Большая перемена

*** Скуало совсем ничего не подозревал. Он не знал о том, что его уже заочно пустили в расход, не спрашивая его мнения. Поэтому вечером третьего дня он уже спокойно сидел в общей гостиной и вслушивался в разговоры одноклассников, изредка делясь с желающими историями о своих боях. Вечер этот выдался на редкость скучный, Супербиа ужасно хотелось пойти и потренироваться с мечом, но, как назло, на улице разразилась гроза, а спортзал Наккл закрывал на ночь. Остальные студенты тоже, видимо, маялись от скуки, и разговоры в тот вечер как-то не особенно клеились. — Эй, — вдруг предложил Мукуро, лениво приподнимаясь с дивана. – Может, в покер? — На деньги? – заинтересованно уточнил парень в тёмной толстовке с наброшенным на лицо капюшоном. Это, как уже знал Скуало, был Мармон. Мармону было всего шестнадцать, но у него уже была, по слухам, собственная фирма, множество приносящих доход акций и свой счёт в швейцарском банке, где, опять же, по слухам, числилось немалое количество нулей. Скуало успел уже на собственном опыте убедиться, что у этого парня настоящий талант к вымогательствам и шантажу. Мечнику пришлось лично заплатить ему большую часть своих немногочисленных карманных денег только за то, чтобы тот не донёс учителям о хранящемся у него в комнате мече. Вообще-то, Скуало не переставал удивляться тому, какой на редкость колоритный ему попался класс. Непонятно, по каким критериям распределялись классы, потому что явно не по возрастному признаку: в класс Скуало входили и шестнадцатилетние Бельфегор с Франом и Мармоном, и девятнадцатилетние Мукуро и Занзас, и даже двадцатилетний Луссурия. Дино, которому недавно как раз исполнилось двадцать один, учился в параллельном классе и вскоре собирался покинуть Академию. Расписание у класса было общим, но на некоторые занятия ученики ходили с другими классами, в зависимости от профиля обучения. — Твои деньги успели уже всех задолбать, Мармон, — отозвался Бель, сопровождая свои слова очередным шипящим смешком. – Если уж играть, то на раздевание. — Семпай, то, что вам не удалось заполучить в прошлую игру розовые трусы Луссурии-сана, ещё не значит, что все тут сгорают от желания увидеть его голым, — меланхолично заметил парень с лягушачьей бейсболкой. Про Бельфегора и Франа мечнику известно было очень немногое. Разве что то, что Бель был абсолютно точно психически неадекватен и, наверное, поэтому называл себя не иначе, как Принц Потрошитель. Уточнять у него происхождение этой странной клички Супербиа не стал – он однажды дрался на мечах с одним не менее странным парнем, который упорно именовал себя Наполеоном, так что к таким личностям он относился вполне терпимо. Про Франа же он не знал вообще ничего, кроме того, что он, во-первых, почему-то привык называть «Принца» семпаем, хотя он был всего на несколько месяцев младше, а во-вторых, тот вроде бы являлся учеником Мукуро. Мукуро же был, как слышал Скуало, специалистом по ядам. И мечнику не очень-то хотелось проверять, правдиво ли это. К тому же его старшим братом являлся один из учителей, Спейд, так что Рокудо Мукуро определённо был самой настоящей «тёмной лошадкой». — Ах, Бель, я всегда знал, что ты тайный фетишист! – Луссурия кокетливо причмокнул губами, за что получил стилет, прошедший навылет сквозь его зелёный ирокез. Про Луссурию было известно и того меньше: что он убеждённый гей и что он любит восточные единоборства. Скуало хохотнул, наблюдая за всей этой сценой. Мармон проворчал что-то недовольно, но возражать вслух не стал. — Фи, банально, — фыркнул Мукуро, загадочно улыбаясь. – Предлагаю сыграть на желания. Так интереснее. К несчастью, Скуало не заметил быстрых понимающих взглядов, которыми обменялись все четверо в этот момент. — Да давайте, блядь, хоть на что-нибудь, да на те же желания, только давайте уже играть, а не языком трепать! – нахмурился мечник, изнывая от скуки. — Ага, согласен, — Потрошитель улыбнулся, как Чеширский Кот. – Спящую Красавицу звать с нами будем? Проследив за предполагаемым направлением его взгляда (под чёлкой невозможно было определить), Скуало заметил Занзаса, дремлющего в кресле у дальней стены, которого, видимо, скука сморила быстрее остальных. Впрочем, на полу возле его кресла стояла пустая бутылка из-под скотча, так что, вполне вероятно, сморила его вовсе не скука. Намёк, очень явно скользивший в невинном вроде бы вопросе Беля, снова прошёл мимо ушей мечника. — Зачем же, — со сладкой заботой улыбнулся Луссурия. – Пусть Занни спит. Мы и без него прекрасно проведём время, верно? — Верно, — кивнул Мукуро, усмехаясь, и достал из кармана колоду карт. Скуало не заподозрил ничего и тогда, когда в пух и прах проигрался четыре раза каждому по очереди. Вернее, он догадывался, что одноклассники нагло жульничали, но никак не мог это доказать, что его безмерно злило. Выиграли Мукуро и Бельфегор. Луссурия, который проигрался всего один раз Франу, отделался тем, что согласился целых три дня не носить ничего розового и гламурного. Скуало втайне надеялся, что ему желания загадают такие же незначительные. — Ладно, — мрачно повернулся он к первому в очереди на желание Бельфегору. – Говорите свои тупые желания, только быстрее! Что мне надо сделать, прокукарекать там на глазах у директора? Попрыгать на одной ноге по всему жилому этажу? Мукуро снисходительно усмехнулся и повёл бровью. Луссурия кокетливо захихикал, Бель же вновь шипяще рассмеялся и покачал головой. — Ну уж нет, Ску. Ты так просто не отделаешься. Моё желание – поцелуй Спящую Красавицу, — он тряхнул чёлкой в сторону дремлющего Занзаса. – В губы, разумеется, в лоб целуют только покойничков, а в щёки не целуют даже их. Мечник едва подавил рвущийся наружу гневный вопль. Подавил не приличия ради – он сообразил, что если разбудит сейчас Занзаса, то выполнить желание Потрошителя будет гораздо труднее. — Вроой, — прорычал он сквозь зубы, сплёвывая от злости. – Ладно Луссурия, но я начинаю подозревать, что он не один пидор тут, блядь… Затем, развернувшись, он неуверенно подошёл к креслу Занзаса, разглядывая спящего. Идея целовать его мечнику совсем не нравилась, но его ещё с детства учили, что карточный долг – святое, и выбора у него особо не было. Решительно вздохнув, Скуало наклонился, опираясь ладонями о подлокотники кресла, автоматически убрал за уши волосы, чтобы не мешали, и быстро, не давая себе передумать, накрыл своими губами чуть приоткрытые во сне губы Занзаса. Зрители затаили дыхание. Прежде Скуало не доводилось целовать парней, и ощущение вышло весьма непривычное. В отличие от всегда мягких и сладких от помады губ какой-нибудь девчонки, у Занзаса они были жёсткие, немного обветренные, с горьковатым привкусом скотча и сигаретного дыма. Ощущение было странным, но мечник с немалым удивлением обнаружил, что оно не было ему неприятно. Ему казалось, что он действовал достаточно аккуратно, чтобы не разбудить его, но не успел он отстраниться, как возле его лица зажглись тёмные насмешливые глаза, а руку сжали стальной хваткой, не давая выпрямиться. Скуало занервничал: взгляд Занзаса и странная ухмылка, скользнувшая по его губам, ему ужасно не понравились. Он не то чтобы боялся этого парня, просто… не знал, чего от него ожидать. — Отпусти, урод! – зашипел он, пытаясь вырваться и враждебно скалясь. – Уясним сразу: мне ничего от тебя нахрен не надо, я просто проиграл в карты на желание этим тупым педикам! Ухмылка Занзаса стала ещё более странной. — Ещё раз рискнёшь разбудить меня, мусор, и я… — он рывком притянул Скуало к себе. – И я вынужден буду преподать тебе урок хороших манер. Усёк? Супербиа не отвечал, угрюмо сопя и со злостью глядя Занзасу в глаза. Тогда тот дёрнул его ещё раз и, почти повалив на себя, впился в его губы жёстким, грубым поцелуем. Это было настолько неожиданно для мечника, что несколько долгих секунд он не двигался и не сопротивлялся, и лишь потом, очнувшись, отскочил от Занзаса, презрительно хмыкнувшего, и начал яростно вытирать рукавом губы, отплёвываясь. — Блядь, ну точно – тут все поголовно гомосеки сраные! – заорал он в бешенстве и быстрым шагом направился к выходу из гостиной. — Стой,— остановил его в дверях вкрадчивый голос Мукуро. – Ты не все желания ещё выполнил, Скуало-кун. Как нехорошо с твоей стороны убегать, даже не выслушав то, что должен сделать. Мечник развернулся, упорно не глядя в сторону продолжающего насмешливо ухмыляться Занзаса, и мрачно уставился на демонически улыбающегося Мукуро. — Чёрт бы вас всех побрал! Говори, мать твою… Мукуро усмехнулся и поманил его пальчиком, и блондин, скрипя зубами, подошёл. Луссурия подтолкнул локтем Франа, и они придвинулись ближе. — У нас, — сладко улыбнулся Мукуро, и его глаза недобро сверкнули. – Общее желание на троих. Иди сюда, Скуало-кун… Мечник закатил глаза и выругался, но наклонился, охваченный нехорошим предчувствием. Мукуро начал что-то быстро шептать ему на ухо, не прекращая усмехаться. По мере того, как он говорил, Супербиа сначала краснел, потом бледнел, нервно шипел что-то и периодически в ярости сжимал и разжимал кулаки, но, тем не менее, дослушал до конца и, мрачнея на глазах, медленно кивнул, показывая, что не будет препираться и исполнит этот карточный долг. — Ебанутые… — простонал Скуало тихо, выходя из гостиной. – Как пить дать ебанутые… Больше ни в жизнь с вами в карты играть не буду, блядь… Он не знал, что главная игра ещё только началась. *** Скуало пробирался по тёмному коридору, стараясь идти бесшумно, чтобы его, не дай Бог, никто не заметил. Стояла уже поздняя ночь, но по Академии продолжали, тем не менее, шляться неспящие ученики, и если Скуало видел кого-нибудь или слышал чьи-либо шаги, ему приходилось прижиматься спиной к стене и изображать обычную ночную галлюцинацию, надеясь, что так на его внешний вид никто не обратит внимания. А посмотреть было на что. На мечнике было пышное красное платье с оборками, явно стащенное по доброте душевной Луссурией из какого-то ближайшего театра. Платье было старинного образца, многочисленные длинные юбки мешали ходить, несмотря на то, что Супербиа был довольно высоким для своих лет, и мечник постоянно запинался в них. В наличии имелись также вычурные шёлковые перчатки до локтей и красная же кружевная накидка, прикрывающая обнажённые в платье плечи и шею. Со всем этим элегантным великолепием очень странно смотрелись остальные детали внешнего вида блондина, такие как тяжёлые военные ботинки на ногах, которые ему никто не удосужился сказать сменить на туфли, забранные по привычке в обыкновенный небрежный хвост волосы и особенно – полупустая бутылка виски в руке мечника. Эта бутылка, к слову, была далеко не первая за сегодняшний вечер, так что, само собой разумеется, к необычному внешнему виду Скуало в данный момент можно было добавить и мутные от алкоголя глаза, и пьяный румянец на бледных щеках, и нетвёрдую шатающуюся походку, прерываемую приступами тихого пьяного хихиканья через каждые несколько метров. Остановившись у очередной двери, красноречиво перечёркнутой крест-накрест двумя длинными царапинами неопознанного происхождения, Скуало решительно вздохнул, сделал из бутылки несколько больших глотков для большей храбрости и тихо постучал. Дождавшись ответа изнутри, Супербиа, вздохнув ещё раз, проскользнул в комнату и прижался к двери спиной, закрыв её изнутри. Занзас сидел на кровати и ухмылялся, разглядывая вошедшего. Помня о поставленных ему этими шулерами условиях, Скуало отлип от двери и, пошатнувшись, сделал немного неуклюжий реверанс, склоняясь в поклоне. — Я в-в твоём распож… распр… распоряжении, — заплетающимся языком произнёс он условленную фразу и тут же едва не навернулся, глупо захихикав. Он не считал, что перед тем, как выполнить составленное тремя вредителями желание, напиться до зелёных чертей – трусость. Напротив, алкоголь помогал ему воспринимать происходящее в совершенно безобидном свете и даже получать от этого некое удовольствие. Трезвым бы никакое удовольствие ему не грозило. Занзас встал с кровати, продолжая жадно оглядывать его с ног до головы. Мечник выпрямился и взглянул на него с дерзкой ухмылкой, ожидая дальнейших указаний. Именно это было ему нужно сделать в качестве платы за проигрыш – не только переодеться в предоставленный ему женский наряд и придти ночью в комнату к Занзасу, но и в самом деле целую ночь беспрекословно его слушаться. Сам Занзас, судя по отсутствию какого-либо удивления в глазах, тоже был прекрасно осведомлён о том, во что оказался втянут. — Волосы, — властно бросил он, приближаясь к своей жертве вплотную. Мечник кивнул и понятливо распустил волосы, которые тут же упали на плечи белоснежным водопадом. — Нравится, даааа? – с вызовом ухмыльнулся блондин, отставляя недопитую бутылку с виски на край широкого письменного стола, стоявшего возле стены. Сильные смуглые пальцы больно вцепились в распущенные волосы и дёрнули Скуало на себя, тёмные глаза и изогнутые в самоуверенной усмешке губы оказались совсем близко, заставляя дыхание сбиться, а головокружение – усилиться. Скуало, вообще-то, не считал себя любителем мужиков, он был вполне себе натуралом, никогда не упускал возможности покувыркаться с какой-нибудь очередной соблазнённой его необычной внешностью девчонкой, но, к его удивлению, Занзас не вызывал в нём отторжения и отвращения, как, к примеру, Луссурия. Занзас обладал необъяснимой, сверхъестественной почти, звериной какой-то привлекательностью, и Скуало успел ещё, помнится, удивиться, как же он умудрился не заметить этого факта раньше. Больше он не успел ничего – все его немногочисленные разумные мысли были безжалостно выбиты вместе с дыханием, когда его рот закрыли настойчивым жадным поцелуем. Он помнил, как опьянение и возбуждение достигли своего пика, как он начал кусать губы Занзаса в ответ, как попытался перехватить инициативу, тоже вцепившись ему в волосы и грубо толкаясь в его рот языком. Помнил, как за эту попытку «бунта» Занзас с ухмылкой прокусил ему губу до крови и толкнул прямо на стол, нарочно ударив его бедром об острый угол. Помнил, как Занзас, скинув с него кружевную накидку, безуспешно пытался расшнуровать его декоративный корсет, как, потеряв терпение, начал просто с рычанием грубо сдирать с него жалобно трещавшее под его руками старинное платье, отбрасывая в сторону ошмётки кружевного и шёлкового великолепия. Помнил ещё, как обнажённого тела коснулись порывистые кусачие поцелуи, оставлявшие на бледной коже отчётливые следы зубов в самых чувствительных местах и собственнические красные метки на шее… А потом… А вот что было потом, он уже не помнил. Остались только обрывочные образы и смутные ощущения наслаждения, смешанного с болью и жаром. По крайней мере, думал Скуало, увлекаемый Занзасом на кровать, у него было оправдание. Оправдание заключалось в том, что мечнику было всего семнадцать – самый подходящий возраст для совершения всяческих глупостей, о которых можно будет пожалеть как-нибудь потом, на досуге. Потом – но не сейчас. *** Сожаление, увы, пришло уже утром. Скуало проснулся с дикой головной болью, абсолютно пересохшим горлом и периодически накатывавшими волнами дурноты. Едва разлепив глаза, он сдавленно застонал, блуждающий по незнакомой ему комнате мутный взгляд наткнулся на полупустую бутылку виски, забытую им вчера на столе. Однако, как только он попытался встать за спасительной жидкостью, он потерпел фиаско, обнаружив, что, вдобавок к жестокому похмелью, у него зверски болит задница и порванные внутри мышцы. Застонав во второй раз, уже гораздо более безысходно, мечник рухнул обратно на подушку и попытался восстановить в памяти произошедшее вчера. — Где я… блядь… что вчера было… нихуя не помню… — пробормотал он, оглядывая чужую кровать и чужую комнату, в которой оказался. Тут взгляд его упёрся в обрывки платья, живописно свисающие со стульев и с люстры. Память, как и всегда бывало в таких случаях, коварно подкинула самые животрепещущие картины прошедшей ночи. Скуало застонал в третий раз, на этот раз – от бессильной злости на самого себя. — Чёёёёрт… так вот почему я напился! Вспомнил… мать вашу, вспомнил! Ну ёбаный ж ты нахуй, ну что за блядское невезение… больше… больше никогда не сяду играть с этими мудаками в карты! Брр… ладно… будем надеяться, что этот похотливый придурок, который меня поимел ночью, тоже был просто вдрызг пьян… Вспомнив о Занзасе, Скуало нервно облизнул пересохшие губы и настороженно огляделся. Занзаса в комнате не обнаружилось, зато за дверью в ванную слышался характерный плеск воды. И мечник понял, что надо бы как можно скорее линять отсюда, дабы избежать ненужных недоразумений. С хриплыми ругательствами он кое-как сполз с постели, на четвереньках добрался до стола и, схватив бутылку, начал жадно пить. Виски немного привёл его в чувство – по крайней мере, теперь он мог мыслить более-менее связно и в меру сил бороться с неприятной болью пониже спины усилием воли. С трудом встав, блондин хмуро прислушался к голосам, послышавшимся из коридора. И твёрдо осознал, что в таком виде ему выходить в коридор категорически нельзя, иначе опозорится, как он считал, на всю жизнь. Продолжая тихо материться и проклинать себя за глупость (а заодно и дорогих одноклассничков), Скуало завернулся в одеяло и выбрался на балкон. К счастью, балконы на всём жилом этаже были смежными и разделены были лишь невысокими перегородками, так что Скуало удалось без особых происшествий добраться до своей комнаты никем не замеченным. Засыпая в своей кровати, он благодарил всех известных ему Богов за то, что сегодня было воскресенье и ему не нужно было идти на занятия. Он искренне полагал, что уже через пару недель случившееся перестанет казаться чересчур неправильным и останется для всех лишь одной из многочисленных глупостей, которые не чужды ни одному студенту. Он по-прежнему не подозревал, что игра, правил которой он не знал, и не думала заканчиваться.