Под покровом ночи

      Обложной дождь с самого утра заливал Чикаго не собираясь останавливаться. Несмотря на апрель, который, по сути, должен быть месяцем теплым, на улице было прохладно и ветренно. Нет, вы не подумайте, я любила дождь, и с самого детства считала, что это самое прекрасное, что вообще сотворил Бог. Дождь — спокойный, тихий, умиротворенный, всегда вызывал у меня чувства меланхолии, безмятежности, заставлял предаваться мечтам и грезам. Он придавал мне романтическое настроение, помогал настроиться на нужную волну и давал идеи для творчества, помогал полностью погрузиться в то, что я любила делать больше всего на свете — сочинять музыку.       Я не знала, кто мне привил к ней любовь и кто сделал так, чтобы я жила песнями, музыкой и только этим и занималась. Я по праву считала, что это было самое прекрасное, что могли придумать люди. Шопена, Моцарта и Баха, я могла слушать часами. В каждой классической мелодии я находила смысл, могла читать между строк и понимать как никто другой, что именно хотел донести композитор. Да, я признаю, у меня был развит музыкальный слух, вкус… Я улавливала любую мелодию чуть ли не с первой ноты, быстро запоминала слова из песен и пыталась их воспроизводить, передавать так, как я чувствовала — сердцем. Мой сожитель, точнее, не знаю, как его назвать, опекун — Бальтазар, это понял и отдал меня в государственный музыкальный колледж, располагающийся недалеко от нашего дома. Я была ему благодарна за такое решение, так как считала, что если есть талант, то его нужно развивать. Нужно учиться, чтобы в будущем чего-то добиться. Если я выучусь, наверняка, смогу стать певицей. Пускай и не великой, но певицей!       Если я уже упомянула о Бальтазаре, то немного расскажу о нём. Помимо того, что я с детства жила в его богатом особняке, так как считалась несовершеннолетней, я ещё ним и воспитывалась. А нет, не воспитывалась. Бальтазару на меня было, как бы помягче сказать, немного пофиг. Даже не так. Он просто давал мне свободу — абсолютную и безграничную и никогда не ограничивал моё пространство и права. Он сам был далеко не идеальным «папочкой»: развратный, порочный, проводящий дни и ночи или в барах, или в борделях, оттягиваясь по полной. Он также любил свободу, и ему не составляло никакой проблемы привести в дом очередную мадам, трахнуть её, а потом бросить. Бальтазар менял прекрасных дам как перчатки и гордо считал себя заядлым ловеласом, гордился тем, что являлся великим и профессиональным бабником, повесой, гулёной, да синонимов много. Иногда меня это веселило, а иногда даже огорчало — хотелось какого-то тепла с его стороны, любви…объятий в конце концов! Но Бальтазар не был тем человеком, который мог бы поддержать в трудную минуту и дать отцовский совет. В приоритетах у него была на первом месте свобода, а потом уже всё остальное. И я смирилась…       …И поблагодарила его. Да, он мне дал всё — роскошный домище, музыкальное образование, показал мир: Берлин, Париж, Рим, Венецию… Я никогда ни в чем не нуждалась. У меня были деньги, красивые платья — в общем всё, в чем могла нуждаться современная дама. А любовь? Ну такое…       Хотя, если говорить об этой самой любви, то её с детства не было. Своих настоящих родителей я не помнила. Бальтазар никогда не рассказывал о них, а когда я пыталась спрашивать, он благополучно сваливал, оставляя меня одну. Знала только, что именно от отца мне передались густые темные волосы и голубые глаза. Именно из-за черного цвета волос меня многие считали цыганкой или еврейкой, что порой даже веселило. Я сама начинала верить, что во мне текла цыганская кровь. А мать? Не знаю. Да и вообще не хочу говорить на эту тему.       — Что, дорогуша, всё сидишь и сочиняешь песенки? И не надоело тебе? — появившийся за моей спиной Бальтазар заставил меня тихонько вскрикнуть и невольно заулыбаться.       Я как видела его серую футболку с роскошным вырезом, черный пиджак и брюки… М-м-м-м, если бы я не была его воспитанницей, наверняка бы затащила в постель, и мы предались бы любовным утехам. Да, мне было у кого учиться разврату и пошлостям — они меня окружали с детства.       — Музыка не может надоесть, — отрезала я и, развернувшись, сосредоточилась на мужчине.       — Не спорю. Как и девочки в борделях, — захохотал он, складывая руки у груди. — Знаешь, Миша, ты мне напоминаешь одного чувака, который сыграл в моей жизни весомую роль. Он тоже любит музыку без памяти… Тебе передалось его это качество. Кстати, что в песне? О чём она?       — Неважно, — я взяла со столика белый лист бумаги и сжала его, — забудь.       — Ты опять о нем думаешь и это в песню вносишь? — Бальтазар подошел к мини-бару и достал оттуда бутылку дорогого виски и два стакана. Плеснув туда янтарной жидкости, он взял бокалы в руки и протянул один из них мне. — Угощайся, Михаэлла.       — Миша, — поправила я его. — Мне никогда не нравилось полное имя. Не смей меня так называть. И вообще Михаэллой я была, когда слюни пускала и ползала.       — По сарказму вся в меня, — совершенно без злости подметил Бальтазар. — Миша, мы говорили на эту тему!.. — Он в один раз осушил бокал.       — Да, и ты постоянно уходишь от неё, Бальти. Сваливаешь, как крысы с корабля!       — Придёт время, и сама все узнаешь. Я расскажу тебе правду об отце, но не сейчас!       Закатив глаза, я также опустошила бокал с алкоголем и неожиданно молвила:       — Ты меня приучил к виски. Очень мило. Вчера — коньяк, сегодня — вискарь.       — Педагог от Бога, — саркастично изрёк Бальти.       — Ладно, я пойду погуляю.       — В дождь?       — Когда меня это останавливало? Может зайду в какую-то кафешку и выпью горячего шоколада, встречусь с подругами, поболтаем о том, о сём. К сожалению, мои взгляды относительно оперы, оперетты, балета, да и просто классической музыки эти барышни не разделяют. Ну и пофиг на их мнение, вот!       — Я не возражаю. Как хочешь, так и поступай.       Его безразличие и пофигизм иногда меня раздражали. Хотя, это Бальтазар, чего ещё от него ожидать?       — Бальт, — елейно пропела я, слегка потупляя взгляд, — а ты бы не мог…       — Возьми кредитку на журнальном столике.       Он меня читал, как открытую книгу.       — Ты чудо! — чмокнув его в щеку, я быстро побежала собираться, чтобы отправиться на дождливую прогулку в компании самых знаменитых оторв нашего района. Я знала, что мой названный папочка не особо болезненно будет переживать одиночество. Да ему не будет скучно я уверена — он найдет, чем себя развлечь, и я ему ненужна…