Мертвых душ не продадите?

— Ох, милый! — смеется Манилов, заманивает, соблазняет своими сетями. У него молочно-белая кожа, голубые, как небо глаза. Он — ангел, спустившийся на землю. Он — подтаявший пломбир с посыпкой из молочного шоколада. Он — оживший соблазн, греховное дитя прелестной Лилит. Чичиков заворожен. Он не может отвести глаз от прекрасной нимфы, что танцует перед ним, разливая чай. Вот хозяин насыпал в вазочку печенья, вот наклонился, поднимая что-то с пола (у Чичикова явно потяжелело в штанах), вот изящно опустился в кресло, поправил рубашку и взметнул ресницы вверх, глянув на гостя. Чичиков рвано вздохнул. Манилов двумя пальцами берет кусочек белоснежного сахару, кладет в рот, и Чичиков ясно представляет, как тает сахар на ловком сладком языке, хрустит под белоснежными зубами. Манилов сглатывает крошки сахара и слюну, дергая острым кадыком, и Чичиков не выдерживает, рывком притягивает к себе шаловливо смеющуюся нимфу, а Манилов отвечает, ластится, сладкий, сладкий, как сахар, отвечает на жадный поцелуй, подчиняется полностью, покоряется более сильному. — Ах…