— —
Во второй раз Джамала уже не солнечная от слова абсолютно. Они пересекаются вечером за той самой открытой сценой этого мнимого летнего шоу; Джамала сидит на ступеньках возле трейлера, в тонких пальцах нервно сжимает сигарету и с кем-то ругается грубым матом по телефону; теперь ее голос вызывающий и дерзкий, будто ей действительно кто-то успел перейти дорогу. Тина замирает в нерешительности, ежится от прохладного ветра и сомневается, надо ли ей вообще это; в конце концов, ее больше ничто здесь не держит, и у нее есть честно заслуженное право отправляться домой, уткнуться носом в подушку и спать-спать-спать, только вот Джамала все еще выглядит завораживающе, не отпускает Тину, не позволяет остаткам ее наивного интереса обратиться в пепел; Тина вздрагивает, услышав обращение к себе: — Неужели малышка Кароль явилась сюда собственной персоной? Я польщена, — саркастично говорит Джамала, сбрасывая звонок и оборачиваясь к Тине. — Меня зовут Тина, но мне приятно, что я настолько узнаваема, — произносит она, явно задетая настроем Джамалы. — Знаешь, на сцене ты выглядишь более привлекательно, чем в общении. — Да, я заметила, как ты таращилась на меня весь день, — усмехается Джамала, а Тина пристально всматривается в темно-шоколадные глаза, пытаясь понять, что вызывает у нее настолько резкую реакцию. Сигарета практически тухнет, тусклым мерцанием растворяясь в воздухе; Джамала молчит, пренебрегая тем фактом, что держит пальцы слишком близко к огоньку и вот-вот обожжется; она смотрит куда-то вдаль, ровно дышит и, кажется, совсем не замечает Тину, которая стоит в паре шагов и внимательно изучает черты ее лица, словно боится, что не увидит Джамалу снова. За горизонт совсем опускается солнце, последним бликом отразившись на небе, и тишина зависает между ними на несколько томительных для Тины минут; она качает головой, собирается уходить, но вдруг ее переклинивает, сковывает движения; Тина вздыхает, отчего-то зная, что уйти отсюда не сможет, да и Джамала как-то слишком притягательна и неизвестна; Тина осторожно опускается на ступеньку рядом с ней, локтями опираясь на колени. От Джамалы пахнет зеленым чаем, едким дымом и чем-то неуловимым, особенно нежным; Тина закрывает глаза, и тонкую кожу обдувает вечерней прохладой, хаотично раскидывая волосы россыпью белых снежинок по плечам и успокаивая недавнее раздражение в грудной клетке; в пальцах Джамалы мелькает очередная сигарета, и Тина замечает, что ее руки периодически подрагивают, выдавая внутреннее напряжение и нервозность. — Продюсер мудак, угадала? — усмехается, предпологая, Тина, а Джамала поджимает губы. — Скорее парень, — тихо отвечает она, а затем лезет в карман джинс и протягивает пачку лайтовых без капсулы. — Будешь? — Я не курю, — бросает Тина, но все равно тянется за сигаретой. — Обычно. Джамала тихо смеется, и ее смех заразительный и хрипловатый от перегара; Тина поддается, мягко улыбается и опускает взгляд вниз, ведь Джамала смотрит в упор и изучающе, будто выискивая подвох или что-то, что Тина не в состоянии понять; они курят медленно и молча, не нуждаясь в бессмысленных диалогах. Тина мерзнет, но не хочет уходить, потому что ей комфортно и не нужно играть на публику; дым клубится вокруг них, и Тина иногда кашляет с непривычки, но ей нравится наполнять никотином каждую клеточку своего тела; а еще ей нравится сохранять тишину и вглядываться в первые звезды, что загораются на темном полотне бесконечного неба. И даже шесть немых сигарет после Тина все еще желает остаться.— —
Трижды они сталкиваются в гримерках между концертами. У них нет номеров друг друга, существует одна лишь граница, сплетенная из случайных встреч; Тина бегает по оси из проекта в проект, но у Джамалы жизнь, кажется, лучше: Тина всегда уставшая и злая, а Джа выглядит спокойной и расслабленной, и Тина невольно приходит к выводу, что это, наверное, из-за влияния чертового джаза, которым Джамала пропитана без остатка; она заплетает себе два коротких и тонких иссине-черных колоска, использует терпкий парфюм и смеется хрипловатым, прерывистым смехом. Тина не считает, что должна вообще с ней связываться. Но Джамала выглядит слишком и блядски привлекательной. Тина подкалывает белоснежную челку, носит изящные кольца на бледных пальцах, старается держаться статно, но без излишка, бежевым блеском красит губы и ведет себя наигранно, пытаясь убедить всех вокруг, что счастлива (хотя сама в это совершенно не верит). Безусловно, Тина более популярна. Только вот плевать Тина на популярность хотела. Тина клянется, что не ищет с Джамалой встречи, просто удачные случаи попадаются уж как-то часто; шоу, эфиры, концерты, и Тина искренне удивляется, почему не замечала Джамалу раньше, почему не пересекалась с ней и никак не контактировала; у Тины каждый день превращается в безмолвное ожидание чего-то особенного (или, скорее, кого-то). — Тебе к лицу алая помада, — задумчиво тянет Джамала, небрежно опускаясь на подлокотник дивана. — Почему ты так думаешь? Ты не видела меня с ней, — скептично отвечает Тина, придирчиво разглядывая свое отражение в зеркале. Снова концерт. Снова гримерка. Снова вдвоем. — Твоя невинность фальшива, — спокойно говорит Джамала, окидывая взглядом наманикюренные ногти. — Малышка Кароль не настолько проста, как кажется, не правда ли? — Джамала вдруг резко приподнимается с места и вмиг оказывается рядом с Тиной. Тина не оборачивается, но замирает всем телом; ее сердце начинает биться чаще, когда Джамала чуть наклоняется, теплым дыханием обдавая ее ухо, и Тина нервно сглатывает, все еще не в силах что-либо произнести. — Не лги себе, — шепчет Джамала. — Я вижу тебя насквозь. Мелкая дрожь бежит по запястьям Тины, а внутри внезапно образуется тугой ноющий узел; Тина тяжело выдыхает, непрерывно всматриваясь в зеркало и Джамалу, наклонившуюся к Тине так близко, что почти задевает ее кожу губами; Тина едва успевает повернуть к ней голову, как Джамала неожиданно отстраняется, накрывая ее потоком холодного воздуха. — Удачного выступления сегодня, милая, — тихо произносит она, и это обращение буквально вынуждает Тину кусать щеки с обратной стороны. И перед концертом Тина четко уверена лишь в одном: отныне красный ее любимый цвет.— —
Четыре недели спустя Тина никак не ожидает застать ее на пороге своей квартиры. — Какие черти тебя принесли? — Увидеться захотелось. — В пол одиннадцатого вечера? Джамала не отвечает, лишь проходит в коридор, невозмутимо сбрасывает верхнюю одежду и, быстро сориентировавшись, направляется на кухню, оставляя Тину одну и в полном шоке. Тина не знает, почему позволяет ей, почему не может выгнать и хлопнуть дверью, — это же, блять, так просто; Тина поджимает губы и покорно идет за Джамалой, не беспокоясь о том, что у нее дома практически полный беспорядок, ведь и в мыслях творится абсолютный бардак; по пути Тина накидывает на плечи рубашку на размер больше, потому что считает, что в домашних шортах и топе выглядит уж как-то совсем неприлично. — У тебя есть что-то выпить? — спрашивает Джамала, опираясь на подоконник и доставая пачку сигарет. — Джа, — практически умоляюще стонет Тина, облокотившись на стену и скестив руки на груди. — Тебе не кажется, что это перебор? Как ты вообще узнала, где я живу? — Через общих знакомых, — пожимает плечами Джамала, закуривая, а Тина удивленно вскидывает брови. — Полусладкое в холодильнике, — хмыкает она, а дым от сигареты постепенно наполняет ее легкие, почти сразу же расслабляя. — А что, если бы я была не одна? Допустим, что у меня в шкафу прячется любовник. — Брось, ты слишком часто воешь о любви, чтобы прятать кого-то в шкафу, — Джамала качает головой и стряхивает пепел в приоткрытую форточку, с удовольствием наблюдая, как Тина прищуривается, напрягаясь. — Ты, блять, невыносима, — шипит Тина, выпрямляя спину и делая шаг вперед. — Зачем ты здесь? — Тише, твой ротик не предназначен для подобных ругательств, — с упреком произносит Джамала. Она расплывается в ухмылке, облизывает губы и пускает последнее кольцо дыма, погасив сигарету где-то на середине; Джамала смотрит на Тину пристально и выжидающе, и для Тины это хуже любой моральной пытки; их разделяет всего несколько метров, но Тина готова поклясться, что прокуренный воздух накаляется до температуры кипения, и она вот-вот готова сорваться и заткнуть Джамалу грубым, болезненным поцелуем. Ненормальная. Тина сохраняет спокойствие из последних сил, не владеет собственным телом и подходит ближе, игнорируя в висках пульсацию гнева и злости; Джамала раздражающе невозмутима, она ничем не выдает волнения, только окидывает Тину безразличным взглядом и будто удивленно приподнимает брови; Тину ломает буквально физически, а ее щеки горят алым пламенем, и Тина не знает, что собирается сотворить. Джамала дышит ей прямо в губы, но не делает ни малейшего движения навстречу; Тина сомневается, на миг сжимает руки в кулаки, а затем подается вперед, ладонями упираясь в подоконник, практически преграждая Джамале путь к освобождению. Джамала носом касается носа Тины, откланяется чуть в сторону и невесомо дотрагивается скул, прохладной кистью накрывает ее руку и, переплетая их пальцы, сжимает сильно-сильно, вынуждая Тину едва не застонать. — Мне нужно в душ, — хрипло произносит Джамала, а Тина разочарованно выдыхает. — Не хочешь составить компанию? — Ты серьезно? Джамала тихо смеется, легонько толкает Тину и выворачивается из полуобъятий, вскидывая голову и иронично заявляя: — Неужели я слышу надежду в твоем голосе? Потерпи, милая, сегодня я моюсь одна. И Тина готова взорваться от переполняющих ее эмоций, а смущение неловкой волной накрывает ее целиком; Тина мнется и не знает, что ответить, лишь в очередной раз не контролирует пылающие огнем щеки; Джамала усмехается, облизывает губы и цокает языком, оставляя Тину на кухне в одиночестве. Точно придурошная. Но Тина-то ничем не лучше. И двадцать минут она тянет белое полусладкое, что приторным привкусом отпечатывается во рту; Тина курит и отбивает какой-то ритм ногтями по поверхности стола, заламывает пальцы и не может понять, почему Джамала вызывает у нее настолько сильное возбуждение, и почему Тина не в состоянии злиться на нее или хотя бы на саму себя, ведь это, блин, не то, о чем она всегда мечтала. Во всем виновата Джамала и ее гребанный английский джаз. От нее веет свободой, она не зависит от окружающего мнения, — это Тина усвоила еще в самую первую их встречу, когда на сцене Джамала буквально отделялась от обычного мира, полностью отдаваясь музыке и звукам; Джамала никогда не взаимодействует с толпой, разве что после выступления, и Тина действительно восхищается ей за подобную преданность искусству. Тина так не может. Тине необходимо внимание. Слишком разные, чтобы даже тянуться друг к другу. Ей кажется, что Джамала торчит в душе уже несколько часов, и если сейчас же не выйдет, то Тина вот-вот лишится самообладания; вдох облегчения врывается в легкие, стоит ей услышать щелчок дверной задвижки и мягкие шаги по полу. — Эй, мне бы тут пригодилась одежда, — зовет ее Джамала, и Тина не успевает морально подготовиться к увиденному: через пару секунд Джамала появляется на ее кухне абсолютно голой и с мокрыми растрепанными волосами, и капли воды все еще стекают по ее шее и ключицам; она широко улыбается, и Тина чувствует тонкий аромат шампуня или, скорее, вишневого геля для душа; у Тины пропадает дар речи, а глаза нагло изучают женское тело, и она впивается ногтями в ладони, закусывает губу и не может собраться с духом, чтобы прекратить откровенно пялиться. — Вот, это мне подойдет! — довольно восклицает Джамала, заметив клетчатую рубашку Тины на спинке стула. — Ты не против? — Я... — Вот и отлично, — Джамала быстро кутается в нее, и та спадает ей практически до колен; тело Джамалы влажное, и поэтому рубашка сразу же намокает, а горошины сосков проступают сквозь ткань. Тина хватается за бокал с вином и подряд делает несколько спешных глотков; горло прожигает алкоголем, а неудовлетворенная пульсация будто током подрагивает внизу живота, не давая Тине возможности нормально концентрироваться. — Я видела у тебя гитару в гостиной, ты играешь? — Джамала опирается на стену, застегивая пуговицы, но оставляя три верхних свободными. — Немного, — Тина сглатывает и встает с места, а Джамала кивает, и, разворачиваясь, удаляется в комнату. Струны непривычно жесткие и слегка болезненные, и Тина корит себя за то, что не играла так долго; она даже не старается взять сложные аккорды, не желая впечатлить или выпендриться; мелодия медленным перебором льется под подушечками пальцев, а темнота и уют действуют умиротворяюще, позволяя раствориться в музыке, и на некоторое количество времени Тина даже забывает, что не одна. В свои двадцать три у Тины нет ничего, кроме (все еще) спорного творчества и странного зрителя, и Тина часто ощущает себя одинокой и потерянной, находя покой лишь на шершавых страницах книг и в исписанном текстами блокноте. По крайней мере, так было до. — Удивительно, — вырывается у Джамалы, и Тина уверена, что она не хотела этого говорить. — Ты и музыка. — Не сравнится с твоей любовью к джазу, — выдыхает Тина, а Джамала отстраненно-задумчиво повторяет: — Не сравнится. Не сравнится. И обе знают, что это далеко не о выжженном стиле.— —
Сердце отбивает пять лихорадочных ударов, прежде чем Тина наконец задает вопрос: — Мы подруги или... что-то другое? В приоткрытое окно струится дым ее любимых лайтовых без капсулы, а Джамала не спешит отвечать, опять, наверное, решив позлить Тину; свободной рукой Тина переплетает их пальцы и ведет ладони куда-то в сторону, выдыхает никотин в насквозь прокуренный воздух и терпеливо ждет. У нее Джамала вырабатывается в зависимость. — Что-то другое, — голос у Джамалы хриплый и чертовски сексуальный, и Тина тушит сигарету вместе с остатками бесполезных предрассудков и детских надежд; она тянется ближе, подается вперед, целует настойчиво и не принимая отказа. Задыхаются друг другом.Долбанная наркоманка.