ЛШ. Черный лебедь

       - Анна Викторовна! –уже не сдерживаясь, ринулся он на поиски.        Едва не теряя голову от беспокойства, он метался между деревьями и кустами. Затем подумал, что может зря он углубился и вернулся к началу посадки. Отойдя чуть в сторону, он выдохнул: пропажа сидела под деревом, поджав одну ногу под себя, а другую вытянув.        - Анна Викторовна! Вы вообще в своем уме? Вы чего тут расселись? Хотите, чтоб я из Вас потом муравейник вытряхивал?        Девушка повернула к нему голову. Правый уголок нижней губы был закушен до побеления, в глазах застыли боль и отчаяние. Однако в целом выражение лица не потеряло упрямства.       Непроизвольно она спрятала руку за спину.        - Вы что там, от меня поганку прячете, надеетесь незаметно в суп подложить? Не выйдет! Вставайте немедленно!        Он уже собрался рывком поднять ее за руки, как понял, что она от него прятала. Предплечье разодрано было в кровь.        - Вставайте, в машине я обработаю Вашу рану, - произнес Яков намеренно сурово, без излишних сантиментов. Он повернулся и шагнул по направлению к дороге. Хотя в душе колыхнулось сочувствие. Ну глупенькая! Поранилась и наверняка думала, он будет орать и, как ребенок, спряталась от наказания.        Шагнуть –то шагнул, однако краем глаза все-таки посмотрел, как выполняется его команда.       Анна неловко, с выражением страдания на лице, встала. Но былая грация и легкость куда-то исчезли. Она практически ковыляла, едва ступая на правую ногу.       Резко обернувшись, Штольман еще успел поймать на лице девушки гримасу боли, которая тут же исчезла, сменившись бесстрастным выражением.       - Что у Вас с ногой?- он подозрительно уставился на Анну, которая не торопилась с ответом. – Вы что глухая? А, черт, как я сразу не понял? Вы из психушки сбежали, куда Вас по решению суда поместили.       Слезы злости и боли уже готовы были пролиться из глаз, но, судя по всему, девушка была крепким орешком.        - Я не психичка! Просто Вы ясно дали понять, что слышать меня Вы не желаете. И я обещала, то буду выполнять Ваши требования, - ноздри ее раздувались, частое дыхание и слегка покрасневшая кожа без слов говорили о крайней степени ее волнения.        Штольману стало немного стыдно, поэтому он не сразу нашел нужные слова.        - Что у Вас с ногой? - на этот раз в вопросе прозвучала примирительная интонация.        - Я не знаю, я просто упала.        - Анна Викторовна! – предостерегающе чуть не зарычал Яков. – Может, заранее огласите список своих недугов, чтобы я знал, к чему быть готовым. Что у Вас голова кружится или ноги заплетаются?        - Я хотела пройти по бревнышку, а там мох скользкий оказался, я спрыгнула, но нога попала в ямку, прикрытую листьями.        - А вот без бревнышка, что совсем никак нельзя было обойтись? – снисходительно, пряча сочувственную улыбку, опять укорил Яков.       - А вот без издевательств, что совсем нельзя никак обойтись? – в тон ему парировала Анна.        -Садитесь уже, гляну Вашу конечность, - слегка пристыженный Яков сделал вид, что не заметил ответной колкости.        Поддерживая ее за руку, он помог ей усесться возле дерева. Присев на корточки, Штольман взялся за лодыжку девушки. Аккуратно повернул влево, вправо.        -Сами пошевелить можете?        Анна утвердительно кивнула.        -Надо бы, конечно, сделать рентген, но я думаю, что здесь вывих. Мне приходилось сталкиваться с такими вещами. Доверяете мне свою ногу?        - А у меня есть выбор? Я понимаю, что лучше не светиться в больнице, они ведь должны будут историю заводить и все такое. Если сможете, давайте лучше Вы.        -Тогда терпите. На счет три. Раз. Два. Три. – Штольман, как заправский костоправ, сильно и аккуратно дернул за ступню, внутренне сжавшись в ожидании крика. Однако Анна не издала ни звука, лишь в глазах колыхнулся отсвет боли.       Яков поразился стойкости этой хрупкой живой статуэтки. Но, не желая показывать свои эмоции, молча подхватил ее на руки.        -Держите меня за шею, - словно инструкцию по эксплуатации ездового механизма, бесстрастно озвучил он оптимальный способ транспортировки.        Аккуратно перешагивая через ветки, он с замиранием сердца чувствовал на своей шее нежные руки. И от этого ощущения вся его суровость и бесстрастность уже готовы были позорно капитулировать, уступив место какому-то юношескому восторгу.