I’m on my way down now I’d like to take you with me
Дом в Венгерберге выглядит в точности так, как она помнила. Во всяком случае, так кажется сейчас. Все свечи погашены, и темноту разрезают резкие вспышки молний, прорывающиеся из-за штор. На пару секунд возникают чёрно-белые силуэты знакомого интерьера, книжных шкафов, содержимое которых не умещалось на полках, резной узорчатой мебели, серебряных канделябров на стенах и забытого полусухого букета в расписной офирской вазе на туалетном столике возле бесчисленных флаконов и баночек врываются в поле зрения и тут же меркнут, оставляя пустоту и недостаточность. Оглушительные раскаты грома настигают сознание следом. Такая буря... Город, должно быть, затопило. Йеннифэр не слышит ничего, кроме шума грозы и перестука дождевых капель, обрушивавшихся на черепицу мириадами непрерывных ударов. Наверху, в спальне, кто-то есть. Чародейка в этом уверена. На ощупь, крепко держась за перила, она поднимается по будто бы бесконечной лестнице, не чувствуя под ногами осязаемой тверди – босые ступни тонут в мягком ковре, так похожем на вязкий речной ил. Шёлк домашнего платья, накинутого на голое тело, холодит кожу своим прикосновением. Кто-то ходит по её спальне. - Геральт? – Йеннифэр была уверена, что позвала вслух, но голос так и не покинул пределов её головы, оставшись заключённым в мыслях. Пол у двери ничуть не лучше, но хотя бы больше не нужно идти вверх. Дверь распахнулась беззвучно. В комнате никого – только чучело единорога сверкает стеклянным глазом, вытащенное на середину спальни. Чуть усмехнувшись, Йеннифэр прикрывает за собой дверь и оглядывается. - Геральт, ты здесь? Шерсть чучела отливает серебром в жёстком, колючем грозовом свете, а шторы на распахнутом окне трепещут на ветру, извиваясь и раздуваясь, словно паруса корабля, угодившего в шторм. Весь подоконник залит дождевой водой, уже стекающей с него на пол и образующей большую лужу под ногами чародейки. Шаги должны бы отдаваться звонкими шлепками по воде, но всё ещё нет ни звука. Магичка настороженно оглядывается снова. Кажется, точно за ней наблюдают, но в комнате никого. Единорог лоснится, словно новый. Если ведьмак обновил чучело и решил так странно преподнести подарок, момент очень неподходящий. Хмурясь, она тянет руку к белой гриве. Не оторвать глаз от восстановленного образца таксидермического искусства. Невыносимо хочется коснуться и забраться на спину. Повинуясь неясному импульсу, чародейка запрыгивает на единорога боком и снова оглядывается, чувствуя на себе пристальное внимание из темноты, но так и не может определить его источник. Чучело неожиданно тёплое, бока вздымаются от тяжёлого дыхания, и, покачнувшись, единорог бьёт копытом. Йеннифэр пытается спрыгнуть – но конь будто вымазан смолой. Руки и бёдра выпачканы чёрным, шерсть животного стремительно темнеет, из пустых глазниц льётся дождевая вода, а в поредевшей гриве больше водорослей, чем конских волос. Губы чародейки искажаются в беззвучном крике, раздающимся лишь в её собственном сознании. Водяной конь поднимается на дыбы и прыгает в распахнутое окно. Он несётся по размытым улицам разгромленного, опустевшего Венгерберга, тонущего под натиском шторма, всё быстрее и быстрее, пока очертания полуразрушенных домов не сливаются в бесконечный вихрь подводных руин, а воздух не начинает бить по лицу тугими солёными волнами. В лёгких вода. Руки и ноги скованны, намертво приклеились к чудовищной лошади. Глаза разъедает соль, дышать невозможно, невозможно кричать или вырваться – остаётся только тихое отчаяние и забвение.***
Даже очнувшись ото сна, чародейка не могла пошевелиться. Грудь сдавило железным обручем ужаса безысходности, а кожу лица чуть пощипывали солёные дорожки слёз, бесконтрольно продолжавших катиться на пуховую подушку из-под дрожащих век полуприкрытых фиалковых глаз. «Нет зрелища более жалкого, чем плачущая чародейка». Что ж, госпожа де Врие, возможно, ваш призрак позволит малютке Йенни побыть жалкой хотя бы несколько минут наедине с собой? Вы говорили то же самое и Филиппе, и... Той первой своей воспитаннице, с которой неизменно сравнивали всех последующих. Много ли счастья им принесла привычка сдерживать слёзы? Глубокий прерывистый вдох ослабил давящую тяжесть в груди. Взвинченное сознание медленно успокаивалось. Прояснялось. Приобретало привычную структуру. Она в Каэр Трольде. В лучшей спальне крепости, высоко над уровнем моря – никакой воды вокруг и в помине. Можно дышать. Геральт должен объявиться со дня на день. И никто, ни одна живая душа не следит за ней из темноты. Волшебница аккуратно, опасаясь лишиться восстановленного равновесия, повернулась на бок и вытерла лицо краешком одеяла. Нужно постараться заснуть снова.***
Прекрасная ночь! Лучшая с той поры, как он оказался на островах! Пять обнажённых, вымытых и очищенных тел лежали перед Алистером на полу оборудованной в погребе лаборатории, а сам некромант не мог оторвать глаз от доставшегося ему материала, любовно оценивая каждый изъян тлеющей плоти. Чародей мерил тесное помещение шагами, раскачивая в руке полупустую бутыль из тёмного стекла, в которой плескалась приторная терновая настойка. - Ох, милые мои, как же вы все стали прекрасны, едва распрощались с пульсом и думами! А время лишь улучшает вас... Он сделал большой глоток, запрокинув голову, и сел на пол, вытерев бордово-коричневые капли алкоголя с растрескавшихся губ. Маг глядел прямо в пурпурно-сероватое лицо убитой жрицы-отступницы, безмятежно улыбаясь. - Не знаю, кем ты была при жизни, но ты знатно напортачила, раз они решили нарезать такую милашку ломтиками. Можешь считать, что я тебе и твоим подругам даю второй шанс. Послужите великому замыслу. Ну... – Он пьяно хихикнул и глотнул ещё. – Великому в ничтожном и крошечном мирке одного полоумного чародея, но можно подумать, с тобой вообще случалось что-то более значимое. Так что замысел этот... Гм... Велик и ничтожен одновременно?.. Скривившись в раздумьях, некромант прикусил палец и неаккуратно стянул с руки магическую перчатку. Два костяных пальца с тихим хлюпаньем погрузились в рубленную рану на плече покойницы. - Вот ведь незадача, от тебя мне нужны только ноги, да и те от колен. Что же делать с остальным? В твоём кишечнике сейчас такое творится... Станешь слушать? Алистер поставил бутылку на пол и вытянулся на полу рядом с телами, языком оставив широкую влажную полосу на липковатой щеке девушки – спирт, которым он тщательно обработал все тела до того, как приложиться к бутылке сам, забивал все вкусы и почти все запахи, кроме едва уловимого сладковатого аромата гнили. А затем прижался губами к плотным завиткам ушного хряща, костяными пальцами выскользнув из загнившей раны и медленно, лаская разлагающуюся в его объятиях плоть, спустившись ко вздувшемуся животу. - Так давно не было увлечённых слушателей... У тебя, милая, случился имунный коллапс. Понимаешь, при жизни в наших кишках никакие вредоносные микроорганизмы не устраивают колоний-поселений. Танатомикробиом – это, прелесть моя, такие особые бактерии, которые активно веселятся в наших телах уже после смерти. Начинается всё на границе тонкого и толстого кишечника... – Костяной палец очертил круг на липкой коже - ... Когда твой иммунитет пал, живущие там бактерии совсем обезумели от безнаказанности и принялись поедать кишки изнутри. Они, знаешь ли, питаются продуктами разрушения клеток, из которых состоит твоё тело. Хм, а ты вообще имеешь представление, что такое бактерии и клетки? Впрочем, какая разница... Вздохнув, некромант задумался и перевернулся на спину, глядя в низкий тёмный потолок, обезображенной рукой продолжая поглаживать мёртвое тело рядом с собой, ощупывая закостеневшие мышцы. - Ты была сильной девочкой. Итак, бактерии потеряли сдерживающую их силу и пошли в разгул. Они вторгаются в кровеносные капилляры пищеварительной системы и в лимфатические узлы, распространяясь сначала в печень и в селезенку, – рука на животе чуть выше, чем прежде, - затем в сердце... – лишённые плоти пальцы медленно поднялись дальше, остановившись на груди мертвячки и царапнув её слева, оставив на липком эпидермисе борозду - ... и, наконец, в мозг. Он вновь повернулся к безучастно внимавшей речам чародея девушке и почти ласково поцеловал её в лоб, откинув с застывшего лица грязные волосы. - На это нужно дня три... Судя по всему, ты как раз на нужном этапе. А вот мышцы твои окостенели уже через несколько часов – и этот процесс начался с век и шеи. Сейчас же они уже просто разлагаются себе потихоньку. Знаешь, что самое забавное? Тут он снова пьяно хихикнул и сел, внимательно ощупывая лицо своей подопечной. - После смерти разглаживаются морщины. Немного похоже на гламарию. Жаль, что ты уже не порадуешься этому чудесному обстоятельству. Ещё, конечно, опорожняется кишечник, но мне повезло забрать тебя после этого происшествия. А грязное тряпьё, в которое тебя завернули жрицы, я уже сжёг. Благодаря тем самым бактериям и газам, которые образуются в результате их пиршества, ты вполне можешь издать ещё пару звуков. Будет похоже на тихий печальный стон. Или скрип. Ну да тебе явно всё равно. Покачав головой, Алистер, пошатываясь, допил остатки терновой настойки. Густая сладость оседала в горле, обволакивая его своими мягко-жгучими потоками. Некромант склонился над трупом, глядя прямо в закатившиеся белёсые глаза и на торчащий меж посиневших губ распухший язык, руками осторожно скользнув по обнажённому, неестественно изломанному, раздутому телу, обладающему такой гаммой оттенков серого, синего и фиолетового, для коей нужно быть основательно мёртвым, а затем тихо прошептал проклятие и оттолкнул мертвячку от себя, тут же спрятав лицо в ладони. Повернувшись, тело и правда испустило несчастный стон, отяжелевшей головой врезавшись прямо в угол массивного рабочего стола. - Чем я занят, мёртвые боги. Омерзительно. И ты ведь даже не слушаешь. Не можешь слушать. Ни ты, ни остальные четверо... Ни одной живой душе на всём проклятом архипелаге не будут интересны измышления некроманта. Знания, которые он копил больше века, бесполезны. Даже в прежней жизни редко доводилось завести интересную беседу, а уж тут... Только и остаётся, что разглагольствовать перед молчаливыми и безответными мертвецами. Им, конечно же, это без разницы. Им вообще всё без разницы, даже возмутиться грубым прикосновениям не в силах. Алистер уставился в стену, ногтями впившись во впалую щёку и медленно оцарапав нездорового пергаментного оттенка бледную кожу. - Я всегда так хотел сделать что-то значимое. А оставлю после себя только прах и гниль. Почти всю жизнь потратил на учёбу, но сижу на этом варварском архипелаге, где цена всем моим знаниям – грош. Ох, ладно, не всем, селяне обычно очень рады, когда им зашивают рану или дают снадобье против диареи. Именно к этому я, чёрт возьми, стремился! Он швырнул пустую бутыль в стену и закрыл глаза, прислонившись затылком к прохладной ножке рабочего стола. Пульсирующий магический светильник, едва ли разгонявший тени в подпольной лаборатории, потускнел, теряя энергию. Записи подверглись цензуре, башня с приборами уничтожена, не осталось и людей, которые хранили бы светлую память о тех днях, когда он ещё не скатился во всю эту грязь. Даже Карлу не предали полному забвению – одна из её книг чудом уцелела в библиотеке старого Капитула, а уж стараниями некроманта у чародейки была приличная могила с надгробием. Алистера же хоронить некому. Да и нужна ли ему могила? Памятник – от слова «память». Памятники навещают живые. - Что от меня толку... Всё бессмысленно. Бессмысленная, неправильная жизнь, с самого её начала. Море с благодарностью принимает любые тела. Сирены будут рады свежему мясу да костям для заколок и гребней, а что не понравится хвостатым девам, то будет бережно переработано морским дном, кораллами, водорослями и полипами. Зарастёт, истончится, сотрётся, рассыплется на песчинки, затеряется в бесконечном течении. В зелёно-голубых подводных лесах нет ни звука, лишь танцы невиданных рыб и изгибы тёмных трав. Некому будет печалиться о его смерти, а сама смерть уж явно заждалась – слишком часто некромант вторгался в её владения. Алистер приоткрыл один глаз, снова уставившись на сваленные на пол трупы. Не те волосы, не тот запах, не то телосложение. Не те лица. У всех пятерых нет ничего, что могло бы показаться ему достаточно привлекательным. Лишь частицы неоконченной мозаики. Хмель толкает не только на внезапные порывы грубой развратности, но ещё и на слёзы, если не уследить за количеством выпитого. За время соседства с демоном надираться до невменяемого состояния вошло в привычку, и теперь, хотя острой тяги к алкоголю некромант уже и не ощущал, он всё ещё не мог избавиться от ставшего обыденным ритуала. Йеннифэр... Она, конечно, точно не будет грустить о нём, однако... Он любил её далеко не за одну лишь внешность или запах. В трепет приводил Алистера ум чародейки, открытость её разума новому и бесконечное, граничащее с безумием упорство. Придётся здорово постараться, чтобы вложить все эти качества в новое творение. Последний его эксперимент был намного проще – мальчишке-секретарю не требовалась такая уж сложная внутренняя организация. Наверняка ничего не выйдет. Вытерев рукавом увлажнившиеся глаза, он пошатнулся и встал, опираясь рукой на стол. Пора бы занятья делом, а не болтать без толку перед материалом да размышлять о собственной кончине. Шагнуть со скалы чародей всегда успеет, сначала стоит попробовать завершить начатое. Алистер ещё раз окинул взглядом тела на полу – и, увы, действительно, это был всего лишь необработанный материал. Пила куда-то запропастилась. Поганая ночь. Едва ли не худшая с тех пор, как он очутился на островах.***
- Йенна! Крах неожиданно окликнул чародейку в коридоре по пути к главному залу. Вид ярл имел непривычно мрачный. - Да? В чём дело? Она торопилась. И так провалялась в постели почти до полудня после этих дурацких снов. А ведьмак мог приплыть на место встречи утром... - Весь архипелаг судачит о том, что ты моя гостья, и я на многое по старой дружбе закрывал глаза. Сначала вы с Геральтом вломились в лабораторию Мышовура, потом погубили священную рощу... Но пожар в храме – это слишком. Жрицы рвут и мечут. - Сочувствую. Но при чём здесь я? – Йеннифэр вздёрнула бровь, внимательно наблюдая за ярлом. - А это не твоих рук дело? - Я почти всё своё время провожу в зале воинов Ларвика, жду там одного седоволосого приблуду да привожу в порядок записи. И вызываю крайнюю неприязнь у местных. Можешь их опросить, если не веришь, подтвердят, что страшная и ужасная ведьма Йеннифэр, похожая на касатку с сиськами, вечно торчит за столом в углу с кислой миной. – Голос чародейки бряцал звеньями серебряной цепи, способной удержать мантикору. – С чего ты взял, что мне вообще есть дело до храма? Мои дела с культом Фрейи окончены. - Ну, слухи по островам разлетаются быстро, а Сигрдрифа и вовсе написала мне лично. Магический огонь в подвале весьма подозрителен. Чародейка-то на островах сейчас одна, да и не поладили вы... Йенна, прости, если я ошибся, но что бы ты на моём месте подумала? - Магический? О мёртвые боги, что, малявки-жрицы после ритуального транса с сомнительными благовониями увидели цветное пламя и завопили о колдовстве? Дай угадаю, зеленью полыхало? Что у них там в подвале хранится, какие-нибудь химикаты, ой, то есть святые притирания? Я не уберусь со Скеллиге, пока сама того не захочу. Так Сигрдрифе и передай. Ан Крайт тяжело выдохнул и скрестил могучие руки на груди. Воздух вокруг чародейки, казалось, ощетинился тончайшими иглами. - Сигрдрифа писала, что нашла след портала. Есть у неё какой-то артефакт для таких дел, мудрёно зовётся, не упомню. Только вот вход у портала был, а выход - нет. Как окно в никуда. Если это не ты, то не знаю, что и думать. В Каэр Трольде скоро станут выбирать нового короля, и некоторые ярлы могут... Йеннифэр, напружинившаяся, точно готовая к броску кошка, вдруг обмякла, оторопев, и перебила Краха, заговорив очень быстро. - Портал без конечной точки? Может, этот её артефакт плохо работает? - Не силён в магических штучках. Так это не ты всё-таки? Магичка отрицательно покачала головой и задумчиво поправила бархатную перчатку на руке. - Очень любопытно. Сомневаюсь, что жрицы станут со мной говорить, но, даю слово, я к этому пожару не имею отношения. - Придётся успокоить слухи... Но кто тогда это сотворил? – Крах прищурил ясные глаза, глядя поверх головы чародейки. Ей он поверил, но виновника был готов лично освежевать и вывесить на воротах крепости. - И мне хотелось бы знать.***
Что там могло быть у жрицы? Артефакты имеют радиус действия, и если точка выхода слишком далеко от найденного ею окна, то вполне могло показаться, будто портал односторонний. Далеко – это, например, в небе над горой Горгона. Каблуки Йеннифэр отбивали мелкую дробь по каменным ступеням крепости, а тонкие пальцы то и дело нервозно оправляли новую перчатку.***
Всё же, магия значительно упрощает жизнь. Например, не приходится вручную сшивать тончайшую сетку сосудов и нервов при соединении разнородных частей тела. Но даже с применением заклятий, процесс реплантации - занятие не быстрое, а уж если нужно не отрубленный кусок на место пришить, а совместить между собой элементы мёртвой плоти и не получить при этом второсортное лоскутное покрывало... Счёт времени Алистер не вёл, но по ощущениям простоял за рабочим столом уже часов восемь. Волны ноющей боли то и дело отзывались в согнутом позвоночнике – маг, опустив увеличительное стекло на подвижном штативе, склонился почти к самой рабочей поверхности и крошечными стежками шёлковой нити кропотливо завершал длинный шов, извилистой змейкой бегущий от запястья до сгиба локтя обескровленной руки. Ещё многого недоставало. Например, правой кисти – для левой он всё же отобрал материал. К изящной ладони ещё требовалось пришить два отсутствовавших пальца, а это лучше будет проделать наверху, за письменным столом. Сидя. Позвоночник вновь отозвался требованием немедленно его разогнуть. Придётся поискать и подходящую... Нижнюю часть. Некромант слабо представлял, как это осуществить и старался не отвлекаться на мысли о выступах тазобедренных костей Йеннифэр – ни одного неровного стежка не могло оказаться на этом существе. Всё должно быть идеально.***
Абсолютно круглая, спрятавшаяся в ответвлении астрономической башни замка Бан Ард, комната Йойоля Гретхена, с ажурными витражами из цветного офирского стекла, вышитыми золотыми нитями абстрактными гобеленами на стенах и огромным мягким ковром, украшенным стилизованной рунической вязью, при необходимости способной исполнять роль защитного круга гоэта, была тихим укромным уголком в вечной суматохе академии, местом покоя и надёжным убежищем. Мастера Идаррана все эти факторы не останавливали. Он грубо и неизобретательно колотил в дверь, явственно намекая, что лучше бы выглянуть сразу же, а октограмма на ковре будет совершенно бесполезна против монстролога. Друзья – это не только люди, которых хочется прибить раза три за день как минимум, но ещё и те, кого узнаёшь по манере лупить в дверь твоей спальни. Петли неприязненно скрипнули. Гретхен нарочно толкнул дверь посильнее, угодив ею монстрологу в лоб. - Едва рассвет за окнами, а ты уже тут и весь кипишь. Какого чёрта? – Спросонья лицо Йойоля казалось заплывшим. Маг ещё не успел даже причесаться, а обыкновенно острая бородка напоминала сейчас растрёпанную строительную кисть. Халат поверх ночной сорочки он и вовсе накинул наизнанку. Если честно, Гретхен надеялся за каникулы, пока ученики в отъезде, хорошенько отоспаться. - Мне нужно с тобой поговорить. Срочно. – Чародей выглядел злым и не то взволнованным, не то озадаченным. - А можно я хотя бы умоюсь и оденусь поприличнее? Что за спешка? – Гретхен ворчливо просипел и одёрнул халат, кашлянув, чтобы прочистить горло. Он только сейчас заметил, что Идарран явился прямо в грязном, заляпанным чем-то зелёным фартуке и рабочих перчатках, вымазанных вязкой тёмной жижей. – И не капай тут этой дрянью. Что вообще... - Я вскрыл ту образину, которая едва не покромсала студентов в Горс Велене. И обнаружил вот эту херовину. Здесь те же символы, что и на той проклятущей скрижали, которую ты приволок в замок. Тёмно-изумрудный кристалл, матовые грани которого покрывали резкие угловатые символы, Идарран практически сунул другу под нос. Гретхен отшатнулся, уставившись на камень, и треснулся плечом о дверной косяк. - D’yeabl… Да не может... – Выглянув в коридор, он быстро осмотрелся, и открыл дверь шире, пропуская второго чародея внутрь. – Заходи. Только снаряжение своё грязное оставь за порогом очень прошу. Смердит.***
- Ты ведь понимаешь, что монстра я не делал? – Руки у Гретхена слегка дрожали, пока он крутил камень в пальцах, пристально разглядывая неожиданную находку вблизи. - Да это и ежу ясно. Из тебя хирург никудышный. И символы эти ты сам перевести не смог и просил меня помочь. Значит, работать с ними толком не умеешь. – Тучное тело Идаррана подняло облако пыли, опустившись на низенький диванчик у окна. – Но ты что-то знаешь про эти письмена. Я обычно не задаю лишних вопросов, но тут... Йойоль быстро закивал и поскрёб гравировку на камне ногтем. - Не так много знаю, как хотел бы. К сожалению. Эта штуковина... - ... несла магический заряд, который поддерживал жизнедеятельность твари. Да, я догадался. - Не совсем. Эта штуковина... Как сказать... Давала связь с другим измерением. Зачем – я не уверен. - В смысле? – Идарран нахмурился и скрестил руки на груди. – Давай-ка поподробнее. - Эти символы... Зараза. Нет, не понимаю... – Вернув камень монстрологу, он сложил ладони домиком и прислонил кончики указательных пальцев ко лбу. – Дальше тебя всё, что я сейчас расскажу, уйти не должно. Я занимался заказом, для Нильфгаарда, когда нашёл упоминания той скрижали. За поисковое устройство, не привязанное к методу камень-металл-хрусталь, Империя платит огромную сумму. Ну, если таковое создать. - И как это связано? - Погоди. Не перебивай. Я начал думать, как такое вообще провернуть. Поисковая магия без кристаллов на искомом объекте. Невозможно! И... В то время я много читал про сновидцев и их магию, занимался личным исследованием по теме онейромантии, если хочешь. Гретхен отошёл от окна и стал расхаживать по комнате, активно жестикулируя. И чем дальше он говорил, тем шире и отрывистее становились взмахи руками, тем резче он поворачивался на пятках, доходя до книжного шкафа, и тем сильнее искажала лицо чародея нарастающая тревога. - Если клиент погружается в транс вместе со онейромантом, то, например, он может увидеть во сне то, что ищет. Или того, кого ищет. Да, всё будет запутанно, в каких-то психоделических образах, но подсказку получить можно. Идарран, эти странные образы – это помехи. Как когда мегаскоп неисправен, и ты начинаешь в разговоре слышать посторонние шумы – так и здесь приплетаются лишние картины. Связь с измерением снов, откуда сновидящие черпают информацию, откуда приходят вещие сны и откуда лезут некоторые особенно странные чудовища – нестабильна. - Гретхен, ты мудришь. - Погоди! – Он остановился и резко обернулся к монстрологу, а затем уставился в потолок. – Я уцепился за эту идею. Искать сигналом через измерение грёз, основываясь на том, что ты уже знаешь об искомом. По идее, чем крепче ты к кому-то привязан, или чем больше знаешь, тем чище будет картина. Но онейромантия - редкий дар, и всё ещё остаются помехи. Нужен был прибор, способный стабилизировать связь. И, дьявол, я нашёл то, что показалось мне ответом. Тяжело выдохнув, чародей опустился прямо на пол, сложив согнутые в коленях ноги крест-накрест. - На архипелаге Скеллиге есть странное место, которое местные прозвали Пещерой Снов. У них там тотем стоит, всё очень ритуализировано. Говорят, придёшь – столкнёшься с худшим кошмаром. Наша скрижаль – оттуда. Идарран нахмурился сильнее, кажется, начиная понимать, к чему друг клонит. - Так. Продолжай. - Ты не представляешь, чего мне стоило этот артефакт вытащить... В той пещере что-то вроде... Ну... Граница между мирами там не то, чтобы дырявая, просто очень тонкая. Даже засыпать не обязательно, чтобы всякого насмотреться, а местные ещё и наркотическими снадобьями эффект усиливают. И все вот эти ритуалы, тотемы – оно очень древнее, старше современной островной культуры. Если это можно культурой назвать, конечно, живут, как дикари... Символы на скрижали – это что-то вроде заклятия. Которое помогает наладить стабильный сигнал. Я хотел разобраться, как это работает, и использовать в приборе, который делал для нильфов. Но мы с тобой едва успели перевести две строки, и то не точно. В общем, я застрял. А тот камень, что ты нашёл, судя по всему, выполняет ту же функцию. Только он не такой сильный, как та пещера. Вот и вышла одна полуживая монстрятина, которая и суток не протянула. И он не такой древний. Я бы даже сказал, его недавно сделали. Хотел бы я знать, кто. Расспросил бы о многом. - О, поверь, не ты один. – Второй чародей мрачно процедил сквозь зубы. – Итак. Если мы сейчас принимаем этот бред сумасшедшего за основную версию – а мы это делаем, потому что других версий у нас нет, и хоть твоя мне не нравится, отказываться от неё пока что глупо, - то дело полная дрянь. Будь любезен найти всю информацию на эту тему, которую сможешь. Нам ещё Капитулу объяснять. И аретузским фифам. Что хуже – даже не знаю. - Студенты могли видеть... Процесс оживления. Даже если не вспомнят сами – можно залезть в голову и вытащить нужное. – Гретхен уставился в пол. Вид он имел совершенно потерянный. - Студенты сейчас по домам разъехались. – Идарран задумался. – Вернутся – нужно будет обоих попавшихся монстру расспросить. Рыться в чужих головах – это твой профиль, займёшься, как будут в замке. И начнём готовить доклад для Капитула как можно быстрее. Йойоль вновь кивнул, не изменившись в лице. - А кого зацепило чудище? - Рённинген и Фьеньвэрэ. Один в лазарете валялся неделю после и только недавно укатил к семье, второй в Ковире с начала каникул. Сидевший на полу чародей неприязненно поморщился, но смолчал. - Что ж... Ладно. Выбирать не приходится. Я проснусь окончательно и займусь записями тогда... - Гретхен, кое-что не вяжется. – Идарран вдруг усмехнулся. – Ты и заказ для Нильфгаарда? Да ещё и на территории академии, с таким риском быть обнаруженным? Выкладывай целиком. - А что, я не могу просто хотеть имперских денег? – Он проворчал и поднялся с пола, задумавшись, сможет ли поспать ещё пару часов, чтобы сознание перестало походить на мечущегося в запертой клетке бешенного кролика, или уже не удастся сомкнуть глаз. - Можешь. Но ты очень трепетно относишься к собственной безопасности. И никогда не лезешь во что-то, не изучив ситуацию в мельчайших деталях. А тут... Чародей прикусил губу, в сомнении глядя на развалившегося на диване друга. Затем заговорил вновь. - Я занялся исследованием сновидений из-за того, что уже несколько лет вновь и вновь вижу один и тот же сон. Он возвращается, всегда очень реальный, осязаемый и детальный, точно отражение грядущего. Я видел войну с Нильфгаардом. И свою смерть. Так что я хотел получить благосклонность империи, создав для нильфов мощный артефакт, надеялся, что это изменит... Предназначенное? Не люблю громкие слова. Но сейчас я пришёл к выводу, что даже если завершу прибор, то ни один правитель, или даже просто человек, желающий власти, не должен его получить. Так что, видно, суждено мне героически помереть и обзавестись памятной надписью на обелиске, возведённом на братской могиле. А теперь, будь любезен, подари мне хотя бы пару часов тишины.***
Дороги Каэдвена всегда славились неестественным количество ям, камней, резких поворотов и выбоин. На въезде в Ард Каррайг начиналась брусчатка. Артур это хорошо почувствовал спиной, едва не подпрыгнув на повозке, с которой добирался в город. Мальчишка задремал на тощем тюке сена, но мягкая трава не спасла – цивилизация давала о себе знать беспощадно и однозначно. Зевнув, он сел и протёр глаза краем рукава. Проезжали мост. Утро едва занималось и на горизонте молочно-белое небо сливалось с укутанными туманом водами Ликсели. Артур зябко поёжился и плотнее закутался в ученическую мантию, сонно уставившись на безынтересный пейзаж. С повозки лучше слезать сразу после моста – будет ближе идти до дома, чем от центральной площади. Снова зевнув, он подхватил сумку, которая служила всю ночь вместо подушки, и легко соскочил на землю, тут же привычным маршрутом запетляв по узким переулкам к дому. Входная дверь почему-то была свежевыкрашена в совершенно омерзительный бледно-морковный цвет. Усмехнувшись, Артур разулся, очень медленно повернул ключ в дверном замке и неслышно проскользнул в дом. - Артурик-дурик, не топай так – половицы сломаешь! - Ну мам! – Парень дурашливо скорчил недовольную гримасу и уже обычным шагом зашёл на кухню. Невысокая полуэльфка с подвязанными платком длинными каштановыми волосами отвлеклась от сковороды с блинами и чмокнула усевшегося за стол сына в лоб. - Как добрался? Погоди-ка, а это что ещё такое? – Она прищурилась, недовольно рассматривая новый шрам на губе Артура. - Да... На Беллетэйн перебрали и подрались. Царапина, а в академии меня в лазарет уложили. А что у нас с дверью? - Она покрашена. Красок других не завезли, пришлось брать, что было. – Пожав плечами, мать Артура вернулась к готовке. – Прихожу позавчера домой вечером – а на двери шпана местная мерзостей понаписала. Опять против эльфов бузят. Как бы в лавке окна не побили. Стекло менять очень нудное дело. - Тебя только это беспокоит? – Артур подпёр голову рукой и нахмурился. Мать рассмеялась и поставила на стол тарелку с блинчиками, верхний из которых слегка подгорел по левому краю. - Варенье сам возьмёшь. В лавке охрана, на складе тоже, в порт отправляю доверенного, а если сюда заявятся – у меня есть великолепная лопата для саженцев. Увесистая такая. - По улице ходи в платке. Чтобы ушей видно не было. На всякий случай, пока не уляжется хотя бы. – Артур покачал головой. В отличие от него, матери таки достались заострённые хрящи ушных раковин. – И давай я какую печать защитную нарисую и тут, и в лавке. Раз уж приехал. - Завтракай давай, великий магистр. Не твоя это забота. Доучишься сначала – потом будем твои таланты пристраивать к делу.***
Алистер напряжённо ковырял вилкой кусок говядины, истекающей густым клюквенным соусом. Обедали на веранде. С самого приезда он старался не поссориться с родителями, но, кажется, это неизбежно. - Нужно обязательно будет собрать родню, пока ты тут. Или, по крайней мере, навестить всех. – Отец наставительно поглядел на юношу. Мать от мысли о сборище родственников недовольно поджала губы, но смолчала, не желая затевать скандал. Алистер нехотя кивнул. Родню свою он на дух не переваривал – за исключением, пожалуй, родителей да дядюшки по материнской линии, обладателя огромной библиотеки и крошечной тяги к общению и светским визитам. Основная масса родни была со стороны отца. И, как на зло, приятными личностями всё это пёстрое общество назвать ну никак не выходило. Но следовало натягивать улыбку, быть вежливым и делать вид, что ты не в курсе, какими словами тебя и твоих родителей поносят за глаза, сколько должны денег и как успели подгадить в прошлом. Больше всего некроманта выводила из себя манера родственничков разговаривать с ним, как с умалишённым младенцем, приторно-сладкими речами. Отец, однако, считал, что с роднёй нужно общаться и дружить, иначе же не по-людски. А спорить с ним совершенно невозможно, как о стенку горох. - Да, хорошо... Только не на этой неделе, я отдохну немного от учёбы. - Как прошли экзамены? – Мать ободряюще улыбнулась и поправила тёплую накидку поверх летнего платья, заколотую аккуратной серебряной брошью, привезённой давным-давно со Скеллиге. - Ну... Я всё сдал, научного руководителя на следующий год выбрал, тему дипломного проекта тоже. Так что всё в порядке. – Он, наконец, отправил кусок мяса в рот и начал старательно пережёвывать. Отец в раздумьях нахмурил рано начавшие седеть брови. - И чем же ты будешь заниматься после учёбы? Алистер чуть не подавился. - В каком смысле? У меня потом ещё практика, во время которой сохраняют стипендию... Хотел съездить в Оксенфурт. На медицинскую кафедру вольным слушателем походить, да и к Карле поближе. Она хочет ассистенткой в Аретузе остаться. - А потом? – Отец нахмурился сильнее. – Ты сбежал из военной академии при первых же трудностях, напросился учиться магии. Я смирился с тем, что наследников не увижу, отпустил тебя обучаться всем этим вашим ярморочным фокусам. И вот, ты почти закончил этот чёртов Бан Ард и не можешь мне внятно ответить, чем будешь занят после. Вместо этого говоришь, что собираешься копаться в гное и трупах и шататься без дела. Для чего я плачу деньги за твоё обучение, если от него никакого проку? - Я не... - Один из их лекторов какое-то время был придворным чародеем у нашего короля. – Мать перебила Алистера, уже начавшего краснеть от злости. – А придворным чародеям бывают нужны подмастерья. Это вполне может быть неплохой практикой. Так что угомонитесь оба. Ещё целый год впереди. Некромант раздражённо выдохнул и потянулся за куском лимонного пирога. Ко двору. Конечно. Да ни за что на свете.***
Карла долго пыталась сфокусировать взгляд на стоящем перед ней ужине и унять шум в голове. Бесконечные голоса проползали в её сознание извиваясь, корчась и вгрызаясь в память словами на странном, чуждом и непонятном языке. Печёная тыква и индейка в медовом соусе. А в кружке – очередное успокоительное зелье от Тиссаи. «Для твоего же блага». Комната без окон и с единственной дверью уже измерена шагами вдоль и поперёк. За тем, как Карла ест, теперь присматривает Маргарита. Сегодня во время обеда юная магичка швырнула чашку с горькой микстурой в стену. Привело это к стеклянным трубкам в венах и насильному вливанию лекарства. - Я хочу выйти отсюда. Маргарита сочувственно положила руку на плечо девочки. - Милая, это опасно. И для тебя тоже. Тиссая строго запретила тебя выпускать, пока не закончим магическую коррекцию. - Мне это не нужно. Просто оставьте меня в покое. - Тебе станет лучше после. Давай, пей зелье. Если не пить, снова будут иглы и трубки. Поморщившись, чародейка нехотя сделала пару глотков. Шум в голове усилился. Маргарита замерла в замешательстве, наблюдая, как начинают шевелиться и подниматься, точно от удара током, волосы Карлы, а сама девушка, словно безвольная тряпичная кукла, взлетает со стула вверх, опрокинув тарелку с ужином на простое белое платье.