Кимуре. Тогда и я смело и звонко ударила в ладоши. На следующие несколько минут наш офис утонул в овациях.       - Я едва не сошла с ума! – всхлипнула Хаяси-сан и рассмеялась сквозь слёзы. - Шома-кун заставил поволноваться!       - А я знала, что он победит, - уверенно ответила ей менеджер Сакураи, - уж такой он парень – борется до победы! Верно я говорю?       Стоявшие рядом с ней сотрудники согласно закивали, кто-то даже потрепал по плечу расчувствовавшуюся сверх меры Хаяси, мол, ничего, бывает!       - А ты что скажешь, Сато-тян? – обратился ко мне воодушевлённый Ватанабэ. - Силён наш Уно-сеншю? Гордишься нашим земляком?       На секунду я растерялась, но быстро собралась и, не моргнув глазом, соврала:       - Не знала, что он наш земляк, но даже не будь он нашим земляком, разве можно им не гордиться?       - Это верно, верно! – Рассмеялся он, удовлетворённый ответом.       Среди гомона разгорячённых сотрудников я услышала, как кто-то окликнул меня по имени. Поискав взглядом того, кто мог звать меня, и увидела господина Андо, стоящего чуть поодаль от всех и жестом приглашающего подойти к нему.       - Позвони ему, - склонившись ко мне, с тихой улыбкой сказал шеф.       После заставшего врасплох вопроса Ватанабэ я почти не смутилась, услышав эти слова.       - У меня всё ещё рабочее время… - скромно опустив глаза, заметила я.       Андо-сан сразу раскусил мою хитрость.       - Тогда я объявляю для тебя особый перерыв. Кажется, пришло время обеда?       - Большое спасибо, господин Андо! Я быстро вернусь! Спасибо!       Последнее «спасибо» я крикнула уже в дверях кабинета, провожаемая удивлёнными взглядами ничего не понимающих коллег. От звонка в Америку меня отделяли всего два лестничных пролёта, поэтому, минуя лифт, я выскочила на лестницу. Перепрыгивая через ступеньку, я преодолела один этаж - все мои мысли были заняты предстоящим разговором. Боже, неужели я услышу Шомин голос и смогу его поздравить теперь по-настоящему, ведь я наконец-то стала свидетелем его победы?!       Полностью погрузившись в собственные переживания, я не замечала ничего вокруг. Окружающая обстановка сливалась в единый размытый поток, как вид за окном электрички. Внезапно на моём пути возникло препятствие, в которое я влетела на полном ходу, не сразу осознав, во что так отчаянно впечаталась. Задев неопознанный объект плечом, я покачнулась, потеряв равновесие, но, в последний момент схватившись за перила, всё же смогла удержалась на ногах. Наконец взгляд сфокусировался в одной точке, и я увидела высокого мужчину с растерянным выражением лица – он явно не ожидал, что восхождение по лестнице может таить в себе скрытые опасности.       Незнакомец замер на месте, с удивлением глядя на меня, но я не собиралась задерживаться – извинившись на бегу, я преодолела последний лестничный пролёт и уверено направилась к выходу.       - Эй! – крикнул мне вслед неизвестный мужчина, - кто ты, сумасшедшая?       - Сато! – крикнула я в ответ и выбежала на улицу.       Рабочий полдень растекался по стенам и окнам тысячами солнечных брызг. Свежий воздух, как соскучившийся щенок, немедленно лизнул мои горячие щёки. Постояв немного, грея лицо в лучах солнца, я побрела по тротуару, не особо задумываясь о направлении. Пальцы автоматически заскользили по экрану телефона, набирая Шомин номер.       «Сколько, интересно, стоит звонок в Америку?» - между делом промелькнуло у меня в голове, пока я слушала гудки в телефонной трубке. Не отвечает… Я пожала плечами и усмехнулась – ну что удивительного в том, что Шома не отвечает? Отсутствие знаний о процедуре проведения соревнований не помешали мне прийти к простому логическому выводу: вероятнее всего, Шома ещё не успел добраться до раздевалки, и уж, наверное, ответы на звонки не значились первым пунктом в списке дел, обязательных к исполнению сразу после выхода с катка.       В задумчивости я разглядывала витрины кафе и магазинов, встречающихся на пути, пока моё внимание не привлёк расположенный в одной из кофеен телевизор. Как это обычно бывает в подобных заведениях, по телеку крутили фоновые передачи вроде новостей или развлекательных шоу. Вот и сейчас немногочисленные посетители кафе время от времени поглядывали на сменяющиеся кадры новостной передачи – шёл репортаж о прошедших соревнованиях по фигурному катанию. Сложив ладони у лба козырьком, я старательно всматривалась в телевизор через стекло: вот кадры выступлений японских фигуристов, следом шли комментарии ведущих, а вот Шома крупным планом, его результат и интервью – уже в спортивной форме национальной сборной. Выпуск новостей сопровождала пометка «прямой эфир». Не долго думая, я завернула в кофейню.       - Здравствуйте! Желаете место для одного или к Вам присоединятся друзья? – Приветствовал меня администратор зала.       - Место для одного, пожалуйста. Если можно, ближе к телевизору, - без промедлений попросила я, не сводя глаз с экрана.       Чтобы оправдать свой визит, я заказала американо и круассан, к которым в итоге так и не притронулась - зато меня никто не беспокоил, и я могла спокойно смотреть на Шому.       Репортаж закончился, мой кофе давно остыл, а на лице снова сияла блаженная улыбка. По отполированной поверхности стола крался солнечный лучик. Я положила ладонь в пятно света и почувствовала его тепло. Как было бы здорово, будь Шома сейчас здесь, взять его за руку…       Как продолжение моих мечтаний, раздался звонок. По мелодии вызова я безошибочно угадала звонящего и без промедлений схватила трубку.       - Привет, Ки-тян! Я был занят и не мог…       - Я всё видела, Шома-кун, я ВСЁ видела! – Перебила я Шому, не в силах сдержать свои эмоции. - Поздравляю тебя с победой! Твоё выступление было потрясающим!       - Ты… видела? – Не веря своим ушам, переспросил он. - Я думал, что ты ещё не готова, но… Спасибо за поздравление! Спасибо огромное!       - Я и не была готова, - рассмеялась я, - но меня не спросили, это вышло случайно… Прости, минутку… Я только расплачусь и выйду из кафе. Не вешай трубку!!!       - Ни за что не повешу, - заверил меня Шома.       В трубке послышалась какая-то возня, потом все фоновые звуки разом пропали, как будто телефон заперли в сейфе. Я испугалась, что пропала связь и позвала Шому по имени.       - Я тут! Просто нашёл тихое место, где никто не будет мешать.       - Что это за место? – Поинтересовалась я, озираясь по сторонам в поисках такого же безлюдного уголка.       На глаза попалась пустынная детская площадка, стоящая между типовых бетонных домов. Быстро добежав до неё, я села на торчащую из песка одинокую карусель и оттолкнулась ногой от земли.       - Какой-то чулан в коридоре, с инвентарём...       Шома звонко чихнул и с опаской продолжил:       - Главное, чтобы меня здесь не закрыли.       В чулане что-то с грохотом упало и, судя по звуку, прокатилось с одного его конца на другой – не меньше.       - Не переживай, ты не дашь о себе забыть! – Заверила я его и тут же перешла к главному.       - Я теперь могу поздравить тебя по-настоящему, Шома-кун, ведь я всё видела своими глазами! Знаешь, мне было так хорошо и страшно одновременно, что я забывала дышать! Шома-кун, ты необыкновенный!       - Ради этих слов стоило подождать, - в голосе Шомы чувствовалась улыбка, - мне немного неловко, ведь не всё вышло хорошо, но…       Подумать только – ему немного неловко принимать поздравления за честную победу!       - Я – твой самый непредвзятый зритель, и поверь мне, всё было прекрасно!       Он рассмеялся и мягко возразил:       - Нет, Ки-тян, ты - самый необъективный зритель, точно тебе говорю! Вот когда я посвящу тебя во все технические тонкости фигурного катания, тогда…       - Постой-постой, - я не дала ему договорить, - что же получается, мне тоже не стоит верить тебе, когда ты хвалишь мои рисунки?       - Почему же? Мой дедушка – художник, так что я немного разбираюсь в искусстве, и мне можно доверять, - парировал Шома.       - Лааадно…- протянула я, не найдя, что ответить, - пусть так. Может быть, я и не заметила твои – как это правильно сказать? – технические ошибки, но уж чувства-то меня точно не обманули! Тут ты со мной не поспоришь, даже не пытайся!       - Не буду, - послушно согласился он, - теперь расскажи мне, как так вышло, что ты всё же отважилась посмотреть моё выступление?       - Я обязательно расскажу, но сначала ответь, как ты? У тебя всё хорошо? Я так сильно испугалась, когда ты упал на лёд…       Сейчас, после всех пережитых волнений мне было необходимо знать, что с Шомой всё в порядке.       - Уже всё хорошо, я просто устал. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Если бы я знал, что ты смотришь, то не стал бы тебя огорчать.       Мы рассмеялись, и тревожное чувство, не дававшее мне расслабиться и целиком отдаться радости, стало постепенно отпускать.       - Ты бы не узнал этого заранее, потому что я и сама не догадывалась, что это случится именно сегодня!       Я поведала Шоме от начала и до конца всю историю того, как стала свидетелем его победы. В тот момент, когда рассказ коснулся реакции моих коллег, на глаза навернулись слёзы, но я хотела, чтобы Шома непременно узнал об этом. Я чувствовала, что это очень важно.       - Знаешь, все буквально замерли до объявления твоих результатов, - с трудом проглотив образовавшийся в горле ком, я продолжила свою сумбурную речь, - а когда мы поняли, что ты победил, все стали хлопать. И я увидела, как много людей любят тебя, Шома-кун.       Я осознала, может быть ещё даже не до конца, скольких людей ты делаешь счастливыми. Никогда в нашем офисе не наблюдалось такого единения, как сегодня. Наверное, это господин Андо придумал устроить совместный просмотр фигурного катания, и если это так, то это было его самое верное решение с того момента, как я поступила на службу.       Возможно, тебя уже не удивляет, когда люди плачут, не в силах сдержать свои чувства. Но я впервые увидела, как, глядя на тебя, заплакала железная менеджер Хаяси – это меня потрясло. А Кимура? Знаешь, Кимура, он вообще такой замкнутый, разговаривает будто через силу… Но сегодня он первый поднялся с места и стал тебе аплодировать, заводя всех остальных. Я услышала столько добрых слов о тебе! Все на самом деле очень благодарны за проделанную работу!       Повисла тишина. Шома сопел в трубку, а я размазывала слёзы по щекам, не зная, что добавить. Секунды молчания текли по невидимым проводам.       Мы заговорили почти одновременно.       - Ты наверное всё это тысячу раз слышал… - начала было я, но Шома мягко меня прервал.       - В последнее время всё чаще возникает чувство, что я работаю впустую. Иногда я думаю: а кому, кроме меня, это нужно? Я стал часто подводить всех, и, мне кажется, не имею права просить о поддержке, пока что-то не изменю в себе. Извинения и обещания работать усерднее – боюсь, это не то, чего от меня ждут. То, что ты рассказала, даёт мне надежду, что у меня ещё есть, за что бороться.       - Конечно, есть! – заверила я, - ты нужен им и …и мне. Я горжусь тобой! Мне не терпится позвонить Мегуми и маме и рассказать им, как сильно я тобой горжусь!       - Знаешь, теперь мне безумно хочется поскорее вернуться в Японию! – с чувством сказал Шома.       По его тону было очевидно, что неуверенность и напряжение стали отступать, а на их место возвращалась радость победы.