Покорить того, кто покорил Вселенную

- Ослепительный принц! - Бату немного вздрогнул и обернулся, когда его окликнули. Небольшая дымка рассеянности и задумчивости почти сразу испарилась, когда он увидел, кто подходит к нему, чтобы завязать с ним разговор. Неторопливым шагом он направился чуть дальше от ставки, зная, что Субэдэй скоро нагонит его. Он и так отошел уже достаточно далеко, и все же ему всегда хотелось убедиться, что он разговаривает со своим учителем без лишних свидетелей. Ему не нравилось, когда свидетелями их нежности, которую было уже невозможно укрыть от чужих глаз, становились все подряд. Он остановился на небольшом возвышении и оглядел свою ставку, терпеливо выжидая, когда багатур, следовавший за ним, остановится рядом. Около пяти лет назад они с Субэдэем вернулись из заключительного большого похода, достигнув последнего моря и переполошив все государства к западу от их Империи, а после так же стремительно повернули назад. Пожалуй, если бы Небо не повелело Бату вернуться на Родину, где его ждали неотложные дела, он бы двинул свои тумены дальше. Еще более уверенно заявил бы христианам, что междоусобные стычки между друг другом - это еще не самая страшная беда. Что есть куда более значительная сила. И сила эта готова уже покорить себе весь мир. Но, к несчастью, нашу судьбу предрешают духи еще до нашего рождения. И рок велел Бату и Субэдэю повернуть своих коней и двинуться в степи, где необходимо было восстановить спокойствие. Впрочем, спокойствие оказалось слишком зыбким. Бату и сам прекрасно видел, как все изменилось с тех времен, когда дед его еще был жив и совершал свои великие деяния. И что было тяжелее всего, он понимал, что и Субэдэй не может не подмечать все эти перемены. И он чувствовал, как его старому наставнику, прошедшему целый путь от только лишь самого зарождения Империи до нынешнего момента, принявшему во всех переменах самое деятельное участие, было больно видеть, во что превратилось государство великого Чингиса почти сразу после его кончины. Братья, сперва получившие разные территории, должны были жить в мире. Помогать друг другу, править на своей земле справедливо и рассудительно, подчиняясь великому кагану, царствовавшему в Каракоруме. Но Тэнгри было угодно сыграть злую шутку. Каждый из наследников теперь хотел стать великим каганом, даже если не имел никаких прав наследовать единохаганский престол. Каждый хотел подобно Чингису объединить под своей рукой всю империю, подчинив себе все ее части. Те же, кому стать каганом было не суждено, не хотели более подчиняться ему. Брат воевал с братом. Ссоры и недопонимания перерастали в долгие кровавые битвы, в которых гибли сотни славных воинов, чья храбрость могла послужить для куда более полезных свершений. Из-за этих стычек непокоренной оставалась Сун, но жажда власти, казалось, затмевала рассудки даже самых мудрых и умных. А принцу оставалось лишь наблюдать. И с умом выбирать ту сторону, которую он готов был поддержать в очередной ссоре между чингизидами. Эти войны порядком утомляли его. Казалось, за дележом территорий, оставленных могущественным Чингисом, его наследники и вовсе позабыли о том, что за границами империи есть еще целый мир, который можно покорить, подчинить себе. Но теперь каждый заботился только о своем улусе. И думал не о том, как присоединить к нему побольше чужих территорий, но лишь о том, как завладеть улусом своего кровного брата. Бату, который видел, с каким трудом дед строил свою Империю, порой ужасался тому, во что она теперь превратилась. Хотя, признаться, и сам хан иногда думал о том, что он не должен подчиняться никому, кроме себя. Он - великий завоеватель. Он своими двумя походами заставил весь христианский мир содрогнуться и жить в страхе перед монгольскими туменами. Так почему он должен подчиняться кому-то? Возводя свою ставку, он понимал, что однажды она станет новым центром, новой столицей. Но вот суждено ли ей будет остаться во владениях великого кагана, или же его потомки пойдут дальше неугодных Тэнгри мыслей, он пока не знал. - Ты в последнее время очень задумчив, - негромко отметил Субэдэй, вставая рядом с принцем. Последовав примеру своего хана, он обвел ставку неторопливым медленным взглядом. Пожалуй, его действительно сильнее всех тяготили эти перемены. Когда-то он был верным псом самого Чингисхана, рвался в бой, а теперь был вынужден практически спокойно доживать свой слишком уж долгий век, с грустью наблюдая, как могущество Империи, построенной его другом, неминуемо катится к своему закату. Как империю великого Темучжина хоронят его же потомки. Топят ее в грязи и крови междоусобиц и братоубийственных ссор. Не такого будущего желал мудрый Чингис для своего детища. Но даже ему, к несчастью, не хватило мудрости для того, чтобы увидеть такое будущее. - Ты тоже, - негромко отозвался хан, выдавив улыбку. Он понимал, что ему не стоит рассказывать багатуру о том, как ему не хватает настоящих походов. Как ему не хватает настоящих войн, сражений, того азарта, что был когда-то. И не потому, что не хотел делиться этим с Субэдэем, вовсе нет. Просто он знал, что его наставник думает о том же. Бату знал, что они вместе разделяют эту боль и грусть. Принц немного замялся, посмотрев на своего генерала. Что-то очень сильно тревожило его в поведении учителя. Покоя не давало странное предчувствие, словно духи говорили ему о том, что произойдет что-то нехорошее. Что-то, что очень сильно не понравится ему. Субэдэй молчал. Не ждал вопроса от своего хана, не ждал приказа говорить. Просто молчал, стараясь собраться со своими мыслями и выдать то, что было у него на душе. Видя это, Бату не торопил его. Хотя сердце его невольно забилось чаще и, кажется, металось меж ребер тревожной птичкой и ужасно хотело выпорхнуть из груди. - Я пришел попрощаться, - наконец, произнес багатур, с трудом заставив себе не опускать глаза. Он уже знал, какую боль причинит Бату этими словами, и не хотел видеть ее. Но он дал себе слово никогда не отворачиваться от своего мальчика. - Попрощаться? О чем ты? - опешив, переспросил Бату. Голос его стал совсем хриплым и предательски сорвался. - Я хочу вернуться к себе. Может, от нашего с отцом дома еще что-то осталось. Я больше не нужен здесь, лисенок, - он постарался этим детским прозвищем хоть как-то смягчить удар от такой новости, но по глазам Бату видел, что едва ли это возможно. - Ты всегда нужен мне, ты же знаешь, - совсем тихо дрожащим голосом произнес Бату и нервно сглотнул. На несколько секунд он прикрыл глаза, стараясь совладать с собой. По лицу Субэдэя он видел, что генерал уже принял свое решение. Он понимал, что больно им обоим, и лучше ему не усугублять горечь от этого прощания. Наверное, он уже давно стал догадываться, что расставание неминуемо, но сердцем отказывался принимать то, что рано или поздно учитель покинет его. И оба они знали, что старый полководец уедет на свою Родину навсегда. Скоро он посмотрел на Субэдэя и сделал шаг к нему, прижимая ладонь к его груди. - Пусть Небо благоволит тебе в пути, бесстрашный багатур, - прошептал он, из последних сил сдерживая непрошеные слезы. Не потому, что Субэдэй бы осудил его за них. А потому, что не хотел, чтобы последнее воспоминание возлюбленного о нем было пропитано одной только болью. Он хотел, чтобы багатур вспоминал последнюю встречу лишь с теплотой. Генерал склонился к нему, накрывая его ладонь своей рукой и чуть сжимая пальцы, и прижался лбом к его лбу, закрывая глаза. Они очень долго стояли вот так, прижавшись друг к другу и просто стараясь передать друг другу как можно больше той нежности, что теплилась в них все эти годы. Они не спешили. Раз уж это их последняя встреча, они старались продлить ее, и за эти мгновения вспомнить даже самую незначительную мелочь, что связывала их, чтобы на всю оставшуюся жизнь сохранить эти воспоминания. Субэдэй уже давно ушел обратно в ставку, чтобы закончить нехитрые сборы и взять своего коня, а Бату все стоял на небольшом возвышении и смотрел ему вслед. Казалось, его тело все еще хранило тепло последних нежных прикосновений, и он надеялся, что ему удастся сохранить эти ощущения до своего самого последнего вздоха, когда бы он ни наступил. Он уже привык к тому, что Небо не всегда милостиво, что Небо безжалостно забирает его близких, но он, казалось, никогда не будет к этому готов. Он стоял, выпрямив спину и невидящим взором глядя прямо перед собой. Бату просил у Тэнгри хотя бы дать багатуру время добраться до того самого места, которое тот считал своим домом. Подарить ему это счастье - оказаться там, где ему было бы уютно. Он не плакал. Глаза его были совершенно сухими. Бату дал себе слово, что он будет стойким - сегодня и всегда. Ради того всадника, который покорил для него Вселенную.