Нерассказанная правда

Отбросив записку, точно она обожгла мои руки, я закуталась в одеяло и зажмурила глаза. Мне искренне хотелось, чтобы все это оказалось сном. Обычным кошмаром, от которого я вот-вот проснусь. Но неподдельный, животный страх напоминал мне, что это реальность. Он напоминал мне, что если я откажусь от Ашкора, то меня уберут в ящик. Со мной разделаются, как со сломанной игрушкой. И сделает это не кто-то, а человек, которого я люблю. В которого верила всем телом и душой, что он хороший, что в нем есть еще добро. Но в нем нет ничего, кроме злобы, тьмы и гнили. Она пожирала его, с каждым днем оставляя все меньше и меньше света. В комнате стояла непроглядная тьма. Мое зрение даже не пыталась сфокусироваться, но я и не хотела. Ведь, если бы я привыкла к темноте, мне бы в каждом углу моей комнаты — до этого дня казавшейся неприступной крепость, — мерещился темный силуэт Ашкора. За окном завывал ветер. В его свисте я отчетливо слышала голоса. Они точно молили о помощи. Они душераздирающе кричали, умоляя о быстрой смерти. Я не знала, откуда у меня такой прилив фантазии. Но он был жуток. Он не давал мне спать всю ночь. На утро я была полностью разбита. Мне не хотелось ничего. Я даже не могла заставить себя встать с постели. Мне казалось, нет, я думала и была уверена, что стоит мне показать нос из своей комнаты, как на меня тут же обрушится Ашкор с всепоглощающей яростью В глубине души я знала, что это не так, но мне было страшно. Лежа здесь, в своей безопасной и теплой кровати, обычные покалывания ребят в моей деревни показались мне не больше обычный выкриков по сравнению с тем ужасом, что наслало на меня одно письмо жестокого человека. Я повернулась и уставилась в окно. По прозрачному стеклу побежала нитка больше похожая на паутину. Она завивала свои концы и превращала в не просто раму и несколько стеклышек, а в настоящее произведение искусства. Может, это единственно за что я любила зиму. Она была такой одновременно холодно, но могла порадовать обычным узором. Они могла быть жестокой, но в тоже время песнь ее метелей и вьюг успокаивала меня и навивала долгий и сладкий сон. Я закрыла глаза, пытаясь услышать мелодичное завывание снега и холода. Но все что я слышала, так это свой внутренний голос, говорящий, что я должна открыть глаза и держать ухо в остро. Но мне так хотелось спать… Я сфокусировалась на письме, которое лежало на красном ковре с желтыми, оранжевыми и зелеными узорами, которое напоминало мне, как сильно я люблю лето. Письмо лежало вверх красивыми буквами, больше похожие на аккуратные завитушки. Даже на таком расстоянии я чувствовала каждую букву. Каждую злобу и обиду, которыми были отравлены строчки. Текст бестелесным призраком сидел у меня в голове, напоминая о каждой встрече, о каждой минуте, проведенной с ним. Я была настолько счастлива и настолько уверенно, что он тоже что-то ко мне чувствует, что не могла разглядеть истинное лицо этого монстра. А ведь он мне говорил, он предупреждал меня, но я была слишком глупа, чтобы принять его слова всерьез. Я погрузилась в себя настолько глубоко, что не заметила, как дверь моей комнаты с устрашающим скрипом открылась, и в комнату кто-то вошел. Мне хватило доли секунды, чтобы вскочить и забить в самое изголовья кровати. Но все это время незнакомцем, что вошел в мою комнату, оказывался мой брат. С побледневшим лицом и выпученными глазами он остановился в трех шагах от меня и вскинул руки, точно пытался усмирить какого-то дикого зверька. Я облегченно вздохнула. Мне определенно следует расслабиться, а иначе я просто сойду с ума. — Ты как? — спросил он, садясь на мою кровать. Его взору представился прекрасный вид на письмо, которое я с ужасом отбросила этой ночью. Поддавшись искушению любопытства, Невра подобрал клочок бумаги и, медленно водя глазами по содержимому, точно хотел запомнить каждое слово, прочитал. Через какое-то время на его губах появился оскал, оголяющий длинные белоснежные клыки, а бумага со скрипом превратилась в клочок в его руках. Он повернулся ко мне и встретил своими глазами мои глаза, которое это ночь не сомкнулись, поддавшись давлению письма. — Ничего не бойся, — сказал он мне и коснулся моей руки. Я пододвинулась ближе и положила свою голову ему на плечо. — Я убью его. Разорву на тысячи кусочков. Я уничтожу его разум, его плоть. Он будет страдать. Это был уже не Невра, это был смертоносный вампир в ярости готовый сметать все на своем пути. Таким я видела его лишь раз, когда ребята, в очередной раз насмехаюсь над моими двенадцатью с половиной хвостами и непонятным происхождением, довели меня до слез. Я не хотела кому-то рассказывать об этом, убежденная тем, что боль внутри меня рассосется сама собой. Но меня нашел Невра. Он, как всегда, начал выпытывать у меня информацию, но я молчала, как партизан. Моя боль была исключительно моей, и я не хотела с ней с кем-то делиться. Но он, применив ко мне знаменитое внушение, все-таки разузнал о жестоких речах ребят. Тогда я первый раз ощутила настоящий страх не из-за того, что покалечат моего брата, а из-за того, что Невра слишком сильно покалечит ребят. Невра погладил меня по волосам, говоря успокаивающие слова. На долю секунды мне показалось, что его голос жутко похож на мамин. Такое же сладкий, убаюкивающий, мягкий. В нем нет злобы и гнили, в нем есть только доброта, тепло и любовь. Я никогда не скучала по родной деревне и отчему дому, потому что знала, что все, что я делаю здесь, это исключительно для блага родных. Я защищаю их, находясь здесь. Но сейчас, слушая, как голос Невры, и чувствуя его теплую руку на своих волосах, я поняла, что я жутко скучаю по дому. Во мне зародилась такая тоска, что я не смогла сдержать слез. Я уткнулась в плечо брату и разразилась настоящим фонтаном слез. Я рыдала и рыдала, и рыдала, пока мой голос совсем не охрип от вечных всхлипов. Все это время Невра был рядом со мной. Он не пытался меня успокоить, не пытался вытереть мои слезы и сказать, чтобы я не плакала, он просто был рядом. Говоря, как сильно ему жаль и, что все скоро будет хорошо. После долгих рыданий я, наконец, заснула. Я была слишком вымотана, чтобы продолжать день без хорошего отдыха. *** Я проснулась во второй половине дня. Легче мне не стало, но я уже по крайней мере могла встать с кровати. Рядом со мной уже не было Невры, и я решила, что все, что было раньше, не иначе как сон. Ну, меня эта мысль успокаивала. Я переоделась в свежую одежду и отправилась на обед, который для меня был только завтраком. Я прошла по коридору гвардий и ощутила странное чувство. Нет, это не чувство, это запах. Запах имбиря, корицы и шоколадного молока. Это запах мандаринов и свежесрубленной елки. Что-то внутри меня, вероятно что-то радостное, зашевелилось. Я даже позволила себе улыбнуться. Пройдя по холлу, где активно проходила подготовка к предстоящему празднику, я юркнула в столовую. На удивление там оказалось пусто. Был лишь Каруто, который скакал по всей комнате, как кузнечик, и развешивал новогодние украшения. Видно, не заметив меня, он позволял себе громко ругаться на Мико за то, что та заставило его опошлить столь священное место. Ну, священным его не назовешь, но в этом месте всегда есть еда, которая не позволяет умереть всему Штабу голодной смертью. Я предупреждающе покашляла. Замерев в испуге, что кто-то слышал его брань, он медленно повернул голову. Когда он заметил меня, облегченно выдохнул и закатил глаза. — Тьфу на тебя! Что крадешься? Хочешь, чтобы я инфаркт получил? — его милое ворчание наполнило меня спокойствием. — Что тебе надо? — Я кушать хочу, — пробурчала я это больше себе, нежели ему. Но Каруто меня услышал. — А я чем могу помочь? Не видишь, я занят? — я подошла к нему и помогла зацепить мишуру до того место, до которого он не дотягивался. Да, я была выше Каруто на целых пятнадцать сантиметров. И когда он меня злил, я не упускала возможности поглумиться над его маленьким ростом. Правда потом мне приходилось питаться раз в день. Поваренок фыркнул и ушел на кухню, оставив меня наедине с моим одиночеством. Если раньше я была этому рада, то сейчас меня это пугало. Стоило мне остаться наедине с самой собой, как в память, точно стрела, влетела письмо. Эти строки, насквозь пропитанные ядом и гнилью, заставляли холодок пробежать по спине, а потом распространиться по всему телу. Слава Оракулу, мое одиночество длилось недолго. Через три минуты пришел Каруто с тарелкой гречневой каши с мясом и кружкой, явно чего-то крепкого. Сатир всегда видел меня насквозь и может на раз-два предугадать мое настроение. Он никогда не жалел на меня алкоголя (потому что я и так почти его не пью), за что я ему благодарна. В особо сложные периоды моей жизнь, только алкоголь и мог заглушить мои навязчивые мысли. Каруто поставил мой завтрак, который обед, на стол и жестом пригласил присесть. На самом деле это довольно редкое явление — Каруто сам принес еду, сам поставил на стол, так еще и пригласил за стол. Явление редкое, но забавное. Я села за стол и принялась уминать кашу за обе щеки. Принимая во внимание тот факт, что я не ела до обеда, я просто вгрызалась в ложку. Вешая свои гирлянды, Каруто иногда поглядывал на меня и проверял — не съела ли я ее ложку. Что ж, еще немного и я начну грызть тарелку. Я закончила с завтраком и развалилась на стуле, что было ошибкой. Сатир сразу же стал выгонять меня, говоря, что ему надо доделать работу, а я буду только мешать. Я отпираться не стала (если буду спорить, то рискну спугнуть благосклонное настроение мужчины и больше мне никогда не увидеть, как он приносит еду лично мне). Я встала из-за стала, поблагодарила Каруто за вкусную кашу и крепкий напиток и ушла. Делать мне особо нечего, а одной оставаться не хочется. Я хотела было помочь своим согвардейцам украсить елку, но к моему появлению, она уже стояла с миллионами новогодних игрушек и километрами гирлянд. В лабораторию тоже особо идти не хотелось. Там был Эзарель, а его мне меньше всего сейчас хочется видеть. Мои раздумья, как скрасить оставшийся день прервало жалобное фырканье из подвала. Несмотря на то, что подвал находится достаточно глубоко от Холла с дверьми, фырканье было достаточно громким. И тут меня осенило! Я совсем забыла, что четыре недели назад к нам прибежала стая фенер в сопровождении старцем. Я уже шагнула к входу, как в памяти освежился кусочек моего заточения. Как меня морили голод, поливали грязью. Отпало всякое желание идти на звук. Но фырканье было таким жалостливым, что мое доброе сердце просто не смогла этого выдержать. Не осознавая своих поступков, я пошла вниз. Стоило мне спуститься по лестнице, как на меня навалилась вся стая. Они весело прыгали вокруг меня и лизали мои руки, лицо, шею. От щекотки я засмеялась. Я не боялась щекотки, но их языка были такими шершавыми, что мои нейроны просто не могли остаться равнодушными. Вскоре они успокоились. Я сидела на холодном камне и осматривала каждого из фенер на наличие физических повреждай. Копание в их шерсти доставляло мне массу удовольствий. Он была такой гладкой и мягкой, совсем как подушка, что хотелось просто вцепиться в нее и не опускать. Когда последний фиолетовый лис был осмотрен, я облегченно вздохнула и посмотрела на образовавшееся кольцо вокруг меня. Я была так поглощена этим кругом, что не заметила, как ко мне подошли двое из стаи. Это были самка и самец (я достаточно много времени провела за учебниками и Эвелейн, чтобы вот с лету определять пол). Самец подошел ближе и легонько боднул меня в бок, после чего носом уткнулся в ногу. Самка лизнула мою руку и начала тереться о мое предплечье. Я, конечно, всегда была убеждена, что все животные меня любят, но чтобы настолько… Мне оставалось только мило им улыбаться и гладить каждого по очереди. Я спустила с камня на пол и положила голову на спину той самой самки, а под руку мне лег ее самец. К ним подтянулись и остальные. Фенеры облепили меня со всех сторон. Их шерсть, похожая на шел или мягкое одеяло, навевали на меня сон. Несмотря на холодный и сырой пол, мне было тепло и уютно. От моих новых друзей пахло молоком и медом. Совсем как от Эзареля… В особые дни, когда мы с ним не спорили, он пах именно так. Ну в остальных случаях я просто было в гневе, чтобы вообще почувствовать хоть что-либо. Через несколько секунд я закрыла глаза и снова погрузилась в царство Морфея. Я бежала по лесу. Вокруг были выжженные деревья. Они напоминали мне больше столбы, нежели живое растение. На таких деревьях больше не будет расти зелень, а лес будет казаться пустым и устрашающим. Однако это меня не пугало. Я продолжала бежать в саму глубь леса, не обращая внимания на то, что острые, как игла, ветки впивались в лицо, живот, ноги. Я была слишком чем-то напугана чтобы замечать боль. Однажды мама мне рассказывала, чтобы я никогда не ходила в лес без листвы. Она говорила, что там водятся демоны, навсегда забирающие жизнь. Они кровожадные, беспощадные и злые. Прежде, чем убить свою жертву, тем самым отняв душу, демоны любят издеваться. В нашей деревне ходило много слухов, что находили людей без кожи или без глаз, а иногда так вообще отсутствовали органы. Местные врачи говорили, что все это было совершенно при жизни жертвы. Детстве я была так напугана этим, что не ходила даже в живой лес. Ровно до того момента, когда Невра уехал в Главный Штаб. И в двадцать четыре года, наверное, стоит прекратить верить в подобную ерунду, но не когда ты находишься в самом эпицентре мертвого леса. Забежав за толстое дерево, я остановилась. Мои легкие горели пламенем, в глаза слезились. Мне предстояла еще долгая дорога, прежде чем они найдут меня. Усилием воли, я снова припустилась бежать. Ноги уже отказывали, и было такое чувство, что я сейчас упаду. Они найдут меня и будут долго мучить. Вы думаете, что за мной гонятся демоны? Как бы не так! Я сама не знаю, что преследует меня. Но по звуку падающих деревьев со всех сторон и хора оглушительного рева я могу сказать, что их много и они не настроены весело со мной болтать. Я добежала до какого-то дома. На вид он был абсолютно нормальный и можно сказать новый. Свежая краска на стенах, яркий огонь в окнах и дружелюбный вид. Без промедления я ринулась к двери. — Прошу откройте!!! — взмолилась я. Они приближались. Они были совсем близко. Я не могла их видеть, но я знала, что они уже здесь. Они наблюдают за мной. Выжидаю удачного момента, когда на меня можно напасть. От это я стала стучать еще сильнее. Но мне никто не открыл. Я слышала, как за дверью было какое-то копошения и разговоры. Возле меня раздалось шипение. Я в ужасе повернула голову и хотела посмотреть на монстра. Но его не было. Я его не видела. А оно меня видело. Оно дышало мне в лицо своим теплым дыханием. Нечто зарычало и бросилось на меня. — Мии… — я вскочила с земли и начала озираться по сторонам. Вроде бы никого леса нет и никаких монстром тоже. Был только Валькион и Лейфтан. Они склонились надо мной и трясли меня за плечи. — Не называй меня так, — огрызнулась я, глядя на Валькиона. Я знаю, что он не хотел меня эти обитель, но я не могла слушать это имя из чьих-то чужих уст. Я оперлась на руку, поданную мне Валькином и встала с пола. Он долгого пребывания на твердой поверхности у меня болела спина, а ноги просто отнимались. Видимо, мои новые фиолетовые друзья убежали, оставив меня одну спать в сыром подвале. Я, наверное, пролежала тут до самого вечера, раз Вальк и Лей пошли меня искать. Я поднялась наверх и оказалась права. За окном уже вовсю властвует ночь, накрывая своим темным плащом всю Элдарию. Я пожелала друзьям спокойной ночи и отправилась, куда глаза глядят. Мне уже не хотелось спать, а по сему я просто отправилась на прогулку. Конечно, я понимала, что там холодно, но моя кожа так накалилась, что сейчас морозная улица — идеальное место. Но я все-таки забежала у себе в комнату и взяла куртку. По своему опыту знаю, что моя коже жар долго держать не будет. Особенно на морозе. Я вышла на улицу и сразу же ощутила спасительный мороз. Он заключал меня в свои объятья, а беспрекословно давала зиме завладеть моим телом. Только сейчас я осознала, что мне невероятно жарко, и я даже не знаю почему. В детстве со мной не раз такое случалось, но, как правило, это прекращалось еще до того, как я успевала выбежать на улицу или окунуться в холодный ручей, что тек неподалеку от нашего дома. Присев на одной из лавочек на рыночной площади, я принялась рассматривать прилавки. Сейчас, когда кругом ни души, они выглядят такими заброшенными одинокими. Но я знаю, что с наступлением рассвета, они оживут точно после долгой спячки. На пустующих сейчас прилавках появятся товары, придав серым киоском иллюзию жизни. Но с наступлением темноты эта иллюзия исчезнет, и прилавки снова улица снова окажется в своем гордом одиночестве. Я закрыла глаза и откинула на перилла. На улице шел снег. Большими хлопьями он падал на мои щеки, лоб, нос и ресницы. Внезапно я вспомнила, как совсем недавно мы с Эзарелем были вынуждены спать в пещере из-за большого снегопада. Я вспомнила, как он смотрел мне в глаза, держа мою ногу в своей руке. Тогда нас не раздражало общество друг друга, мы просто сидели и смотрели в глаза, и ничто не могло нас прервать. Однако костер так не думал. Я начала представлять, чтобы случилось, если бы эта ветка не треснула от жара. Мы бы поцеловались. Как противно мне это признавать, но это правда. Хотя меня утешала мысль, что дальше того поцелуя дело бы не дошло. Я отношусь к Эзу исключительно как к начальнику. И, наверное, так будет всегда. Я еле как справляюсь с его язвительными высказываниями в мою сторону раз в день, а если мы будет встречаться, то мне придется терпеть это каждый день. Нет, я не выдержу такого. На улице становилось все холоднее и холоднее. Даже моя теплая зимняя куртка уже не могла согреть меня, но мне все равно не хотелось уходить отсюда. Отвлёкшись на снегопад и в целом на зиму, я смогла забыть про Ашкора, про его угрозы. Хоть тут я и в полной его досягаемости, но чувствую себя куда безопаснее, чем в Штабе. Я решила посильнее укутаться в свою куртку и продолжить сидеть на улице, вспоминая былые времена. Мне ужасно подозрительным показалось, что те две фенеры так спокойно так подошли. Да что уж там — вся стая даже зуба не оскалила при виде меня. Такое чувство, будто м давно знакомы. Что я из с самого начала растила, кормила и ухаживала. Фенеры никогда просто так не подходят. Либо им что-то нужно, либо они собираются напасть. В большинстве случаев они нападают, думая о противнике, как о потенциальной угрозе их стае. Но в их глазах не читалась нужда или злость, скорее любовь, благодарность и еще целый список теплых чувств. Я еще никогда не сталкивалась с фенерами, но наслышана об их жестокости: пока противник жив они выгрызают ему глаза, откусывают пальцы, вспарывают живот и вот только тогда предводитель, или скорее вожак откусывает здоровенный кусок из шеи. От таких россказней у меня всегда мурашки по коже шли, но встретившись с ними, они не хотели откусить мои пальцы или выцарапать глаза. Они просто хотели немного внимания. Я зажмурила глаза сильнее и попыталась вспомнить хоть малейшую частичку своего детства до того, как я попала в семь Невре. Мне тогда было всего семь лет. Мое тело было покрыто множеством ссадин, царапин и синяков, а тринадцатый хвост был наполовину обрублен. Я валялась на пороге дома в луже собственной крови и так и померла бы, если бы не мать Невры и Каренн — Дианн. Она не побоялась, что на нее будут косо смотреть из-за того, что она приютила ребенка совершенно другого вида. Когда я пришла в себя, не помнила, кто я, что я, как меня зовут. Я даже не помнила, как мне отрубили хвост, хотя готова поклясться, что такую боль я бы не забыла. Дианн дала мне новое имя, новое воспитание, и новую семью. Несмотря на уговоры подруг отказаться от меня, мама все равно растила меня как полноценного члена семьи. Но я все равно по ночам утыкалась носом в подушку и пыталась вспомнить моменты моей более ранней жизни. Но она была потеряна в самом темном помещении моего подсознания. Мне кажется, я уже никогда не вспомню, что со мной было. Я встала с лавочки и направилась в Штаб. Стало невыносимо холодно, да и светать начало. Мне хотелось встретить морозный рассвет. Уверенна он также прекрасен, как и летний. Но я все-таки очень сильно замерзла. Мне стоило пройти буквально пару шагов, и я в Главном Штабе, однако меня что сильно схватило за руку и потащила за пределы Штаба. Ах, Хамон опять ругаться пустит. Кивнув быстрый взгляд на спину моего ведущего, я поняла, что это не просто человек, а самая настоящая опасность в черных доспехах. Если до этого я продрогла до костей, то сейчас я чувствовала, как мои ноги начали отказывать из-за холода, Мурашки разбежались по всему телу, а я предприняла попытку вытянуть свою руку. Но Аш только сильнее сжал ее, и я готова была поклясться, что кости хрустнули. Вы остановились прямо у ворот. Он резко развернулся и со всего размаху и ударил по лицу, оцарапав своим железным кулаком мою скулу. От такого удара я упала прямиком на землю, лицом в снег. Кожу как будто обожгло жаром, но потом острые снежинки впились в ранку на лице, и я скривилась от боли. Рывком парень поднял меня на ноги и посмотрел в глаза. Они все также горели устрашающим красным, от чего мне хотелось съежиться и убежать. После этого письма я не хотела выходить из постели, да что уж там — не хотела вылезать из кровати, но я все-таки сделала это. Подумала, что нельзя вводить себя в состояние депрессии, за что сейчас расплачиваюсь. Но я сама так решила, так что мне ни в коем случае нельзя показывать ему, что я напугана. Меня могут выдать мои трясущиеся коленки, но лицо я постаралась сделать каменным и не выражающим никаких эмоций. Но его не проведешь. — Мне надо было тебя прикончить еще тогда, — прошипел он мне это в лицо. Горло сдавило от подступающего крика. Уверена, если я закричу, то Невра непременно придет мне на помощь, но вот только когда он явиться, спасать будет уже некого. Аш просто меня убьет. Его рука даже не дрогнет. — Тогда почему не убил? — процедила я сквозь зубы. Самая лучшая защита своего страха — угрожающие шипение. — Не знаю, — он снова бросил меня на землю. На этот раз я ударилась головой об стену и почувствовала, как что-то теплое течет по моей шее. Ашкор подошел ко мне и встал рядом. Я чувствовала, как голова просто раскалывалась от жуткой боли. Он хочет видеть, как мне страшно, как мне больно, как я хочу закричать, зовя на помощь. Но я не дав ему такого удовольствия. Да, мне страшно, что все мое тело пробирает дрожь, а желудок сжимает до размеров не больше морской песчинки. Да, мне больно, что хочет просто разрыдаться. Да, мне хочется закричать на помощь. Он только этого и ждет. Я усмехнулась и села на снег. — А ты куда сильнее, — он пнул меня в живот, и я снова откинулась на спину, опять приложившись головой к стене. На удивление боль была не такая сильная, как в первый раз. Скорее всего ее просто заглушила боль в животе. Ашкор присел рядом на корточки и нежно погладил по голове. — Когда я захвачу это прекрасное место, уверяю, ты просто так от меня не отделаешься. Ты будешь моей. Всегда. Я смотрела прямо в его глаза, и меня пробирала ненависть. Я плюнула на его маску, и моя слюна потекла по тому месту, где должна была быть щека. Да, это был довольно опрометчивый поступок, но гнев буквально переполнял меня. На свою выходку был еще одним ударом в живот. На этот раз сильнее. Я скрючилась возле стены, схватившись за живот, и прилагала огромные усилия, чтобы не закричать. Я знаю, он этого ждет. Он этого не дождется. Ашкор ушел. Я лежала на холодном снегу и ждала, когда моя боль чуть поутихнет, чтобы я могла хотя бы встать и дойти до Главного Штаба. Скорее всего мне хватит сил, я упаду на пороге и буду ждать, пока меня кто-нибудь заметит. Ах, вечно я нахожу приключения на свою пятую точку. Или они меня находят. Я посмеялась самой себе, вспоминая, как папа все время ворчал, когда я что-то вытворяла. Однажды я познакомилась с сереной, что жила в нашем море, и мне безумно захотелось стать русалкой. Я одолжила (на самом деле украла) у папы леску и связала ее ноги. Поначалу мне было больно, но я так была рада, что стану русалкой, что совсем не замечала этой боли. Я прыгнула со скалы. Но я не учла одной маленькой детали. В девятилетнем возрасте я не умела плавать, а по сему начала просто тонуть. Я пыталась работать ногами, но они были связаны леской. Вся надежда приходилась на руки. Я карабкалась и уже почти выплыла, как потеряла сознание. Если бы папа тогда не собрался на рыбалку, я, скорее всего, утонула. Но папа хватился своего драгоценного мотка, а мама хватилась меня. После того, как меня вытащили, долго не могли привести в чувства. Мама кружила вокруг меня, разрываясь в громком плаче, а папа всеми силами пытался вернуть с того света. В конце концов я пришла в себя. Мама тут же перестала плакать, а папа облегченно вздохнул. На меня еще долго ругали, но я не понимала за что. Я просто хотела быть русалкой. Только сейчас я поняла, что тогда они очень сильно перепугались за меня. Я попыталась встать и тут же согнулась пополам от дикой боли. Я бы даже вскрикнула, если бы не закусила губу. На улице уже расцвело (я так и не встретила морозный рассвет), а это значит, что сейчас придет Хамон, а мне надо поторопиться. Но каждый шаг отдавал болью в животе. Я сильнее прикусила губу. Мне нужно боль еще сильнее, чтобы было не так больно идти. В итоге я прокусила губу. Дойдя до Штаба, я оперлась на косяк и перевела дух. Да, я куда сильнее, чем предполагал Ашкор. Чем предполагала я сама. Упав на колени в коридоре гвардий, я больше не могла терпеть. Но мне не надо, чтобы Эвелейн видела меня в таком состоянии. Она снова начнет ругаться. Да и в принципе я могла сама зализать свои раны. Когда я буквально доползла до комнаты, то тут же сняла с себя одежду, набрала чашку теплой воды и принялась мыть свои волосы и рану. Наложив повязку, я начала осматривать места ушибов. Как и предполагалось сломано одно ребро. Ох, бедные мои ребра. Все они ломаются и ломаются. Оторвав от шторы пол, я натянула на место перелома и туго завязала. После все процедур я легла спать, отвернувшись от двери и закрывшись одеялом по самую шею. Боль все никак не утихала, но я попыталась не обращать на нее внимания, хотя у меня плохо получалось, мои ребро и голова болели так сильно, что мне хотелось выть. Наконец, я заснула. Проснувшись, я снова наткнулась на записку, лежащую на моей прикроватной тумбочке. Первое, что пришло мне в голову, так это разорвать ее и сжечь. Но я мое любопытство не позволило это сделать. Я раскрыла конверт и начала читать. «Дорогая, Михали, мне так жаль, что я так обошелся с тобой. Мне не следовало так сильно бить себя. В конце концов я хочу, чтобы ты еще долго могла играть со мной». От его слов по моей коже прошлись мурашки, а я не могла сдержать эмоции. Сейчас, когда вокруг никого нет и не надо врать, что все хорошо, когда я одна, наедине со своими мыслями, я заплакала. По моим щекам текли слезы, и я не могла их остановить. Каждую секунду мои всхлипы разрезали тишину в этой комнате. Каждую секунду мне становилось все страшнее и страшнее. Мне уже никуда не деться. Дверь в мою комнату открылась, и я заставила себя успокоиться. Пока мой гость не дошел до меня, я поспешила вытереть слезы, успокоиться, накинуть на голову одеяло и притвориться спящей. — Я ведь так и знал, что ты все еще спишь. В последнее время, ты стала такой засоней, — нежный голос Каренн заставил меня улыбнуться. Я никогда не умела притворяться, но зато искусно лгала. — Я просто плохо себя чувствую. Наверное, заболела, — для большей уверенности я даже покашляла. Сестра недоверчиво посмотрела на меня. Мне пришлось еще больше покашлять и почихать. Я так скоро в собственную ложь поверь. — Может Эвелейн позвать? Она поможет. — Нет стоит. Мне скоро станет лучше. Надо просто хорошо поспать, — под таким предлогом я могу избегать Эзареля. — Ну хорошо. Я тогда пойду, а то еще меня заразишь, бацилла ходячая, — я усмехнулась и закрыла глаза. Под одеялом я сжимала комок листка, который некогда был письмом. Он напоминал мне, что здесь я лежу, не потому что мне плохо и я немного приболела. Но не успела Каренн выйти из комнаты, как в нее вошел Валькион. Он подошел ко мне и присел, смотря прямо мне в глаза. Когда девушка оставила нас наедине, он заговорил. За все время, что я в Главном Штабе, мне доводилось поговорить с парнем от силы пару раз. Да и то это были рабочие разговоры. Мы с ним нигде не пересекались. Кушал он в основном в своей комнате и часами проводил в кузнице. Для меня было огромное удивление — узнать, что он с кем-то может вести непринуждённую беседу о разных жизненных мелочах. — Тебя сегодня ночью не было в комнате. Где ты была? — спросил он строгим, но мягким голосом. Для меня было немного непривычно слышать его бархатистый низкий голос. Он будто щекотал мое ухо. — Гуляла, — отрезала я. Мое шестое чувство подсказывало, что этот разговор до добра не доведет., поэтому мне хотел как можно быстрее его прекратить. — Гуляла так, что сейчас лежишь в бинтах, — я замерла. Как? Как он узнал? Я вернулась на рассвете. Задолго до того, как Главный Штаб начинает активно просыпаться. Да и к тому же я была полностью уверена, что вокруг никого нет. — Тебе не стоит падать на колени перед моими дверьми, особенно когда я уже проснулся. Он одернул мое одеяло, и ему открылась вся прелесть моих побоев. — Надо Эвелейн сказать, — строго сказал Валькион. — Нет, я сама смогу, — на мой ответ парень отрицательно покачал головой и скрылся в коридоре. Я густо покраснела. Мало того, что он приведет Эвелейн, так она еще и ругать будет за то, что сразу к ней не пришла. Через некоторое время пришел Вальк в сопровождении Эвелейн. Девушка тут же подлетела ко мне и начала расспрашивать у меня причину моего молчания, причину появления этих увечий. Я молчала, как партизан. Ужасно хотелось провалиться сквозь землю. Девушка перевязала мое ребро, голову и заклеила скулу пластырем. — Миша, если с тобой что-то случилось, сразу приходи ко мне. Я знаю, какая ты неуклюжая и как любишь находить неприятности на свою голову. Так что прошу, больше никакой самодеятельности, — Эвелейн погладила меня по руке. — А теперь поспи. Голова на завтра уже заживет, а ребро… оно просто перестанет болеть. Но постарайся не делать никакой тяжелой работы. Я кивнула, и девушка ушла. За ней ушел Валькион. Я осталась совсем одна. Одна в комнате, где каждая тень скрывает в себе тайну. Куда так легко можно проникнуть. От этой мысли я поежилась. Не надо забивать голову всякой ерундой, я не хочу сойти с ума. Я накрылась одеялом с головой и зажмурила глаза. От страха уже ничего не осталось, есть только злость. Злость на саму себя, на свою беспомощность. Я ведь могла дать ему отпор. Могла, несмотря на его доспехи, ударить его. Но не ударила. Почему? Явно не потому, что пожалела, наверное, потому что до сих пор его люблю. Я заснула с опаской того, что Аш опять появится в моей комнате. Во всяком случае я этого не узнаю. Я проснулась вечером. Солнце уже заходила, а мой живот начал требовать еды. Я не хотела вообще куда-то вставать до полного выздоровления, но живот с каждым разом урчал все сильнее и сильнее. Я накинула кофту и посмотрела в зеркало. Белый цвет бинтов выглядит на моих волосах, как пятно. Его невозможно не заметить. Но если повязать что-нибудь на этот бинт, то будет выглядеть как обычная повязка. Я быстренько нашла какой-то платок, который мама вечно мне пыталась впихнуть, но он мне никогда не нравился. Однако сейчас я была как никогда рада, что мама отдала мне этот ужасный платок. Повязав на голову, я вновь посмотрела в зеркало. В принципе пластырь можно не заметить. Я открыла дверь и носом уткнулась в грудь Эзареля. Он стоял, уперев руки в боки, и зло глядел на меня. Я нервно сглотнула. Пожалуйста, только бы кто-нибудь появился: Вальк, Невра, Икар. Где они все, когда так нужны. Сжав кулаки, я заставила себя поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Я понимаю, ты расстроена, напугана и зла, но это не повод пропускать работу, — эти слова были наполнены злостью и раздражением. Раньше я видела Эзареля только веселым. Он всегда подкалывал меня, злил. — Я просто заболела. Знаешь, Эз, так бывает. Люди болеют, и они хотят побыть в постели, чтобы стало легче. Дай пройти, — я двинулась в коридор и стремительным шагом пошла в столовую. Стоило мне выйти в Холл с дверьми, как на меня тут же набросились Мико, Икар, Каренн и Алажея. Они крутились вокруг меня и поздравляли с Новым Годом. Со своим страхом и злостью, я совсем забыла, что сегодня праздник. Надо расслабиться. Постараться успокоиться и провести время с друзьями. Тут меня Ашкор не достанет. Тут я в безопасности. На протяжение всего праздника, я старалась отвлечься: выпивала с подругами, танцеввала с гвардейцами противоположного пола, дарила подарки. Но пытливый взгляд Эзареля, прикованный к моей персоне, не давал мне полностью погрузиться в атмосферу праздника. Он стоял в коридоре и смотрел на меня, а я пыталась этого не замечать. - Окажешь мне честь станцевать со мной? - ко мне со спины подошел брат. он протянул мне руку, приглашая на танец. Я отвела глаза от Эзареля и, улыбнувшись Невре, приняла его приглашение. В течение всего танца я ловила на сее завистливые взгляды любовниц Невры. Мне было приятно, что ко мне столько внимания за один вечер, но как мне хотелось сказать этим курицам, что я просто его сестра. Сестра, которую он любит, которую защищает. Я подалась вперед и обняла Невру. В детстве мы втроем всегда водили хороводы и танцевали под музыку собственного сочинения. Сначала я пела непонятную музыку, а Невра с Каренн танцевали, потом была очеред Каренн, а потом и Невры. Правда я и Каренн не долго танцевали, потому что каждый из нас наступал друг другу на ноги, а мы с сестрой очень вспыльчивы. Я положила голову на плечо парню. Он крепко обнял меня за талию и прижал к себе. Мне стало больно, однако я ничего не сказала. Давно я так близко не была к брату. Десять лет назад, когда он уехал в Штаб, мы с Каренн скучали и пытались заменить друг другу Невру, но это оказалось не так просто. Четыре года спустя мы с Каренн приехали в Штаб, и тут я подумала, что все вернется на свои места. Но Невра на тот момент уже был главой гвардии, да и вокруг него крутилось столько девушек, что не подойти. Впервые за десять лет я наконец-то пробилась сквозь эту стену длинных ног и пышных форм к своему брату. - Миша, мы с Каренн тебя очень любим. В Новом Году я хочу, чтобы ты от нас ничего не скрывала, чтобы сразу говорила, о проблемах. Мы все вместе с этим разберемся, - эти слова так тронули меня, что я готова была расплакаться. Его семь всегда поддерживала меня. Вскоре медленная музыка сменилась более оживленной, и мы наконец отлипли жруг от друга. Весь Штаб тут же оживился. Послышались возгласы рабости. - Михалина, - ко мне подошел Эзарель и схватил за руку. В толпе, где казалось бы, много народу, никто на нас не смотрел. Я недоуменна посмотрела на перня и одернула руку. - Михалина, с Новым Годом. Он выдавил подобие улыбки. - С Новым Годом, - с этими совами у меня будто все переврнулось. Сердце зашлось в бешеном стуке, а дыхание стало редким и тяжелым. Казалось, я сейчас упаду. На мгновение я подумала, что Эзарель не такой уже и плохой парень, но мои раздумья прервал резкий холод, ворвавшийся в Холл. В ворохе белого снега у самого входа появились люди в белых доспехах. Они обнажили мечи и наставили на безоружных гвардейцев. Эзарель загородил меня своим телом, а я в испуге и незнания, что делать, прижалась к нему.