Юность

      Пробираться в родной дом воришкой одновременно захватывающе и глупо. Приходится тише обращаться с дверьми и предметами по пути, постоянно оглядываться и прислушиваться. Я проделываю все с осторожностью, не желая быть обнаруженной.       Удача оказывается на моей стороне. Я благополучно добираюсь до комнаты и мышкой ныряю за дверь. На всякий случай включаю свет и осматриваю пространство. Довольная, расслабленно выдыхаю и плетусь к кровати.       После душа совсем расслабляюсь и теряю силы. Кажется, сказывается выброс адреналина после слишком насыщенного дня. Когда я прокручиваю события в голове, эта громада грозит своим весом шее. Мне с трудом верится, что все случилось за каких-то полдня.       — Надо же, моя блудная дочь наконец-то вернулась к домашнему очагу! Где же ты была, дочка, не поделишься?       Я вскрикиваю от неожиданности. Размеренный и равнодушный голос отца выдерживает меня из размышлений очень быстро.       — Привет, — осторожно начинаю я, едва переводя дух после испуга. — Ты чего в моей комнате делаешь?       — Тебя жду, моя ненаглядная, — отзывается папа и поднимается из кресла.       В его глазах замечаю явственное недовольство. Приняв это к сведению, прохожу вглубь комнаты, берусь расстилать кровать.       — Мог бы в кабинет позвать: моя комната — не проходной двор, коим некоторые её возомнили.       — Почему тебя не было на семейном ужине и где ты была вместо него?       Ультимативный тон пресекает возможность новых обвинений. Я посылаю отцу недовольный взгляд, сталкиваясь с его стальными глазами. Он непробиваем, но мне давно не хочется стоять подле него с пристыженно опущенной головой.       — Я гуляла с ребятами из новой школы, потому что сочла их компанию более интересной. И полезной: мне ведь нужно установить свое положение в школе, — твёрдо произношу я и гордо распрямляюсь перед отцом, смело гляжу в его холодные глаза.       — Положение можешь устанавливать на занятиях — я для того тебя и перевёл туда. Ты должна учиться, Василиса, и думать о своём будущем.       — Моё будущее в гимнастике.       — Допустим. С кем ты общалась?       — Будешь пробивать их по базе? Нет уж, ни слова не скажу.       — Это важно для твоей безопасности. Мои люди проверят их, оценят твои шансы вляпаться в новой компании. Мне не нужны проблемы с тобой. И тебе тоже они ни к чему.       Я раздражённо выдыхаю, глядя на родителя исподлобья. С ним бесполезно разговаривать — это я успела хорошо понять. Сейчас же мне особенно не хочется спорить и снова пытаться достучаться до него со своей реальностью.       — Я тебя услышала, пап. Можно мы завтра договорим? Я устала и хочу скорее лечь в постель, — Легкое отчаяние отдаётся в голосе усталостью.       — Расскажешь, с кем была и как проводила время, и будешь свободна, — не сбавляя напора, настаивает отец, даже подходит ближе.       — Со школьными ребятами. Просто отдыхала. Все, остальное завтра, — вздохнув, упрямо произношу я.       — Сбавь обороты, Василиса, ты с отцом разговариваешь. Отвечай на вопросы, подробно, — жестче выговаривает папа, уже не по доброму сверкая глазами.       — То, что я твоя дочь, не даёт тебе права мне указывать, — не громко, но все так же твёрдо сообщаю ему.       Мы встречаемся взглядами. Одинаково настойчивые, не готовые идти на уступки. Я понимаю, что мне не вытянуть спора с ним. Но подчиняться я тоже не готова. Поэтому в нахальную забираюсь в постель и накрываюсь простыней с головой. От отца слышится раздраженный вздох. Он уходит лишь через несколько минут, поняв, что иначе быть не может.       Я выныриваю из-под простыни, тяжко перевожу дыхание. Этот разговор вытягивает у меня все силы. Но на этот раз мне удалось остаться при своем мнении. Только постоянно уходить и закрываться мне не нравится. Я хочу быть услышанной, понятой, но мое не то что желание — простую человеческую потребность — забрасывают камнями.       Гнев и обида не дают мне заснуть быстро, как бы не сказывалось утомление. Я кручусь в постели, кажется, около часа. Безуспешно пытаюсь заснуть. Разговор с отцом крутится в голове, подогревает гнев и не дает успокоится. Назревает решение.       Для сборов много времени не нужно. Наученная горьким опытом общения с любимым папочкой, делаю все практически бесшумно и осторожно. Но на этот раз не трачу время на видимость спокойно спящей себя. Выбираюсь по привычке в окно и через ветви дуба. За последние пару лет это стало сложнее: я росла, от чего толстая ветка напротив окна с трудом удерживала меня.       За садом, укутанным мраком ночи, не следят. Я всегда мастерски выбираюсь за периметр двора. Дальше же несколько пугающая дорога из пригорода к Лешке. От него до меня около полутора часа пешком.       Иду не спеша, только время от времени прибавляю скорости, чтобы сбросить оковы ночной свежести. В городе еще теплится жизнь. Автомобильный трафик немного спадает, улицы обезлюдивают, жилые кварталы темнеют окнами. Одни витрины, рекламные щиты и сияющие фонарями дороги выдают успокоенное дыхание города. Для такого города не нужны наушники. Я прислушиваюсь к редкому шуму, наслаждаюсь прохладой и спокойствием ночи.       Предупрежденный Лешка встречает меня за несколько улиц до своего дома. Взъерошенный и сонный, сразу ворчит на меня за позднюю прогулку и нарушенный режим.       — Вот честно, могла же часов на пять пораньше наведаться, — повторяет уже раз третий и, наверное, уже десятый раз зевает.       Я отмахиваюсь с виноватой улыбкой. По пути рассказываю про свой день. Вдвоем с удовольствием подшучиваем над колючим характером Драгоция.       — Да уж, а мне без тебя совсем туго было сегодня. Непривычно, жуть! — искренне жалуется Лешка.       — Ты же будешь рассказывать, что там у вас происходит? — не первый раз спрашиваю у него, хоть толку от этого мало — в прежнюю школу меня это не вернет.       — Еще как! Только без тебя не так весело, — откликается друг.       Я со смехом подталкиваю его в бок.       — Ты научил меня всяким пакостям.       Рядом с ним время проносится моментально. Мы доходим до его подъезда, кажется, за считанные минуты. В квартире меня уже ждет диван, ставший вторым домом за последние несколько лет. Лешка оставляет меня быстро: бодрящая прогулка совсем смаривает его. Пока постилаюсь, сама начинаю ощущать долгожданную сонливость. В сон проваливаюсь в одно мгновенье.       Утро встречает меня привычной для семьи Лешки суетой. Едва через плотные шторы начинает сквозить солнечный свет как квартира наполняется осторожными шагами, тихими разговорами, приглушенным шумом воды и цокотом посуды. Еще в полудреме прислушиваюсь ко всем шумам, с удовольствием нежусь в постели.       Если бы мне дали выбор, я бы с удовольствием стала сестрой Лешки и вошла бы в его семью. Мне всегда было уютно в его небольшой квартире и в его семье. Мне нравятся их семейные утренние подъемы, совместные завтраки и ужины, вечера в кругу семьи. В отцовском доме, несмотря на уют создаваемый Нирой, я чувствую себя более чужой.       Размышления прерывает стук в дверь. Сразу за этим в двери гостиной просовывается взъерошенная светлая голова Лешки.       — Проснулась уже? В душ пойдешь?       — Неа, иди вперед, тогда я.       На разминку выходим втроем, в компании отца Лешки. Я чуть отстаю, вспоминая маршрут для пробежки. Снова наслаждаюсь спокойствием вокруг, позволив себе забыть про наушники. Утром дышится особенно легко, хотя за городом воздух более насыщен. Город только просыпается, улицы практически пустые. Спокойно. Совсем непривычно, но мне бы хотелось погружаться в такие моменты как можно чаще.       После завтрака с Лешкой направляемся за Грозой. Зависаем у нее во дворе. Я принимаюсь рассказывать теперь и подруге обо всем произошедшем. Она, как и Леша, несколько минут сокрушается над тем, что я не врезала Драгоцию.       — Таких сразу на место надо ставить, — наставляет девушка и важно качает головой. — Вот дружков брата и сестры ты не жалела, а что же с этим типчиком? Вот кому тоже целебная встряска не помешает!       Я вяло отмахиваюсь. Драгоций тревожит меня сейчас меньше всего. С отцом же проблема кажется вовсе не разрешимой. Все варианты, продуманные самостоятельно и с друзьями кажутся совершенно не действенными. И все причины лишь в том, что мой отец — мой отец. Меряться с ним характером бесполезно, как и пытаться донести свою точку зрения. Это подобно разговору с горой, просьбой ей подвинуться.       Построив пустые планы по моему освобождению, идем шататься по городу. Болтать начинаем о спорте, обсуждая тренировки и соревнования. Быстро перескакиваем на разговоры об учебе. Лешка наставляет по поводу экзаменов, шутит про успехи в спорте, если что-то завалим. Общение возвращается в совершенно привычное русло, наконец-то дарит долгожданный покой.       Расходимся только ближе к вечеру, неподалеку от окраины города. Хоть ноги слегка гудят после стольких часов ходьбы, я топаю пешком. Время от времени продолжает трезвонить телефон. Я игнорирую все попытки старших дозвониться, решив ограничиться большой выволочкой по приходу домой.

***

      Очередные надежды не оправдываются. Напрашиваясь на наказание, я рассчитывала неделю-две просидеть дома, без общения с друзьями, тренировок и развлечений. На этот раз папочка покарал меня иначе: позволил лишь учебу и тренировки, причем первое в обязательном порядке. Поэтому в школу я захожу с самым похоронным видом.       В холле меня почти всей компанией встречают новые знакомые. Маар первым спешит мне навстречу, несмотря на сорванное свидание или что-то типа того.       — Привет, — негромко здоровается он с улыбкой и внимательно осматривает меня. — Какая-то ты бледная и уставшая. Дома все нормально?       — Да так, устроили выволочку за загульные дни, — вяло улыбнувшись в ответ, отмахиваюсь я. — Еще раз извини, что не встретились. Из головы совсем вылетело, еще и под раздачу попал, когда я звонки игнорировала.       — Не делай так больше, ладно? Мне было тревожно, что ты не отвечаешь.       Его серьезный тон и подобные слова смущают. Я вдруг ощущаю себя рядом с ним маленькой провинившейся девочкой. Впрочем, вина на мне действительно есть.       Чувство неловкости между нами частично рассеивают подоспевшие ребята. Фэша среди них нет, от чего я, не стесняясь, перевожу дух. Пока есть время до урока, быстро сверяем расписание. Я замечаю у компании такие же плановики, какой мне вчера выдал отец. Явно всех школьников снабжают не только одинаковой формой, но и книженциями со всей нужной информацией.       — Как тебе такие штучки? — не медлит спросить Захарра с хитрым видом.       — Удобно, — признаюсь я, хоть все ассоциации с этим заведением вызывают тошноту. — Я еще не все посмотрела, но и так понятно. Личное расписание, графики всякие, план школы…       — Короче, клевая тема, — кивает рядом Ник. — Мы с Фэшем как-то думали загнать руководству тему про такие же планшетники.       — Ага, с интерактивом современнее будет. Особенно, если поработать над визуалом планов школы, создать 3D модели… — подхватывает Маар.       Захарра перебивает его нарочито шумным вздохом. Ей сразу достается недовольный взгляд, но девушка как будто этого не замечает.       — До урока всего ничего осталось, идемте уже, — замечает она и первой спешит к лестнице.       Мы расходимся по этажам и кабинетам, договорившись собраться всем вместе в столовой. После скорого прощания я плетусь в назначенный класс, испытывая тревогу и горечь. Мне кажется, что именно сейчас я переступлю порог правды, окончательно признаю свой переход в эту школу. Эта мысль тяготит, замедляет мой шаг.       Как и в прошлый раз, в кабинете кавардак. Одноклассники резвятся между собой, пока появление учителя не угомонит их. В привычной для них суете чувствую себя особенно лишней. Желания вливаться в их коллектив нет. К счастью, для меня находится одна единственная свободная парта и я занимаю ее без раздумий. Не удивлюсь, если ее для меня же и оставили.       — Глядите-ка, а новенькая не хочет никого теснить! Боишься нас, рыжик? — с задних парт выкрикивает один из мальчишек под одобрительный смех товарищей.       Я игнорирую их замечание, мысленно посылая всю компанию на три веселых. Пока вынимаю нужные принадлежности, рядом образовывается один из одноклассников. За его спиной маячат еще несколько парней.       — Как невежливо молчать, когда с тобой разговаривают, — замечает тот самый задира и с усмешкой оглядывается на друзей. — Ты напрашиваешься на урок манер, рыжик.       Сверкнув на меня ореховыми глазами, он ловким и несколько манерным жестом загребает со стола мой пенал. Вновь смотрит на меня, оценивая реакцию. Я стараюсь сохранять спокойствие, с расслабленным видом скрещиваю руки на груди. Его поведение до смешного предсказуемо.       — Может, ты еще меня за косичку дернешь? Заигрываешь как третьеклассник, — не сдержавшись, комментирую с насмешкой.       Парень ни одним мускулом не выказывает раздражения или огорчения, но щеки его слегка розовит от смущения или гнева. Он вялым жестом отбрасывает пинал обратно на столешницу.       — Кому ты интересна, ры-ыж-жая, — буквально выплевывает мальчишка и кривит на меня губы, всем своим видом показывая свое отвращение.       Я не сдерживаю смеха. Смерив меня злобным взглядом за хихиканья, парень вместе со своими друзьями убирается обратно на задние парты. Вслед за этим в кабинет наконец-то проходит Миракл. Начинается первое занятие, претворяющее в жизнь череду неминуемых событий.       Три урока тянутся непозволительно долго, вытягивая из меня всю энергию. Приходится знакомиться с преподавателями, первой отвечать на вопросы, призванные обновить в памяти подзабытые знания. Ничего нового не изучаем, лишь повторяем, но я сразу понимаю, что спуску здесь давать не будут.       Я никогда не лодырнячала с уроками, старалась учить, готовилась к занятиям. Когда гимнастика стала все больше выходить на передний план, немного забросила все это в силу загруженности тренировками и соревнованиями. В прошлой школе на это смотрели прагматично, добавляя мне баллов за физкультуру, вытягивая на мне возможные победы в спорте.       По пути в столовую я всерьез задумываюсь наведаться к руководству и постараться уладить вопрос с учебной нагрузкой. Любой школе нужны победы в разных областях. Не думаю, что могут возникнуть какие-то проблемы.       К моему приходу столовая уже кишит старшими учениками. Почти все места за столиками заняты. Пока стою в очереди к буфету, высматриваю для себя приемлемое место. Замечаю компанию Маара. За их столиком один единственный стул занят рюкзаком. Ребята жуют, обмениваются фразами. Я случайно встречаюсь взглядом с хмурым Фэшем. Он, недолго глядя прямо на меня, что-то говорит остальным. Захарра и Ник шустро оборачиваются, почти одновременно призывающе машут мне.       — Ты не спешишь, как я погляжу, — замечает первым делом Захарра, стаскивая со стула рюкзак. — Присаживайся, как раз для тебя берегла.       — Не заблудилась? — озабоченно интересуется Маар.       — Как первые занятия? — живо любопытствует Диана.       — Никто не цеплялся из одноклассников? Драгоции бывают… задиристыми, — с легким волнением произносит Ник.       Их вопросы звучат почти разом, сбивая меня с толка. Ребята весело переглядываются между собой. Усаживаясь, перевожу дух.       — Спасибо, что придержали место. Я задумалась, от этого не спешила. Занятия заставили подумать, как быть дальше. А с Драгоциями я разобралась. Детский сад, честное слово.       Утекающее время перемены заставляет шевелиться. Пока я спешно ем, ребята больше переговариваются. Обсуждают учителей и прошедшие уроки. Я прислушиваюсь, когда улавливаю уже знакомые мне имена преподавателей, в остальном же продумываю стратегию на разговор с руководством.       — Ребят, а с кем из руководства можно поговорить насчет учебы? В плане успеваемости, — под конец перемены решаю спросить у компании.       — Кажется, кто-то не тянет нагрузку, — с насмешкой откликается Фэш и посылает мне до отвращения снисходительный взгляд.       — Перестань, Фэш, — по-дружески мягко затыкает его Ник и переводит взгляд на меня. — Все-таки есть какие-то проблемы? Можешь обращаться к нам, подтянем кто в чем сильнее.       — Спасибо за предложение, но дело в другом, — не сдержав благодарной улыбки, продолжаю я начатый разговор. — У меня сейчас полноценный интенсив по гимнастике, не все буду успевать, из-за соревнований пропуски будут. Хочу договориться как-то сгладить вопрос с основными предметами и вытянуть вперед физкультуру.       — Василиса, видишь ли, здесь все немного иначе устроено, — начинает Диана осторожно и, взглянув на Драгоциев, смято продолжает: — Почему тебя устроили в эту школу, а не в Олимпийский резерв, если ты действительно стремишься к победам в гимнастике и это не просто увлечение? Или хотя бы в нашу параллель.       — А какое это имеет значение?       Фэш громко фыркает, перебивая хотевшую было высказаться Захарру.       — Темнота, это имеет огромное значение. В «А» и «В» зачисляют тех, кто в последствии будет обязан школе за свой аттестат. Не буду вдаваться в подробности насчет Драгоциев — не твоего ума дело, — но запомни хорошо: в своей параллели ты гарантированно сможешь поступить в один из ведущих вузов и обеспеченно получишь должность после окончания учебы.       — Постойте, это ведь… Я же смогу договориться насчет гимнастики, да?       — Нет, Василиса, не в «А». Драгоции учатся здесь по сложившейся семейной «обязанности». Ты не входишь в семью, но учишься в нашей параллели, а значит, так же должна следовать правилам. У тебя теперь все шансы хорошо устроиться в компании нашего дядюшки лет так на пять, если не продлишь контракт, — качнув головой, негромко произносит Захарра и слабо, утешающе улыбается.       — Но… у меня гимнастика! Мне не нужен никакой вуз, никакая компания! Я просто откажусь и все!       Их слова я воспринимаю не более чем за шутку. Но они, все как один, выглядят чертовски серьезными и взволнованными. Один Фэш с горечью усмехается, не то надо мной, не то над чем-то еще.       — Я все-таки поговорю на этот счет с Мираклом… и отцом заодно.