Анна и Штольман. Дело №8. Секрет синего блокнота

Вечер окончательно вступил в свои права, а в кабинете начальника затонского уголовного розыска кипела работа. В разгаре был допрос сапожника Скворцова. Проверка подтвердила его алиби и подозрения в убийстве Курочкиной были с него сняты, однако он сразу превратился в важнейшего свидетеля по делу, поскольку его мастерская находилась прямо напротив дома жертвы, и он имел возможность наблюдать ее каждодневную жизнь. - Вспоминай, - решительно потребовал от него Коробейников. – Всех, кого сможешь. Может, кто особо приметный был в последние дни? Может, сама Курочкина странную активность проявляла? - Да вы сами подумайте, Антон Андреевич, - возмутился Скворцов. – Курочкина же репетитором была, у нее не дом, а проходной двор был. Каждый день ученики, в основном, после обеда, но и с утра тоже бывали. - Ученики к ней сами всегда приходили? – уточнил полицейский. - В основном, но к некоторым она сама ездила. На такси, которое ей оплачивали, а то и машину за ней присылали. Ну, это затонские, конечно. Кстати, в вечер убийства у нее как раз такой должен был быть. Я еще удивился, узнав, когда все произошло. - Стоп, - насторожился Коробейников. – Ты говоришь, что в вторник вечером у нее должен был быть урок вне дома? - Ну да, машину за ней всегда присылали. Мерседес. - Надо будет уточнить, с кем у нее урок должен был быть в это время и почему он не состоялся, - пробормотал себе под нос Антон Андреевич, а затем вновь переключил внимание на Скворцова: - У нее ученики, в основном, дети, школьники были? - В основном, да, школьники, - подтвердил сапожники. – Но бывали и взрослые. - Ну, вот и отлично, давай вспоминай, кого из взрослых ты видел из своей мастерской в последнее время и кто обратил на себя твое внимание. Штольман краем уха слушал допрос. Он сам поручил Коробейникову его провести, чувствуя, что находится в состоянии, когда не сможет это сделать на необходимом уровне. Встреча с Разумовским выбила его из колеи куда больше, чем он мог предполагать. Причем Яков сам не мог точно определить, что его сильнее потрясло – неожиданная встреча с врагом и новость, что он переехал в Затонск, или то, что Разумовский был с барышней Мироновой, и обстоятельства недвусмысленно свидетельствовали, что они прекрасно проводили время в компании друг друга. При одном воспоминании о сегодняшней встрече Штольман вновь ощутил, как внутри поднимается волна ярости, но не ледяной, от которой сосредотачиваешься и действуешь максимально точно, а пылающей, застилающей взгляд кровавым маревом, заставляющей терять контроль над собой и крушить все вокруг. Сейчас, по прошествии пары часов, он сам не понимал, как удержал себя в руках. В результате между ними троими состоялся краткий формальный – и внешне вежливый – разговор, но атмосфера была настолько плотной и напряженной, что ее ножом можно было резать. Но всю его ненависть к Разумовскому неожиданно перекрыло острое разочарование. Разочарование в Анне. Уходя, он бросил на нее взгляд, преисполненный такого презрения и гнева, что девушка застыла на месте, оторопев. Сейчас, продолжая кипеть, Штольман беседовал сам с собой. «Как она могла? Она же прекрасно знает о том, что произошло между мной и Разумовским!» «Ну, может быть, она не знает?», - осторожно предположил внутренний голос. «Да, конечно, знает. Такие сплетни моментально расходятся. Можно не сомневаться, что весь Затонск в курсе, из-за чего я тут оказался», - фыркнул про себя Штольман. «Сплетни? Ты всерьез хотел бы, чтобы Анна оценивала людей на основании сплетен? Чтобы она оценивала тебя на основе того, что о тебе говорят другие?», - спросил внутренний голос, хотя вернее его было бы назвать здравым смыслом. От неожиданного возвращения рациональности Штольман даже заерзал на стуле. «Но она могла бы…» «Что она могла бы? – перешел в наступление внутренний голос. – Спросить тебя, из-за чего ты оказался в Затонске? И ты бы ей рассказал про Разумовского и про остальное?» «Но она с ним гуляла и смеялась. Вела себя как…» «Как?! Она вела себя как хорошо воспитанный человек, оказывающий любезность новому соседу. Ты что всерьез решил, что у нее к Разумовскому интерес как… у Нины?» Штольман почувствовал, что его бросило в краску. Он опять вспомнил потерянный, непонимающий и расстроенный взгляд Анны при расставании. Он обидел ее. Снова. И снова на пустом месте. Он чертыхнулся про себя, однако тут от самокопания его отвлек продолжавшийся допрос Скворцова, в котором Штольман уловил нечто интересное. - Да ты толком говори, что за мужик, - нетерпеливо сказал Коробейников. - А я откуда знаю? – удивился сапожник. – Я его раньше никогда не видел, а тут за последнюю неделю трижды заходил к Надежде Дмитриевне. - Так может он у нее уроки брал? – предположил Коробейников. – Ты же сам сказал, что у нее среди учеников были и взрослые. - Точно нет. Он бывал у нее недолго. Минут пятнадцать, максимум двадцать. - А как мужик выглядел? Можешь его описать? А опознать? - Да, в общем, обычный мужик, - пожал плечами Скворцов. – В возрасте. С бородой. В черном пальто. - А взгляните, пожалуйста, на эту фотографию, - неожиданно вмешался в допрос Штольман, который молча сидел все предыдущее время, Коробейников даже успел удивиться такому поведению начальника, поскольку для того это было крайне нехарактерно. Штольман же в это время быстро искал в своем телефоне нужный снимок. Он смог сфотографировать Жана за несколько дней до этого, специально расставив тому ловушку во время очередной слежки, так что теперь у него помимо имени было еще и изображение преследователя. Он отдавал себе отчет, что шансы, что у Курочкиной бывал Жан, крайне малы, но одновременно внутри него интуиция уверенно твердила, что это был на самом деле он. - Да, это он, - твердо сказал Скворцов, едва взглянув на фото в смартфоне. - Вы абсолютно уверены? – уточнил Штольман. - Да я его однажды видел, как вас сейчас, - хмыкнул сапожник. – Я у него прикурить попросил. У меня спички кончились, а он вышел от Курочкиной и как раз закурил. На вашей фотке точно он. Заинтригованный Коробейников с интересом наблюдал за происходящим, но не вмешивался, полагая, что постороннему не стоит знать детали полицейской работы. - И дал он вам прикурить? – уточнил Штольман. - Отдал свою зажигалку, - кивнул Скворцов. – Но предупредил, что газа там почти не осталось. - Зажигалка у вас сохранилась? – напряженно спросил полицейский. Скворцов на мгновение задумался, а потом начал рыться в многочисленных карманах куртки. Наконец, откуда-то из глубин он извлек и положил на стол обычную зажигалку, на которой была нанесена реклама какого-то московского бара. Коробейников осторожно взял зажигалку за края и разочарованно сказал: - Скорее всего, все следы от соприкосновения с тканью кармана стерлись. Но скажу экспертам, чтобы проверили. Спустя десять минут полицейские окончательно отпустили Скворцова домой, где ему предстояло объяснение с женой по поводу супружеской измены. Коробейников же с возбужденным любопытством повернулся к шефу и задал, наконец, мучавший его вопрос: - Яков Платонович, а кто этот тип на фото? И откуда у вас его снимок? Штольман же сидел за своим столом и задумчиво смотрел на зажигалку перед собой. Показания Скворцова позволили ему выяснить две крайне неожиданных и важных вещи. Во-первых, следящий за ним Жан каким-то образом был связан с Курочкиной. А во-вторых, Жан был связан с Кириллом Разумовским. Штольману был знаком бар, чья реклама была нанесена на зажигалку. Некогда Разумовский был его совладельцем. Он продал свою долю несколько лет назад, но по-прежнему оставался в хороших отношениях с бывшим партнером и время от времени там бывал. Совпадение было слишком невероятным, чтобы быть случайностью. - Яков Платонович… - осторожно повторил Коробейников, привлекая внимание шефа. Штольман очнулся от своих размышлений и взглянул на своего зама. Похоже, пора было его посвятить – хотя бы частично – в происходящие события. Но не успел Штольман открыть рот, как его смартфон звякнул, сообщая о входящем сообщении. Яков открыл сообщение, пришедшее с засекреченного номера. Оно было лаконичным: Завтра. 7.00. Кафе на стоянке дальнобойщиков.