Rickety

Ты — раритет, я — раритет. Выходит, мы с тобой какая-то своеобразная коллекция… Ёжик «Смешарики»

      Рикети умеет улыбаться тепло и светло. Лицо её в такие моменты меняется и отбрасывает сотни изломаных солнечных зайчиков. Свет у неё уже никогда не будет равномерным, слишком много трещин в хрустальном теле.       Ласковыми касаниями она причиняет всем боль. Осколков много, они остры и незаметны. Рикети сама готова плакать от чужой боли, но её старательно успокаивают и прячут свежие царапины, радуясь, что она периодически забывает о своей разбитости.       Рикети каждый вечер аккуратно разбирает осколки разбитого сердца. Складывает в неровные узоры, коряво пишет хрусталём слово "вечность" и горько смеётся над собой. Смех получается громким, неестественно ломким и одиноким. Смеяться одной в пустом доме всегда одиноко.       Хрустальная девочка Рикети опасается незнакомых людей, но неизменно очаровывает их мягкой застенчивой улыбкой. У неё полно поклонников, много воздыхателей, а она лишь скрывается за зеркалами своих страхов. Каждый видит то, что хочет. Рикети остаётся лишь скрываться в отражениях, надеясь, что её, такую изломанную да разбитую, никто не обнаружит. Но её надежда была разрушена.       Парень с ласковыми тёплыми глазами, испачканными гуашевой краской пальцами, лукавой доброй улыбкой и тихим успокаивающим голосом увидел её настоящую. Искрящимся от любопытства взглядом разглядел рубцы на молочных плечах, увидел трещины на тонких изящных пальцах и не изменил своего отношения. Милый парнишка Джой дарил ей дружелюбные улыбки, показывал наброски в стареньком блокноте и говорил, что прекрасное можно увидеть в самых незначительных вещах.       Как-то незаметно тихие одинокие вечера заполнились им. Она не любила его, но это не мешало ждать с предвкушением каждой встречи. Однажды он увидел осколки, из которых Рикети пыталась собрать своë сердце. Непонятные чувства отражались на его обычно светлом лице. Злость, бессилие, отчаяние. Рикети хотелось закричать, чтобы он не разочаровывался в ней, но она молчала, придавленная грузом своей боли. Джой тогда ушëл ненадолго, пропадал около часа, а потом вернулся. Смущëнный стоял перед опустошëнной девушкой, неловко улыбался и держал в израненных руках разноцветные стëклышки.       Каждый вечер улыбчивый художник Джой находил время на свою подругу и вместе с ней аккуратно разбирал осколки. Они сидели рядом, плечом к плечу и вкладывали вместо недостающих кусочков разноцветные стëклышки, которые парень имел привычку притаскивать в своих карманах, постоянно царапая ими руки. Рикети качала головой, обрабатывая раны, а Джой лишь посмеивался, говоря, что боль — ничто.       Хрустальное сердце Рикети никак не хотело собираться, даже с новыми стëклышками. Джой тогда просто принëс кисточку и клей и начал заново. Девушка подавала свои осколки, иногда брала разноцветное стекло парня и медленно, но верно сердце еë восстаналивалось. Переливалось на солнце тысячами разных красок и казалось, что даже солнце ему не нужно больше, что и само будет сиять.       Рикети улыбалась, смотря на воодушевлëнного друга, что каждый раз искал самые красивые осколки из всех. Девушка смеялась, наблюдая как Джой, найдя особый, самый замечательный кусочек цветного стекла, забывает обо всëм на свете.       Рикети ещë помнит как семья собирала еë по частям. Она стыдливо прячет трещины под объëмными свитерами, тëплыми кофтами, под плотной тканью длинных юбок. Рикети не нравится быть разбитой, но она чувствует облегчение от того, что практически вся цела.       Однажды Джой увидел как Рикети, грустно улыбаясь, проводит тонкими пальчиками по своим плечам. Ближе к груди трещины были заметней. Парень тогда тихо ушëл, пока девушка его не заметила. Его не было долго, намного дольше, чем когда он ходил за цветным стеклом. Правда Рикети этого тогда не заметила. Джой пришëл только вечером и предложил девушке помочь ему с творчеством. Это была маленькая занятная игра — назови чувство, а он изобразит.       — Что первым назовëшь? — с улыбкой спросил парень, доставая яркие акриловые краски.       — Ммм... Может нежность? — с интересом посматривая на разноцветные баночки, отозвалась девушка.       Загадочно улыбнувшись, парень открыл краски и протянул руку Рикети. Та недоумëнно на него посмотрела и протянула свою маленькую ладошку в ответ. Парень хитро щурил глаза и, закатав рукав кофты девушки, начал рисовать. На предплечьях Рикети раскрывались, закрывая собой уродливую сеточку трещин, прекрасные лотосы и лилии. Казалось, что стоит только пошевелиться, как вся магия разрушится.       — Какое следующее чувство ты назовëшь? — Джой внимательно смотрел на, словно околдованную, девушку, что не отрывала глаз от рисунка на своей руке.       Рикети внимательно смотрела на цветы, скрывшие хрустальные запястья, и не могла понять что чувствует. Эмоций было пугающе много, для привыкшей к пустоте девушки этого оказалось чересчур. Она осторожно, не касаясь, боясь повредить, провела тонкими пальцами над цветами.       — Боль.       Белый эухарис расцветал у неë на ключицах, оплетал хрустальную кожу и скрывал в своих изгибах страшные трещины. Джой делал то, что никто не мог сделать до него. Он принимал её такой изломанной, делал ужасные шрамы на её теле частью рисунка. Не скрывал, не пытался спрятать, он учитывал каждую трещинку и такие трещинки были частью чего-то нового. Они очерчивали рисунок, делали его чëтче, украшали.       Впервые на свои шрамы Рикети не смотрела с болью и лëгким оттенком сожаления, она узнавала их и не узнавала одновременно. Она помнила каждую свою трещину, а теперь смотрела, как на незнакомцев. Долгожданных и приятных незнакомцев.       Стояла полуобнажëнная перед зеркалом и смотрела на преобразившееся тело. Вот в рëбрах в цветении миндаля потерялась маленькая стайка колибри, ноги до икр оплетают шипастые бордовые розы, бëдра покрывали мелкие цветочки бузины, по низу живота порхали прекрасные бабочки, на горле, прямо там, где проходит трахея, синели яркие васильки. На лице, где обычно были почти незаметны трещинки, ласково оглаживали щëки, намечали улыбку белые цветки груши.       На лопатках раскрывались прекрасные кувшинки, позвоночник оплетала виноградная лоза, по бокам спускалась белоснежная гардения, предплечья покрывали такие привычные уже лотосы, а плечи были укрыты тысячами незабудок. Она всë смотрела и смотрела, пока Джой не дотронулся легонько до еë руки.       — Спасибо, что помогла, — он улыбался также как и всегда, он видел только еë, со шрамами, трещинами, рубцами и любил такую. Он не сожалел по утраченной целой Рикети, ему вполне хватало держать за руку эту.       — Я хочу спать... Побудешь со мной? — Джой лишь кивнул на это.       Парень сидел у дивана на полу, смотрел как пламя из камина играет бликами на хрустальной коже Рикети, где ещë не властовали рисунки еë свободы, и тихо говорил:       — У всего есть своя память. Сомни листок бумаги и он покажет тебе свою боль. Что-то помнит дольше и ярче, как хрусталь, а что-то забывает спустя мгновение. Память на самом деле удивительнейшая вещь. Всë давным-давно прошло, а мы всë ещë можем воспроизводить это у себя в сознании. Удивительно это... Но правильно. Кто мы без памяти? Очередные пустышки, а с памятью мы полны всего. Это прекрасно. Что ни случилось бы в прошлом, мы учимся чему-то... Самообразование, дорогая, — усмехнулся парень, смотря ласковыми глазами на внимательную к каждому его слову Рикети. — Мы умеем держать. Держать так крепко, что даже загребущие руки Смерти не смогут отнять то, что хранит человек... А ещë мы умеем отпускать, когда понимаем, что нужно. Но даже если отпустишь... Это не значит, что в руках у тебя пустота. Даже что-то сломанное способно на красоту. Осколки витражей разбрасывают вокруг брызги света. И это прекрасно. Не сдаются... Спи. Пусть сны у тебя будут счастливыми и светлыми, чтобы однажды ты смогла отпустить то, что до сих пор ломает тебе руки и сердце.       «Глупый, — думала девушка с сонной улыбкой, — уже ведь отпустила...»       Рикети дарит нежные, робкие, наконец-то не лживые улыбки друзьям. Рикети собирает столь любимые ромашки ладонями, где притаились нарисованные месяц и солнышко. Рикети закончила собирать осколки своего сердца в единое целое. Теперь сияет оно у неë в груди тысячами цветными зайчиками. Рикети научилась просыпаться без тревоги в глазах. Рикети теперь умеет отпускать и рассказывать сказки. Рикети больше не прячет трещины, зачем прятать то, чего нет? На теле у неë созданы удивительные рисунки яркими акриловыми красками, они не скрывают шрамы, просто не дают им той страшной власти над хрустальной девушкой, что они имели раньше, прячась под объëмными одеждами. Рикети умеет дружить, как никто другой. Рикети всë ещë больно, но теперь из-за своей боли она не забывает жить. Рикети искренне благодарна своему другу и не устаëт говорить, что когда-нибудь отплатит ему за доброту. Джой беззаботно смеëтся. Глупышка Рикети всë ещë думает, что за дружбу надо платить. Друзья просто делают то, что должны. Уж Джой знает как помочь сиять глазам Рикети.       И это правильно.