Дожди(сь)

- Как он сейчас? - Почти всегда спит, но состояние нестабильное. - вымученный голос на другом конце динамика выдает усталость его хозяина с потрохами, но он старается держаться бодро. Впрочем, как и всегда. Чертов упрямец. - Ты вымотался... Так и в могилу себя загнать недолго. Может, лучше привезете его сюда? Здесь есть врачи и дополнительное медицинское оборудование, выделим ему отдельную палату, никого лишнего на этаж не пустим. - Я бы с радостью, но это безумие, Доён... Он просыпается время от времени и тогда эти несколько минут пробуждения с лихвой восполняют своим хаосом все сутки, проведенные им во сне: слишком быстрая смена температуры тела, приступы агрессии, нечеловеческие крики, иногда разговоры с самим собой вперемешку с плачем по ночам, когда он вспоминает о семье или о Ёнхо, а позавчера он сломал надвое железную кушетку и ударил помогавшего мне Тэёна так, что он отлетел в другой конец гаража, и нам с Со пришлось откачивать его почти двадцать минут... Чувствую себя паршиво, хоть он и сам вызвался помогать нам. Я строго запретил Дайне входить в кейс, пока все не уладится, это слишком опасно и непредсказуемо. Пока нас никто не беспокоит, мы хоть как-то справляемся собственными силами, но в госпитале, наполненном ничего не понимающими людьми и излишним вниманием со стороны, будет намного проблематичнее, ты же понимаешь. - Понимаю... Просто знай, что вы всегда можете попросить меня о помощи. Не загоняйтесь, полагаясь на одни лишь свои силы, до такой степени, что потом не сможете толком держаться на ногах. Это не выход. - Доён, я знаю... Правда. Именно поэтому не хочу тебя вновь впутывать в это. Читтапон достаточно хитроумен, не исключено, что он давно подозревает тебя в союзничестве со мной. Они могут подключить всех программистов (если уже не подключили), и вычислить человека по телефонной связи им не составит особого труда, поэтому нам сейчас небезопасно даже созваниваться друг с другом, не то что работать вместе. Знаю, ты поможешь в любое время, если вдруг нужна будет поддержка, но ты и так уже очень многое для нас сделал. Ты даже не представляешь, как я благодарен тебе... - Айщ, прекрати немедленно! - шипит Ким, протирая глаза пальцами. Ему неприятно слышать слова благодарности таким образом, словно он не хотел им помогать, но ему все равно пришлось из-за их давнего знакомства. Потому что всё совсем не так. - Я помогал из собственного желания. Все в полном порядке. И визиты Читтапона нам ничем не навредят, поверь мне. - Значит, ты помогал нам в большей степени из-за Со, не так ли? Он старается абстрагироваться от непрошенных воспоминаний, тут же врывающихся в разум, но родное имя все равно больно колет без ножа и застревает непрошенной маленькой занозой где-то под ноющими, незажившими ребрами. Интересно, он когда-нибудь привыкнет не дергаться от каждого мимолетного упоминания о ней? Или это уже на всю жизнь? - Я сделал это, потому что мы с тобой дружим с самого детства. Друзья нужны для того, чтобы поддерживать друг друга, Тэиль. Ты бы тоже мне помог, будь я на твоем месте. - отвечает Ким твердым уверенным тоном, наконец, взяв себя в руки и тихо выдохнув. Короткий тяжелый вздох в динамике. - Ты никогда не умел обманывать. Мне жаль, что так вышло, Доён, но этого просто невозможно было избе... - Ладно, бывай. Береги её. Если вдруг что, звони. - перебивает поток ненужных слов Доён и отключает телефон. Прислоняет задумчиво надоедливый маленький аппарат к подбородку, глядя в сторону окна, где солнце спряталось за темными облаками, мелкий дождь моросит с самого утра, а за полосами пролесков с частными домами пролегает старая железная дорога. До слуха доносится едва слышный шум проезжающего поезда, наверняка, направляющегося в столицу, и Ким невольно переводит взгляд ещё дальше. Цепляется глазами за края Стены, виднеющиеся на горизонте из-за верхушек высоких деревьев, смотрит в сторону бескрайних диких лесов, уходящих в далекие холмы, и усмехается собственному поведению. Дожили... Тэиль заразил его своим "старческим маразмом." Теперь он тоже будет подвисать по нескольку раз за день возле окон, впериваясь печальными глазами в пейзажи с каждым новым изменением в погоде, работать по выходным до отнимающихся ног (потому что отдыхать в их возрасте - это скучно, как выразился биолог) и искать утешения в вечном гордом одиночестве? На третьем этаже серого здания в шумной столовой люди в разноцветных халатах привычно общаются, смеются, громко друг друга зовут по именам, кто-то даже умудряется кидаться едой, но звуки будничной суеты заглушаются мыслями и доносятся до слуха словно через глубокую толщу холодной воды, заполнившей все внутри. Доён сидит за тем самым удобным столиком, на том же самом месте, где почти месяц назад сидела Со, и ковыряет вилкой свой недоеденный холодец: Чону сказал, что для полного восстановления ребер, ему обязательно нужно есть всё, что содержит много кальция, и начал чуть ли не каждый день таскать ему всякой непонятной стряпни из собственного дома, на недоумевающие взгляды терапевта частенько припоминая: "Хён, ты же мне жизнь спас, забыл? Я хочу помочь тебе, да и так бы помог, но сейчас уж очень за тебя беспокоюсь, ты какой-то бледный в последнее время!". А вот как лечить разбитое невзаимными чувствами сердце, Чону, конечно же, совсем не знает... Очень жаль. Хотя, может оно и к лучшему? Ким вовсе не хочет быстро предаваться серой ежедневной рутине, не хочет забывать ничего из всего, что было, потому что, не смотря на все трудности, пережитые им вместе с друзьями, то были самые замечательные, самые активные и наполненные всевозможными красками девять месяцев его взрослой жизни. И парень, в какой-то степени, очень благодарен за них судьбе. Он никогда их не забудет. Как никогда не забудет чуть спутанные серебристые волосы, блестящие в бликах послеполуденного солнца, задумчивые болотные глаза и мягкую, разбавленную скрытой печалью, улыбку, так тщательно хранимые в самом дальнем, укромном уголке сердца. В то утро после пугающей грозы он с трудом избавился от пристального внимания Читтапона, который прибыл на своей черной иномарке в сопровождении двух других, наполненных безэмоциональными суровыми агентами, сразу же после отъезда Тэиля и Дайны (Доён до сих пор надеется, что таец нигде на них не наткнулся), предварительно ответил на все его каверзные вопросы, сделал вид, что он понятия не имеет, чего от него хотят, а Чону своими хмурыми бровями и недовольным голосом добавил его словам правдивости, возмущенно прикрикнув на бизнесмена: "Да что вы себе позволяете? Это провинциальный госпиталь, здесь лежат больные люди! У него сотрясение мозга, человек споткнулся в темноте и упал с лестницы! Вы что, не видите, что ему плохо? Он не может отвечать на ваши дурацкие вопросы! Забирайте своих людей и покиньте территорию больницы, пожалуйста!" Ким бы никогда не подумал, что обычно милый, отзывчивый, добродушный Чону с оленьими глазами может в гневе быть таким серьезным и убедительным. Судя по всему, Юкхей, все это время стоявший за его спиной нерушимой двухметровой скалой со скрещенными на груди мощными руками, действительно, как болтают местные сплетники, пробуждает в нем некую скрытую уверенность в себе и силу. Или же это просто выброс адреналина после перенесенной опасности так повлиял на бедного ассистента хирурга? Кто знает, все может быть... Вилка с раздражением звякает о посуду, падая в тарелку. Доён поднимается с места, задвигает стул и уходит из столовой, потому что слишком громкие звуки вокруг ему уже осточертели (он на самом деле так много привычек перенял от Со, что порой сам их не замечает), возвращается на этаж, машинально здоровается по пути с салютующим ему медбратом - Юкхеем, проходит пустующий полумрачный коридор до самого конца и останавливается возле облезлых дверей кабинета иммунолога. Того самого, где месяц назад находилась маленькая лаборатория Тэиля и Со. Проводит пальцами по косяку, нерешительно берется за ручку и, сделав глубокий вдох, открывает лишь широкую щель, заглядывая внутрь, но не сдвигаясь с места. С тех пор как они уехали, он вообще не может заходить ни сюда, ни в ординаторскую, потому что вид пустых кабинетов безо всяких намеков и следов некогда побывавших там друзей, вызывает в нем такую сильную тоску, что сердце болезненно сжимается в груди. Господи... Когда он успел к ним привязаться так сильно, что жизнь теперь кажется одним сплошным серо-белым больничным днем, ничуть не разбавленным какой-либо индивидуальностью? Опостылевшим, потерявшим былые краски и повторяющимся раз за разом, словно на старой застрявшей пленке, что крутит по кругу одни и те же надоедливые события с каждым новым рассветом. Он любит свою работу, но не любит меланхоличную гнетущую печаль, поселившуюся в душе с того самого дня, когда белый полуоблезлый пикап биолога покинул двор госпиталя, забрав вместе с собой все самые прекрасные моменты его жизни, которая точно никогда не станет прежней. Доён устало вздыхает, раздраженный сам на себя, разозленный собственным неподобающим поведением и смешанными чувствами: он не должен вести себя так, не должен поддаваться начинающейся депрессии лишь из-за одного события, перевернувшего его привычные рабочие будни с ног на голову, а должен взять себя в руки и стараться идти дальше... Он же сам говорил об этом Дайне в её самом последнем звонке. Собственный совет кажется чем-то фантастически невыполнимым, даже непосильным - сказать оказалось намного легче, чем взять и просто сделать, не так ли? Как же ты докатился до такого, Ким Доён? Парень горько усмехается, в последний раз бросает взгляд на закрытые окна, пустующее пыльное помещение, голый деревянный стол и выключенную зеленую лампу на нем - глухая, даже пугающая, призрачная тишина. В ту ночь они с помощью Ли Тэёна и всех остальных ребят умудрились чуть ли не на скорости света выгрести отсюда все необходимые вещи, документы, образцы, оборудование, собрать всю мини-лабораторию Тэиля и каким-то чудом уместить их в кузове его машины. Оставшееся барахло Тэиль просил его сразу же сжечь на заднем дворе, не глядя, что он впоследствии вместе с Юкхеем и сделал, а вот огромный нейронный блок, установленный раннее в подвале, Читтапон и его люди забрали сами при его последнем визите в больницу. "Это собственность Neo Culture Technology, я его немедленно конфискую!" - заявил тогда таец, как только его увидел, и Доён с ничего не понимающим дядей совсем не были против: пускай забирает всё, что хочет, лишь бы поскорее убрался отсюда и больше не приходил. Особенно рад был стечению обстоятельств дядюшка Сунан - он-то думал, что таец приезжал в госпиталь именно в поисках дорогого блока, но тот впоследствии оказался занозой в заднице похлеще ежедневных звонков из министерства. Доён хорошо помнит его первый приезд в госпиталь, то как глава научной организации зашел в больницу, весь в черном костюме с идеально выглаженной белой рубашкой, одетый с иголочки, и встал напротив кабинета главврача с такой прямой осанкой, что любой ортопед бы распелся фальцетом в бесконечных хвалебных отзывах. Черноволосый, с плавной, словно у породистого вальяжного кота походкой, осматривающими всё вокруг любопытными кошачьими глазами и белоснежной широкой улыбкой, не сулящей противникам ничего хорошего. Он одарил их с дядей таким пробирающим насквозь проницательным взглядом, что Доёну не составило труда сразу же обдумать тактику их дальнейшего поведения - Читтапон знал абсолютно всё, поэтому скрывать информацию касательно того, что Тэиль здесь работал, было бы с их стороны абсолютно бесполезно и глупо. Как и ожидалось, все дальнейшие допросы тайца были связаны лишь с тем, знают ли они, где Мун Тэиль с лаборанткой находятся именно сейчас. Один Бог ведает, с каким трудом Доёну удавалось сохранять в его присутствии непоколебимое спокойствие и с каменным лицом отвечать, что он ни капли не ведает о дальнейших планах Муна. В какой-то степени, он даже совсем не лгал, за исключением той скрытой части, в которой знал, кому именно Тэиль будет звонить, если всё в больнице вдруг провалится. Таец приезжал с вопросами ещё целую неделю, пристально смотрел в глаза все тем же многозначительным взглядом, проверял его выдержку, один раз даже угрожал их всех к чертям уволить (всё с той же зловеще-приторной улыбкой), но Доён принципиально держался особняком или же совсем не понимающим прямых намеков дураком до самого конца, а дядя и так о Тэиле знать не знал ничего больше любого обычного работника госпиталя (что оказалось только на руку), поэтому после десятка безрезультатных попыток выяснить от них хоть что-нибудь дельное для поисков сбежавшего из-под носа ученого, загадочный мужчина в черном бросил у порога что-то вроде: "Надеюсь, учитывая вашу профессию, вы хорошо осознаете масштабность проблемы, если хоть немного покрываете его!" - и удалился, безо всяких скрытых намеков на скорое возвращение. "Что за мерзкий тип!" - удрученно процокав, молвил бедный дядя Сунан, почесав свою седую макушку, стоило черной иномарке лишь выехать за ворота, и Доён был полностью с ним согласен. Снаружи пару-тройку раз слабо громыхает небо и через некоторое время провинцию вновь поливает прохладный летний ливень. Ким закрывает двери кабинета, запирает их на ключ, предварительно взятый из ординаторской, и двигается обратно по коридору бесшумной серой тенью, вспоминая события не так давно минувших дней. Останавливается на несколько секунд возле больших открытых окон, устремляет взгляд в передний двор, где дождь стремительно заливает старую плитку, окрашивая её темным землистым цветом, и невольно вспоминает те удивительные дождливые дни, когда Со выбегала на прогулку. В памяти все события ещё свежи, словно вчерашние, и кажется, что через несколько секунд девушка, как обычно, выбежит из здания в своем затасканном белом халате, который вновь забыла снять перед выходом, побежит по тропинке в сторону ржавых кованых ворот и обязательно махнет ему напоследок рукой... Но время неумолимо идёт вперед вечным двигательным механизмом, продолжающим неистово вертеть колесо Сансары, сильный ливень уже топит в прозрачной воде рыхлую землю дворовых клумб с цветами, стекает с деревьев тонкими хрустальными ручейками, стучит по холодным лужам, собравшимся на маленьких ямах в потрескавшейся плитке, а из здания в одинокий двор никто так и не выходит. Доён прикрывает глаза, пытаясь прогнать из мыслей назойливый, вгоняющий в уныние образ: силуэт Дайны из ушедшего прошлого, представляемый им в воображаемом тогдашнем дворе, растворяется в сером тумане призрачной летней тенью, которой уже не суждено вернуться, словно её никогда здесь и не было. А, быть может, и суждено, только вот он пока что этого никак не узнает... Отрезвляющие капли попадают ему на лицо и шею через открытые шатающиеся ставни, парень распахивает глаза, задумчиво протягивает руку, как когда-то в палате, и подставляет под рокочущую и вечно чем-то недовольную погоду. Несколько крупных капель с хлопком попадают на гладкую кожу и скатываются с запястья, оставляя после себя лишь влажные водяные змейки. "Твоя кожа отторгает дождевую воду, потому что не нуждается в ней, имея свой собственный внутренний водный баланс и удивительную, всегда исправно работающую систему. Видишь?" "Вижу... Прекрасно вижу, Ди." И на этот раз всё становится не только в разы понятнее, яснее и правильнее, но почему-то и намного больнее, чем в тот день. Дайна была для него мимолетным освобождающим ливнем, глотком свежего воздуха и редкой спасительной прохладой в веренице жарких, сухих, одинаковых будней его скучного существования, но в то же время такой же неуловимой, чужой, ни к чему не привязанной и никогда не принадлежащей ему, как те самые упавшие капли воды, которые его тело старается изо всех сил, но всё никак не может принять, ибо это невозможно. Нельзя насильно удержать в руках проливной дождь, Доён... И ты прекрасно об этом знаешь. Всегда ведь знал. Так чего же по-прежнему ведешь себя как маленький? Доён спускается на второй этаж, минуя тихий полумрачный коридор и запертые двери, окутанные невидимым, невесомым покрывалом светлых воспоминаний, сворачивает за угол, чтобы направиться к кабинету дяди, спросить его о том, как прошел очередной день и не звонили ли снова "проклятые кровожадные пиявки" (как тот их окрестил) из министерства, но вдруг останавливается на пол пути. Слышит шум незнакомых веселых голосов, доносящихся с другого конца коридора и, наконец, видит их обладателей: двое молодых парней в модных неоновых кроссовках с тяжелыми дорожными рюкзаками наперевес, периодически смеясь и о чем-то оживленно споря, направляются из кабинета главврача прямо в его сторону. Останавливаются лишь на секунду, забавно тормозя друг друга, пока один из них не произносит: - Смотри-ка! Это же он? Вроде похож, прямо как на фото! - И правда похож! - подтверждает второй, чем заставляет ничего не понимающего Кима вздрогнуть и шумно сглотнуть. Он стоит, не двигаясь, еще пару секунд, пока усиленно шевелит мозгами, раздумывая над тем, стоит ли ему бежать отсюда со всех ног и о каком таком фото идет речь, но, когда, наконец, дергается с места, парни шустро догоняют и облепляют с обеих сторон, схватив под локти. Доён, мягко говоря, в культурном в шоке. Хочется вырваться, заорать, какого, собственно, черта тут происходит, и что никаких денег он никому отродясь не был должен, но ребята звонко смеются с его реакции, все еще удерживают в тисках и объясняют, как настоящие гопники из опасных ночных переулков: - Спокойно, парень, мы тут по делу! - Ишь какой быстрый, я думал удерёт, потом ищи его по всем трём этажам до самого вечера! Доён шокируется ещё больше, думая сразу обо всем самом ужасном: засаде министерских агентов, аресте разгневанным правительством, но сил, пока разум переваривает новую информацию, хватает лишь на то, чтобы недовольно промычать просьбу немедленно отпустить его и задергаться обезумевшей мухой в попытках освободиться. - Да не пугай ты человека, Донхёк! Видишь, какой бледный стал, ему и так досталось! - шикает на второго парня тот, что немного повыше, все еще не отпуская врача. - А что сразу я-то? Ты сам начал сходу про фото галдеть! Смолчал, познакомились бы по-человечески! - недовольно тянет второй, с более тонким голосом, и Ким с интересом прислушивается к разговору. Первый паренек, большеглазый, вихрастый и растрепанный, как бродячий воробей, устало вздыхает, потирает лицо рукой и, наконец, отпускает терапевта, который всё это время пялился на них одновременно хмурыми и расширившимися от недоумения глазами. Следом за ним ослабляет хватку и второй. Протягивают поочередно ладони, бодро жмут руки без разрешения сразу с двух сторон и приговаривают: - Меня зовут Марк Ли! - А я Донхёк, тоже Ли! - почти что синхронно, создав в коридоре такого шуму, что редкие прохожие косятся, оборачиваясь чуть ли не на все 360 градусов, а Ким невольно ежится, вспоминая тех самых шаловливых близнецов Уизли из знаменитой Поттерианы. Что-то сегодня явно идёт не так... - Ким Доён... Вы что, братья? - даже спрашивает максимально осторожно, чтоб усыпить бдительность, но парни вновь коротко гогочут сумасшедшими белками, и Марк, отдышавшись, отвечает: - Не-ет, мы просто друзья, чувак! А что, похожи? - Ну, немного... - Да в жизни не правда! Чтоб я на него хоть каплю похож был, упаси Боже! А ты замолчи! - возмущается второй, смугловатый, слегка щекастый по имени Донхёк, и Марк снова коротко смеется, уже с издевкой над его недовольством, судя по всему, порядком привычным. Попытка отвлекающего маневра удаётся, Доён тут же припускает, словно ужаленный в мягкое место заяц, воспользовавшись их секундной перепалкой, и обоим становится уже не до веселья. Они бегут за ним до конца коридора, перекрикивая друг друга, зачем-то упоминая пропавшего Мун Тэиля, чем заставляет Кима убедиться в их опасности еще больше, полностью забыть о ноющих ребрах и бежать с такой бешеной скоростью, словно он вовсе никогда ничего себе не повреждал. У последнего поворота, делящегося на два противоположных перехода в разные отделения, Доён сворачивает вправо, к хирургическому, и, пробежав мимо стоявшего у окна Юкхея, который провожает его открытым от удивления ртом и недоумевающим "Всё в порядке?", терапевт прячется за первым попавшимся углом, кинув ему напоследок: "Если что, меня здесь не было!" - Окей. - безмятежно мычит Вон и разворачивается на пятках, чтобы отправиться в регистратуру по своим делам, но слышит смутно знакомые галдящие голоса впереди и останавливается. Хмурится, решив, что схожесть ему всего лишь показалась, а хёна на самом деле преследуют какие-то очередные отморозки из охраны Читтапона, спокойно откладывает карты новых пациентов отделения на подоконник, закатывает рукава, чтобы хорошенько им втащить (если, конечно, не испугаются сурового вида раньше) и ждёт столбом, пока двое мелких нарушителей не врезаются ему прямо в грудь, не успев вовремя притормозить за крутым поворотом. - Ну всё, мудачьё, сами напросились! - выносит приговор Юкхей и поднимает обоих с пола за шивороты, чтобы тут же удивленно воскликнуть: - Марк Ли?! - Юкхэй?! - неверящим тоном вторит никак не ожидавший подобной встречи парень. - Хуан Сюйси! - встревает радостный голос Донхёка, которому Вон тут же в панике закрывает рот, оглядываясь по сторонам, словно тот только что озвучил самую страшную тайну века. - Айщ, я уже шесть лет как Вон Юкхей! - шипит он, после чего хватает опешивших парней за плечи и заключает в крепких медвежьих объятьях со счастливыми воплями. - Как же я скучал по вам, ребятки! Сто лет не виделись! Офигеть можно! - Постой, задушишь же! - Ты когда так вымахал, громила, уже до потолка достаешь? Вскоре к ним присоединяется и проходивший мимо ничего не подозревающий Чону, которого Вон ловит за подол халата и тянет к ребятам со словами: - Эй, Чону, смотри, это Марк Ли и Донхёк! Помнишь их? Помнишь же? - и судя по всему, Чону помнит, потому что его глаза при виде гостей удивленно расширяются, рот непроизвольно открывается, а через секунду он тоже уже обнимается с весело хохочущими ребятами. Доён, все это время наблюдавший картину трогательного воссоединения старых знакомых из-за угла, выходит из своего временного укрытия, непонимающе пялясь на всё это безобразие, и останавливается у стены, скрестив руки на груди в ожидании хоть каких-нибудь объяснений. - Хён, это наши с Чону друзья с универа! Представляешь! - воодушевленно орет ему Юкхей с горящими глазами. А Марк лишь неловко чешет затылок под прожигающим строгим взглядом терапевта и говорит: - Мы это, от Мун Тэиля, он сказал, что у вас можно устроиться на работу... Правда, предупредить, судя по всему, совсем забыл. - и виновато усмехается, когда Ким театрально закатывает глаза. - Господи, я подумал, что вы от Читтапона, вы понимаете? Дурдом какой-то. - одновременно облегчённо и с раздражением выдыхает он, на что Донхёк интересуется: - А что, так похожи? - и все четверо заходятся общим хохотом, в тишине больничного коридора больше похожим на крики диких животных, ежели адекватных людей, даже обычно спокойный Чону не остается в стороне. Видя их поведение, лишний раз убеждающее в том, что ребята действительно очень давно знакомы и никакой опасности не представляют, Доёну хочется сесть в служебную машину, выехать со двора, самолично отыскать одного бессовестного человека по имени Мун Тэиль и оторвать ему голову за подобные шутки. Серьезно, кто вообще так делает? Его чуть инфаркт не хватил, пока он понапридумывал всевозможные варианты развития событий, начиная от нападения наемных вышибал и заканчивая жестоким смертельным избиением его и дяди. Донхёк внятно объясняет, что добродушный господин главврач Сунан, то есть его дядюшка, принял их на работу программистами только сегодня, после утреннего звонка Муна, что на самом деле они здесь будут еще и выполнять работу под прикрытием, направленную на всю необходимую дистанционную помощь сбежавшей троице, после чего все дружной компанией отправляются на третий этаж во главе с Кимом, открывать снова запертые им раннее двери помещения, которое дядя Сунан великодушно отвел двум новым техникам. Позже, когда уже в бывшем кабинете биолога парни ставят свои тяжелые спортивные рюкзаки на паркетный пол и раскрывают молнии, зажимая какие-то невидимые не вооруженному глазу кнопки, что позволяет тут же раскрыться изнутри немыслимым металлическим механизмам с четырьмя плоскими компьютерами, сенсорными панелями управления и множеством тончайших антенн со шнурами, чем приводят Юкхея с Чону просто в детский восторг вперемешку с шоком, ибо человеку в здравом уме никогда не понять, каким образом они запихнули все это добро вовнутрь пятикилограммовых дорожных сумок, Доён начинает понимать реальную суть происходящего и с одобряющим свистом признает, что ребята, действительно, далеко не так просты, какими кажутся на первый взгляд. Особенно когда Марк, словно искусный художник, плавно проходится по косякам всех четырех стен кабинета кончиками пальцев и легко вынимает с разных мест сразу четыре установленных жучка. - Смотрите-ка, а Читтапон не дремлет. - усмехается он, демонстрируя всем почти микроскопические прослушивающие устройства на ладони, после чего высыпает их в небольшой жестяной контейнер, блокирующий сигналы, чтобы при необходимости использовать для чего-нибудь более полезного. - Я тут немного покопался в базах данных, навёл на тебя кое-какие справки... - продолжает вдруг парень, пока врубает процессоры, подключая к розеткам все необходимые шнуры. Доён вновь переводит взгляд на него, отвлекаясь от оживленного разговора Юкхея, Чону и Донхёка, рассказывающего медикам о том, как они тяжело провели последние месяцы в столице на подработках в различных мелких офисах. - Сначала запомни, что для тебя я, как минимум, Хён. - невозмутимо поправляет его Ким, скрещивая руки на груди и принимая позу максимально серьезного ответственного человека (или врача), который не намерен терпеть к себе отсутствие всякого уважения со стороны самоуверенных, пускай и умных не по годам малолеток, потому что на его беглый взгляд оба парня выглядят не многим старше Дайны, а значит, обязаны соблюдать хоть какие-то правила приличия между старшими и младшими. По крайней мере, это то, чему его с детства учили взрослые, и он вовсе не отрицает, что совсем не знает, учили ли чему-либо подобному современных ребят, иначе никак не может объяснить столь странного, развязанного поведения... Со также о них ничего запоминающегося не рассказывала. Опять ты думаешь о ней? Прекрати это, немедленно. Доён влепляет себе мысленную пощечину, отгоняет прочь непрошенные, вгоняющие в мрачное уныние мысли и сосредотачивает всё свое внимание на парне напротив, что медленно оборачивается к нему через левое плечо. Приготовленная в уме для быстрого воспитания неотесанных наглых подростков пламенная лекция так и остается не озвученной, потому что мягкий капюшон толстовки, несколькими минутами ранее упавший Марку на голову, съезжает назад по взъерошенным ореховым волосам, когда он поднимает взгляд, и Ким замечает вещи, раннее не удостоившиеся должного внимания: он, действительно, почти одного возраста с Со, у него теплая, заразительная улыбка, брови смешными полумесяцами, что придает ему еще более беззаботный задорный вид, но в чуть прищуренных, блестящих в закатных лучах солнца, карих глазах столько мудрости вкупе с искренним человеческим дружелюбием, что Доён осознает одно - этот парень не такой уж малолетний придурок, как он изначально подумал. Последующие слова Ли лишь подтверждают его рискованную догадку. - Окей, я навел на тебя немного справок, Хён, и узнал много интересного. - все с той же простодушной улыбкой продолжает Марк (кажется, его немного позабавил тот короткий культурный протест) со своим едва заметным, но все же американским акцентом, нарочно выделяя последнее слово. - Почему скрываешь от всех то, что ты родом прямиком из Кёнгидо? Боишься испортить репутацию? Доён давится воздухом (где он вообще нашёл такие старые данные?), пару раз кашляет, тихо вдыхает пыльный воздух, уже порядком сдавивший грудную клетку, осторожно оглядывается по сторонам, чтобы понять, не привлекли ли они странным разговором внимания всех, кто находится в кабинете, и, убеждаясь в обратном, спокойно опускает расцепленные руки. Даже Со не знала, откуда он родом, но если и знала, то тактично молчала все это время, а Ким не посчитал нужным когда-либо говорить с ней о своем детстве. Так зачем ворошить давно забытое сейчас? - Потому что информация о месте моего рождения - не то, о чем стоит говорить каждому встречному. Я переехал сюда еще маленьким ребенком. Много лет прошло. - уверенно отвечает он, спустя пару секунд раздумий. - И тебя ни разу не тянуло назад? Озвученный тихий вопрос вызывает неожиданные мурашки по коже, ибо кажется слишком откровенным, неправильным и полностью выходящим из разряда тех, что люди с риском задают самим себе темными молчаливыми вечерами лишь за стаканом крепкого виски (хоть он и не пьет), но никак не вот так просто в лоб друг другу. Доён не знает, как правильно ответить, потому что не знает всей правды сам, а, быть может, даже знает, почти целую половину, просто совсем не хочет думать об этом, как никогда и не пытался. Хотел ли он когда-нибудь съездить домой? Боже, он только что назвал эти гиблые края родным домом? Невероятно... Этот парень, определенно, слишком странно на него влияет. - Честно говоря, хотел, наверное... Но никогда не придавал этому особого значения. Всегда считал, что ушедшее прошлое - вовсе не то, о чем я должен думать, находясь уже здесь. - к своему удивлению, также тихо, но уже с усмешкой отвечает Ким, игнорируя шум галдящих голосов и веселого смеха ребят, стоящих позади, возле окон. Все посторонние звуки отступают на второй план, сужаясь одним внимательным кольцом воздушного вакуума, сосредоточенным вокруг него и молодого программиста, собирающего на полу необходимую для работы технику, который по своему внутреннему миру почему-то вдруг кажется Киму намного взрослее предполагаемого им внешнего возраста. Сколько он давал ему ещё до их непредвиденной задушевной речи, кажется, примерно двадцать четыре? Сейчас он охотно поспорил бы с собственным мнением... - Я думаю, отвергая свою принадлежность к этому месту, ты все время пытаешься убежать от самого себя, Хён, что в корне не совсем правильно. - вдруг спокойно констатирует Марк, полностью отворачиваясь обратно к оборудованию, а Доён по-прежнему чувствует легкую улыбку в его вечно мальчишеском голосе. - Мы здесь, потому что Тэиль считает тебя надежным другом, который всегда поможет своим друзьям в беде... Но, думаю, это не единственная причина. То, что ты рано или поздно окажешься с нами в деле, словно было неизбежно с самого начала: судьба порой такая странная штука, никогда не знаешь, какой фокус выкинет в следующую секунду, не правда ли, Хён? - добавляет уже чуть более серьезным тоном, и Доён пристально глядит ему в спину, с удивлением отмечая про себя то, что они с этим необычным Марком Ли, вполне себе, смогут подружиться... Возможно, смогут даже с Донхёком, сейчас увлеченно рассказывающем о хитром строении нового мощного генератора для госпиталя, также притащенного ими с собой. "Это Тэиль так не хотел меня впутывать в свои дела, значит? Вот и доверяй потом ему, после таких идиотских выходок." Верит ли он в судьбу и предопределения? Он совсем не знает, но глядя на задумчиво склонившегося над сенсорной панелью Ли, начинает задумываться о том, что всё происходящее, возможно, и правда не случайно. Кто знает, в самом деле... - Старые электронные соединения - полная хрень! - выносит вердикт Донхёк, зачесывая пальцами свою медно-рыжую челку, лезущую в глаза. - Свет со связью постоянно барахлят, нормальный интернет у вас по причине нахождения провинции в опасной близости к Стене уже давно отсутствует, как вы вообще тут выживаете? Теперь я хорошо понимаю, что именно Тэиль-хён имел в виду, когда говорил, что работенки будет много. Это действительно так. Но, к вашему счастью, мы пока что никуда не спешим! - самодовольно добавляет он, торжественно хлопнув себя по груди. - Вам ведь просто больше некуда податься, разве нет? - хмыкает Доён на его последнюю реплику, но после даже с удивлением жалеет об этом. - Мы можем податься куда угодно, Хён, знаешь, как те странствующие оборванные отшельники в фильмах... Просто не делаем этого, потому что засесть в загородной лесной глуши безо всяких намеков на нормальную цивилизацию, но в большой веселой компании друзей, намного интереснее, чем бесцельно шляться по стране, ты так не думаешь? - заговорчески говорит Марк и игриво подмигивает ему. Парни за спиной начинают хохотать, обзывая его "хреновым проповедником еще со времен универа" или же "бесстыжим выпендрежником, оборачивающим всё в свою пользу". Юкхей кричит, что он совсем не изменился за эти долгие шесть лет, а Донхёк ему поддакивает, пиная смеющегося Марка в спину носком ботинка, но Ким стоит посреди всего этого разномастного шума и впервые чувствует себя настолько спокойным, умиротворенным, одновременно взбудораженным чем-то совершенно новым внутренне, что хочется позвонить Мун Тэилю, сначала наорать на него со всей дури за то, что не соизволил даже предупредить, а потом искренне поблагодарить и спросить, какое именно волшебство он использует для привлечения подобных людей... И знает ли он о том, что магия вне Хогвартса запрещена? Последний, определенно, ничего такого не знает, или же чхать он хотел на сей древний запрет, потому что тут же, словно прочитав мысли терапевта на расстоянии, присылает ему довольно короткую, но весьма многозначительную смс-ку: "Не благодари. Поверь мне, с ними не соскучишься. МунТэ." А следом за ним приходит еще более дурацкое послание с номера Со, которое заставляет его тихо чертыхнуться себе под нос: "Прости за ребра, чувак. Джеффри." Доёну хочется послать им обоим в ответ какое-нибудь лаконичное ругательство, полностью описывающее его душевное состояние с самого раннего утра, но он думает ещё пару секунд, наблюдает за смеющимися ребятами, уже устроившими шуточную драку, смотрит на беззаботно улыбающегося их дурачествам Чону, лишь усмехается и печатает в ответ биологу с каким-то странным, не контролируемым весельем, разливающимся от области сердца по всему телу: "Спасибо, старый маразматик. Передавай привет Тарзану. КимДо." Поворачивается к гостям с давно интересующим его вопросом: - А вы здесь надолго? - Ну, это как пойдет. - хмыкает Донхёк, грызя семечки, откуда-то притащенные Воном. - Ты лучше скажи, Хён, зарплата у вас хорошая? Что-то за бесплатно гомбалить, как лошадям, все же не хочется. - Сам как думаешь? Во всей провинции всего две больницы, и эта одна из них. - уверяет его терапевт, мысленно поставив себе галочку всё же врезать биологу при первой же встрече в качестве кармы за его нервы, что явно будут подпорчены этими четырьмя, насколько подсказывает интуиция, уже в ближайшем будущем. Отправив ответное сообщение, Доён салютует парням, сославшись на очередь пациентов, оставляет их разбирать свои вещи в компании бездельничающих медбратьев, и выходит из кабинета с не сходящей с лица глупой улыбкой, думая о том, что табличка врача иммунолога вскоре, скорее всего, поменяется на табличку технического центра госпиталя. Перемены в жизни настают так быстро, что он ничуть не успевает к ним морально подготовиться... Хорошо это или плохо, он пока не придумал, но раз в душе постепенно зарождается нечто вроде задорного юношеского веселья, подавляющего привычную серую тоску, то, наверное, всё не так уж и плохо? После активных приемных часов он выходит во двор и садится прямо на бетонные ступеньки передохнуть, сверля задумчивым, но спокойным взглядом кованые ворота, постукивающие ставнями от ветра: дождь давно прекратился, оставив после себя на недолгое время лишь приятную пасмурную погоду с освежающим запахом влажной свежескошенной травы и серые тучи в сумеречных небесах. Думает о новых друзьях, о том, как там, интересно, сейчас Со, Тэиль и Юно, и пропускает тот момент, когда рядом присаживается кто-то миниатюрный в черном платье-футляре, протягивая ему один из двух стаканчиков ароматного кофе. Принимает напиток с благодарностью, удивленно смотрит влево, встречаясь с таинственно блестящими в вечернем полумраке глазами Джису, и тихо сглатывает, потому что такого поворота совсем не ожидал. У неё длинные по пояс волнистые черные волосы с выкрашенными в алый кончиками, гладкая белая кожа и мягкая, всё понимающая улыбка, заставляющая сердце трепетать от странных, непривычных ощущений. Они безмятежно болтают о простых будничных вещах, интересных новых работниках, о том, почему уволились старые и как прошел рабочий день, остается ли он сегодня на ночном дежурстве, если да, то до скольки; во дворе и снаружи по главной дороге загораются ряды золотистых фонарей, магически красиво освещающих половину территории, отражаясь сияющими бликами в обсидиановых глазах девушки, звонко смеющейся с его постоянных задумчивых выпадов из реальности, а Доён невольно смеется в ответ, зараженный её хорошим настроением, чувствует себя в стельку опьяненным ситуацией и не понимает почему - ведь его никогда ещё так не штырило от обычного кофе. Который, к слову, оказывается таким чертовски вкусным (а быть может, это всё лишь мимолетный эффект столь прекрасного вечера), что Ким невольно задумывается, когда он в последний раз в жизни пил подобный? Кажется, лет сто назад, когда они с Тэилем ещё на первом курсе учебы, мелкие, неугомонные, полные сумасшедших амбиций только начинали покорять сеульский национальный университет, а старший умело варил кофе в общажной кухне тихими уютными вечерами, распространяя по двум маленьким комнатам, даже нескольким соседним, кружащий голову яркий аромат, и собирая у дверей в итоге чуть ли не весь голодный этаж. Он улыбается своим мыслям, прикрывая глаза и внимательно слушая приятный голос девушки, рассказывающей о том, как она заканчивала школу, надеясь сохранить с ним хорошие отношения и дальше: несмотря на то, что они были соседями, видеться получалось не так часто, как раньше, ведь оба учились уже в городе, в множестве милях отсюда и приезжали домой в совершенно разное время. Доён уверенно отвечает прежде, чем успевает хоть немного обдумать свои слова, что их отношения до сих пор ничем не испорчены, и пораженно замирает на том моменте, когда Джису с благодарной улыбкой говорит, что никаких отношений на самом деле не было бы, не спаси её от смерти в старшей школе одноклассник. - Тогда был первый выброс химически опасных веществ, еще до большого взрыва, а мы ведь находились совсем рядом к границе, помнишь? - Помню... Работники старого Центра объяснили всё непредвиденной аварией, выплатили компенсации семьям погибших, а министерство технично всё прикрыло, взяв ситуацию полностью под свой контроль. Грязные, ничем не обоснованные, несправедливые дела верхушек. - отвечает он с нескрываемой неприязнью к правительству в голосе и смотрит вдаль, прямо перед собой, туда, где за многими улицами, пролесками и холмами должна находиться большая Стена, столько лет защищающая их от распространения погубившей целую соседнюю провинцию катастрофы. В те далекие времена никакой защиты еще не было, а потому городок попал под удар первым, в особенности их общая старшая школа, что по сей день расположена прямо на восточной границе. Только вот там уже давно никто не учится: новое образовательное учреждение быстро построили на другом конце местности еще восемь лет тому назад. - Это прозвучит странно, но порой я смотрю в сторону Стены, вспоминаю о детстве и размышляю о том, что меня бы сегодня здесь не было, если бы не тот мальчишка... Его звали Чон Юно, и я почти не была с ним знакома, но это ничуть не помешало ему спасать мою жизнь наравне с жизнью лучшего друга ценой собственного здоровья. Никогда особо не верила, что люди способны на подобные самоотверженные поступки, но тот день стал переломным и сыграл немаловажную роль в том, каким человеком я являюсь сегодня... Жизнь необъяснимым образом меняет нас полностью одними лишь редкими, но, безусловно, важными событиями, Доён. Так же, как внезапное появление Мун Тэиля вместе с Со заметно изменило и тебя. - вдруг тепло говорит Джису, словно неплохо видит его насквозь, и, добавив с улыбкой, что на улице уже поздно, поэтому ей пора домой, иначе родители будут беспокоиться, поднимается с места, забирая свою белую сумочку с верхней ступеньки. Надевает её на плечо и, стуча невысокими каблуками, изящно спускается вниз. Доён переваривает её последние слова пару-тройку секунд и невольно вспоминает про последнюю просьбу Дайны, про самого Чон Юно, припоминает слова того удивительно умного паренька Марка Ли и загадочное потерянное место под названием Кёнгидо, соединившее между собой все их жизни невидимой красной нитью из бесконечной пряжи старушки Судьбы. Она и правда порой очень странная, совсем непредсказуемая, даже поразительная вещь, думает Ким, когда подрывается с места и догоняет удаляющуюся фигуру девушки у ворот с предложением проводить её до дома, которое Джису принимает с явным смущением на пунцовых щеках. Все равно у него сегодня дежурство в компании Ли и Донхёка, которые собираются всю ночь настраивать в госпитале связь, а также Юкхея с Чону, что вызвались помогать ребятам по той же причине, значит, он вполне может позволить себе отлучиться на недолгую вечернюю прогулку с приятной соседкой - до заветных девяти часов, утвержденных рабочим регламентом, еще сорок с лишним минут. Сорок решающих минут, которые запросто могут изменить его жизнь окончательно и бесповоротно, если на то будет воля судьбы, не так ли? Так почему бы не рискнуть и выбраться из своей скорлупы ежедневной отчужденности хотя бы раз.

***

В аметистовом бездонном небе поочередно загораются сотни различных мерцающих звезд, одна за другой, пока маленькие светила полностью не заполняют собою всё свободное космическое пространство, превращая темно-фиолетовое полотно над спящей провинцией в волшебно мерцающую живую субстанцию, что отражается на местами ещё гладком покрытии старого пикапа биолога. Дайна стоит возле машины с собранными в большие дорожные сумки вещами и терпеливо ждет, пока Тэиль запрёт весь дом на прежнюю электронную кодировку: Юнги позвонил им поздним вечером, привычно саркастичным, но неожиданно содержащим обеспокоенные нотки тоном, сообщая, что парочка главенствующих лиц министерства каким-то образом прознали, где именно они остановились, и послали за ними целый вооруженный отряд, во главе которого стоит уже не Ли Тэён (потому что его преданность работе теперь под сомнением), а толком незнакомый ему, но имеющий репутацию сурового и непоколебимого человека, Пак Чанёль. Добавил, что в данной ситуации им лучше побыстрее переехать в новое убежище, если таковое имеется на примете, иначе дом окружат в ближайшие два дня и пробираться к свободе придется уже с боем насмерть. Тэиль не стал ожидать дополнительных новостей, лишь быстро разбудил ученицу, велел собрать все необходимые вещи, сложил как можно скорее мини-лабораторию и направился к блоку, чтобы вытащить оттуда совсем недавно пришедшего в себя Юно. Они в загородном доме у Мин Юнги уже целый месяц, а парень заметно пошел на поправку и начал восстанавливаться лишь неделю назад. Тэён к ним больше не приезжал после того инцидента с последним приступом агрессии и рассеченным лбом, потому что Мун запретил ему появляться в доме вплоть до того момента, пока Юно окончательно не поправится и не восстановит все фрагменты памяти, касающиеся его. Ли возражать не стал, понимающе кивнул и удалился, но грызущая его печаль ещё надолго таилась большим давящим на душу невидимым грузом у самого порога. Как бы тяжело всем ни было, решения лучше найти они не смогли, а рисковать больше не хотели, ибо в следующий раз Тэён мог пострадать ещё сильнее. Через неделю после ухода Капитана, Тэиль признал, что без него сражаться за сознание донсена стало ощутимо сложнее: помощь крепкого военного для двух хилых и низкорослых ученых при его неконтролируемых буйных реакциях была просто незаменимой. Встретиться с Тэёном вновь они договорились уже по пути в следующее сокрытое ото всех место, которое он сам обещал предварительно проверить на безопасность, чтобы в случае чего не отправляться туда вообще. Дайна задумчиво кусает губы, скидывает свой болотного цвета рюкзак с плеча на капот машины и поворачивается к учителю, который в это время уже давно закодировал дом и теперь что-то увлеченно копает найденной в гараже лопатой в дворовой земле. Подходит ближе, с интересом наблюдая за его действиями, и понимает, что куратор всеми силами пытается посадить в импровизированной клумбе те самые мутировавшие розы, что она притащила когда-то из его родительского дома. Он пыхтит, возмущается себе под нос на какую-то слишком крепкую землю с неудачным выбором участка и устало вздыхает, но не сдаётся до последнего, пока не добивается желаемого, в итоге получая именно то, что хотел: самые необычные алые розы теперь величественно расцветают во доре у самого необычного человека правительства... Такое тоже иногда бывает. Тэиль перед отъездом щедро поливает цветы лейкой, найденной там же, где валялась лопата, и предварительно наполненной водой из-под крана, втыкает орудие труда возле стенки гаража, и, усталый, но очень довольный своей работой, заявляет, что ровно через неделю этот двор невозможно будет узнать. Дайна не спрашивает у него о безопасности подобных действий (знает, что растения не представляют для человека угрозы, потому что не контактировали с объектом заражения напрямую, лишь будут расти намного быстрее и удивительнее обычных), но задает вопрос о том, не будет ли Юнги его за это ненавидеть. Мало ли что. - Не будет! Поворчит, правда, немного, но на самом деле ему очень даже понравится. - с усмешкой говорит куратор. - Да он прямо как ты. - хмыкает Со. - Что? Неправда! Мы совсем разные! - тут же возмущенно оправдывается Мун. Оба на секунду замолкают, переглядываются между собой, затем долго смеются над ситуацией, поднимая взгляды к ночному небу и вдыхая полной грудью свежего воздуха после очередного проливного дождя. В душе ощущается необыкновенная легкость вперемешку с ностальгической грустью, как долгожданный отдых после невероятно долгой, выматывающей до ломоты в костях работы - ты вроде бы и рад тому, что всё постепенно заканчивается, но в то же время считаешь любую работу, пускай даже самую трудную, веселой, особенно если всё проходило в компании друзей... В компании надежных, хороших, просто потрясающих людей, каких в сегодняшнем испорченном, погрязшем во лжи мире не сыщешь при всем своем желании днем с огнем. Загрузив все самые тяжелые вещи в кузов, они одновременно садятся в машину и, наконец, трогаются в путь. Со выглядывает в окно, подставляя руку прямым порывам ветра и невольно провожает аккуратное двухэтажное строение, медленно удаляющееся из виду, печальным взглядом, ибо в столь долгий, изнурительный, даже самый тяжелый период жизни это место так удачно их выручало, что стало почти родным: они вновь покидают одно из временных, но, безусловно, прекрасных, надолго запавших в душу убежищ, навсегда оставляя в нем частички самих себя, как и во всех других местах, словно какие-то блуждающие по свету бестелесные призраки, а не живые люди, у которых за душой ещё есть хоть что-то постоянное и неизменное. Прохладный ветер перебирает её растрепавшиеся волосы, выкрашенные Тэилем совсем недавно в приятный медово-ореховый цвет и состриженные им же до лопаток (так к ним будет привлекаться намного меньше внимания), задувает под зеленую хлопковую рубашку, вызывая мурашки по всему расслабленному телу и заставляет с блаженством развалиться на спинке потрепанного временем кожаного сиденья, прикрыв глаза от мимолетного удовольствия. Тэиль за рулем сосредоточенно смотрит вдаль, наблюдая за пустынной ночной трассой, окруженной кукурузными полями, редкими старыми фонарями и небольшими мрачными пролесками, но его плечи уже не так заметно выпрямлены в строгую линию, как пару месяцев назад, а кисти не сжимают руль с такой удвоенной силой, что под кожей рук болезненно вздуваются голубые вены; на безмятежном лице биолога впервые сохраняется спокойная полуулыбка и это непомерно радует девушку: наконец-то он позволил себе отпустить это вечное тревожное напряжение, смешанное с разъедающим всё изнутри чувством вины и поселившееся в его теле с того ужасного дня, когда их внезапно постигла самая первая, казавшаяся тогда вовсе непреодолимой, потеря. Несмотря на то, что пережить подобные моменты никогда не получается полностью, она искренне рада даже таким маленьким изменениям. С большой опаской, вспоминая прошлый обманчивый случай, Со все же позволяет себе осторожно принять тот факт, что чувствует себя сейчас по-настоящему счастливой. Потому что теперь все они, наконец-то, вместе и никакое дурацкое министерство с его преследованиями больше никогда не отнимет у неё её семью. На заднем сидении, откинув голову назад, мирно посапывает с трудом искупанный вечером и на всякий случай пристегнутый ремнем к сидению, Юно, которому не дали нормально поспать, разбудив в половину второго ночи. Он вообще очень много спит в последнее время, засыпая буквально в одно мгновение случайно прикрытых век, и Тэиль каждый раз говорит, мол, пускай отдыхает, не будем будить: донсену требуется хороший сон для того, чтобы организм смог полностью восстановить все оставшиеся силы. Температура его тела больше не скачет со скоростью света, давление потихоньку выровнялось, он начал нормально есть, безо всяких неприятных последствий, лишь непрошенные ночные кошмары иногда дают о себе знать, появляясь из полумрачных теней призрачного тропического прошлого. Девушка оборачивается назад, когда Тэиль тормозит у одинокой заправки, чтобы наполнить высушенный двухчасовой дорогой бак дешевым топливом: Тэён велел ни в коем случае не садиться на поезда и избегать общественных транспортов из-за патрулирующих все вокзалы военных, разрешив передвигаться только на простых легковых машинах. Со осторожно протягивает руку, чуть наклонившись вперед, и, закусив губу из-за нервозности, нежно проводит тыльной стороной ладони по мягкой щеке спящего. Длинные ресницы парня слегка подрагивают (интересно, что ему такого сейчас снится?), но спит он глубоко, полностью сдавшись накопленной физической усталости и не реагируя на какие-либо внешние изменения, поэтому не просыпается от столь безобидных, коротких манипуляций. И это предоставляет Дайне возможность смело провести пальцами по густым пшеничным волосам, отливающим медью в свете ночных фонарей, косо падающему к ним в окна, зачесывая их с глаз наверх с легкой заботливой улыбкой. А после быстренько отпрянуть назад, потому что Тэиль уже возвращается на прежнее место, тихо хлопнув дверью и взваливая ей на колени большой шуршащий пакет с фруктами и всевозможными вкусняшками. - Поешь что-нибудь, а то ты с вечера голодная. Дорога будет длинной. - говорит он на удивленный взгляд ученицы, весело ей подмигнув, и раскрывает себе зубами пачку чипсов. То, что они могут быть вредными, его, конечно же, ни капли не волнует. Дайна коротко смеется и уплетает миндальные энергетические батончики с мыслями о том, что у неё, наверное, самый лучший опекун в мире. К четырем часам утра Со дергается во сне, беспокойно ёрзаясь в кресле и хмурясь: они останавливаются недалеко от границы провинции, возле заросшей поляны, между раскидистыми ветвями многолетнего дуба и пушистыми кустарниками, чтобы их не было нормально видно с проезжей части, потому что у Тэиля начинают от усталости слипаться глаза, а снаружи уже моросит зарождающийся ливень - ехать в таких условиях дальше становится небезопасным, уж лучше переждать и как следует отдохнуть. Поэтому Мун расстёгивает ремень безопасности и заваливается спать в обнимку с рулем, на котором предварительно складывает комком свой претерпевший многое в этой жизни несчастный халат. Настоятельно советует то же самое ученице перед тем, как закрыть глаза и начать громко храпеть ровно через пять минут. Юно на заднем сидении по-прежнему беспробудно дремлет с мерно вздымающейся грудью и спокойным, чистым дыханием. Дайна наблюдает за ними некоторое время, затем следует примеру куратора и, убаюканная шумом дождя, мягко тарабанящего о закрытые окна, погружается в царство снов, словно падает в теплую, кристально прозрачную воду, принимающую в свои владения её разморенное тело с распростёртыми объятьями. Полчаса спустя ей снится старший брат, разжимающий пальцы, отпуская посреди заросшей тропинки велосипед в его свободном падении о землю, крепко держащий её за руку, такую напуганную и завороженную происходящим, ведь ей всего четырнадцать, а не все восемнадцать, как ему, поэтому она все ещё смотрит на мир через призму восприятия оптимистичного тинэйджера, строящего воздушные замки, мечтающего о счастливом будущем, и вовсе не задумывается о том, что смертельно опасный химический взрыв порой может быть таким фантастически красивым. В вечернем небе яростно грохочут, сменяя друг друга гигантским живым облаком, все самые яркие оттенки радуги, поднявшиеся ввысь прямым разноцветным столбом, отражаются в карих глазах двух замерших в шоке подростков, вышедших на обычную летнюю прогулку; клубы дыма из туманно-мутных нижних цветов вращаются, переливаясь таинственными плавными вспышками, сияя в полумраке хаотично рассыпанных звезд, и это так сильно похоже на настоящее северное сияние, вот только Дайна отлично помнит, что на то оно и северное, потому что обычно наблюдается только на самых холодных материках планеты. Поэтому она медленно пятится назад и задает не отрывающему от неба пораженного взгляда брату самый логичный вопрос из всех, пришедших ей в голову: - Салюты? Сегодня какой-то праздник, не знаешь? - голос звучит неуверенно и слегка подрагивает, потому что разум подсказывает, что никакого праздника в этом месяце нет, да и салютов подобной мощи в их глухой тихой местности никто бы запускать не стал. Брат лишь подтверждает её самые ужасные догадки, хоть и старается до последнего держаться спокойным. - Нет... Точно не салюты. - также тихо отвечает он и решительно поворачивается к сестре с таким взглядом, словно произошло что-то поистине ужасное; что-то, чего никто исправить уже не сможет. - Джонни, это облако опускается! Гляди, оно двигается в нашу сторону! Что происходит? Надо что-то делать, давай же, уходим отсюда! - начинает паниковать девочка, дергая его за руку в сторону проезжей дороги, но тот лишь притягивает её обратно к себе, словно неуклюжего ребенка, проводит рукой по макушке, берет лицо в ладони и, смотря напряженным взглядом прямо в глаза, вдруг говорит: - Посмотри на меня. Ты доверяешь брату? - Дайна быстро кивает, стараясь не обращать внимания на собственные слезы из-за ледяного страха, медленно сковывающего всё тело, и стремительно приближающуюся к ним световую волну. - Тогда сосредоточься только на мне, ладно? - Джонни, ты не понимаешь, облако приближается! - всхлипывает Со, глядя боковым зрением на небо и, тянет его за локоть, предпринимая последнюю попытку убедить брата в том, что им необходимо немедленно убраться отсюда. - Тихо, Дайна, смотри только на меня, не обращай на него внимания, хорошо? Это всего лишь атмосферные вспышки, такое иногда бывает, но смотреть на них открыто нельзя, иначе можно повредить себе глаза! - твердо повторяет парень, но что-то в его больших, не менее напуганных глазах есть такое, что заставляет её безо всяких объяснений понять простую истину: они не спасутся, даже если рванут отсюда прямо сейчас, даже если поедут в первой же пойманной на дороге попутке, шансов на удачный побег практически нет, как не было ещё с самого начала, когда слабый земной толчок заставил их слезть с велосипедов в попытках понять, что случилось - взрывная волна приближается слишком близко. - Джонни... - голос хрипнет от ужаса, она толком не видит брата из-за водной пелены, полностью застлавшей глаза, лишь пульсирующие блики ненормального свечения вокруг, но он все ещё здесь, по-прежнему держит её, не позволяя оборачиваться к эпицентру катастрофы. - Всё хорошо, слышишь? Я рядом, просто ни в коем случае не смотри туда! Не смотри... - шепчет Ёнхо, обняв сестру и прижавшись щекой к ее виску, когда яркая летящая вспышка проглатывает близ стоящие деревья с кустарниками. - Боже! - последнее, что помнит Дайна перед тем, как их обоих накрывает звенящей световой волной, поглощающей всё на своем пути, это её собственный безумный крик и то, как Джонни, в плечо которого она намертво вцепилась пальцами, начал промежутками сиять изнутри, прямо на её глазах. Беспорядочное тяжелое дыхание резко спирает в районе трахеи, панический крик искажается, подавляется тяжелым влажным ветром, застревая в горле, и девушка испуганно открывает глаза, судорожно вдыхая воздух в легкие так, словно действительно умирает. Просыпается, задергавшись, будто в болезненной лихорадке, хватается за плечо того, кто крепко держит её у себя на коленях, и утыкается лицом во влажную футболку в районе ключицы, пахнущую чем-то мускусным вперемешку с запахом порошка, которым она недавно её стирала. - Спокойно, спокойно. Тш-ш-ш... Всего лишь кошмарный сон. - успокаивающее бормотание возле уха и теплая рука, гладящая по спине: ей даже не приходится смотреть, чтобы догадаться, кому именно они принадлежат, ведь этот голос она легко узнает из тысячи других. Прижимающий её к себе за талию и сидящий в позе лотоса прямо на мокрой после дождя траве Юно выглядит очень бодрым и свежим (наверняка, заслуга хорошего, долгого сна). А ещё забавно растрепанным, мокрым с головы до ног, как она сама, и непривычно розовощёким. Из-за облаков выглядывает жаркое солнце, капли воды на сочной, зеленой траве начинают красиво поблескивать подобно случайно рассыпанным кем-то хрустальным бусинам, а Со удивленно протирает глаза пальцами и съезжает с его плеча вниз, полностью приземляясь на удобные скрещенные ноги. Как он вынес её из машины так незаметно? И где сейчас Тэиль? - Я не стал будить Хёна, когда ты начала дергаться, просто вытащил тебя наружу. Пускай отдыхает, пока есть возможность. - отвечает с легкой улыбкой парень и смотрит перед собой, в сторону туманных утренних холмов, зеленых деревьев и невиданных раннее скрытых тропинок. В подобные моменты Со кажется, что он так невыносимо сильно скучает по младшему брату, но Чон понимающе произносит: - Это было похоже на настоящее северное сияние посреди жаркого лета, не так ли? - и девушка замирает, затаив дыхание, после чего нерешительно, молча кивает. Он ведь тоже видел тот самый взрыв лаборатории, все его видели, да только она с братом по несчастливой случайности оказались в злосчастный день слишком близко к эпицентру, в сравнении с другими. - Скучаешь по Джонни? - тихо добавляет парень, и Дайна все ещё молчит, глядя себе под ноги, потому что совсем не знает, что сказать. Она скучает по нему так сильно, что простыми словами описать её чувства невозможно... Как жаль, что он не может сейчас быть с ними, видеть всё, чего они с таким трудом добились, улыбаться, радоваться этим маленьким ежедневным победам и просто находиться рядом, одним своим присутствием даря душе радость, спокойствие, защищенность и умиротворение. Непрошенные слезы сами скатываются по щекам, Со быстро вытирает их одну за другой, пока не злится на бесполезность своих действий, срываясь в тихий плач и сжимая лицо в ладонях, чтобы Юно не видел, но тот почти сразу же поворачивается. Медленно притягивает её поближе к себе за подол рубашки и обнимает, вжавшись носом в усыпанную остаточными кляксами от бывшей гиматомы шею. - Он так много всего для меня сделал, понимаешь? Всегда делал, с самого детства, а я не могу даже сходить к нему на могилу, потому что её попросту нет! Потому что они просто отвезли его тело к стене на вертолете и бросили за ней, сказав, что даже мертвый зараженный слишком опасен для людей! Боже, они забрали его у меня полностью! Забрали полностью... Его больше нет... Джонни с нами больше нет... - едва внятными обрывками приговаривает Дайна между судорожными всхлипами, безжалостно раскалываясь на части всем своим существом. Юно молча прижимает девушку к себе, поглаживая по спине, и сам едва сдерживает влагу, собравшуюся в собственных покрасневших глазах: он вовсе не думал, что один из его лучших друзей погибнет столь ужасной смертью именно тогда, когда его не будет рядом, не думал, что Ёнхо так скоро их всех покинет и что его сестре придется переживать всё одной. Уходя на поиски родных в Кёнгидо, пять лет назад, он попрощался с ней, будучи уверенным в том, что она сможет со всем справиться, потому что у нее есть замечательный старший брат, который являлся той самой сильной опорой, что всегда защитит от бед и подставит надежное плечо, не позволяя провалиться в бездонную пропасть, заполненную бесконечными страданиями. Как же он ошибался... Кто знал, что всего за один год изменится абсолютно всё, завертится так быстро, как не ожидал ни один из них, переворачивая всю прежнюю жизнь с ног на голову безумным калейдоскопом непрекращающихся ужасных событий. Неудивительно, что она согласилась на добровольную промывку мозгов: потеря родителей, родного брата, любимого человека и даже друзей может вынудить измученного заживо разъедающей душевной болью человека пойти и не на такое... Кому же, как не ему, так хорошо об этом знать? Он пропустил так много всего за эти долгие пять лет отсутствия, что теперь и не знает, сможет ли когда-нибудь хоть что-то наверстать... Сможет ли вот так просто вернуться к прежней жизни и быть тем, кем он всегда был? Сможет ли чувствовать себя хоть немного целостным, а не разбитым на кучу острых, разноцветных режущих осколков бывшей мозаики различной величины? Юно тяжело выдыхает, задумчиво прикрывает глаза, прислоняясь щекой к виску девушки, продолжая поглаживать по спине и вслушиваться в дрожащий, изломанный временем голос родного человека; понимает, что в этом новом периоде своего существования он никогда уже не будет прежним, никогда не сможет жить так, будто всего произошедшего в прошлом не было, и душа его не успокоится даже наполовину, пока он не отыщет способ вызволить живого младшего брата из вечно дождливого туманного плена. Когда солнце оказывается уже в зените, а Тэиль, наконец, просыпается от долгого сна, отряхивает одежду, сладко потягивается, захватывает небольшой бочонок с прохладной водой и уходит умываться прямо за машину, Со отыскивает в одной из доверху набитых сумок сухие, чистые рубашки с брюками, потому что их одежда безнадежно промокла, пока они сидели под мелкой моросью. Отдаёт Юно две хлопковые рубашки на выбор и не может сдержать улыбки, когда тот неосознанно забирает не бежевую, а ту, что в крупную вертикальную клетку, пускай и бордового цвета. Он постепенно возвращается к своему внутреннему "я", медленно, неуверенно, даже со страхом оказаться им отвергнутым, но очень старательно, с затаённой надеждой на всё хорошее - это самое главное. И пускай он никогда уже не будет тем беззаботным веселым парнишкой пятилетней давности, ничего страшного, ведь нынешний Чон Юно, задумчивый, спокойный, заметно повзрослевший не только внешне, но и внутренне, в самом деле, ничем не хуже. О том, что и глупые шутки его никуда не делись, а лишь тщательно запрятались в глубине свободной от прежних оков неизвестности души, она убеждается, когда тот, переодевшись и дождавшись, пока девушка начнет менять свою рубашку, одетую поверх майки, внезапно выплескивает ей в спину холодную воду из питьевой бутылки, с глубоким гортанным смехом. Со визжит от неожиданности, бросает намокшую верхнюю одежду и убегает прочь трусцой, чтобы выхватить у опешившего за пикапом Муна бочок с оставшейся водой и вернуться за жестокой местью. Догоняет, сопровождая погоню возмущенными криками, резво убегающего Чона, которому всё ещё весело, по периметру поляны, и всё это дурачество проходит на фоне ничего не понимающего куратора, который выглядывает из-за кузова с открытым от удивления ртом. Юно бессовестно плещет ему в лицо остатками из своей бутылки, пробегая мимо в очередной раз. Они вновь загружаются в автомобиль уже через полчаса, уставшие от беготни по скользкой траве, но расслабленные, позавтракавшие и довольные прекрасно начавшимся днем. По дороге биологу звонит Тэён, диктуя место встречи, и Тэиль плавно сворачивает в первый попавшийся поворот, который вскоре полностью выводит их из провинции. Ближе к обеду становится намного жарче обычного, солнце в ясном голубом небе печет из всех окон сразу, и Дайна снимает свою рубашку, чтобы завесить ею окно парня, привычно задремавшего на заднем сидении. Переживает за его состояние все следующие полтора часа пути, каждые пять-десять минут поглядывая назад и внимательно наблюдая за его дыханием, в итоге пропускает тот момент, когда начинает плохо чувствовать себя. Тэиль останавливается у обочины под самым большим попавшимся деревом, проверяет тыльной стороной ладони её лоб и выходит из машины, когда понимает, что ученица чуть ли не горит. - Всё хорошо, мне просто нужна вода. - отмахивается тяжелодыщая Со от его рук и, выбравшись из автомобиля, выливает себе на голову одну из питьевых бутылок, выпивая почти залпом вторую, протянутую куратором. Мун смотрит на нее с нескрываемым беспокойством в глазах и говорит, что, если не станет лучше, ему придется уколоть её дозой нейтрализатора, совсем мизерной. - Куда мне ещё нейтрализатор? - иронично смеется девушка и, добавив, что, ничего страшного не будет, она же сильная, так легко не помрёт, отходит немного дальше от машины, чтобы, не дай Бог, Юно не увидел её в таком ужасном состоянии, если вдруг проснется. Тэиль зовет её по имени, прося не заставлять его волноваться и вернуться обратно на сидение, под крышу пикапа или хотя бы, на худой конец, под тень высокого дерева, а не стоять на солнцепеке. Дайна его слова воспринимает не лучше звуков кричащих в небе птиц, потому что в ушах стоит такой тяжелый гул, что ей кажется, будто она мгновенно оглохла и толком не слышит вообще ничего, даже собственного голоса, когда громко отвечает ему: - Сейчас! - двигается по тропинке назад и, пошатнувшись из-за сильной слабости в теле, вдруг падает набок под едва слышный крик учителя. Сил на то, чтобы подняться, совсем нет, поэтому она так и лежит щекой в траве с закрывающимися глазами, пока наблюдает за тем, как мутный силуэт биолога бросает аптечку и бежит к ней. С земли её довольно быстро поднимает кто-то другой, успевший раньше учителя. Просыпается Со уже к сумеркам в едущей по безлюдной трассе машине, почему-то на заднем сидении, лежа головой на коленях у Юно, который смотрит из-под хмурых бровей и периодически водит пальцами по её волосам. Рука совсем немного ноет от укола и девушка с трудом поднимает её, осматривая полупьяным взглядом маленький свежий след. Неужели все-таки уколол? Досадно вздыхает и отворачивается в сторону переднего сиденья, но Юно над ухом вдруг низко произносит, пуская по телу табуны щекотливых мурашек, к которым она, кажется, никогда не привыкнет: - Я вколол тебе всего пол кубика нейтрализатора вместе с той поддерживающей метаболизм дрянью. Как себя чувствуешь? - Ты? Чувствую... намного лучше. Кажется, дрянь помогла. - Хорошо. Только не делай так больше. Никогда не скрывай, если тебе хоть немного плохо, поняла? Ленивый, сонный кивок в ответ. - А как он... - Как разрешил? Я сказал ему, что помню, как правильно делать инъекции, и Хён поверил мне на слово. - тихо усмехается, слегка сотрясаясь в теле и светя выделяющимися глубокими ямочками под возмущенный голос Тэиля, который ворчит с водительского: - Наглое враньё. На самом деле, он чуть не сожрал меня заживо, не позволив прикоснуться к тебе даже ватой, смоченной в спирте, представляешь? Пришлось согласиться и отступить. Это просто немыслимо, меня терроризируют мои собственные интерны! - Хён, я никогда не ел человечину, не драматизируй. - мирно отвечает парень, на что Дайна хрипло смеется, морщится от остаточной головной боли и вновь поднимает руку, с интересом осматривая малюсенькое отверстие в области чуть ниже локтя. "Поверь, я могу уколоть намного аккуратнее и безболезненнее." - И правда, аккуратно... Раньше бывало больнее. - выносит меланхолично вердикт, после чего её руку обхватывают в области запястья и медленно подносят к лицу, оставляя быстрый, горячий из-за дыхания, но очень мягкий поцелуй на месте раны. - А так еще лучше. - добавляет нарочно, чтобы добить наверняка, и Со не выдерживает. - Мне нужно пересесть вперед... Тэиль, останови машину, пожалуйста! - спохватывается девушка, подскакивая с места, словно ужаленная, но встать не получается совсем, потому что Юно упрямо опускает её за плечо обратно к себе на колени. Обычно она никогда не сдаётся в какой-либо жизненной борьбе так быстро, но он намного сильнее физически, а это весомый аргумент, чтобы притихнуть и больше не рыпаться. Да и куратор подозрительно молчит, словно оба давно успели сговориться против нее. - Глупости. Лежи. Ты присматривала за мной целый месяц, теперь позволь мне позаботиться о тебе. - припечатывает Чон уверенным, непоколебимым тоном, и Со отводит взгляд в сторону, краснея щеками от всей неловкости ситуации, когда вновь соприкасается падающими назад волосами с сильными ногами под собой. - Говорю же, он постоянно нас терроризирует, видишь? - подтверждает шутливо недовольный Тэиль и осторожно тормозит пикап. - О, приехали. Вот и знакомый внедорожник! Они останавливаются возле какого-то старого тоннеля, дорога здесь пустая и тихая, лишь совсем редкие машины с шумом проносятся мимо раз в пять-десять минут, светя включенными фарами. Тэён спрыгивает с капота, увидев их первым. Фары внедорожника освещают его спину, на миг заставляя стройный силуэт таинственно сиять во мраке золотистым светом; на нем нет прежней военной формы, лишь цветная рубашка, накинутая поверх белой футболки и черные брюки. Августовский ветер треплет его слегка взъерошенные волосы и, выглянув в окно, Со видит, что он перекрасил их в черный, чтобы предстать в глазах лучшего друга более узнаваемым. Таким, каким он запомнил его несколько лет назад. Тэиль с донсеном молча переглядываются и выходят из пикапа одновременно, Дайна сначала остается в машине по просьбе последнего. Затаив дыхание, наблюдает из открытого окна за тем, как двое, разделенных временем и судьбой друзей, пересекаются на одной дорожной полосе. Они стоят, не двигаясь и не говоря ни единого слова, несколько секунд, лишь напряженно смотрят друг на друга, но девушка чувствует, что этой тишины им даже более чем достаточно. Тэиль занимает место посередине, на случай непредвиденных негативных обстоятельств, но ни Юно, ни Тэён не делают шагов по направлению друг к другу... Пока первый не произносит с горькой усмешкой, изламывающей обычно спокойный голос: - Я пропустил целых пять твоих дней рождения... Простишь меня? - и это становится спусковым крючком. - Просто заткнись и иди сюда, засранец. - со злостью цедит Ли, направляясь к нему, и Мун вместе с Со одновременно дергаются от страха, решив, что Капитан хочет врезать ему на эмоциях, но Тэён лишь заключает опешившего друга (видимо, подумавшего то же самое) в крепких объятьях. Юно вздрагивает, неуверенно обнимает в ответ и вскоре успокаивающе похлопывает его по спине ладонью. - Прекрати, живой же, - тихо смеется он, но с заметными нотками грусти в голосе. - И прости за тот случай в гараже, я правда был не в себе. - Если ты продолжишь болтать всю эту чушь, клянусь, я тебе врежу. Тем более, имею полное право. - ворчит Тэён, отталкивая парня от себя и нарочно взъерошивая ему волосы, но даже из машины заметно, что он смотрит себе под ноги, потому что пытается скрыть увлажнившиеся глаза. Юно коротко смеется, просит Ли успокоиться (мол, чего он, как трепло, в самом деле?), пихая его в плечо в ответ, на что тот привычно огрызается, посылая его в известное место, но тоже не может сдержать рвущегося наружу смеха, а Со, наконец, выдыхает с облегчением. Тэиль не скрывает довольной улыбки, деловито скрестив руки на груди, и ученица выходит наружу, чувствуя, что, теперь-то всё, действительно, будет хорошо. Потому что всё так, как и должно быть. Тэён рассказывает им о бреши в стене, о том, что министерство собирается залатать её ближе к концу осени, когда наступит сезон увядания и испарения споровых растений в провинции не будет таким сильным, как в период цветения (пока они просто следят за этим местом в оба глаза), поведал о том, что нашёл нужного человека, как просил его Тэиль, и что помогли ему в этом их общие маленькие друзья, о которых Дайна была безумно рада слышать. После этого Ли с Тэилем долго и шумно спорят насчет правильных маршрутов, периодически вырывая друг у друга несчастную дорожную карту, а Со вместе с Юно сидят на капоте пикапа, со смешками наблюдая за их забавной перепалкой, пока старшие не приходят к долгожданному компромиссу. - Он единственный, кто может сейчас помочь вам, поэтому не медлите ни секунды. Я поеду главной дорогой, чтобы отметиться на всех постах, и догоню вас через день. - добавляет Тэён, обменявшись с друзьями рукопожатиями, и возвращается обратно за руль. - Отлично, в долгий путь! - воодушевленно заявляет Тэиль, когда заводит пикап, и они разделяются на ближайшем перекрестке. Со всю достаточно длинную дорогу хочет спросить его о том, к кому именно они едут, что у него так заметно поднялось настроение, но не решается и вскоре вовсе забывает об этом, оставив все любопытные расспросы на потом. Они едут по пустынной вечерней трассе в тишине, с открытыми окнами, лишь изредка переговариваясь, взбудораженные предстоящей новой встречей, на этот раз Юно сидит впереди, а она в салоне, и каждый раз, когда Тэиль долго не поглядывает в их сторону, полностью сосредоточенный на маршруте, девушка из-за кресла незаметно протягивает руку, проводя тонкими пальцами меж волос Чона, поддеваемых ветром, мягко массирует откинутую на спинку сиденья голову. Видит в водительском зеркале при свете фонарей, как тот блаженно улыбается, прикрывая глаза, словно довольный кот, объевшийся сметаны, и старательно тихо, но радостно хихикает до боли в непривыкших к такому напряжению щеках сама. Облезлый старый пикап останавливается возле аккуратного маленького двора с таким же скромным домиком из красного кирпича лишь к четырем часам утра: много различной зелени с мелкими разноцветными цветами, пение лесных птиц и полная изолированность от города, разве что на легковушке добираться до центра - несколько часов езды. С первого беглого взгляда можно подумать, что здесь проживает какая-нибудь уставшая от мирской суеты пожилая женщина или же мужчина-писатель, решившие провести последние годы своей жизни в спокойствии и единении с природой, но обилие миниатюрных, совсем незаметных для обычных людей, зато отлично различимых опытными, наученными работой глазами, камер видеонаблюдения на козырьке веранды и по всей деревянной калитке дают понять, что в доме остановился далеко не обычный человек. Тэиль выбирается из машины кряхтя, чертыхаясь и разминая болезненно затекшую спину, как побитый не щадящими годами старик, отряхивает мятые из-за длинной дороги рубашку с брюками, тихо подкрадывается к двери из красного дерева, ровно на три ступеньки вверх, и вдавливает большим пальцем кнопку звонка. Мягкая трель раздаётся летящим мелодичным звуком по всем комнатам, вплоть до второго этажа, эхом доносится до него самого, но внутри стоит упрямая напряженная тишина, поэтому Мун по своей натуре не сдаётся - звонит снова и снова, вконец уже вовсе не отпуская бедную кнопку, пока наверху не слышится жалобный звон оброненной посуды и чьи-то стремительно приближающиеся быстрые шаги вниз по лестнице. - Никаких предложений вступить в сектантские объединения во имя разгневанной матушки Земли я не принимаю! Разворачивайтесь, пожалуйста, и идите с миром вон! - спустя несколько секунд гласит скороговоркой недовольный нервный голос из-за двери, и Мун невольно усмехается: он ничуть не изменился. - А если по старой дружбе? Гарантируем бесплатную еду и прекрасную, уютную компанию! - с шутливой надеждой спрашивает Тэиль. В холле вдруг воцаряется гробовая тишина. Наверняка, узнал его по голосу, вот и замолк. Когда тяжелая дверь на серебристой цепочке, наконец, медленно (очень-очень медленно) отворяется, биолог улыбается во все тридцать два и выдает облегченное: - Далеко же ты запрятался, мы потратили целых две недели на то, чтобы отыскать один лишь адрес близ пролегающей трассы, можешь себе представить! - Вин как-то упоминал, что ты преследуешь людей, как Сатана во плоти, когда тебе что-то нужно, видимо, действительно был прав. - устало выдыхает светловолосый парень, раздраженно одергивая цепочку. - Всё не угомонишься, да? Кто помог меня вычислить? Я думал, что избавился от всех старых контактных данных и средств связи, даже интернетом уже давно не пользуюсь, понимаешь, как всё серьёзно? - произносит непонимающе и с подозрительно нахмуренными густыми бровями. - Одни маленькие асы по части слежки. И ты мне немного задолжал за помощь в побеге от организации, забыл? - Мун довольно хмыкает, припоминая события прошлого, но после коротко смеется и уже более устало добавляет. - А если честно, то нам просто очень нужна твоя помощь. На хвосте уже месяц цепные псы министерства, мы почти двое суток в дороге с получасовыми остановками в дешевых, опасных забегаловках, а у меня в пикапе сейчас двое самых ценных человек в мире. Ног и рук уже не чувствую. Ты ведь поможешь? - Марк Ли... - пораженно догадывается китаец. - Зачем тебе моя помощь, если всё ещё можешь привлечь его и Хёка? - Ребята больше сильны лишь по части слежки, сказал же, но вовсе не по части заметания следов: в этом, как нам известно, тебе нет равных... Так ты поможешь? - Я уже давно со всем завязал. Не пытайтесь втянуть меня снова в свои безумные, совершенно бесполезные эксперименты, приносящие людям один лишь вред. Дай угадаю, тебя Читтапон прислал? Если да, то мой ответ всё тот же, что и пять лет тому назад! - Да нет же, не Читтапон. Мы уже давно не работаем вместе, компания развалилась. - Тэиль с сожалением вздыхает и осторожно достаёт из кармана халата маленькую цилиндрическую колбочку с прозрачной коричневатой жидкостью под удивленно расширяющиеся глаза парня. - Очень жаль, что ты против, ведь у меня есть аргумент, способный убедить тебя в обратном... - Что это? Ты смог усилить нейтрализатор? - Я смог вывести сыворотку. На основе крови Дайны, полностью погашенной нейтрализатором. - Стоп-стоп, ты лжёшь! - неверяще усмехается китаец. - Этого не может быть, никто не может создать вакцину, потому что это невозможно! Думаешь, я возьму и так легко поверю в подобный бред? Тэиль ничего не говорит, лишь возвращает ампулу обратно в карман, разворачивается с хитрой улыбкой, свистит в сторону своего пикапа, и из машины, стоящей через дорогу, словно в замедленной съемке на глючной старой пленке, застрявшей в сломанном видеомагнитофоне, выходит никто иной, как Чон Юно. Живой, настоящий, здоровый, почти совсем не изменившийся, всё в той же клетчатой рубашке, только теперь уже бордового цвета, и изрядно отросшими пшеничными волосами, лезущими в глаза из-за сильно колышущего их утреннего ветра. У Куна от увиденного перехватывает дыхание и гул передвигающейся по венам крови начинает отдаваться в ушах тяжелыми железными колоколами; он, сам не понимая, что делает, раскрывает дверь полностью, выходит за порог, ведомый множеством смешанных эмоций, на ватных ногах и становится рядом с биологом, не веря собственным глазам. Юно приветливо улыбается механику до появления всё тех же очаровательных ямочек на пухлых щеках, машет им ладонью с другой стороны трассы, параллельно переговариваясь с девушкой, сидящей в машине, и Цяню, глаза с бровями которого все больше ползут на лоб, кажется, что это уже слишком для него... Вся эта чертова ненормальная жизнь с самого начала для него оказалась одним большим словом "слишком", от которого он пытается сбежать вот уже много лет и которое вцепилось ему в спину мертвой когтистой хваткой, никак не желая отпускать. Чертов Мун Тэиль! Как же сильно он его ненавидит... Ненавидит до самой глубины истерзанной ужасным прошлым души, ровно настолько, насколько сильно им восхищается. - Пожалуйста, скажи мне, что это лишь дурацкий сон... - Это реальность, парень, потому что огромный колючий кактус из твоей клумбы больно впивается мне в бедро... Какого черта ты вообще посадил его в таком неудобном месте? Врагов отпугивать? - Хватит нести всякую чушь, ты же прекрасно понимаешь, о чем я! - кричит китаец, перебивая его, но тот лишь пожимает плечами, как ни в чем не бывало: - Конечно, понимаю. Так вот, ты-то меня толкнул, когда выбежал, а твой дурацкий агрессивный кактус содрал мне кусок кожи и теперь, как истинный потерпевший, я должен... - Мун Тэиль!!! - Да, я организую тебе встречу с Сыченом и Ютой через месяц, если ты об этом! - небрежно взмахивает руками биолог, пряча довольную улыбку за воротником-стойкой, нарочно, словно говорит о каких-то обычных жизненных мелочах. - А пока что нужно бросить все силы на то, чтобы взломать систему наблюдения самого охраняемого ограждения в стране и забрать из самого опасного места на Земле одного наглого, шаловливого мальчишку. Звучит абсурдно, согласен, но всё получится, если мы терпеливо дождемся расцвета осени и будем действовать все вместе... Поэтому я спрошу тебя ещё раз, Кун, на этот раз в последний, ты с нами или как? По уверенному взгляду резко обернувшегося механика, полного неудержимого воодушевления и накопленной годами твердой решимости, наконец, пробивших себе путь наружу, Тэиль понимает, что ещё один бесценный союзник у них уже есть.