Дальше я пойду сам.

Ему стыдно. Стыдно за свою чертову беспомощность. Уже в который раз становится так противно от самого себя, от осознания того, что не можешь сделать простые, самые обыденные для всех вещи. Это чувство слишком надоело и избавиться от него совершенно не представляется возможным. Ему стыдно, когда другие люди предлагают свою помощь. Хочется убежать, куда-нибудь спрятаться, забиться в самый дальний темный угол, чтобы никто и никогда точно не смог найти. Закрыться ладонями и стать невидимым, оказавшись через пару секунд дома под теплым пледом. Раствориться в воздухе бесконечным количеством молекул, будто никого и вовсе тут нет. Он не привык к доброму отношению в свою сторону, не привык к искренней помощи. Это пугает. Кажется, будто сейчас все хорошо, правда стараешься, вроде бы, верить, что человек не обманет, не сделает больно, но в следующий момент все твои ожидания рушатся словно карточный домик, и ты снова остаешься один на один со своим привычным разочарованием и новой трещиной на сердце. Каждый раз стараешься не доверять людям, но снова наивно им веришь. Плохо, видимо, объяснили, что на ошибках нужно учиться. Но по-другому не получалось. Когда-то раньше все это заканчивалось тихими всхлипываниями в подушку по ночам, которых, конечно же, никто и никогда не слышал, ведь парню это совсем не нужно. Мама бы начала расспрашивать, что случилось, а он ничего не смог бы ответить. Заканчивалось все это бесконечным числом загонов по поводу, наверное, всего, что есть на свете, а иногда и без, желанием выйти в лес и остаться там навсегда. Думать обо всем этом надоело. Хочется нажать на невидимую кнопку в своей голове, чтобы остановить этот нескончаемый поток мыслей и оставить их где-то в далеком прошлом, но они отчаянно рвутся в настоящее, грозясь поселиться и в совсем скором будущем, поменяв его предполагаемый цвет с белого на грязно-серый. От нервов парень начинает крутить многочисленные кольца на своих длинных пальцах. С этими украшениями он не расставался, наверное, почти никогда, так же как и со множеством всевозможных браслетов, надетых на тонкие запястья. Ни одна из этих вещей для парня не значит ровным счетом ничего, просто ему так нравится. А другим нет. — Мам, давай я сам. Тебе же тяжело, — запрокидывает голову парень, пытаясь посмотреть вверх. — Тош, прекрати, все хорошо, — женщина треплет сына по русой макушке, чуть взлохмачивая волосы. Ему нравится, и от этого на душе становится немного теплее. Антон пытается успокоиться, и, найдя себе занятие поинтереснее, чем перебирание своих любимых побрякушек, начинает вертеть головой, смотря по сторонам, будто маленький ребенок, которому до безумия все интересно. Он разглядывает высокие здания, чуть сощуривая глаза от яркого, еще теплого, такого редкого для этого города, уже осеннего солнца. На календаре первое сентября — день знаний; день, когда учителя становятся подозрительно добрыми, чтобы уже второго числа начать отрываться на тебе по полной программе и задать убийственное количество домашней работы, ведь «вы сюда учиться пришли, а не отдыхать». День, когда малыши первоклашки тащат за своими спинами огромные яркие ранцы, больше, наверное, их самих, а в руках несут букеты цветов, которые простоят в вазах на учительских столах максимум дня три, а потом будут валяться где-нибудь в ближайшей мусорке. День, когда старшеклассники, даже опаздывая, забегают за угол какого-нибудь дома, матерясь про себя, наскоро выкуривают сигарету и бегут в школу, ведь получать от классного руководителя потом совсем не хочется. Все очень «благородно» и «празднично», но самое главное, что первое сентября это день, который Антон ненавидит всей своей душой. Каждый год в этот день парень присутствовал на торжественной линейке. Мама с самого утра начинала отглаживать белоснежную рубашку для сына, заботливо приготовленную еще с прошлого вечера, аккуратно висевшую на вешалке. Майя Александровна очень гордилась своим сыном. Так ласково гладила его по голове и говорила, что все будет хорошо, что у него все получится, а Антону просто хотелось в это верить. Каждый год на празднике знаний парень был один. Будто вовсе не из этого класса, даже не из этой школы. Все так просто отвернулись от него, словно не замечая его присутствия и вовсе. Знаете, то самое чувство, когда вокруг тебя большое количество людей, а ты стоишь где-то в середине всего этого, и нет ни одного человека, который дал бы тебе повод думать, что в этой толпе ты не одинок. Здесь то же самое. Лишь учителя поначалу пытались приободрить парня каким-нибудь редким хорошим словом, но из этого мало что выходило. Хотя так было даже лучше в какой-то степени, ведь после каждого классного часа он старался поскорее оказаться за пределами школьной территории. Одноклассники вдруг вспоминали про его существование и решали «поздороваться». Обычно приветственная фраза начиналась с чего-то вроде «Эй, длинный» или «Эй, ушастый». И если начало всегда было очень предсказуемым, то вот что будет в конце на этот раз, парню оставалось только гадать. В школе был только один человек, которому было по-настоящему не наплевать на Антона. Ольга Викторовна — учительница изобразительного искусства в начальных и мировой художественной культуры в старших классах. Антон очень любил рисовать. Ему нравилось держать кисть в пальцах, смешивать разные цвета на палитре и получать что-то новое, нравилось узнавать разные техники и использовать их на уроках. Еще с первых занятий в младших классах Ольга Викторовна отмечала старания мальчика, даже если иногда получалось не совсем все хорошо. Антон и правда старался, много тренировался дома, изрисовав не один десяток толстых альбомов. Часто просился остаться позаниматься дополнительно, а Ольга Викторовна была только рада помочь, поэтому всегда разрешала. Они могли сидеть почти до самого вечера после долгих уроков в её кабинете. Учительница, даже если и очень уставала, просто не могла отказать такому трудолюбивому мальчику. Она рассказывала Антону всё, что знает сама, показывала на примере и говорила, как нужно, а как нет, указывала на ошибки, помогала ему их исправлять, если что-то не выходило, а порой даже подправляла сама. Ольга Викторовна любила всех детей без исключения, какими бы хулиганами те не были, всех она хвалила и всем старалась помочь, но Антона все равно выделяла, прекрасно зная, что делать так нельзя. В средних классах Антон просто выпал из школьной жизни. Как будто никогда и не учился здесь. Никто за него не волновался, не переживал, никто не обзванивал ни домашний, ни сотовые телефоны, ведь даже если и были какие-то друзья, то были они либо фальшивыми, искавшими только выгоды в дружбе с Антоном, либо общались с парнем от скуки. Была только та самая Ольга Викторовна, уже наизусть заучившая номера, по которым устала вызванивать маму Антона. После долгих месяцев отсутствия в школе мальчик замкнулся в себе. Перестал и вовсе чем-то интересоваться, перестал стараться. Перестал даже рисовать, ведь мысли теперь были заняты абсолютно другими вещами. В двенадцать лет он стал слишком взрослым. Все те, с кем он хоть немного общался, так резко от него отвернулись, отказались. Так просто. И никого не осталось рядом. А потом начинается самое «веселое» время. Антона начинают гнобить. Над ним начинают издеваться. Одноклассники прекрасно знали, что ответить им, как-то постоять за себя парнишка не сможет, а если и начнет жаловаться, то вряд ли кто-то обратит на это внимание. Подростки могут быть очень жестокими, даже хуже, чем взрослые. Они нападают толпой, стараясь добить с одного удара окончательно. Антон искреннее не понимал, откуда взялся весь этот негатив и агрессия в его адрес, почему эти люди были так озлоблены на него, не знал, чем он все это заслужил. Тем, что стал не таким как все? Но как же тогда другие люди живут, ведь не один он такой на планете. Учителя же просто не особо удостаивали его своим вниманием, а некоторые даже жаловались на него директору. Ученики, притом как одноклассники, так и просто случайно оказавшиеся рядом люди, избегали его компании, отсаживались от него подальше, а если кто-то и подходил, то опять же исключительно ради того, чтобы в очередной раз как-то поиздеваться. Антону часто приходилось терпеть насмешки, пинки, тычки, подзатыльники и прочие «приколы». Проходящие мимо ребята могли просто так его обозвать, могли отобрать портфель и разбросать учебники по всему коридору, могли перепрятать все его тетради в разных концах школы, а он потом один все это искал. Издевались, как могли, всем было весело. Кроме Антона. Цеплялись ко всему, когда очевидные поводы заканчивались, самые «креативные» быстро придумывали новые и издевки продолжались на тему, выдуманную только что. Одной из самых частых причин для насмешек являлись те самые «побрякушки» на его руках. «Ты что, девчонка, Шастун? Зачем ты нацепил все это на себя, ты придурок, что ли?» Даже проходящие мимо девушки не упускали возможности как-нибудь постебаться над бедным мальчишкой. «Антон, может, поделишься своими побрякушками и с нами?», «А у меня сегодня маникюр, со мной не хочешь пойти?» Сколько браслетов было порвано, сколько колец отобрано и выкинуто в неизвестном направлении? Не сосчитать. Обидно. До слез обидно. Но ничего с этим не поделаешь. Рассказать кому-то? А кому? Именно, что некому, блять. Ольге Викторовне? И что она смогла бы сделать. Ничего. Сто процентов ничего бы не изменилось, даже пойди она к директору. А директор бы покивал головой, ссылаясь на свою бесконечную занятость, и на то, что «это же дети, игры у них такие сейчас, ничего страшного», и постарался бы как можно скорее закрыть тему. Единственное, что поменялось бы точно, так это то, что о происходящем с ним в стенах школы узнала бы мама. Этого Антону хотелось меньше всего. Ведь она будет переживать. Надумает себе ещё кучу всего, начнёт узнавать и расспрашивать обо всем. Антон слишком любит свою маму, чтобы позволить себе дать ей повод для волнения и тревоги. Антона постоянно оскорбляли за его рост и худобу. Ну вот такой уж он вырос, и что он мог поделать-то с собой? Уменьшиться и потолстеть? Потолстеть пробовал. Самому иногда тошно было смотреть на свои выпирающие из-под кожи кости, ну не получалось вот, организм сам по себе такой. Да и не в кого ему быть другим. Что Майя Александровна, что Андрей Владимирович, оба были высокими и худыми людьми. Антон долго пытался изменить себя под влиянием окружающих, а потом просто забил. «Кто на тебя на такого посмотрит? Ты сам-то хоть раз себя в зеркало видел?» В этот период Антон просто замолкает, уходит слишком глубоко в себя. Пытается не реагировать на происходящее вокруг. Он снова начинает заниматься рисованием. Иногда, когда посещало внезапное вдохновение, старался наспех, даже немного яростно, успеть зарисовать очередной набросок в свой альбом. Этот альбом до сих пор хранится где-то у него в столе, наверное, в самом дальнем ящике. Некоторых рисунков нет, и парень об этом жалеет. На одном из них была нарисована мама, вернее, почти дорисована. Антон рисовал её так усердно в течение пары дней, так старался выводить все точечки и черточки, чтобы в итоге подарить ей на день рождения. Парень сидел на перемене в школьном дворе, чтобы никто ему не помешал, вдруг решив в очередной раз от скуки докопаться. С причиной или без — это уже давно не важно. Антон рисовал по памяти, штриховал уверенными движениями карандаша лицо женщины, и так увлекся, что не заметил, как к нему подошли несколько парней. — И чего это ты тут рисуешь, а? — спросил один из них, сплевывая куда-то под ноги, на асфальт. — Я…Ничего, — наскоро начав пихать себе за спину альбом с рисунками, ответил Антон. — Ну-ка, дал сюда, быстро! — жестко рявкнул один из парней, будто отдав приказ. — Ну щас, посмотрим, ушастый, кого это ты тут так усердно вырисовываешь, — уже издевательски смеясь, он наклоняется к Антону, чтобы выхватить рисунки. В это время мимо проходили учителя. Антон не решился сказать и слова. А смысл? Да никто бы ничего и не предпринял. Все просто прошли мимо, ведь никто не хотел разбираться, себе потом дороже выйдет. Всем было просто все равно. — У-у-у, длинный, это мамка твоя, что ли? На подарок малюешь? Ну, малюй — малюй! — говорит все тот же хулиган. — Только вот найди сначала! — парень подбрасывает альбом в воздух, и мальчишки, злорадно смеясь, разбегаются в разные стороны. Альбом приземляется прямо в грязь, почти в середину лужи. Кое-как Антону все же удается собрать какие-то рисунки. Позже он принесет их домой, тщательно стараясь высушить каждый, но они так и останутся с грязными разводами по углам, немного с волнистой поверхностью и кое-где чуть с размытыми штрихами карандаша и красок. Эти рисунки он никогда никому не показывал, ни Ольге Викторовне, ни даже маме. Через какое-то время, кстати, учительница рисования уволилась, а Антон лишился единственного человека в школе, которому на него было не плевать. На прощание Ольга Викторовна подарила Антону кучу всяких своих книг по рисованию, кистей, альбомов и красок. А еще она подарила ему картину. На небольшом холсте масляными красками была нарисована птица. Символично, правда? Вот только где сейчас эта картина, Антон не имеет ни малейшего понятия, да ему и не до нее сейчас. После десятого класса, после ухода Ольги Викторовны, Антон умоляет маму перевести его в другую школу. Майя Александровна с радостью поддерживает эту идею и даже думает, чтобы переехать в другой город, ведь с работой становилось все очень напряжно, и оставаться в Воронеже уже просто не имело никакого смысла. По счастливой случайности женщине выпадает возможность устроиться на хорошую работу в прекрасном городе. Они переезжают в Санкт-Петербург. Санкт-Петербург невероятно красивый город. Антон с самого детства мечтал там жить. Когда он был совсем маленький, они с мамой и папой ездили туда на пару дней погостить к какой-то доброй тетушке, имя которой Антон, конечно же, не помнит, ведь было ему лет пять или шесть. Питер — это город холодных дождей и пасмурных серых будней, не зависимо даже от времени года. Город музеев и картинных галерей, где чего, наверное, только не отыскать. Каждый точно сможет найти для себя что-нибудь интересное. Это город всевозможных мостов — больших и маленьких, разводных, обычных каменных или резных с причудливыми фигурами. Город с красивой архитектурой, множеством прекрасных зданий, по которым хочется бегать, скакать, носиться, словно обезумевший, лишь бы увидеть всю эту красоту. Летать над крышами, словно птица, заглядывая в светящиеся в вечерней темноте маленькие окошки. Наблюдать за тем, чем занят каждый питерский житель. Пересчитать всех тех, кто страдает бессонницей и до самого утра не тушит свет ламп по каким-то причинам. Город уличных музыкантов и художников, самых настоящих талантов, писателей и поэтов, самых скромных людей и самых ярких событий. Едва переехав, еще не до конца успев перевезти вещи, Майя Александровна занялась поиском новой достойной школы для своего сына. Просмотрев десятки страниц в интернете, опросив всех друзей, знакомых, она остановила свой выбор на 321 гимназии города Санкт-Петербург. Ее очень сильно советовали две хороших знакомых Майи, да и отзывы о ней в интернете обнадеживали: «С тех пор, как в школе был назначен новый директор, преподаватель русского языка и литературы — Павел Алексеевич Добровольский, школа преобразилась еще больше! Фасад покрасили, цветник разбили. Вместе с высоким уровнем преподавания — образцово показательная школа! Рада, что отдала свою Настеньку именно сюда.» «Подобран прекрасный преподавательский состав, отлично относятся к детям. Мой Игорь после перевода в эту школу наконец-то начал учиться, спасибо» «С уважением отношусь к Тамаре Валентиновне, бывшему директору гимназии. Но Павел Алексеевич в роли директора выше всяких похвал. Сумел найти подход к сыну, помог сделать из моего хулигана Стаса олимпиадника! За что ему огромное спасибо!» Майя звонит в школу, трубку берет директор гимназии: — Алло! 321 гимназия. — Здравствуйте. — Здравствуйте. — Меня зовут Майя Александровна, и я бы хотела перевести своего сына в вашу школу. Что для этого необходимо? — Необходимо… Необходимы документы мальчика и заявление от вас. Вообще желательно нам с Вами пообщаться лично, я расскажу Вам про школу, про учителей, и, если вас все устроит, вы можете в тот же день написать заявление на перевод. Мы всегда рады новым ученикам. — Чудесно! Тогда я прямо завтра утром подойду. — До встречи. — До свидания. На следующее утро Майя Александровна отправилась на встречу с директором гимназии. Ее встретил высокий худой мужчина, с приятной внешностью и радушной улыбкой. Он показал ей гимназию, рассказал про преподавательский состав и предложил продолжить общение у себя в кабинете. — Павел Алексеевич, вы меня извините, но я не могу не задать этот вопрос. — Конечно, задавайте. — Как в 31 год вы стали директором престижной гимназии? — Хах, это типичный пример того, насколько важно оказаться в нужное время и в нужном месте. Теперь уже бывший директор гимназии, Тамара Валентиновна — мудрая женщина, преподаватель высшей математики у профильных классов, была вынуждена покинуть свой пост по состоянию здоровья. Сразу после объявления о том, что Тамара Валентиновна уходит на пенсию, в школе был объявлен конкурс на замещение должности директора гимназии. Кроме меня, свои кандидатуры выдвинули еще два педагога: физик — Станислав Владимирович и географ — Андрей Александрович. Тамаре Валентиновне доверили одобрить кандидатуру приемника и сообщить о сделанном выборе. Она выбрала меня. Вот так я и стал директором. Кстати, почти сразу после официального назначения я нашел нового учителя высшей математики. Мой очень хороший друг, отличный преподаватель и, возможно будущий классный руководитель Вашего сына. А вот и он! — Здравствуйте, Павел Алексеевич! Арсений Сергеевич Попов, для своих просто Арс, но ни в коем случае не Сеня! Паша и Арс познакомились еще в педагогическом институте, когда Арс только поступил на математический факультет, а за их группой куратором закрепили гордость ВУЗа, главного активиста и просто хорошего человека — Пашку. С тех пор и дружат. Даже какое-то время снимали вместе квартиру, ведь оба приехали из других городов поступать, Паша из Пензы, а Арс из Москвы. Если с Пашей все максимально понятно, он просто хотел самореализоваться, найти себя и искренне верил в то, что Питер — это тот самый город, который поможет ему раскрыться (и ведь помог), то с Арсом все было гораздо сложнее. Он вырос в семье крупного московского бизнесмена, что, как ни странно, никак не отразилось ни на его характере, ни она отношении к деньгам и людям. Сергей Николаевич, отец Арса, старался воспитывать своего сына так, как воспитывали его самого. Он был строгим, порой даже грубым отцом, который никогда не позволял думать про себя, что ты — особенный. А Арс и не думал. Он был самым обычным ребенком, дружелюбным, открытым и далеко не глупым. Все 11 лет ходил в обычную школу, из которой старался приносить домой только хорошие оценки, чтобы отец мог им гордиться. Но Сергей был постоянно занят на работе и не особо уделял внимание школьным успехам единственного сына. Ну, как не особо… Вообще не интересовался этим. Его больше интересовало, когда же его любимый отпрыск наконец-то закончит школу, получит нормальное, по его мнению, образование и продолжит дело отца. Мнение самого Арса, как можно уже было догадаться, за мнение не считалось. Классу к седьмому, окончательно уяснив для себя, что заполучить отцовские одобрение, поддержку и уж тем более любовь ему пока не под силу. Тогда мальчик начал все больше сближаться мамой. Евгения Викторовна — мама Арсения — чудесная женщина, мягкая, добрая, ласковая и такая любящая, она была полной противоположностью своего мужа, как инь и ян. Несмотря на большую занятость на работе, а работала она директором детского сада, и немалое количество домашних дел, она всегда находила время для сына. Они вместе готовили, вместе по вечерам смотрели телевизор, вместе гуляли по парку возле дома, вместе ходили в кино и всегда делились друг с другом всем самым сокровенным. Именно благодаря ей, своей любимой маме, Арсений стал таким, какой он есть сейчас: добрым, открытым, умеющим сострадать, сопереживать и любить. Именно благодаря ей, он окончательно определился с будущей профессией. Арсений понял, что хочет пойти по стопам матери и работать с детьми, но только не в детском саду, а в школе. Да, Арсений решил совместить приятное с приятным: свою любимую математику и возможность учить других людей жизни (если математику считать за жизненный навык). И вот наступает тот знаменательный день, когда Арсений наконец сдает все экзамены (не меньше 70 баллов по каждому, между прочим, и это без репетиров!) и заканчивает школу с серебряной медалью, что естественно остается незамеченным со стороны его отца. Как и церемония выдачи аттестатов на которой его, можно сказать, вообще не было. Точнее сказать, теоретически он присутствовал, но вот фактически… Фактически он вечно выходил из актового зала школы, где в тот момент происходило награждение учеников, в коридор, чтобы дать очередные «безусловно важные» указания очередным «криворуким идиотам». Арсения такое поведение отца даже не удивило. Он знал его. Знал слишком хорошо, чтобы обижаться. К тому же, его мозг к тому времени был полностью поглощен мечтами о светлом будущем и подборе достойных учебных заведений по выбранной им специальности. «Может быть в МПГУ* или в МГПУ**? Или вообще в МГОУ***? Что же выбрать? Ай! Подам документы во все 3, а там посмотрим!», из мыслей парня выдернул голос отца: — Ну, что, сынок, поздравляю! — Сергей коротко приобнял сына одной рукой, второй придерживая его за плечо, также быстро отстраняясь. Арсений опешил от такого жеста со стороны отца. — Так, ладно! Все! Закончили с прелюдией! Поехали в ресторан, я уже все заказал! — скорее отдал распоряжение, чем предложил старший Попов. — Но я не хочу в ресторан! Я устал, сегодня очень жарко, очень много народу вокруг, еще и весь день пришлось ходить в этом чертовом костюме! Единственное мое желание сейчас — принять душ у себя дома! Можно? — раздраженно произносит Арсений, понимая, что его праздник в очередной раз превращается в типичные посиделки отца в ресторане, чем вызывает целую бурю эмоций в свой адрес. — В смысле не хочу? Ты в своем уме? Нет, сын, та-ак дела не делаются! Я для кого дядю Мишу просил лучший столик оставить? Для кого там сейчас его накрывают не хуже, чем для президента? Я зачем людей напрягал? Чтобы по-человечески праздник отметить! Все! Слышать ничего не хочу, садись в машину! Я лучше знаю, как, где и что праздновать! — раздраженно и громко, на грани крика, произносит Сергей Николаевич. Не увидев должной реакции у сына на свои слова, грозно добавляет: — Не ясно выразился? — Ну, это же твой праздник, да? — язвит Арсений. Реакцией ему служат, сверкнувшие яростью, отцовские глаза и вздувшаяся на его лбу вена. Ситуацию пытается спасти мама Арсения, которая только что наблюдала всю эту сцену. — Сереж, ну ты чего так завелся? Арсений прав, это действительно его праздник. Я понимаю, ты хотел, как лучше, но давайте сейчас не будем ссориться и все вместе поедем домой? А чтобы все твои труды и труды поваров ресторана не пропали даром, попросим привезти их все заказанные блюда к нам домой? — ласково и успокаивающе произносит женщина, взяв своего мужа под руку, нежно поглаживая его по руке. После слов жены Сергей заметно успокаивается и молча отходит от семьи, набирая чей-то номер. Вернувшись, он коротко бросает: — Поехали, — и быстрым шагом направляется к машине. Семья идет за ним следом. Приехав домой, все как обычно расходятся по разным углам квартиры. Арсений — в ванную, Евгения Викторовна — на кухню, Сергей Николаевич — в свой кабинет. Они так привыкли. Одевшись после душа, Арс идет на кухню, где они с мамой начинают обсуждать сегодняшнюю церемонию. Их прерывает раздавшийся дверной звонок, на который из своего убежища выходит сам хозяин квартиры. Громко буркнув: — Еда приехала! — он идет встречать курьера. Забрав пакеты с едой и гулко поставив их на обеденный стол, Сергей смотрит на домашних, умоляюще произнося: — Ну, может быть, хоть теперь поедим, а? — в ответ на что, Арсений встает с места и начинает разбирать пакеты с едой, а Евгения Викторовна начинает расставлять тарелки и столовые приборы на столе. Атмосфера за столом явно улучшилась, но, к сожалению, ненадолго. — Арсений! — Фто? — с набитым ртом отвечает парень. — Я еще утром хотел тебе это отдать, но как-то не получилось. В общем вот… — мужчина протягивает Арсению большой запечатанный конверт. — Поздравляю с окончанием школы! Ура! — вскрикивает Сергей, поднимая бокал с виски. — Ура! Поздравляем тебя, сынок! Ты — наша гордость! — женщина присоединяется к поздравлениям супруга, поворачивается и целует сына в висок, приобнимая его на мгновение. Арсений не знает, как на это реагировать. Он в ступоре. Просто сидит и смотрит на конверт, сжимая его в руках, пытаясь переварить то, что сейчас произошло. — Может быть, все-таки откроешь? — интересуется мужчина, отпивая еще глоток. Слегка подрагивающими руками парень все же открывает конверт и извлекает из него… «Приказ о зачислении Попова Арсения Сергеевича на первый курс экономического факультета Московского государственного университета имени Ломоносова… декан Иванов» — Это что? - прочитав про себя название документа, Арсений резко меняется и лице и в голосе. — Отец, я тебя спрашиваю, что это такое? — он срывается, переходя на крик. — Это? Приказ о твоем зачислении в лучший вуз страны на одну из перспективнейших специальностей, — абсолютно не обращая никакого внимания на разочарованные чувства сына, с самодовольным видом приносит Сергей. — Я. Не. Буду. Там. Учиться!— не сбавляя тона, кричит Арсений. Он устал. Ему надоело, что в этом доме у него по умолчанию нет своего мнения, когда оно на самом деле есть! И он устал об этом молчать и строить из себя «папину гордость». Любому терпению приходит конец. Его терпению конец настал сегодня. — Да куда ж ты денешься? — Сергей уверен, что парень просто так шутит и все еще не воспринимая слова сына всерьез. Ведь кто откажется учиться в МГУ, да еще и по блату? Правильно. Никто! Кроме Арсения… Он демонстративно рвет приказ на мелкие кусочки, швыряя их отцу в лицо с криком: — И ведь ты даже не допускаешь мысли о том, что не хочу и не пойду по твоим стопам, да? Ха-ха, тебе же хуже! Я клянусь тебе, что никогда, слышишь? Н и к о г д а! Не стану! Экономистом! Юристом! Или кем ты там меня еще видишь? Я уже все для себя решил! И не позволю больше тебе решать за себя! Хватит! Отец, я че-ло-век! Твой сын! Со своими желаниями, чувствами, потребностями! Представь себе? — Арсений выкрикивает слова быстрее, чем успевает их обдумать, поэтому наружу выходит все то, что так тщательно скрывалось им годами, глубоко внутри себя. Он понимает, что прямо сейчас совершает огромную ошибку, но остановиться уже не может… — Да что вы, блять, такое говорите?! И кем же вы собрались стать, молодой человек? Грузчиком или водителем маршрутки? Запомни! Нахер ты никому не будешь нужен без нормального образования и связей! Я готов тебе их дать, бери! Чего выпендриваешься стоишь? — кричит в ответ мужчина. — А кому мне нужно быть нужным? Тебе? Пф! Это невозможно! По щекам потекли предательские жгучие слезы. В кухне повисла гробовая тишина, которую, будто ножом, разрезает истеричный шепот: — Ты думаешь я не пытался? Ха-ха-ха. Я всю свою жизнь пытаюсь… из кожи вон лезу, но у меня не выходит… извини. Наверное, поэтому, я все-таки выбрал слушать себя и свое сердце, а не пытаться по-прежнему слепо добиться твоего расположения. А сердце мне давно уже твердит одно и то же: я хочу, как мама, работать с детьми. И, поверь, я буду. Я сделаю все возможное и невозможное, но добьюсь своего и исполню свою мечту. Вот увидишь! Я стану хорошим учителем… и лучшим сыном, для своей мамы. Арсений коротко целует Евгению Викторовну в лоб, произнося еле уловимое: — Прости меня… - и, вытирая жгучие слезы, бежит в свою комнату, собирать вещи. «Ну и проваливай!» слышит он вслед такой родной, то такой холодный и отчужденный отцовский голос. Ему больше нечего делать в этом доме. Еще утром Арсений верил, что знает своего отца достаточно, чтобы не обижаться на него, но не сейчас. Сейчас Арсению обидно. До боли, до слез, до сбитых парой ударов наотмашь костяшек обидно. Он так и не стал в его глазах личностью. Нет, мозгом, где-то глубоко на подкорках сознания, Арс понимает, что отец его любит, по-своему, сухо, не доступно для его понимания…, но любит. Но вот эмоции, которые так давно копились внутри, заставляют думать иначе. Поступать необдуманно. Истерично. В небольшую дорожную сумку кинуть самое необходимое: немного вещей, деньги на первое время, документы, телефон, ноутбук, вставить наушники в уши, ощущая их сейчас границей между его внутренним миром и враждебным внешним, не иначе. И вот он уже громко хлопнув дверью навсегда, как тогда считал, покинул родительский дом. В тот момент он ощутил такую легкость, такую гордость за себя, будто бы он впервые в жизни поступил правильно. По дороге на вокзал, он практически мгновенно принимает решение о месте, с которого начнется новый, теперь уже только его, путь в светлое будущее, город о котором он любил читать, когда был маленьким, которым заболел ровно с тех самых пор и больше никогда не сомневался, что хотел бы жить только там — Санкт-Петербург. И действительно, для Арсения Санкт-Петербург дал очень многое — верных друзей и любимую профессию. Закончив ВУЗ по выбранной специальности с красным дипломом, Арсений был абсолютно растерян. Куда ему теперь идти и что делать, он не знал. Поэтому был очень рад получить предложение от своей кафедры остаться на ней в роли аспиранта. Пашин звонок был очень неожиданным. Спустя столько времени… Они не виделись с тех пор, как Арс закончил институт. Ему было просто некогда. Работы валом, да еще и за сущие копейки. Но Арс терпел. Паша пригласил его посидеть где-нибудь в баре, выпить, поговорить. Арс не раздумывая принял предложение друга. Ближе к вечеру того же дня парни встретились в назначенном месте. — Арс, я теперь директор 321 гимназии, представляешь? — Да ладно? Серьезно? Как ты пробился-то? В ответ Паша рассказал другу историю получения им должности директора, а в конце спросил: — А сам-то ты сейчас где? После вопроса парень заметно поник, опустил голову, начал нервно теребить в руках салфетку. — Да где… В ВУЗе. Аспирантом, — смущенно признается Арс. — С красным дипломом и аспирант? Не верю! Это не шутка? — Я бы сам очень хотел, чтобы это было так…. — Так, ладно! Тогда у меня к тебе есть предложение, от которого только попробуй отказаться, понял? — в шутку угрожает Паша. Арсений в ответ лишь смеется. — В общем, мне в школу нужен математик для старших профильных. И я беру тебя. — Серьезно? — Арсений поднимает удивленный взгляд на Пашу, — Но я… — Никаких но! Завтра жду тебя и твою трудовую у себя в кабинете! — отрезает Павел. — Хорошо, — с улыбкой отвечает Арс. На следующее утро Арсений приходит в школу. С того самого дня и начинается его карьера в роли школьного учителя математики. *** — Здравствуйте, Арсений Сергеевич. Познакомьтесь, это Майя Александровна, мама твоего нового ученика — Антона Шастуна. — Здравствуйте, Майя Александровна! Буду очень рад увидеть вашего сына в числе своих учеников! Все трое еще долго обсуждают детали обучения Антона в новой школе. Павел Алексеевич обещает в самое ближайшее время оборудовать школу всем необходимым для комфортного перемещения парня по зданию и прилегающей территории. А Арсений Сергеевич обязуется всячески помогать парню на всем протяжении обучения. Майя Александровна, восхищенная тем, что увидела в гимназии, отношением людей к своей работе, не раздумывая отдает Добровольскому все необходимые документы сына и пишет заявление на перевод, после прощаясь с педагогами до первого сентября. В это первое сентября все будет иначе. По крайней мере, так Антон хочет думать. Он очень волнуется. Это первое сентября будет в другой школе, в другом городе и с другими людьми. Чего ожидать от всего этого парень не знает, даже понятия никакого не имеет, но снова просто хочет наивно поверить в лучшее. Сейчас Антону просто хочется уже наконец-то нормально закончить школу и просто начать жить своей новой жизнью в самом прекрасном для него городе на планете. — Антош, все хорошо? Ты какой-то совсем бледный. Волнуешься? — спрашивает голос мамы над его головой. — А? Да нет, все нормально. Просто задумался. Мам, давай я сам, пожалуйста. Тебе правда тяжело. — Тош, ну хватит уже. — Мам! — настаивает парень. — Ладно, только послушай. Все будет нормально, это очень хорошая школа. Да и в Питере совсем другие люди, — говорит женщина, оглядываясь по сторонам и немного улыбаясь, — не то что у нас в Воронеже, правда? — немного с грустью в голосе. Вопрос остаётся без ответа, парень просто кивает, наверное, даже просто сам себе. Территория школы огорожена высоким кованым забором. Все здание выполнено в приятных голубых и белых тонах. Видимо, совсем недавно тут был ремонт, переделывали и подкрашивали всё, что могли. В больших окнах туда-сюда снуют учителя и ученики, готовясь к предстоящей линейке. Про себя Антон отмечает, что выглядит здание просто, но довольно-таки красиво. Это всяко лучше, чем те обшарпанные воронежские школы, у которых то штукатурка начнёт отваливаться просто так, грозясь вот-вот свалиться кому-то на голову, то побелка посыплется ни с того, ни с сего, от которой девчонки опять начнут возмущаться и очень показушно отряхиваться от пары мелких белых пылинок. У которых стены туалетов исписаны непонятными или матерными записями вдоль и поперек, которых столько, что уже не понятно какого цвета изначально стена-то была. Зато на каждом этаже и в каждом кабинете стоят горшков по пять со всякими цветами, половина из которых уже подзасохла, но выкинуть, вроде бы, пока жалко. — Антош, я тогда тебе помогу сейчас и на работу побегу, хорошо? Столько дел сегодня, просто ужас, — устало вздыхает женщина. Антон не отвечает ей снова, он смотрит на асфальт. Участок дорожки до школы был из гравия, что значительно усложняет ему движение. Усложняет потому, что эти чертовы камни вечно, блять, попадают под колеса. И без того руки сильно устают, а тут еще и через гравий придется каждое утро кататься. Очень сильно здорово. У Антона периферический парапарез, легкая форма паралича нижних конечностей — частичная потеря возможности осуществления движений. Парень почти не двигает ногами, не шевелит пальцами, ярко выраженное снижение чувствительности, и естественно, самостоятельно он ходить не может и передвигается только с помощью коляски. В одиннадцать лет мальчик жил вполне себе такой спокойной жизнью. Ничто не предвещало беды. Середина зимы, сильные морозы и убийственный гололед. По городским, напрочь заледенелым улицам, обгоняя друг друга, будто участники каких-то автогонок, несутся вечно куда-то спешащие водители авто. В это утро Антон собирался в школу. Все как обычно. Перед выходом набросив куртку, схватил портфель и выбежал из квартиры, уже немного опаздывая на первый урок. Светофор. Парень ждёт, когда загорится зелёный свет, разрешающий начать движение пешеходам, немного трясётся от холода, рассматривает людей вокруг себя. Антон смотрит налево, а потом направо, после сигнала светофора. Он первым успевает сделать лишь несколько шагов вперёд по «зебре», но тут, откуда ни возьмись, вдруг резко появляется чёрная машина. Водитель иномарки, решив, что «успеет проскочить», ускоряется, увидев мигающий желтый, он ведь «тысячу раз так делал». Но в именно в этот раз, не правильно рассчитав свои возможности, он вылетает на участок перед зеброй ровно в тот момент, когда загорается зеленый. Естественно, он и предположить не мог, что неприметный парень из толпы так резво рванет вперед, едва загорится нужный ему сигнал. Водитель не успевает вовремя среагировать, бьет по тормозам, однако машину неумолимо тащит вперёд по инерции, тормоза визжат, как сумасшедшие, но скорость была слишком высокой, а дорога слишком скользкой. Парень попадает под колеса авто, от сильнейшего удара его отбрасывает на несколько метров куда-то в сторону. Первые миллисекунды своего «полета» Антон ничего не может понять, в голове пусто, его просто подбросило. «Что происходит, и почему я не чувствую земли под ногами?» Антон всем телом валится на асфальт уже в бессознательном состоянии. Машина сумела затормозить, только когда ушла в занос, и, врезавшись в ближайший отбойник, заглохла на обочине. На несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. Ещё через несколько начался дикий галдеж. Кто-то из сумасшедшей толпы уже вызвал скорую, кто-то вызвал полицию. Водитель чёрного авто находится в шоковом состоянии, совершенно не понимая, что произошло пару мгновений назад и что ему нужно делать теперь. Мужчину сильно трясёт. Он не пытается сорваться с места, не собирается бежать, даже в мыслях у него такого не было. Он кинулся к лежащему на льду парню. Антон лежал в неестественной позе, словно кукла, в неестественно бордовой луже крови. Мужчина упал перед ним на колени, не смея притронуться, просто сидел рядом и дрожал. Что происходило после удара о капот черной иномарки, парень помнит смутно. Он размыто видит шокированные лица прохожих, видит перекошенное от ужаса лицо водителя, слышит приближающийся вой сирены. «Почему я не чувствую своих ног?» Через какое-то время приезжают, вызванные прохожими, службы. Антона незамедлительно увозят в больницу, а мужчину, сбившего его, сгребли в охапку и потащили в служебную машину. Его ждут сначала разбирательства с работниками ДПС и правоохранительных органов, а позже и судебные. Из этого всего Антон помнит лишь то, что спустя мгновение после последней посетившей его голову мысли, он слышит глухой удар — звук носилок, загруженных в карету скорой помощи. Дальше были вроде бы крики врачей, больничные стены и неприятный запах медикаментов и крови. Майя Александровна не может произнести ни слова. Ей только что позвонили с телефона сына, представились врачом экипажа скорой помощи и сказали, что Антона сбила машина. Через минуту, ещё не в полной мере осознав все, что случилось, женщина, наплевав на работу, бежит ловить такси и старается как можно быстрее оказаться в больнице. Она звонит мужу Андрею, которому сухо и коротко сообщает о случившемся с их общим сыном. Между Андреем и Майей давно уже были не те отношения, какие должны быть между любящими мужем и женой. Майя прекрасно знала про все похождения мужа налево, что у него есть любовница, да последний даже и не пытался скрывать этот факт. Наоборот, периодически пропадал на пару-тройку дней без объяснения причин. Где он проводил это время и с кем — знали оба. Но предпочитали молчать. Первые несколько месяцев после ДТП, отец приходил к Антону. Каждый раз он приносил большие суммы денег, молча протягивая их Майе в конверте с надписью «на лечение», немного сидел с сыном, а потом опять надолго пропадал. Через какое-то время Андрей и вовсе перестал появляться в больничной палате, но не переставал переводить деньги. После очередного молчаливого перевода Майя не выдержала. Она решила во чтобы то ни стало найти Андрея и поговорить с ним. И она нашла. Уже бывшего мужа в квартире его новой пассии. — Андрей, пойми же ты — деньги, они, конечно, нужны, но именно сейчас для него важнее твое внимание! Ему нужен хотя бы час со своим чертовым отцом! Ему просто необходимо, чтобы ты был рядом с ним. — пытается донести женщина простую истину. — Майя, да пойми же ты, я смотреть на него могу! Он же теперь… Он не встанет никогда! Проваляется, блять, до конца своей жизни в кровати, как овощ. Он же… Да блять! — всплескивает рукой Андрей, и обессиленно опускает её вниз. — Не смей! Не смей так говорить, это твой сын! Это наш сын. Он поправится, слышишь? Все будет хорошо! Я в него верю. Господи, я ничего у тебя никогда не просила, только сейчас прошу — просто приходи к нему. Он же так ждёт…своего отца. Тебя он ждет! Слышишь? — добавляет она шёпотом. — Блять! Я же сказал, что видеть его не могу! Я не собираюсь больше к нему приходить, понятно тебе? — прокричал мужчина, хватая какую-то посудину и швыряя её о стену. Звон стекла, а потом мёртвая тишина, в которой разносится, — Я буду помогать вам деньгами. Это все. Майя смотрит на него, не в силах сказать ни слова. Она открывает и закрывает рот, смыкая и размыкая губы, быстро хлопает ресницами, пытаясь незаметно смахнуть влагу, вдруг так некстати, подступившую к глазам. Она хотела казаться сильной. Она была сильной. Но и у сильных не всегда хватает на все этих самых сил. — Я уезжаю за границу через пару недель, — признается Андрей на одном выдохе, опустив голову. — С ней? — безразлично, зачем-то уточняя очевидное. — С ней. У нас будет ребёнок, — так просто. В этот момент внутри что-то и без того уже очень тонкое оборвалось окончательно. Больше Майя не хотела знать вообще ничего. Ни этого человека, ни то, что с ним происходит сейчас, ни то, что когда-то будет. Она почти ненавидит его. Женщина разворачивается на каблуках и, быстро зашагав, направляется к выходу. Вдруг она останавливается в полуметре от входной двери, резко поворачивается и идёт обратно. — Не хочу тебя больше видеть! И знать не хочу! Чтобы ни в своей жизни, ни в жизни Антона я больше не слышала твоего имени никогда, ты понял? Свои деньги оставь себе! И вашему будущему ребёнку. Нам от тебя ничего не нужно, мы прекрасно справимся без тебя и твоей помощи. Женщина выходит из квартиры, громко хлопнув дверью. Вместе с ударом оставляя мужчину, которого когда-то любила, а может быть, и все еще любит, за дверью прошлого. Она решительно вычеркивает Андрея из жизни Антона и из своей. В больничной палате по вечерам всегда горел свет. Первое время парень панически боялся засыпать, позже уже просто привык к лампе. Каждый раз ему снились кошмары, каждый раз это были воспоминания и чувства о событиях, которые произошли с ним совсем недавно. Он просыпался в холодном поту, подскакивая на кровати, скидывая подушку на пол, чаще всего с громкими криками и заплаканными глазами, долго потом пытался отдышаться и успокоится. На крики из палаты всегда прибегала уже старенькая медсестра, немного сидела рядом, а после уходила. Около кровати на тумбочке стояла фотография всей семьи. Антон ждал папу. Ждал, что он придёт. Но Андрей сдержал свое слово, и так и не открыл больничную дверь в палату сына. Вместо того, кого он так ждал, на пороге каждый раз стоял либо лечащий врач с новой порцией таблеток, либо мама с осунувшимся и сильно похудевшим лицом. На все вопросы Антона об отце, Майя Александровна отвечала, что «папа просто сейчас не может, у него работа, и он зайдет чуточку позже», но никто не приходил через «чуточку позже». Ни через неделю, ни через месяц, ни даже через полгода. Мама всегда была рядом. Она поддерживала во всем, даже без слов могла понять, о чем думает сын. С каждым приходом в больницу она приносила Антону то книги, то карандаши, то краски с альбомами и скетчбуками. Он был благодарен, так сильно благодарен ей за все. Из мыслей парня выдернуло осознание того, что вдруг резко стало что-то не так. Ему внезапно стало как-то легко ехать. Тут до Антона доходит, что мама снова начала помогать ему, подталкивая коляску сзади. — Ну мам! Я же сказал, что сам справлюсь! — опять начинает парень. С первых минут Антон понял, что легко здесь не будет. Нет, он давно привык. Но гравий… По нему не очень-то и легко проехать, знаете ли. — Тош, давай я все-таки тебе помогу? — говорит Майя Александровна. — Ладно, — шумно выдохнув, он сдается. Парню опять становится стыдно. Стыдно даже перед собственной матерью. Но именно ей он был так благодарен за предложенную помощь, и сейчас, и всегда. Он очень любит её, любит и бесконечно ценит ее заботу, но… он ведь мужчина. И должен быть сильным, несмотря ни на что. Мама. Каждый раз он мгновенно забывает все свои мысли про желание отказаться от ее помощи. Мама так за него переживает. Она бросает все свои дела, очень важные и не совсем, совершенно не смотрит на то, что ей самой нужно уже бежать возится тут с ним. Он просто не сможет отказать ей, ведь это ранит ее. Антону просто хотелось показать себя с лучшей стороны в этот первый день. Он просто хотел поставить себя в новом коллективе, как взрослого самостоятельного человека, который правда сможет со всем справится в один. Справлялся же как до этого. — Тош, ты звони, если что, мне, ладно? — спрашивает Майя Александровна у сына, пытаясь начать поднимать коляску с Антоном по высоким ступеням, ведь пандуса, специально для таких случаев, почему-то у школы до сих пор установлено не было. — Стойте, стойте! Подождите! — послышался окрик какого-то парня. Антон поворачивает голову. Перед ними с мамой стоит совсем невысокий парнишка с кавказкой внешностью и странной причёской на голове, то ли хвостик, то ли своеобразный пучок, не понятно. Парнишка мило улыбается и теребит ручки от портфеля на своих плечах. — Меня Серёжа зовут. — Здравствуйте, а меня Дима, — подбегает к «хвостатому» ещё один парень. Дима, так же, как и его друг, небольшого роста. Короткая стрижка и чёрные очки. — Здравствуйте, ребята, — говорит Майя Александровна, немного ошарашенная такой общительностью парней. — Давайте мы вам поможем? — указывает Серёжа в сторону Антона, — Мы быстренько. С виду хиленький Димка подхватывает Антона на руки и в мгновение ока преодолевает непосильное для парня препятствие в виде ступенек. Серёжа быстро поднимает коляску наверх следом, потом сажая туда ничего не понимающего Антона. — Серёжа и... Дима. Спасибо вам большое, ребята, правда. Заходите к нам как-нибудь на чай, — Майя Александровна быстро подходит к сыну, треплет его по голове, — Антош, а ты давай осторожней. Постарайся с кем-нибудь попробовать подружиться, хотя, я вижу, у тебя уже есть с кем, — улыбаясь, говорит женщина уже шёпотом, быстро отстраняется и убегает к воротам, ведь она уже опаздывает. — Тебя же Антон зовут? — вдруг начинает Серёжа. — Ага, — кивает парень, — А ты... Дима? — Нет, Димка это вот этот очкарик, а я Серёга, — смеётся «хвостатый» и сует руки в карманы джинс. — Балбесина он, вот кто! — отзывается Димка и улыбаясь, немного опуская голову, — Тебе в какой класс-то нужно? — А… Эм… Мне в 11 «а», — отвечает Антон. — О, мы оттуда! Пойдём скорее… Ну, вернее, погнали, — Серёжа подхватывает коляску Антона за ручки и несется с ним по коридору школы к нужному кабинету. — Бля, да Сережа-а-а, скотина, меня-то подождите, — кричит Дима и бежит за ними следом. — Та-а-ак, а ну-ка, всем стоять! — приказывает вдруг чей-то мужской голос. Ребята пытаются остановиться, но по инерции пробегают ещё пару метров и почти сбивают с ног директора школы, — Вы чего тут, как сумасшедшие разносились? Позов, Матвиенко, одиннадцатый класс, а ума вообще не прибавилось! — Блин, да ну Павел Алексеич, че вы начинаете то. Первое сентября, у детей праздник вообще то! — начинает оправдываться Серёжа. — Вот именно, что у детей праздник, а не у вас, коней. А вообще, это не повод, чтобы в первый же день разнести школу. Её не для того ремонтировали целое ле… Так, Матвиенко! Ты какого черта в джинсах-то приперся? Я тебя сейчас домой отправлю переодеваться. — Давайте не надо, пожалуйста. Мне надеть нечего было, все в стирке, — врёт Матвиенко и не краснеет. — Так, ты давай тут мне не придумывай, каждый год одна и та же отмазка, — Павел Алексеевич вспоминает про то, что хотел сказать, немного сощуривает глаза и смотрит на Антона, — Так, а этого парнишку я не знаю, вы откуда этого беднягу украли? — Почему украли-то сразу, Павел Алексеич, за кого вы нас принимаете? Это Антон. Он же теперь в нашем классе будет учиться, разве нет? — встревает Димка. — Да вы-то можете, Позов, конечно. Я даже не удивлюсь! Антон, приятно наконец с тобой познакомиться, меня зовут Павел Алексеевич Добровольский и я директор этой школы, — Добровольский протягивает руку для приветствия. — Мне тоже, — скромно улыбнувшись, отвечает на приветствие Антон. — Да, кстати, Антон, пандусы мы установим в ближайшее время, это я обещаю точ… - раздаётся мелодия телефона, — Да? Да, Павел Алексеевич Добровольский. Ага, — шёпотом директор добавляет, — Дуйте уже отсюда. — Весело у вас, — заговаривает Антон, немного улыбаясь. — Это точно, — соглашается Поз. — Особенно на уроках Арсения Сергеевича, — смеётся Матвиенко. — Арсения… чего? Это кто? Почему особенно? Антону вдруг правда становится интересно, что такого делает этот Арсений как там его… на своих уроках, раз ученикам так весело. — Арсений Сергеевич — это математик наш и классрук заодно. На уроках просто зверюга. Особенно весело, потому что вообще слова не скажи, сразу к доске или параша в журнал. Пиздец, — начал Матвиенко, — Я поэтому у Поза списываю постоянно, он шарит. Но зато Арс вне уроков прям классный мужик. — Ты меня задолбал уже, и Антона тоже, наверное, пошли, давай. И хватит Арсения Сергеевича «Арсом» называть, — толкает Димка Сережу и катит Антона в нужный им троим кабинет.