Аместрис.
Централ.
1724 год.
По длинному тёмному тоннелю, посвистывая и сложив руки за голову, шёл мужчина. Соловьиный напев эхом отражался в жутком лабиринте, но путник ни капли не боялся. – Ну надо же, посмотрите, кто соизволил явиться. Бархатный, грудной голос заставил мужчину остановиться. На встречу ему вышла удивительной красоты женщина: чёрные волны волос обрамляли её белоснежное лицо, рубеллитовые глаза были чуть прикрыты, а вишнёвые губы растянуты в усмешке. Над пышной грудью красотки ярко выделялась татуировка уробороса, такая же, какая была на тыльной стороне левой руки встречаемого. – Какое великодушие, Ласт-сан, – мужчина оскалил острые, акульи зубы. – Для меня огромная честь, что ты лично решила встретить меня. Улыбка покинула уста женщины и лицо её стало выражать недовольство. – И всё-таки, – кошачий зрачок опасно сузился, – где ты шлялся, Грид? Почесав затылок, тот, кого назвали «Грид» полным равнодушия голоса ответил: – Да так, в трактирчиках оттягивался, с дамами знакомства заводил, деньжат в картах подзаработал. Поняв, что от «брата» нормального ответа не дождаться, Ласт раздражённо вздохнула. Жадность очень удивился такой реакции, он и раньше мог пропадать неделями к большому недовольству своей «семьи», особенно её главы. Их общего создателя. Отца. Но к этому уже все успели привыкнуть, а такая необычная реакция сестры сама за себя говорила - он пропустил что-то очень срочное. – Что-то важное случилось? – Да, – протянул томный голос, – случилось. – Не томи, рассказывай давай. За такую наглость – чёрные клинки давно бы уже пронзили голову нахала, но Ласт сдержалась и спокойно ответила: – Отец решил создать нового гомункула. – Заебись, – разочаровано выдал Грид. – Я-то уж думал действительно что-то важное. – То есть, ты хочешь сказать, что появление на свет одного из нас - не является столь важным событием для Твоего Высочества? В голосе обворожительной женщины заиграли нотки угрозы, и Жадность не мог их не услышать. – Ну ладно, ладно, успокойся, – он в успокаивающем жесте выставил перед собой руки. – Для меня это важно. Важно, слышишь? – Слышу, – голос Похоти стал мягче, она развернулась спиной к брату. –Пойдём, Отец ждёт нас. И они продолжили свой путь вместе. Коридоры лабиринта были погружены в непроглядную тьму, но это не мешало гомункулам двигаться дальше. Спустя какое-то время утомительного молчания, Грид нарушил тишину: – Слушай, а кто хотя-бы будет-то? Я про пол. – Если честно, мне самой не известно. – Ого, – заинтересовано произнёс Жадность, – тебя-то и не поставить в курс дела? Похоже Батя планирует что-то серьёзное, – констатировал он. – Ну, а что за грех хотя-бы? Гнев? Зависть? Обжорство?... – Лень. – Лень? – переспросил мужчина, когда сестра прервала его гадания, – А чё, нормально. – С каких-это пор ты проникся уважением к остальным грехам? – Я и не проникался, – опроверг он. – Просто ты не думаешь, что этот грех отличается от остальных шести? – И чем же? – слова Грида заинтриговали Похоть. – Ну, например тем, что все шесть смертных грехов страдают переизбытком желаний, а вот с ним другая история. Он ни к чему не пристрастен, ему не нужно ничего. Абсолютно ничего. – Да, – женщина была поражена такому внезапному остроумию брата, – думаю, поэтому Отец и решил избавиться от этого греха сейчас. – Да, чтобы лень не помешала ему привести его драгоценный план в исполнение. Хотя, я бы на его месте избавился от него ещё с самого начала. – Отцу самому решать, кого и когда ему создавать. Так они и шли по бесконечному коридору подземелья, пока вдалеке не показался слабый свет. Дойдя до источника, гомункулы попали в просторную комнату, освещением в которой было небольшое вентиляционное отверстие в высоком потолке. Посреди помещения стояла высокая белая фигура. Приблизившись, можно было узнать в ней мужчину средних лет, в белоснежном одеянии, с длинными золотистыми волосами. Он не поворачивался к своим пришедшим «детям», его внимание было закрепленно на стоящей перед ним огромной, железно-стеклянной капсуле, наполненной кроваво-красной водой, содержимое которой было скрыто за мощной фигурой Отца. – Вы как раз вовремя, дети мои. Низкий, басовитый голос вызвал мелкий холодок по спине у Грида. Мужчина развернулся лицом к своим творениям. Выражение лица его было холодным и мрачным, однако его «дочь» смогла разглядеть в глазах «родителя» слабые искры редкой радости. – Смотрю и ты, Грид, решил присоединиться. И хорошо, – создатель гомункулов перевёл янтарь своих глаз на младшего сына, – ведь ты первый раз присутствуешь на создании нового гомункула. – Ну да... Не любил он встречаться со своим «Отцом». В присутствии того, он чувствовал себя бродячим псом на привязи, лишённого излюбленной свободы. От того и бегал из дому, словно капризный мальчишка, которому не купили игрушек со сладостями. – Бать, а где Прайд? – А я уже здесь, Грид, – ответил голос из тени. В местах, куда не попадал слабый свет, всё покрылось множеством огромных красных глаз. – Блудный сын решил вернуться? В свет вышел невысокий силуэт, как только он подошёл, открылась его личина. Личина темноволосого мальчика лет восьми. – Могу сказать тоже самое, ты-то куда наведовался? – бросил жадина колкость в брата-гордеца, – А, Прайд? Из под ног мальчика взвились острые теневые щупальца. Мальчишка сщурил свои большие тёмно-фиолетовые глаза, и вид его стал угрожающий. – Тише, сыновья мои, – произнёс Отец, не отворачиваясь от капсулы. –Прайд, всё готово? – Да, Отец. Я отправил людям письмо, они предупреждены. Попутно, я понаблюдал за их реакцией. – И?... – Не верят. – Так я и думал. – Э, стоп... – Все повернулись на Грида, что непонимающе глядел на «родню». – Причём тут вообще люди? – Согласна, Отец, – в разговор подключилась Ласт. – Что ты задумал на этот раз? – Ничего особенного, дочь моя, – краем глаза взглянув на Похоть, гомункул вернул свой взор к содержимому капсулы. – Я планирую отдать им это дитя на определённый срок. Создатель гомункулов отошёл в сторону, давая узреть «детищам» своё новое творение. То, что находилось в капсуле назвать человеком язык не поворачивался. Оно было размером с небольшую собачонку и похоже на иссушенную мумию обезьяны – руки и ноги находилось в скрюченном положении и плотно прижимались к телу, а сквозь тонкий тёмно-серый слой кожи проглядывались органы. Глаза были плотно закрыты, а стянутая кожа рта открывала вид на острые клыки существа. – Етить... – всё, что смог вымолвить Грид. – Бать, это что такое?... – Это Слосс. – Слосс значит... – Жадность ещё раз взглянул на существо в капсуле и поёжившись, отвернулся. – А чё... Чё оно в капсуле-то? И что ты там говорил про людей? – Да, Отец, – Ласт сделала пару шагов вперёд, – что ты имел ввиду, когда говорил, что отдашь Слосс людям? – Всё ради нашего плана, дочь моя. Вы уже заметили, что я решил создать "Лень" иным образом, подобно своему. И пусть форма этого дитя значительно отличается от моей, но оно подобно мне - подобно младенцу в чреве матери - погибнет, если эта пробирка разобьётся. – Младенцу в чреве матери... М-да, – закатил глаза Грид на занудное сравнение родителя. – То есть, эта хрень - живая? – Грид, - строго отчеканила Ласт за вульгарное выражение жадины. – Можно сказать и так, – ответил Отец, – вода в этой пробирке красная от того, что я добавил в неё свою кровь, а точнее философский камень с частицой своей души. И своим пороком. Точно также, как с вами, дети мои. Обычно в такие моменты наступала всеобщая гордость. Гордость от того, что они являются гомункулами, существами превосходящими "Венец природы" - людей. Нет, это они - Венец природы. А не эти насекомые. Так всегда говорил Отец. – Ну ладно, с этим всё понятно, – Жадость и минуты не протянул "семейной радости". – Но в аквариум ты "дитятко" своё зачем запихнул?! Поленился создать традиционным способом? Хоть бы вид нормальный ему придал! – Для того, Грид, чтобы заманить этим наших людей. Как я сказал ранее - мы отдадим Слосс им, чтобы подтолкнуть их на продвижение нашего плана. Я ведь уже поместил в воду часть своего философского камня, и он постепенно проникает в тело этого дитя. Так что не больше, чем за неделю оно станет таким же полноценным, как вы все. Этого времени хватит, чтобы заинтересовать людей. Люди склонны к власти, и они захотят её, как только Слосс станет иметь надлежащий вид. Они не смогут об этом молчать и новость о "существующем совершенстве" затронет другие города. И - если повезёт - ими овладеет алчность и каждый захочет отхватить кусок мяса побольше, а дальше всё как по маслу. Так же, как и с Камероном*, они не поделят его и начнётся бунт, который перерастёт в войну, что только продвинит наш план на ещё одну ступень. После этих слов, до Ласт и до Грида дошёл коварный замысел Отца. Создать гомункула иным способом и на ранней стадии отдать его людям, чтоб те наблюдали за постепенным изменением и совершенствованием существа и, поражаясь, заболели манией величия, дабы потом, в целях породить таких же совершенных людей - и начали создавать философский камень, принося ради своей цели всё больше и больше жертвы, неосознанно образуя кровавую печать. – Твой гений не знает границ, Отец, – в восхищении сказала Похоть. Мужчина улыбнулся уголком губ. От гордыни он избавился первой, но восхищение дочери откопало остатки давно удалённого им греха в самых потайных районах души. – Прайд, бери Слосс. Мы выдвигаемся. To be continued...