Sehnsucht

Холмсу шестнадцать; ему скучно. Невыносимо скучно. Охерительно скучно. Учеба дается ему легко — слишком легко, чтобы он утруждал себя делать домашнее задание. Слишком легко, чтобы у него были хорошие отметки. Материал — неинтересный, а учителя и не пытаются его заинтересовать. Из школьных предметов ему нравится биология и химия, этим он занимается и сам. Шерлок пытался найти занятие, которое увлекло бы его. Кружок актерского мастерства, лепка, спортивная борьба — Шерлок бросает все, не успевая даже загореться. Ни фильмы, ни приятели, ни симпатичные девушки не увлекают его надолго. Девочки надоедают, а Холмс — всего лишь неопытный подросток, не смыслящий в человеческих отношениях от слова «совсем», способный сказать им это прямо. Девочки, разумеется, обижаются. Рассказывают другим, какой он бесчувственный мудак. И как он феерично нарушает обещания. На истеричные упреки Шерлок только пожимает плечами: он, вообще-то, ничего им не обещал. Сами понапридумывали себе всякой сентиментальной ерунды, забили себе голову этой чушью — так зачем теперь обижаться? Его блестящего ума хватает на то, чтобы сказать вслух и это. В итоге он получает клеймо бессердечного ублюдка и бабника, и подкатить к девчонкам больше не представляется возможным. Иногда в голове Холмса проносится шальная мысль: «Раз так, почему бы не попробовать с парнем?». Он решает попробовать, если предоставится случай. * Случай предоставляется, но совсем не так, как хотелось бы. Джеймс — новенький в классе Шерлока. За одноклассниками просто наблюдать (а наблюдать Шерлок любит; еще он любит делиться своими выводами и наслаждаться реакцией, это весело), и через неделю учебы с ним Холмс уже может рассказать о нем все, что только может рассказать человек, ни разу с ним не заговаривавший. Джеймс чрезвычайно нравится девочкам, одноклассницы любят тискать «очаровашку Джейми» на переменах и говорить, что он красавчик и как они ему завидуют: «У тебя такие реснички, такие роскошные реснички, Джейми, ну зачем они мальчишке?». Холмс только гаденько хихикает: он успел заценить и реснички, и зачем они ему. Если бы надоедливые, недалекие и вредные девчонки поинтересовались, он бы ответил: «Выбивать побольше денег из взрослых любовников за свое преприятное общество» — и, разумеется, оказался бы прав. Джеймсу почти семнадцать, он из богатой семьи. Кажется, бизнес в Корее, на родине его матери. Связан с бытовой техникой, понимает Шерлок из трещанья двойняшек Элис и Грейс, а там неплохо зарабатывают. И у родителей юного Хилла деньги, конечно, водились. Несмотря на это, сыночек карманных денег получает немного. «Вот и крутится как может», — хмыкает Шерлок. Он не осуждал ни Джеймса, ни его немолодых ухажеров, но не хотел бы оказаться на месте любого из них. На удивление, о заработке отчаянного одноклассника Холмс не догадывается благодаря дедукции — просто видит однажды на парковке возле школы очаровашку Джейми, которого слюняво и жадно целует очень низенький мужичок с очень высокими залысинами. Холмс понимает, что для его глаз это не предназначалось, поэтому тушит недокуренную сигарету, разворачивается и уходит. Но наблюдать не прекращает. Джеймс нервный и слегка рассеянный, и даже вспыльчивый, это понятно только по сотовому телефону — явно почти новенькому, но побитому, не истертому от времени, а именно раздолбанному неласковым обращением; он любит математику, но терпеть не может физику — Шерлок находит странным такое разное отношение к связанным друг с другом предметам, но решает, что дело в отношениях с преподавателями: Холмс, к примеру, любит и биологию, и химию, но из-за вредной мисс Браун, которая ведет биологию в этом году, у него не только испортились отметки, но и чуть не исчез интерес к предмету. По общепринятым стандартам красоты Хилла, и правда, можно было назвать симпатичным и даже привлекательным, здесь девчонки оказались правы: Джеймс — метис, а люди, в которых смешалась кровь представителей разных рас, по праву считаются очень красивыми. Черты лица Хилла — утонченно-правильные, словно были бессовестно содраны с греческой статуи, только глаза ýже и темней, чем у обычного среднестатистического европейца, а кожа имеет желтоватый оттенок, как у всех азиатов да, быть может, жителей Южной Европы. А глаза у него и вправду темные. Настолько, что расширившихся, затопивших почти всю радужку зрачков почти не видно. Почти — это потому что не видит никто, кроме Шерлока, разумеется. Это объясняет все — и зачем ему деньги от богатеньких покровителей, и почему у него часто меняется настроение — наркоша, а не «подростковый максималист». *

Белая фея натягивает свой лук, Стреляет моему беспокойству в лицо

Шерлок в очередной раз отсиживается в туалете во время скучного урока, когда слышит приближающиеся шаги Хилла. Походка у него, как уже обратил внимание Холмс, подпрыгивающая, а в этот раз еще и чересчур торопливая и тяжелая: Джейми едва не срывался на бег. Открывается и закрывается дверь. Шерлок откладывает атласы по анатомии человека и с видом ученого, заинтересованно наблюдающего за ходом эксперимента, смотрит на бледного и трясущегося одноклассника, пока тот устало опирается на стену. Джеймс злобно матерится, когда замечает гения, знаменитого тем, что неоднократно срывал уроки своей феноменальной осведомленностью обо всех грязных секретиках особо докучавших ему учителей, и уже разворачивается, чтобы поискать другое место. — Ты не стесняйся, я тебя не сдам. Холмс заговаривает неожиданно, Хилл хмурится недоверчиво. Шерлок хмурится тоже, потому что это было неожиданностью и для него. Было бы благоразумно не соваться в эти дела и обходить новенького за километр: родители и брат едва не убили его за безобидное (ну почти) курение, и он не хотел даже представлять, что будет, вляпайся он во что-нибудь из-за пристрастившегося к дури Хилла. По-хорошему, Шерлок должен сейчас подняться с нагретого подоконника и прийти на урок, извиниться за опоздание и радоваться жизни. Вся проблема в том, что Холмсу шестнадцать, он невероятно умен и так же невероятно беспечен. И — ну конечно же! — правильный вариант его не устроит. Ему скучно. Именно поэтому юный гений смотрит во все глаза, как нетвердым шагом его новый знакомый подходит к нему ближе, как непослушными руками достает из заднего кармана джинсов (какая неосторожность, коварные задние карманы запросто могут проебать все, что угодно) небольшой пакетик с порошком, как насыпает немного на подоконник, совсем рядом с бедром Шерлока, как торопливо и не слишком-то аккуратно сворачивает трубочку из бумажки, отыскавшейся в том же кармане. Шерлоку любопытно, через какое время эта дрянь начинает действовать, он сверяется с часами и наблюдает за Джеймсом. Через две минуты после принятия дозы его почти не потряхивает, а еще через две он успокаивается окончательно: садится на пол возле сумки Холмса, расслабляет плечи и откидывает голову назад. Но спокойно он тоже сидит недолго; его безмятежное выражение лица быстро сменяется болезненно-возбужденным. Он хмурится, морщится, но все же не перестает улыбаться; правда, уголки его губ все же чуточку подрагивают, как если бы он собирался заплакать. Он облизывает губы — явно неосознанный жест, сквозь плотно сжатые зубы что-то неразборчиво бормочет, но Шерлок не может ничего разобрать. Он почти стопроцентно уверен, что Джеймс городит бессвязную и бессмысленную нелепицу, и прислушиваться даже не пытается. Зато пытается снова увлечься атласами по человеческой анатомии, но у него не выходит — через двадцать минут Хилл вскакивает на ноги, едва не упав, хватает Шерлока за руку и начинает восторженно делиться своими ощущениями: — Это охрененно, чувак. Ты определенно должен попробовать! — Джеймс резко дергается от восторга и почти заваливается на колени Шерлока. — Нет, это реально улетно. Я… — Хилл замирает и не двигаясь молчит некоторое время. — Знаешь, что я сейчас чувствую? Я чувствую себя очень умным… прямо как ты… сильным, всемогущим даже… Мысли такие ясные, такие четкие. Тебе понравится. Ты среди нас умник, тебе порошок вкатит. У меня есть еще, попробуешь? «Нет». Шерлоку нужно ответить так. Это разумно. «Да». Шерлок отвечает так. Это глупо. Но через пять минут он уже не жалеет. Все кажется чудесным. Поначалу. *

Белая фея поет и смеется, Насильно овладела мной И мучает меня всю ночь.

Шерлок импульсивный, порывистый, эмоциональный. Гениальный. Он себе нравится, он ощущает свое превосходство, многократно усиленное и подчеркнутое наркотиком. Когда Холмс вмазывается, он становится более импульсивным, эмоциональным, порывистым, более гениальным. Его разум посещают великие мысли (хотя он не может их вспомнить, когда его отпускает). Его мозг работает с поразительной скоростью — поразительной даже для него. Он делает домашнее задание, пока его кроет — расправляется с ним в два счета, чтобы побыстрей кайфануть, не отвлекаясь на посторонние вещи, и, хотя все задания написаны неразборчивым почерком, учителя им довольны. Проходит месяц после встречи в туалете, Джейми приносит ему порошок три раза. На тридцать четвертый день с их первого разговора Хилл берет его с собой в притон. Хозяина квартиры зовут Чарли. Он пожимает тонкую руку своей огромной лапищей, добродушно улыбается и говорит: «Добро пожаловать». «…в ад», — прибавляет про себя Шерлок, потому что, несмотря на видимую доброжелательность и зычный веселый хохот, «хозяин сего заведения», как он представился, больше похож на мясника-маньяка, чем на добропорядочного гражданина. Да и добропорядочные граждане, как правило, наркопритоны не держат. «Добро пожаловать в ад». Так и есть. Шерлок не идиот, Шерлок далеко не идиот. Он знает, что наркота — не шутки, и знает, что может не слезть; знает прекрасно, однако принимает и осознает немного отстраненно и безразлично, как если бы это его не касалось. Он решает принять еще дозу, а потом, когда мысли станут ясными и четкими настолько, что будут казаться почти осязаемыми, поискать выход из ситуации. Шерлок не может вспомнить, о чем думал во время прихода. Никто не может, даже он. Он помнит ощущение эйфории, ясности сознания и собственного превосходства, вот и все. Чарли зовет его. Чарли спрашивает: — Что ты будешь, парень? Вскидывается Джеймс: — Стимуляторы. Я угощал его кокаином, ему зашло прям капец. Он вроде как гений. Думает так же быстро, как вмазанные. Но он хочет еще быстрей. Чарли хмурится: — Порошка нет. Стекла много. Будешь стекло, шкет? Теперь хмурится Шерлок. Он не знает, что такое стекло. Не знает, что нужно ответить. Джеймс выручает его: — Это мет. Метамфетамин. Шерлок качает головой. — Кокаин только в ампулах. Устроит? Холмс пробует кокаин внутривенно. Ему хорошо. Не так хорошо, как когда Джеймс целует его в туалете, хихикает и толкает в кабинку. Не так хорошо, как когда Джеймс трется о его шею подбородком, обдает горячим дыханием и поскуливает, не переставая резко и агрессивно отдрачивать им обоим. Шерлок тащится от того, насколько ему охрененно, от того, насколько умным он себя чувствует, насколько сильным физически. То, что у него в голове каша и неконтролируемо дрожат все ослабевшие конечности, Шерлок предпочитает игнорировать. Как и то, что возвращаться все тяжелей с каждым разом. * На квартире Чарли ошивается всякий сброд. Опустившиеся на самое дно люди, которые были абсолютно обычными, пока не подсели. Шерлок с ужасом думает, что и сам станет таким, каждый раз, как видит неподвижное тело, от которого прет мочой за десять шагов. Надолго эти мысли не задерживаются. Родители и брат ни о чем не догадываются, потому что, когда все это только начиналось, он заявил: «Не пора ли мне учиться самостоятельности?» — и свалил к Джейми. Его родители приезжают редко и в свою квартиру, он сам уже пару лет живет отдельно. Идеальные условия для малолетнего наркомана. Холмс находит подработку, которой не мешает его все усиливающаяся зависимость, чтобы не висеть на шее Хилла. Родители дают деньги, но их не хватает на счета, еду и наркоту. Холмсу хуже с каждым днем. Все, что он делает, — просто увеличивает дозу. * Шерлок убеждается, что сначала все наркоманы — разные, как все люди, а потом одинаковые. Опустившиеся на самое дно, потерявшие человеческий облик грязные животные. У Чарли он познакомился с пожилой овдовевшей леди. В притоне она смотрелась необычно, неорганично, такого человека там просто не должно было быть. Леди Шарлотта, как она представилась, и сама не знала, как очутилась там. Она искала утешение. Она любила мужа. У нее было строгое аккуратное платье и такая же прическа. Через два месяца леди Шарлотта не помнит ни мужа, ни даже свое имя. Платье — изодрано и вымазано всем, чем только можно, а седые волосы более не собраны в гульку, а грязными свалявшимися комьями обрамляют осунувшееся и постаревшее лет на семь лицо. Леди Шарлотта больше не выделялась на квартире у Чарли. Эта перемена, казалось, почти никого не испугала. Почти, — потому что был напуган Шерлок. * Шерлок игнорирует свою болезненную худобу, дрожащие руки. Свое серое лицо. Свой неопрятный вид. Ноющую боль по всему телу, когда долго не удается принять дозу. Когда Холмс находит тело леди Шарлотты, до него наконец доходит. Он может бежать от правды сколько угодно, но ему вовсе не обязательно осознавать, насколько серьезно он встрял, чтобы и его тело нашли окоченевшим в школьном туалете, куда он бегает ширяться вместе с Джейми. Или у него дома. Или просто на улице. Или, как леди Шарлотту, на квартире Чарли. Сам Чарли, обычно улыбчивый и приветливый, раздраженно пинает труп и громко ругается. Шерлок не вслушивается, но улавливает отрывки фраз: «проклятая старуха, откуда только вылезла», «…ется, и куда ее, блять, теперь», «не полицию же, в самом деле», «позвать Дэвиса, пусть ищет инструменты». Как он будет избавляться от тела, Холмс знать не хочет.