Как в сценарии...

Хайнц сидел дома и читал новый сценарий: ему казалось, что мир сошел с ума, и режиссер в первую очередь. Так же казалось, что их недавняя стычка с Буркхардом стала сенсацией. Может, Буркхард того и добивался, он ведь любит себя показать. Но Хайнц не искал никакой выгоды, он всего лишь хотел справедливости. И, однако, он ни на секунду не решил покинуть сериал. Ему и в голову не приходило сдаться, сбежать, уволиться. В первую очередь его интересовало, повлияют ли эта «экзотика» на сумму гонорара, а если нет, то почему, и не стоит ли об этом намекнуть напрямую. Пролистав до конца, и глубоко вздохнув, он отложил сценарий на журнальный столик. Завтра предстояло новое испытание, и он к нему готов. Он пошел на кухню, и открыл холодильник. Доставая банку с пивом, он еще раз подумал о сумасшествии и беспорядочности происходящего в этом мире. Утром на площадке он был одним из первых. Как всегда. Закурив и налив себе кофе, он еще раз стал изучать сценарий. За ночь нового не появилось. Как ни странно. Хайнц-то уже надеялся, что все это ему приснилось. Нет… Он выдохнул густое облако сигаретного дыма, и снова затянулся. Ничего не поделаешь. Выкинув стаканчик из-под кофе, он направился в гримерную. Там его переодели, припудрили, замаскировав отчетливые синяки под глазами, и проросшую за ночь щетину. Лицо стало лет на пять моложе. В глаза вставили линзы, чтобы взгляд был не такой затуманенный. И, наконец, одели в светло-голубой брючный костюм. То есть, в костюм он, конечно, сам оделся, но руки дизайнера подправляли незаметные мелкие изъяны. Хайнц только стоял, раскинув руки, и ждал, когда эта возня закончится. Незаметно к ним присоединился Гедеон. На нем был черный пиджак и темно-синие джинсы. На удивление, эта простая одежда смотрелась на нем весьма элегантно, и подчеркивала определенные черты его характера. То есть, характера его персонажа. Постепенно перед глазами Хайнца «появлялся» Алекс Брантнер. Приятный и великодушный комиссар венской полиции. Если бы его не играл такой эксцентричный мерзавец и эгоист, Хайнц никогда и не пожалел о его «внедрении» в коллектив. Наконец все было готово, и актеры заняли свои места. …Кристиан Бек сидел дома и смотрел футбол. Собственно, в выходной все так и происходило. Письменную работу выполнял кто-то другой, если она вообще была. Преступность, судя по всему, смыло непрекращающимся уже несколько дней дождем. И все же Кристиан оделся в рабочий костюм. А вдруг? А он в халате… Но спустя пару часов никто так и не позвонил, и не объявил о скоропоспешном выезде. Бек, скинув с себя пиджак, повесил его на спинку стула. Австрия вела со счетом 8:0. И в одночасье с очередным забитым голом, раздался звонок. Кристиан подпрыгнул от неожиданности, и тут же схватил спокойно лежащую телефонную трубку. — Алло!!! Трубка ответила длинным гудком, давая понять, что он «ошибся номером». Раздался еще один звонок. На этот раз Бек понял, что звонят в дверь. «Надо бы поменять сигнал на телефоне…» За дверью оказался Алекс. И Рекс. Кристиан так был удивлен его внезапному приходу, что не сразу сообразил впустить гостя в дом. Только после того, как темноволосый полицейский улыбнулся, глядя на замершего блондина, до последнего дошло, что надо сделать. — Входи… те, — несколько неуверенно произнес Бек. — Спасибо, — вновь полу улыбнулся Брантнер, войдя. За ним, словно тень, прошмыгнул пес. Они зашли в гостиную, где Рекс, не долго думая, залез на диван, и с упоением уставился в экран телевизора, делая вид, будто он давно уже тут смотрит футбол. Лекс продолжал смотреть на Бека, не обращая внимания на поведение своей собаки. Бек смотрел в ответ, не отводя глаз. — Зачем ты пришел?... То есть я хотел сказать, это на тебя так не похоже… то есть я… то есть… Кристиан стал запинаться, одновременно понимая, в какое глупое положение попал. Но Алекса, это не сильно беспокоило. Наоборот, он, похоже, даже заинтересовался…, а скорее залюбовался взъерошенным коллегой. — Захотелось тебя увидеть… — Правда?... – спросил Кристиан улыбаясь. Алекс тоже улыбнулся, и кивнул. — Но мы ведь не так давно виделись, — сказал голубоглазый полицейский. — Знаю, — ответил мужчина, – но я соскучился… Последнее слово он произнес практически шепотом, так, словно оно было... непристойным. Блондин поднял глаза. Их взгляды встретились. Рекс, сидящий на диване, скосил очи на своих хозяев, пытаясь понять, почему они вдруг замолчали. Немая реклама по телевизору, его уже не так интересовала, как двое мужчин замерших друг напротив друга. Алекс первым «ожил». Он сделал шаг к Кристиану, рискуя утонуть в его кристальных холодных озерах, и коснулся его скулы костяшками пальцев. Он ожидал чего угодно, что коллега дернется от его него, оттолкнет, выставит вон… Но только не того, что он прикроет глаза, и сам прильнет к его руке. Боясь упустить этот миг, Брантнер наклонился, и осторожно поцеловал мягкие губы коллеги. И получил ответный поцелуй. Такой же неуверенный, но нежный и сладкий… Бек стоял, запрокинув голову, как в старомодном кино, отдаваясь комиссару криминального отдела, забываясь в его объятьях, забывая обо всем… «Хорошо, что в кино не ощущается запах…», подумал Хайнц, пересиливая свое обоняние перед удушливым одеколоном Буркхарда. Шея затекла ужасно. Во рту был привкус ментола от сигарет брюнета. Но приходилось терпеть, проявляя талант в актерском мастерстве. Он позволил обвить себя за талию, словно девушку, и простил Буркхарду «язык». Но когда тот полез ему в брюки, не выдержал. Резким движением, он отстранил от себя пылко дышащего актера, и воскликнул: — Какого черта вы себе позволяете?!… Режиссер аж подпрыгнул на своем месте, уронив рупор. Команда сотрудников тоже отреагировала. Женская половина состава смущенно заулыбалась… «Отвергнутый» Гедеон тоже вспылил: — Можно подумать, какие мы нежные!… Никогда не было серьезных ролей?? — А на кой черт руки совать… куда не звали?!... — Нахрена было соглашаться на роль, до которой не дорос?!... Скромные улыбки переросли в бодрое хихиканье. Кое-кто даже начал делать ставки… Сценарист схватился за голову, решаясь, наверное, на самоубийство. — ТИХО!!!!!! – оглушительный рев режиссера, заставил всех подскочить на месте. — Мы тут снимаем важный эпизод, — продолжил он уже спокойным, но твердым голосом, — так что будьте более сдержанны – вы, господин Буркхард, в эмоциях, движущих вашим персонажем, а вы, господин Вайксельбраун, со своими эмоциями! Найдите альтернативу, и постарайтесь обойтись без этих взбалмошных брыканий. Не в детском саду все-таки. И оглядевшись на невольных зрителей, объявил перерыв на пятнадцать минут. После перекура, все вернулись на свои места. Хайнц встал у входа в гостиную, Гедеон завис над ним. По щелчку и привычному «Мотор!», они приступили к действиям. На этот раз Буркхард был более бережен с… со своими эмоциями. Получив запрет на что-то ниже пояса, он простер свои руки на что-то ниже спины, и сжал мягкие полушария голубоглазого актера. Хайнц сжал зубы, но промолчал. Он продолжал целовать жесткие губы, позволяя пылкому языку исследовать свой рот. Затем его руки сами по себе перебрались на узкие бедра. Пальцы замерли на пряжке ремня. Хотелось дышать, но не доставало воздуха… Бек оторвался от губ Алекса лишь на секунду, чтобы сделать вдох. Алекс уткнулся носом ему в щеку. Кристиан чувствовал, как подрагивают его длинные ресницы, словно крылья ночных мотыльков. Руки темноволосого комиссара сжимали его ягодицы, и Бек готов был отдаться этим его рукам. И не только... . Алекс, словно прочитав его мысли, прижался плотнее. — Где… твоя спальня…? – тяжело дыша пробормотал Брантнер, поглаживая золотистые волосы. Бек зыркнул на него влажными глазенками, и повел за собой… Вернувшись после съемок, Хайнц ощущал на себе запах приторных удушливых парфюмов неизвестно какой немецкой фирмы. После замечания режиссера Буркхард немного попридержал коней, но его руки будто жили своей собственной жизнью. Получив запрет на то, что ниже пояса, они перебрались назад. На зад. Хайнц с неприязнью вспоминал, с какой собственнической манерой актер мял его задницу, как будто имел на это все права!... А все его тело прижималось, норовя раздавить. По правде говоря, Хайнц и сам немалым пожертвовал, расстегивая черные пуговицы на том самом пальто, или ощущая возле бедра подозрительную твердость. На какой-то миг ему показалось, будто это все на самом деле. Горячее обжигающее дыхание на его шее, хищный взгляд, и уткнувшееся дуло пистолета ему в бедро. Отвращение к темноволосому актеру сменилось чем-то более обезоруживающе опасным. Хайнц чувствовал, насколько реален его персонаж. Он уже почти не замечал съемочной команды, замершей слева от них. Были только Алекс и Кристиан, целующиеся, прижимающиеся друг к другу телами, и большой лохматый пес, поблескивающий глазами из-за дивана, включенный телевизор, и полумрак гостиной… Язык Алекса был мягкий и одновременно упругий, нежный и грубый. Руки то впивались ему в кожу, то скользили где-то поверх одежды. Он чувствовал, как возбужден его напарник, он и сам был на пределе. Оставалось только согнать Рекса на пол, и… «Снято!» — прокричал кто-то, разрушая этот мираж. Хайнц открыл глаза. Перед ним было милое лицо Алекса, постепенно «превращающееся» в более беспристрастное лицо Гедеона. И вот уже темные глаза стали привычного темно-серого цвета, а взгляд — полоным нескрываемого самодовольства. Хайнц вытер губы рукавом, и удивленно посмотрел на своего коллегу по съемочной группе. Не смотря на закончившийся эпизод, руки Буркхарда все еще были под его рубашкой. И, по всей видимости, он не собирался их оттуда вынимать. Вайксельбраун предпринял попытку высвободиться из этих «объятий», но не тут-то было. — Что это все значит?... – произнес Хайнц, чувствуя, как внутри все замирает от взгляда пристальных темных глаз. Тонкие пальчики скользнули по его коже, призывая волну мурашек, и заставляя обладателя кожи нервно вжать шею в плечи. — Как это понимать?... – повторил Хайнц. И на этот раз Буркхард отпустил его, и ушел. Вайксельбраун недовольно вернулся в гримерку, и только подкуривая заметил, как дрожат у него руки. Попрощавшись со всеми, он поехал домой. Сидя на кухне, и прижимая к виску холодную банку пива, он чувствовал на себе сегодняшние прикосновения. До и после съемки. Ощущал непонятный и ничем не обоснованный взгляд Гедеона. Вспомнилась и неудавшаяся попытка брюнета потрогать его... Банка выскользнула из рук, и с грохотом упала на пол. "Нет, надо что-то делать с этим!", подумал мужчина, и решил принять горячую ванну. Включив воду, он вернулся на кухню. Шум воды почему-то успокаивал, головокружение понемногу угасало, а сердечный ритм возвращался в стабильность. «Успокойся, Хайнц, — говорил он сам себе, — этот мошенник только издевается в своей обычной манере. Ему нравится мучить людей, ставить их в неловкое положение, чтобы самому было комфортно. Только и всего». И тут раздался звонок. Блондин прислушался. Звонок повторился. «Вроде как в дверь…», подумал Хайнц, ощутив дежавю. Он встал, и направился к двери. Подойдя вплотную, он посмотрел в глазок. И увидел красные розы… — Забавно, — пробормотал он, вспомнив серию «Красные Розы», где убийца всегда приносил с собой букет красных роз. А еще – никто об этом не знал – красные розы были любимыми цветами Кристиана Бека. Это Придумал сам Хайнц, когда снимался в его роли. Красная машина, вспыльчивый темперамент, целеустремленность… во всем. И как тут не любить красные розы? И улыбаясь своим собственным мыслям, он отворил дверь. Он ожидал увидеть посыльного. Ожидал даже, что кто-то ошибся номером… Но он никак не ожидал, что это будет его партнер по сериалу «Комиссар Рекс». В совершеннейшем изумлении Хайнц смотрел на темноволосого актера, сжимающего букет ароматных цветов. Тот не выдержал: — Может, впустишь меня? — Зачем?... – спросил Хайнц, чувствуя какой-то подвох. Но Буркхард не обратил на это внимания: — А почему бы и нет? – Сказал он, и, не дожидаясь, пока Хайнц отреагирует, просочился в квартиру. Изумленный Вайксельбраун закрыл за ним дверь, и прошел в комнату, в которой уже расположился Буркхард. Он сидел на диване, и смотрел на него, слегка наклонив голову. — Может, поставишь цветы в воду, пока они не испортились? Хайц все еще не мог прийти в себя. Прежде всего, он был поражен этой наглости. А во-вторых, зачем он пришел. — Что это все значит? – спросил он. Губы брюнета разъехались в улыбке. — Тебе еще не надоело задавать этот вопрос? — Я же говорил, что не намерен играть в ваши игры. — А кто сказал, что это – игра?... Буркхард встал, и направился к замершему посреди комнаты Вайксельбрауну. Он посмотрел ему в глаза. Хайнц в третий раз хотел возмутиться, но не успел… Что-то откинуло все мысли, заставляя бездушную оболочку тела плавно качнуться. Вихрь собственных не родившихся слов закружил голову. Дыхание покинуло его легкие… Он запрокинул голову, позволяя себя целовать, позволяя грубым мужским ладоням прикасаться к его щекам. Сознание вернулось в себя, только, когда их губы, сжигая друг друга, разомкнулись. Порабощаясь собственными страстями, Хайнц прошептал: — Что ты... делаешь… В его интонации слабо слышался вопрос, а еще слабее – возмущение. Да и сам голос был шепотом... Гедеон еще раз улыбнулся, и ответил, скользя руками по его ягодицам: — Все очень просто... Ханс... я хочу тебя... , — и чуть изменив интонацию, задал уже знакомый вопрос, — Где твоя спальня?