Легенда о городе слепых

Задержи свой бег, ведь твой конь устал – его силы тают. Замка силуэт перед нами встал, бремя с плеч спадает. В храме призрачном на краю земли Время обитает. Ты лишь слышал, а я его знал. (с) Во вторую ночь, проведенную в Ратанарде, Агги совершил ошибку: решил посмотреть, чем занимался Леда, пока он сам спал. Его временный напарник возился внизу, таскал ведра с водой для своего очередного купания и вряд ли заинтересовался бы тем, что происходило на втором этаже, поэтому Агги прикоснулся к крышке сундука, стоявшего у кровати, закрыл глаза и приготовился слушать. Мебель ответила ему сразу, у вещей в этом месте были лишь свежие воспоминания, подаренные новыми постояльцами, потому как до этого уже долго никто не заходил в мастерскую, и все происходившее вокруг прежде предметы успели позабыть. Нужное Агги воспоминание нашлось сразу. Он увидел себя, разметавшегося на постели, а к его кровати медленно приближался силуэт. Свет от масляной лампы, что Леда оставил внизу, был совсем тусклым, он проникал с первого этажа и лишь немного разбавлял густую темень. Быть может, если бы Агги проснулся в тот момент, когда Леда кошачьей беззвучной поступью подкрадывался к его ложу, он заорал бы от неожиданности. Возле кровати Леда остановился и замер. В этот миг он повернул голову так, что слабый свет коснулся его лица. От немигающего взгляда, отрешенного, но при этом не пустого, по спине поползли мурашки. Агги смотрел и знал, что эти события уже миновали, что ничего плохого с ним не случилось, однако ему все равно было жутко. Обманчиво расслабленная поза, в которой стоял ночной визитер, не вселяла спокойствия – напротив, Агги ждал, что сейчас Леда достанет нож и занесет его над беззащитной грудной клеткой своей жертвы, а потом просто передумает в последний момент или что-то его отвлечет. Леда не улыбался, выражение лица напоминало карнавальную маску, и в тот момент, когда Агги уже почти дал слабину и чуть было не отдернул руку от сундука, чтобы не видеть больше и вообще никогда не подсматривать, Леда в воспоминании вдруг совершил нечто для него странное. Покачав головой, он словно пришел к какому-то выводу, протянул руку к торцу кровати, взял одеяло, оставленное на нем, и, ловко расправив, укрыл им Агги. После этого, словно не желая смотреть на результат проделанного действия, Леда торопливо развернулся и быстро, но все так же беззвучно направился к лестнице. Тяжело выдохнув, Агги открыл глаза и отступил от сундука, тут же опускаясь на край кровати. Он не знал, что думать об увиденном. Забота не была присуща Леде, да и с таким лицом, какое было у него в воспоминаниях, шли убивать, а не уберегать от ночных сквозняков в старой мастерской. И сколько бы Агги ни повторял себе, что Леде нет резона нападать на него, ведь он сам так старательно зазывал Агги поехать с ним, успокоиться не получалось. Сумасшедший, больной человек, каковым Леда являлся, мог поступить сколь угодно неожиданно. И Агги не был уверен, что тот полностью контролирует себя и отвечает за свои поступки. – Только не говори мне, что ты уже вырубился, как вчера, – окликнул его снизу Леда, и Агги медленно поднялся на ноги. – А ты что-то хотел? – спросил он, подходя к перилам. Леду он не увидел, но относительная тишина внизу подсказывала, что тот закончил с приготовлениями и перешел непосредственно к своему любимому водному занятию. – Хотел, чтобы ты тоже помылся. Терпеть не могу, когда окружающие смердят. Усмехнувшись, Агги решил пропустить намек на оскорбление мимо ушей и начал медленно спускаться по лестнице. Леда обнаружился там, где Агги и думал: деревянную бадью, о которой говорил накануне Рю, он задвинул в дальний угол – теперь, уже присмотревшись, Агги понял, что это скорее было приличных размеров корыто. По крайней мере, оно было достаточно большим, чтобы Леда поместился в него целиком, вода доходила ему до самых подмышек, голову он откинул немного назад, а локти пристроил на обшитый металлической полоской край. – Кроме того, я не буду спать с немытым чучелом, – насмешливо добавил Леда, когда Агги остановился напротив него. – Это приглашение? – вопросительно поднял брови тот. – Это предупреждение. – Вообще-то я ничего тебе не предлагал. – Еще бы. Такое могу предлагать только я, – Леда передернул плечами, как будто ему было не по себе от одной мысли, что Агги может заявиться к нему со своими пожеланиями. – А ты можешь соглашаться и радоваться. – Тогда я, пожалуй, спать, – усмехнулся Агги и хотел уже развернуться, чтобы уйти наверх, когда Леда остановил его. – Ладно, погоди, – будто сдаваясь, поднял руки он. – Я поговорить хотел. – О чем же? – О том, что мы будем делать завтра. Точнее, о том, что надо сделать тебе. Помедлив несколько секунд, Агги, которому хоть и не понравился тон, каким с ним разговаривали, обернулся в сторону Леды и выжидающе посмотрел на него. Первый день, проведенный в Ратанарде, пролетел быстро, но оказался на удивление богат событиями. После совершенно дикой и ненормальной, по мнению Агги, проповеди, которая до самой ночи не шла у него из головы, они с Ледой отправились к морю. Было холодно, сырой ветер пробирался под теплый плащ и хлестал по лицу. Агги думал о том, что им еще повезло с погодой – наверняка, в более ненастные дни подойти к воде было вовсе невозможно. Вблизи очарование места несколько терялось. Редкий песок мало отличался от обыкновенного, да и при ближайшем рассмотрении он казался скорее темно-серым, чем угольно-черным. Могучие скалы у побережья были словно изрезаны огромным тесаком, они напоминали соединенные воедино столпы, уходящие далеко вверх. И даже пена разбивавшихся о берег волн выглядела вовсе не белой, а серой. Из мира вокруг как будто ушли все краски. Леда оставался задумчивым и отрешенным, он скрестил руки на груди, но не казалось, что ему было холодно, тогда как Агги зябко ежился и прятал замерзшие кисти в рукавах. – При потере любой, будь то я или ты, лишь только себя можно в боге найти, – негромко произнес Леда, когда Агги уже хотел предложить возвращаться назад. – Что? – нахмурился он. Шум волн и ветра уносил все прочие звуки – вроде бы Леда добавил что-то, но Агги не разобрал слова. – Одно старое стихотворение, – усмехнулся его спутник вместо того, чтобы повторить. – Ты не похож на человека, который заучивает стихи, – заметил Агги. – Я не заучивал, просто услышал когда-то. – Услышал и так сразу запомнил? – У меня хорошая память. Даже не представляешь насколько, – невесело улыбнулся Леда. – Слышал о том, что в некоторых странах не верят в Светлого и Темного? Что у них совсем другие боги? А есть и такие, которые считают, будто бог живет в каждом человеке и самое сложное – найти бога в себе. – Я не очень хорошо учился, – честно признался немного обескураженный таким разговором Агги. – Но вообще ничего удивительного. Светлого и Темного придумали люди, стало быть, в других местах могли придумать что-то еще. – Агги, Агги, – Леда снисходительно покачал головой и посмотрел на него с напускной жалостью. – "Придумали люди", скажешь тоже. Люди поговаривают, сторонников Темного в столице обезглавили на следующий день после того, как изловили, а их трупы бросили в общую яму за городом, где хоронят бездомных. Будешь много болтать, составишь им компанию. – Я не сторонник Темного. И ты первый начал, – парировал Агги. – Кроме того, нас никто не слышит. – Большая часть тех, кто отправился за черту раньше срока, тоже думали, что их никто не слышит, – Леда перевел взгляд в сторону моря. – Теперь их едят черви. Агги не знал, что ответить. Леда безусловно был прав – чрезмерная болтливость никого до добра не доводила, потому Агги тоже умолк, рассматривая переливы серого и белого в водах волновавшегося моря. – Пойдем, что ли? – первым нарушил молчание Леда. – Куда? – Я в храм, а ты – куда хочешь. – В храм? – удивился Агги. – Там же сейчас никого нет, все на площади. Проповеди не бывают короче двух-трех часов. – Вот поэтому нам и стоит оправиться в храм, поглядеть, что да как, пока там не мельтешат многочисленные проповедники, от которых меня тошнит, – Леда нахально улыбнулся, словно шалость замышлял, и Агги мгновенно почувствовал, что задумка ему не по душе. – Устраивать невесть что в храме под носом у святош, в особенности когда сюда пожаловала шишка в белых одеждах, – дурная затея, – посчитал нужным предупредить Леду он. – Не собираюсь я ничего устраивать, – возвел глаза к небу тот. – Кроме того, ты не обязан со мной идти. – Я думал, мы с тобой что-то вроде напарников, – напомнил Агги. – Вот именно. Что-то вроде. Когда ты мне понадобишься, я тебя позову. В остальных случаях не советую совать нос в мои дела. К тому, как меняется выражение лица Леды, Агги привык. За секунду из человеческого оно преобразилось в застывший слепок. Агги помнил, что поначалу эти метаморфозы его даже немного пугали, становилось не по себе, когда у Леды стекленел взгляд и исчезала абсолютно вся мимика – не лицо, а личина. Со временем Агги понял, что в такие моменты просто не надо спорить. Да и то, о чем говорил сейчас Леда, было ему только на руку: Агги не являлся ни историком, ни архивариусом, которому доставляет удовольствие копание в старине, легендах и мифах в поисках разумного зерна или слабых доказательств, что в сказках есть толика правды. – Как скажешь, – примирительно развел руками Агги. – В конце концов, ты мой заказчик. Так что, идти с тобой в храм или вернуться на площадь и поглядеть, чем там занимается толпа? На мгновение Агги почудилось, что Леда хотел улыбнуться и что лишь с усилием ему удалось сдержаться. – Я не настолько жесток. Пойдем в храм вместе. С берега казалось, что новый белый дом Светлого находится совсем недалеко, рукой подать, однако дорога заняла у них около получаса. Большую часть времени пришлось взбираться в гору, и Агги, порядком замерзший у воды, успел согреться. За все время они не встретили ни единого человека – видимо, большая часть местных отправилась на площадь, да и тропинка, что вела к храму от побережья, была крутой, петляла и вряд ли использовалась часто. Стены храма сияли белизной, он был невелик и выглядел очень аккуратно, будто рисунок в дорогой книге. Башенка с узкими окнами и солнечными часами под самой крышей, красной и конусообразной, да небольшая продолговатая пристройка к ней не выше трехэтажного дома – даже для деревенского, храм казался слишком скромным. – Похоже, умудрились все разворовать еще до того, как построили, – не удержался от ядовитого комментария Леда и направился ко входу. Агги немного задержался. Он поглядел вниз: слева открывался замечательный вид на город, который с такой высоты не казался серым и угрюмым, а больше напоминал дорогую игрушку с кукольными домиками. Справа же он увидел черный берег и море. Здесь, на утесе, было ветрено, но зато очень красиво. Когда Агги перевел взгляд на храм, сдержанный, вовсе не роскошный, как строили в столице, он вдруг проникся ощущением необъяснимой успокоенности. Быть может, если бы все храмы выглядели так, Агги испытывал бы чуть меньше пренебрежения к храмовникам и выдуманному богу тоже. Леда не стал его дожидаться – когда Агги опомнился, тот уже скрылся за массивной деревянной дверью, больше напоминавшей небольшие ворота. По сложившейся традиции храмы Светлого бога во всех городах должны были оставаться открытыми и днем, и ночью, каждый день в году, чтобы в любой момент верующий человек мог прийти и обратиться к Светлому за поддержкой и советом. Хорошая идея, разумеется, имела плохие последствия – в храмы нередко забирались воры и бездомные, особенно в холодное время года, и потому низшие по чину храмовники были вынуждены дневать и ночевать в стенах храмов, чтобы гонять неугодных. Во всей этой ситуации Агги видел свою иронию: не всех прихожан Светлый бог привечал в доме своем. Когда Агги переступил порог и притворил за собой дверь, его будто с головой окунуло в тишину. Все посторонние звуки остались снаружи, но безмолвие вокруг не казалось мертвым или давящим. Агги вдохнул полной грудью и на миг закрыл глаза. Если бы покой мог обрести форму, он выглядел бы как этот храм. – Нечего нам тут делать, – вернул его с небес на землю неуместно громкий голос Леды. Тот стоял в другом конце зала у алтаря, и его слова гулко отдавались под невысокими сводами. – Тут ничего нет. Надо выяснить у местного святоши, где он хранит книги и летописи. – Если они сохранились, – отозвался Агги, медленно проходя вперед. – Возможно, все сгорело в пожаре. – Все сгореть не могло, – сердито отрезал Леда. – Что-то да сохранилось. Справа и слева от центрального прохода, по которому шагал Агги, тянулись длинные лавки без спинок для верующих, впереди же, в центре, стоял алтарь, простой, деревянный, но с красивой резьбой. Сбоку пристроилась такая же деревянная, скромная кафедра. Именно оттуда местный смотритель читал молитвы, а собравшиеся вторили ему. Приблизившись, Агги увидел несколько лежавших на ней книг – наверняка молитвенник, Божественное писание или еще что-то подобное. Слева от алтаря стоял грубо сколоченный ящик для пожертвований, и собственно на этом небогатое убранство заканчивалось. Роспись стен еще не успели сделать, а быть может, в такой глуши просто не нашлось художника, который взялся бы изобразить сцены из жизни паствы бога Светлого. Оконца под потолком были невелики, и потому полумрак в храме превращался в почти полную темноту, стоило ступить чуть в сторону от центрального прохода. – Странно, конечно, но мне здесь почему-то уютно, – поделился Агги и тут же пожалел об этом: ответом ему стал надрывный смех Леды. Возможно, тот не хотел сильно шуметь и даже прижал ладонь ко рту, но это не слишком помогло, только хуже стало – его хохот начал напоминать сдавленное рыдание. Агги терпеливо ждал, когда приступ закончится. – Не пугай меня, Агги, – хрипло произнес Леда, успокоившись. – Глядишь, тоже фанатиком Светлого станешь, начнешь рассказывать про зло в образе добра. В его голосе Агги настойчиво слышалась с трудом сдерживаемая злость, и он понять не мог, из-за чего Леда завелся. – Почему ты так их не любишь? – спросил он. – Кого их? – тряхнув головой, Леда начал обходить по кругу алтарь, глядя при этом вверх, словно собирался обнаружить что-то важное под сводом. – Храмовников. Ну и вообще все, что связано со Светлым. – А есть что-то, что я, по-твоему, люблю? Вопрос смутил Агги. У каждого человека было что-то любимое: даже говоря о своих не самых близких знакомых, он смог бы вспомнить об их пристрастиях, будь то любовь к выпивке или желание петь песни. А Леда как будто и правда ничего не любил, и Агги, который знал его уже больше года, а последний месяц вообще с ним не расставался, не мог сходу ничего вспомнить. – Ты любишь воду, – наконец придумал ответ он. – В смысле, купаться. – Ошибаешься, не люблю, – на Агги Леда не смотрел: теперь, остановившись у кафедры, он разглядывал лежавшие на ней книги. – Я лишь ненавижу быть грязным. Нет ничего отвратительней вони человеческого тела, и даже далеко не каждое мыло способно уничтожить запах хотя бы на полдня. Агги сам не знал, что сейчас ответит, хотя уже открыл для этого рот, когда Леда потянулся рукой к одной из книг в стопке, и в ту же секунду раздался окрик: – Не трогай! От неожиданности Агги подскочил на месте и обернулся. Плохо различимая в полутьме, у входа в храм стояла невысокая фигурка, и до Агги с запозданием в секунду дошло, что это, должно быть, мальчишка или подросток, голос которого звучал еще по-детски звонко. – Не трогать что? – вкрадчиво, обманчиво ласково спросил Леда, и Агги, который не смотрел в его сторону, по звуку шагов понял, что тот неторопливо вышел из-за кафедры и остановился за его плечом. – Книги не трогай, – сердито отозвался мальчишка. – Вообще ничего не трогайте. Чего притащились сюда? Все на проповеди сейчас. Невольно Агги улыбнулся: чем-то воинственный защитник храма, выступивший один против двоих чужаков, ему импонировал. О чем думал Леда, он не знал, но не сомневался, что умиления в этот миг тот точно не испытывал. – Так-так, а это уже интересно, – специально растягивая слова, Леда двинулся в сторону незнакомца, и тот сразу попятился. На его месте Агги поступил бы так же: хотя ничего особенного Леда не делал, в его движениях и интонациях голоса чувствовалось недоброе. – Похоже, местный храмовник оставил вместо себя грозную охрану. – Я не охрана, – огрызнулся мальчишка. – Только слежу, чтобы не крали пожертвования. – Да ну? – сделал еще один шаг вперед Леда, и Агги понял, что затеянное представление успело ему надоесть, едва начавшись. Смотреть, как Леда с плотоядной улыбкой ходит вокруг ребенка, он не собирался. – А что, часто крадут? – спросил Агги, в два шага обгоняя Леду и первым приближаясь к мальчишке. На вид тому было лет тринадцать-четырнадцать, он был невысок ростом, темноволос и лохмат, а черные глаза блестели в полумраке и напоминали камешки черного агата. – Да повадился кто-то, – парень перевел взгляд на Агги, но, не увидев ничего примечательного, снова настороженно уставился на Леду. – А вы кто такие? И чего вам надо? – Мы приезжие, просто гуляли и решили заглянуть, – не дал ответить Леде Агги. – Зайдем в другой раз, когда будет служба… – Как тебя зовут? – перебил Леда, и теперь в его голосе слышались странные, не совсем понятные Агги нотки, как будто тот старался быть доброжелательным, но получалось не слишком хорошо. Обычно так разговаривали с детьми люди, которые понятия не имели, как это делается. – Вам-то что? – тут же ощетинился мальчишка. – Любопытно, как звать несчастного, которому смотритель запретил идти на важную проповедь и которого запер в храме. Не имея ни малейшего представления, что за игру затеял Леда, Агги молча перевел взгляд с одного собеседника на другого. – Он меня не запирал! – ожидаемо вспыхнул мальчишка. – Просто сказал, что вместо того, чтобы слушать пустой звон, лучше бы мне… Сообразив, что взболтнул лишнего, парень открыл и закрыл рот, глотнув воздух, словно вытащенная на сушу рыбка, и следом выдал: – То есть это я назвал проповедь Его Преосвященства пустой болтовней, а смотритель Сойк меня сурово отчитал и велел в наказание оставаться в храме... Вот. С трудом удержавшись от того, чтобы не присвистнуть, теперь Агги уже с искренним любопытством посмотрел на паренька перед ними. "А смотритель Сойк мне начинает нравиться", - про себя отметил он. Думать в подобном ключе было смело, а называть вслух проповедь белого пустой – вовсе опасно. Должно быть, Агги перепутал что-то и на площади посмотрел не на того человека. Вряд ли храмовник с такими крамольными мыслями и высказываниями мог получить серые одежды. – Хорошая попытка, – Леда улыбался, как сытая змея. – Так как, говоришь, тебя зовут? – Джури, – сдался парень. То ли он больше не хотел юлить перед чужими людьми, которым неосмотрительно выдал некрасивую правду о смотрителе, то ли просто не успел придумать другой ответ. – Какой интересный смотритель храма в Ратанарде, не находишь? – обратился к Агги Леда. – Ему так дороги храмовые пожертвования, что вместо того, чтобы отправить ребенка послушать Его Преосвященство, он велит ему караулить ящик с медяками. – Он ничего мне не велел! – почти выкрикнул парень, назвавшийся именем Джури. – И я не ребенок! – Сколько же тебе лет? – Пятнадцать! – выпалил Джури, вскинув голову, но тут же чуть тише добавил: – Будет через четыре месяца. – Ну это все меняет, – приторно улыбнулся Леда. – Однозначно, ты уже очень взрослый. Полагаю, ваш смотритель так же не считает тебя ребенком? К чему клонит Леда и куда ведет этот странный разговор, Агги не слишком хорошо понимал и понимать не желал. – Извини за беспокойство, Джури, – спокойно произнес он и сделал шаг вперед, неосознанно оставляя Леду за спиной и как будто ограждая нового знакомого от него. – Поверь, воровать пожертвования мы не собирались, зашли сюда из чистого любопытства. Говорят, этот храм совсем новый. – Да, новый. Вот только построили, – глухо пробормотал Джури. Его щеки покрыл румянец, который было видно даже в полутьме. – Ну вот нам и стало интересно, – развел руками Агги. – А теперь, пожалуй, мы пойдем. К его радости, Леда не стал спорить и, одарив Джури на прощанье широкой недоброй улыбкой, направился вслед за Агги. – Не говорите никому, – нагнал их уже в дверях оклик Джури. Обернувшись через плечо, Агги увидел, что теперь тот не выглядел таким решительным, а, наоборот, поник и казался жалким. – О чем не говорить? – Леда откровенно издевался, и Агги вдруг почувствовал жгучее желание отвесить ему тяжелый подзатыльник. – О том, что я сказал о смотрителе, – голос Джури едва заметно дрожал. – У него могут быть проблемы, а он… Он не виноват. – Мы никому не расскажем, Джури, – вкрадчиво отозвался Леда. – Но имей в виду, ты у нас в долгу. Джури моргнул и сглотнул, в глазах мальчишки Агги померещился секундный страх, и он решительно дернул Леду за рукав: – Пойдем уже. Только когда дверь храма за ними закрылась и они отошли от нее на пару десятков ярдов, Агги не выдержал. – Какого беса ты устроил, Леда? – зло спросил он. – Чего ты прицепился к ребенку? – Он сам заявил, что никакой не ребенок, – равнодушно бросил тот. – И какой еще долг? – проигнорировал его слова Агги. – Ты серьезно собираешься что-то требовать с парня за такую ерунду? – Ну что ты, Агги, это не ерунда. Смотритель храма Ратанарда назвал проповедь белого из столицы пустым звоном. Ай-ай-ай, за такое не просто сана лишиться можно, за такое могут и за решетку упечь. Как вероотступника. Или, быть может, даже скрытого сторонника Темного бога. Ведь Его Преосвященство на площади о серьезных вещах глаголил. – Правильно он все назвал, – Агги почувствовал неконтролируемое раздражение. – Судя по тому, что я вижу вокруг, местный храмовник – самый нормальный из всех, а "пустой звон" – это слишком мягко для той ахинеи, что лилась сегодня в благодарные уши прихожан. – Чего ты так взбесился? – Леда весело уставился на Агги. Происходящее его откровенно забавляло, и Агги скрипнул зубами от досады. Покинув храм, Леда не натянул на голову капюшон, и в ярком дневном свете Агги вдруг заметил то, на что не обращал внимания раньше. – У тебя волосы отросли, – невпопад сообщил он. – И теперь заметно, что не такие уж они и черные. Мгновенно переменившись в лице, Леда дернул за край капюшона, натягивая его на голову. – Плевать. Это было ожидаемо, – грубо огрызнулся он. – Можешь себе платок повязать на башку. Как моряк. Иначе кто-нибудь заметит. – Ну и что? Пусть замечает. – Заметит и подумает, что ты от кого-то прячешься. Что ты специально изменил цвет волос, чтобы не быть узнанным. Глаза Леды недобро сузились, и Агги, опомнившись, захлопнул рот. Эта мысль уже давно не давала ему покоя. Еще в Маарте, отойдя от первого удивления, он подумал о том, что Леда, каким бы странным он ни был, столичным франтом точно не являлся, чтобы развлечения ради красить волосы. Следовательно, тому была причина, а первое и единственное, что просилось на ум, – это попытка затеряться в серой толпе и не выделяться. Чтобы никто его не узнал. – Что бы ты себе ни вообразил, Агги, – медовым голосом произнес Леда, остановившись, и Агги, споткнувшись, тоже застыл, – ты что-то напутал. Я не бывал в Ратанарде прежде и никого здесь не знаю. Никто меня не узнает, потому что никто не знал раньше. Повисшее между ними молчание было осязаемым. Агги почудилось, что весь мир сузился до одного квадратного ярда, где стояли он и Леда. Во рту пересохло, и Агги с трудом сдержался, чтобы не сглотнуть. – А что касается того мальчишки, – уже спокойнее продолжил Леда, – только мне решать, как использовать попавшие в руки козыри. Местный смотритель весьма непрост, как я посмотрю. И если я решу взять его за жабры, ты не станешь мне мешать. Ты вообще не должен вмешиваться в то, что я делаю. Самым разумным было промолчать, хотя бы в целях самосохранения, но Агги, который за последнее время устал бояться Леду, почувствовал неожиданную апатию. – Если жизнь после смерти существует, я попаду в чертоги Темного только за то, что не мешал тебе делать то, что ты делаешь, – сухо произнес он. На Леду его слова не произвели впечатления. – После смерти, Агги, будет только деревянный ящик и сырая земля, – равнодушно произнес он. – Но если бы чертоги Темного все же существовали, ты встретил бы там всех тех, кого видел при жизни. Без исключений. Произнося конец реплики, Леда уже не смотрел на Агги, а глядел вперед, на ровную дорогу, что вела в сторону города. После секундной паузы, он зашагал вперед, и Агги, чуть помедлив, тоже пошел следом. Если раньше он сомневался в правдивости слов Леды и не был уверен, что того действительно интересует мифический город и несуществовавшая никогда книга, то теперь уверился в том, что Леда ему кругом наврал. Попытка изменить внешность – реакция на слова Агги выдала Леду – и шантаж молодого прислужника в храме были явно не теми методами, которые используются для поисков живущих лишь в легендах храмов. Обманутым Агги себя не чувствовал – или, скорее, не чувствовал досады из-за обмана, так как с самого начала подозревал, что Леда пудрит ему мозги. Но теперь сердце переполняло плохое предчувствие. Что бы на самом деле ни задумал Леда, Агги не сомневался: знай он правду, в жизни не согласился бы помогать. Конец дня в Ратанарде прошел бестолково. На севере в это время года темнело рано, солнце, и без того скрытое облаками, оставалось на небе от силы несколько часов, после чего город погружался в сумерки, которые быстро сменялись темнотой. Они прошлись по городу, но не увидели ровным счетом ничего примечательного, кроме того, что большая часть домов вокруг была убогой, дороги, даже центральные, немощеными, а уличных фонарей, как уже заметил в день приезда Агги, просто не существовало. После они поужинали в трактире, откуда Леда отлучился на полчаса, а вернувшись, ничего не стал объяснять. Следом они отправились домой – мысленно Агги решил величать старую мастерскую именно домом, потому что задержаться им здесь предстояло надолго. – И что ты от меня хочешь? – спросил Агги, когда молчание затянулось. Сидя в остывающей мыльной воде, Леда смотрел в потолок и то ли специально тянул время, то ли действительно задумался, пока Агги терпеливо ждал распоряжений. – Завтра ты отправишься в храм, – глядя по-прежнему вверх, произнес Леда. – Отправишься один, без меня. – Почему? – У меня другие дела. Ты же познакомишься со смотрителем и предложишь ему помощь. Объяснять дальше было ненужно, Агги уже догадался, как именно он может угодить храмовнику, но говорить ничего не стал, желая услышать, что еще скажет Леда. – Узнаешь, кто ворует в храме, и расскажешь ему. В награду ничего не проси. – Тогда он поймет, что я обладаю даром, – заметил Агги. – Ничего страшного, пусть поймет, – Леда задумчиво покусывал нижнюю губу и, хотя и перевел взгляд в сторону своего собеседника, казалось, ничего не видел перед собой. – Мы не в столице, по твою душу никто не явится. А слух если и поползет – плевать, мы все равно тут надолго не задержимся. В ответ на это смелое заявление Агги многозначительно хмыкнул, но Леда проигнорировал иронию. – Спроси у него между прочим, где хранятся уцелевшие книги и летописи, скажи, что хотел бы взглянуть на них – просто из любопытства. – Это будет выглядеть как минимум странно. Уверен, не каждый день храмовника спрашивают о летописях. – Потому что кругом одни пустоголовы, которые едва умеют читать. А человеку образованному книги интересны, – и прежде чем Агги успел возразить, Леда отчеканил: – Просто сделай то, что я говорю. Даже если смотрителю что-то покажется подозрительным, начхать. Теперь нам есть чем заткнуть ему рот. – Если ты о том, что сегодня сболтнул тот паренек, нам вряд ли кто поверит, даже если мы пойдем доказывать всему миру, что храмовник не уважает старших наставников. – Всегда есть способ сделать так, чтобы тебе поверили, – снисходительно улыбнулся Леда. – А если действительно говоришь правду, шансы только возрастают. Спорить Агги не хотелось, как, впрочем, и уличать в чем-то смотрителя храма. – Если это все, я пойду, – сказал он, разворачиваясь к лестнице. – Агги. Подавив вздох, Агги медленно повернул голову и посмотрел на Леду. – Приходи сегодня. Как будто в самом воздухе что-то изменилось – Агги не мог объяснить это, но почувствовал. А может, дело было в нем самом, и впервые с момента знакомства с Ледой он ощутил тревогу нового, неизведанного прежде свойства. С этим сумасшедшим его не связывало ничего, кроме общей работы, даже суть которой Агги не понимал до конца. Так нормально ли было то, что внутри переворачивалось что-то, будто внутренности на миг стягивало в тугой узел, когда Леда предлагал себя? "Надо отказать", – услышал он в своей голове твердый голос разума. Если бы Агги спросил себя, почему необходимо сказать твердое "нет", он сам бы себе не ответил, и все же не сомневался, что приходить к Леде точно не стоило. Ни сегодня, ни вообще. – Только сначала мыться, – добавил Леда, и Агги будто со стороны себя увидел, когда послушно кивнул. На собственные внутренние протесты он сам себе ответил, что все это глупости. Какой дурак откажется от близости, когда зовет такой, как Леда? В нем было нечто притягательное, отличавшее его от всех остальных людей, даже когда сам Леда в постели оставался холодным и равнодушным. Если бы Агги верил в чары, то подумал бы, что это они и есть.