Покорить того, кто покорил Вселенную

Субэдэй неторопливым и чинным шагом медленно прохаживался по ставке. Утро только-только занималось — сказывалась привычка чутко спать и распахивать глаза с первыми лучами солнца, — и ставка лишь понемногу "пробуждалась", занимаясь свойственными ее обитателям делами. Он жадно втянул носом воздух и плотно зажмурился, потягиваясь. Не удержался и довольно резко повернул голову, моментально реагируя на пронзившее относительное затишье чересчур громкое для его слуха блеянье козы, которую доила поутру одна из женщин. Привычка и уже давным-давно выработанные рефлексы, чтоб их. В походах он уже давно приучил себя не обращать никакого внимания на обыденные звуки вроде пения птиц, шелеста травы, мерного топота коней или шороха, создаваемого мелкими зверьками. Он одновременно слышал все эти звуки, но не слушал — ни к чему ему было отвлекаться и рисковать пропустить что-то действительно важное, сконцентрировавшись на каких-нибудь птичках. Иное дело — звуки, которые выходили за давно уже ставшие обыденными рамки. Он привык реагировать на них быстро и остро. Иначе его едва ли прозвали бы верным псом Чингисхана. Если хорошенько подумать о том, чем он обычно занимался, он и в самом деле был словно пес. Охранял своего хозяина, всегда старался держаться поближе, и день и ночь был настороже и готов был в любой момент вцепиться в горло всякому, кто мог хоть как-то угрожать его господину, чего бы ему самому это ни стоило. Он бы не раздумывая пожертвовал своей жизнью ради Великого Хана. Отдать свою жизнь за своего покровителя, который дал ему все, о чем он мог только и мечтать, казалось ему настолько естественным, что он в принципе ни разу не задумывался о том, что чужая стрела может оборвать его жизненный путь, когда они в очередной раз с его верным другом и господином уверенно ведут свои тумены в бой, чтобы заполучить весь мир. Который, казалось, надо было просто подойти и взять — так легко им давались почти все их завоевания. На все воля Вечного Синего Неба. И пока, как казалось, Небо благоволило им и не спешило забирать к себе, позволяя творить на земле, матушке-земле Этуген, свои великие дела, осуществить которые им было предначертано еще до их рождения. Иногда он отстраненно думал, что если бы не Темуджин — великодушный и щедрый Хан, — он мог бы быть кузнецом. Как младшему сыну кузнеца, ему было предназначено продолжить дело своего отца, делать наконечники стрел, подковывать лошадей и быть тихим хранителем домашнего очага, надеясь когда-нибудь передать это дело своему младшему сыну. Но Тэнгри был милостив к нему. И Хан, волей Великого Неба, внял его мольбам и позволил ему вместе с его старшим братом Джелме присоединиться к победоносному монгольскому войску. Пожалуй, он ценил те моменты, когда они возвращались из походов, чтобы восстановить силы, переформировать войско, включив в него новых пленных и тщательно изучив их тактику ведения боя, чтобы впоследствии использовать ее, заняться перекочевкой, чтобы отыскать корм их славным лошадям, усмирить недовольных и подготовиться к следующему походу. И все же он всегда с нетерпением ждал именно следующего боя и жил одними лишь мыслями о нем. Если бездействие слишком уж сильно затягивалось, он невольно отмечал за собой, что начинает ужасно тосковать. Замечал, что обычные, привычные ему вещи отнюдь не радуют его, и даже напротив — ему становится противно смотреть на то, что окружает его, становится тошно от атмосферы полного спокойствия. И "оживал" он лишь в те мгновения, когда до него доходила весть о том, что они уже совсем скоро начнут готовиться к очередному походу. Или же он узнавал о необходимости отправиться с карательным отрядом присмирить излишне взбушевавшееся племя и тут же вызывался вести свой полк в битву, чтобы угодить Небу и Чингисхану. Таким уж он был. Тэнгри ему свидетель, с самого рождения он видел себя именно там, где находился — на службе у Великого Хана. Он видел себя великим воином и полководцем, который по приказу своего повелителя был готов сотрясти всю Вселенную. И разве могла такого человека, как он, устроить ничем не примечательная жизнь в тихой ставке, где все шло размеренно и своим чередом? Едва ли. И все же ему приходилось с этим мириться. Но впрочем, какой же еще у него был выбор? Не мог же он ослушаться того, кому само Небо вручило полномочия властвовать над всеми племенами Великой Степи. Он негромко вздохнул и двинулся дальше по ставке. Кожей и знаменитым шестым чувством он ловил на себе взгляды, знал, что обращает на себя внимание, даже не смотря особенно по сторонам. Наверное, он никогда не мог точно сказать, боялись ли его. Хотя это и было для него не столь важно. Что было куда важнее — он точно знал, что его уважали. И вот это было существенно. Вести за собой тех, кто боится тебя — не самое почетное достижения для полководца. А вот повести за собой тех, кто полностью доверился тебе, пошел за тобой в бой потому, что полностью уверен в твоих силах — вот, чего должен добиваться каждый полководец. И это было именно то, чего с помощью Тэнгри за время своей службы у Чингисхана сумел добиться он. И ему это нравилось. Присоединившись к Темуджину еще до того, как все покорились воле Вечного Неба и согласились признать его единым Великим Ханом, ему удалось быстро возвыситься, благодаря тому, что его покровитель разглядел в нем полководческий гений и охотно дал ему шанс как следует проявить себя. И своей преданностью, своим рвением сражаться за своего Великого господина он раз за разом доказывал, что заслуживает все, что имеет. Он сделал еще несколько широких неспешных шагов, когда вдруг еще что-то очень странное внезапно вырвало его из глубоких размышлений. Сперва он подумал, что на него налетела убежавшая от кого-то взбесившаяся коза. Во всяком случае, удар о ногу выдался каким-то слишком уж слабым для какого-то более крупного животного или же задумавшегося, как и он, взрослого человека. Генерал склонил голову и тут же приподнял брови, обнаружив на земле мальчика. Похоже, просто не устояв на ногах после довольно внезапного для них обоих столкновения, мальчишка рухнул на землю. И теперь он сидел, упираясь ладонями, заведенными за спину, в землю и смотрел на полководца неестественно широко распахнутыми глазами. Он глядел чуть напугано, но в то же время с плохо скрываемым интересом и даже легким восхищением. Субэдэю пришло в голову сравнить его с диким зверьком, лисенком, который робко высовывает носик из своей норы и начинает изучать окружающий его мир. Неизвестно, сколько бы еще он просто смотрел на мальчика, а мальчик — на него, если бы приближающийся к ним Чингисхан не воскликнул: — Бату, поднимись! Вот как. Значит, это наследник старшего — не самого любимого по многим причинам — сына Хана, Джучи. Быть может, если бы не частые военные походы, он бы сразу же признал мальчика. Но принца он не видел очень давно. Должно быть, пару лет. Еще до их славного похода в Северный Китай. Он пытался вспомнить, сколько теперь Бату лет. Должно быть, лет пять или шесть. Ему было проще посчитать, сколько минуло походов с тех пор, как до них донеслась прекрасная весть, что у Джучи родился сын. — Хан, — негромко произнес он, учтиво склонив голову и краем глаза наблюдая за тем, как ловко и юрко мальчишка вскакивает на ноги, все еще щурясь чуть лукаво. Видит Тэнгри, в его глазах бушевал самый настоящий огонек, который только лишний раз доказывал его принадлежность к Золотому роду. Что бы там ни говорили о его отце. — Вижу, вы уже познакомились, Субэдэй-багатур, — с едва заметной улыбкой произнес Темуджин, наблюдая за тем, как мальчик отряхивает совсем маленькие ладошки и одежду, с неисчезающим интересом смотря на деда и его генерала. Запоздало полководцу захотелось спросить у Бату, не ушибся ли тот, но все же в присутствии Хана сдержал себя. Да и выглядел мальчик совсем не плохо. Скорее, больше перепугался, чем действительно поранился при падении. — У меня есть поручение для тебя, — задумчиво произнес Чингис, так же изучающе, как и его полководец, смотря на внука. — Да, Хан? — Он перевел взгляд на Темуджина, с некоторым нетерпением ожидая приказа. Новых походов в ближайшее время уж точно не предвиделось, вся ставка была занята совсем другим, но что ему еще могли поручить? — Я хочу, чтобы ты взял Бату на воспитание. Научи его всему, что умеешь сам. Относись к нему как учитель к ученику и не делай поблажек, — размеренно произнес он и, дождавшись короткого кивка Субэдэя, показывающего, что генерал понял приказ, пошел дальше по ставке, оставляя полководца и его теперь уже воспитанника. Сказать, что он был очень сильно удивлен — пожалуй, не сказать практически ничего. Думал ли он, что Небо когда-нибудь пошлет ему ученика? Да еще и не простого мальчишку, не сына кого-то из верных псов Чингисхана, а самого возможного будущего правителя. Вряд ли. Но в ту же секунду, как он принял этот приказ, он поклялся себе, что сделает все от него зависящее, чтобы не обмануть доверие, оказанное ему Чингисханом. Он сделает из этого лисенка великого воина, о котором уже совсем скоро узнает весь мир.