уходящее — мы

в день, когда где-то неизмеримо далеко взрывается атомная станция — об этом говорят как-то неуверенно и с недомолвками — намджун кривится по-взрослому, — хосок узнает, что юнги и юнджи несоизмеримо различны. они одинаковы во внешности — привычки, движения головы в раздражении, холод в улыбках изредка — и в них много общего. но. — я сегодня поздно! — давон хватает связку ключей со стола. хосок сидит за столом, подогнув ногу под себя, и оборачивается на голос сестры. та устало улыбается — и нежностью светятся её глаза. — печенье? — боже, хосок, нет. — ну давай, купи его. давон смеётся и подходит к нему. её туфли — старые, черные, — глухо стучат каблуками по полу. — ладно, — давон наклоняется слегка — шлейф духов — от мамы пахло так же, — и целует хосока в макушку. мурашки. он смеётся. — удачи на работе, — говорит он. каждый раз — непроизвольно, по привычке, — в его голосе звучит мягкость. и тревога, что он потеряет и её. (святая мария, матерь божья, думает он, когда давон выходит — тишина накрывает квартиру чужеземьем, — и хосок смотрит за ней в окно; у нее волосы пружинят волнами; святая мария, я не прошу чего-то для себя, но для неё; пожалуйста; убереги её) /// — я ебал, — возвещает юнги, скидывая рюкзак на пол. юнджи не отрывается от книги. только уголок губ — слегка — в усмешке. — кого? — интересуется она. намджун шумно вздыхает. почти осуждающе. хосок смотрит — практически зачарованно, — на юнги. зарисовывает в голове его движения, мимику. — не кого, а что, — ворчит юнги. — подвинься, — бросает он хосоку, прежде чем рухнуть на диван рядом с ним. от него пахнет улицей, а от волос — чем-то вроде травы. — и что же ты ебал? — со спокойным лицом — а в глазах лукавство огоньками, — спрашивает юнджи. намджун вновь тяжело вздыхает. никто не понимает намеков. не хочет понимать. — я тебя когда-нибудь с лестницы спущу, — угрожающе ласково говорит юнги. — тебя посадят, — слабо говорит намджун. из них четверых только он пытается делать домашку. намджун в принципе — ответственность и дурашливость. как в нем это переплетается — тот ещё вопрос. — так что случилось, — хосок трогает юнги за плечо. тот кривится. волосы — влажные от пота — бежал что ли, — со лба откидывает. в юнги очень много огня. он вспыльчивый и яркий, и никаких цветов мира не хватит хосоку, чтобы его изобразить. а нарисовать — даже в черновом варианте, — хочется. изобразить — слегка затертый воротник рубашки; цепочка с почерневшим — хосоку кажется, что что-то такое есть и в нутре юнги, — серебром; волосы темные; излом губ — в улыбке ли или в недовольстве; неидеальные пальцы; шрам на запястье; взгляд — взгляд. взгляд. — скорее всего, он опять поцапался с учителем математики, — скучающе сообщает юнджи. недовольство в юнги — молочно-белое. хосок почему-то коротко смеётся. короткий — жжёт, кипяток, — взгляд юнги. хосок фыркает в кулак, и не отводит глаз. (а иногда юнги хочется просто обнимать) /// облака — персиковый разлив моря на рассвете. маршмеллоу. кто-то пролил красное полусухое в мороженое. солнце меняет цвет улиц. отражается в стеклах — и радужными переливами. лужи. и бензин. кто-то жалуется на мокрые кроссовки. клумба с тюльпанами — на той стороне улицы, где они создали укрытие, в своём личном никогде, — в летнем пожаре. и от нее детей — детство прекрасно в градиенте времени и улыбок, — прогоняют. пятиэтажки. мелками на дороге цветы — так пускай вся жизнь будет устлана цветами. хосок смотрит из пыльного окна и все неотправленные письма этой весной отправляются, и все слова из этих писем оказываются сказаны, и все люди, которым эти письма адресованы — живы. /// юнджи накидывает на плечи джинсовку и её спутанные — паутинка и беспорядок — черные волосы лезут в глаза. — хоби, сходишь со мной? хосок поднимает голову со стола. ветер через открытую форточку несёт пыль — летняя, бездождевая. — хоби? — слышала, как наш мистер заучка назвал тебя так. не против? улыбка юнджи — очарование весенних влюбленностей. и первых. и последних. — нет, — хосок улыбается ей в ответ. — а куда идём? в эту среду они не учатся и — неосознанно, каким-то внутренним ведомые, — собираются на заднем дворе дома семьи мин. (убежище, говорит юнджи почти гордо, когда открывает дверь. сарай, где потолок расшибет нам голову, ворчит юнги) мама юнджи и юнги с первой встречи смотрела на новых друзей своих детей с улыбкой и лаской. добрая женщина. — джинни попросил встретить его, — юнджи зашнуровывает кеды. юнги громко стонет. — серьезно? он же ненавидит, когда его так называют! — но джинни тут нет, чтобы возразить, — ухмылка юнджи задорная и яркая. — не волнуйся, я позабочусь, чтобы он узнал, — бормочет юнги. неделя тянется медленно, становясь похожей на мед или застывающий на солнце сок деревьев. — хоби? — иду-иду. надеюсь, тэ найдет сам сюда дорогу. — топографический кретинизм не приговор, — говорит юнги. почему-то каждый раз, когда он заговаривает, хосока тянет обернуться и вслушаться — даже не слыша и не понимая. (так идут за родным голосом, что вытаскивает тебя по ночам из кошмаров — и страх отступает, и прячется) — пошли, — юнджи тянет его — осторожно, робко почти, — за запястье. и хосок отводит взгляд от юнги. — иду. /// — я клянусь, что если мне в этом доме не дадут тост с арахисовым маслом, я кого-нибудь убью, — громко говорит сокджин. взмыленный и злой. — себя убей, — бормочет юнги с дивана. — пошел к черту, — рычит сокджин в ответ, — я с тобой дружу не ради этого дерьма. — ну так не дружи? — юнги стаскивает с лица какой-то журнал и лениво надувает из жвачки белый пузырь. лопается. — да, начните встречаться, — юнджи фыркает. растерянность хосока — бирюза непривычки. — пошла нахуй, — ласково говорит сокджин. юнджи фыркает. — где тэ? — умотал к нашей маме, услышав, что у неё есть вафли. — красота, теперь он ещё и у вас будет перекусывать. — тогда придется подраться с нашим чонгуком за них. — чонгук? в это же время с улицы — тишина послеполуденного апрельского зноя, — доносится шум. и смех. раскатами чего-то счастливого — и оттеночное веселья в малиновом цвете. — чонгук, — стонет юнги с дивана и отворачивается к спинке дивана. хосок тихо смеётся и усаживается на свободный кусочек. их руки — кожа коже. и никто не отстраняется. сокджин в полголоса переругивается с намджуном — и выглядит это привычно и знакомо. сокджин выглядит как неидеальная идеальность. хосоку нравится. (быть здесь) — он украл последнюю вафлю! — враньё! я честно взял её с тарелки! — тэхен вносится первым и сразу бежит к намджуну. из него защитник так себе, конечно, но все же. — когда я отвернулся, чтобы взять кружку с чаем! пиздец, кто ты вообще такой? чонгук удивлённо останавливается уже практически посередине их убежища — старый огромный сарай с плакатами, неровными, собранными в складки около ножек диванов — тоже старых, — коврами и раскиданными вещами. обои тут — многоцветье. собранные, собранные из кусочков разных рулонов. где-то надписи маркерами и ручками. рост. короткие записки-послания. цитаты — битлз и абба. хосок спиной чувствует, как юнги поворачивается. и слышит — маленький смешок. — это наши новые друзья, — юнджи улыбается ему ласково, и в её глазах — летний океан тепла. что-то сахарно-розовое. привязанность, вшитая в кровь. — а тот, кто своровал вафлю? — чонгук вновь въедается глазами в тэхена. тот показывает ему язык из-за спинки кресла, на котором устроился намджун. и его руки на его плечах. намджун — без оглядки, зная, — ласково гладит его по руке и фыркает. — мальчик-против-кудрей, — драматично произносит юнджи. — а мне его кудри нравятся, — невпопад бормочет юнги. хосок дёргается, и они сталкиваются взглядами. и ничего ничего не понимают. (но — чувствуют) — я просил не называть меня так, — воет тэхен. — так ты вор, — чонгук загибает пальцы, — и ещё ненавидишь кудри. отлично. ты ужасный человек. — его зовут тэхен, — говорит намджун спокойно и убирает руку с ладони тэ, — и он хороший человек. временами. замолкает на мгновение. а после — улыбка вспыхивает сотнями фонариков в летней ночи. — и вы точно подружитесь. /// они обсуждают взрыв в далёкой стране, жалеют людей и беспокоятся за себя — эгоистично, но правдиво, — много смеются. небо догорает разнообразием красок. облака из форм — в бесформенную кашу и что-то слоёное, вроде того, что готовила мама хосоку. юнджи сползает к юнги на колени, и тот рассеянно и медленно перебирает ей волосы. они выглядят — почему-то — до печального красиво вместе. как единый паззл, как картина — прекрасная и горькая — горечь вяжет язык — в музее. пахнет дымом — соседи что-то готовят на заднем дворе. тэхен и чонгук пихаются. смеются. (намджун не ошибся) апрель вытекает рекой, выбегает поиграть в зелёный парк — и теряется. улицы тонут в душном воздухе. повсюду пахнет — сладковатый, в лёгкие въедается — сиренью. хосок уже слышит, как май отряхивается от белого — молоко и тонкое серебро, — пуха на пороге. он закрывает глаза в полудрёме. если это его сон, он бы хотел остаться в нём навсегда. /// — разбуди меня завтра, — просит юнги в пятницу. хосок удивлённо поднимает голову от блокнота — там неровными линиями, в штрихах и неровности — юнджи. её легко рисовать. хорошо очень. плавно. — что? — разбуди, говорю, меня завтра. юнджи уйдет на учебу, а у меня нет желания идти на математику и историю. хосоку кажется, что через их взгляды — через все их ощущения-касания-улыбки, — протягивается нить истории и непознанного знания. он находит себя в улыбке. — хорошо. — и я, может, сделаю тебе кофе. — боже, ты пытаешься меня подкупить? юнги старательно проглатывает смех — и смеётся. — ага. и хосоку тепло. сокджин драматично кричит, что он выкинет намджуна из окна, если тот не заткнется. нервно и истерично смеётся чонгук. — пошел к черту! — ты уже рядом, джинни, зачем мне куда-то идти? — как ты меня назвал?! /// в воскресенье идёт дождь. юнджи сравнивает их ладони и пальцы. хосока слегка потряхивает. и покалывает шею. — ты талантливый, — говорит она невпопад. — талант переоценен, — бормочет сонно юнги. везде-то ему нужно вставить своё мнение. (хосок держится, чтобы не улыбнуться) юнджи так и оставляет их руки: в немом полукасании. листья на деревьях наливаются темнеющей зеленью — кап, кап, кап. из огромных наушников тэхена доносится какая-то рок песня. хосок видит — не наблюдает, конечно, но — как голова юнги чуть качается в такт. /// давон засыпает у него на коленях вечером, и вся её измотанность — тяжесть всего груза, часов и месяцев в стальных — горло перетягивает от грусти, — тисках, — покидает её тело. хосок смотрит на неё с невосполнимой грустью, слушая как шумит дождь. его сестра достойна самого огромного счастья. но счастье обходит — несправедливо — её стороной. (жизнь — сука, говорит юнги днём; к чему и почему — хосок не спрашивает; но мысленно соглашается) тени наползают на город понемногу — серо-ночные, беззвездные. хосок гладит сестру по голове, и та шумно выдыхает. у неё волосы влажные и — тоже — вьются. ах, рассеянно думает он. точно. завтра начинается май.