Порядочный

Костя отпустил мои руки, и освобожденный я немедленно прильнул к нему вплотную, нацеливаясь с укусом. Прямо у меня перед глазами маячил нос альфы, место для метки явно не подходящее, я клацнул зубами, соображая, но додумать не успел — Костя столкнул меня с себя, и я вдруг оказался лежащим на боку. — Эй! — вякнул, мгновенно закипая острой обидой. — Мы так не договаривались! Пока я надувался и пыхтел, мой альфа резко сел и потянул с торса свитер вместе с футболкой. Он раздевался, Господи! Ура! Обнажившись по пояс, парень откинул ненужную ему сейчас одежду куда-то в угол небрежно смятым комом и повернулся ко мне. — Мы с тобой вообще ни о чем не договаривались, Кось, — сказал он мне с кривоватой, смущенной и очень милой улыбкой. — Только на кино. Я тихо скрипнул зубами — десны неимоверно чесались — и обласкал Костю вбирающим жадным взглядом. Тело у моего альфы оказалось «на уровне», в меру подкачаное и сильное; умеренно волосатую в нужных местах кожу покрывал легкий приятный загар, четко выделялись округлые темные ореолы сосков. Пока я пялился, предвкушающе облизываясь, Костя успел избавиться от джинсов и нижнего белья и предстал передо мной полностью обнаженным и более чем возбужденным. А я… я во все глаза смотрел и не мог насмотреться на его красоту, раскрыв рот, будто не омега в течке. Смотрел, смотрел, и дышать почти забыл… Костя неуловимым, гибким движением перетек из сидячего положения в лежачее и неуверенно обнял меня поперек груди одной рукой. — Меть здесь, малыш, — велел он мне, указывая на свою ключицу. — Если не передумал, конечно. Я заметил — у альфы под верхней губой поблескивают выпущенные клыки, возрадовался — значит, Костя тоже собирался меня пометить, наши чувства взаимны, и с готовностью обнял его в ответ. Типа, привыкал к странному, неведомому мне доселе ощущению — истинная пара. Укусить еще успею, не срочно-срочно. Костя требовательно огладил меня по пояснице, его ладонь скользнула ниже и сжала мою ягодицу через ткань брючек. — Так и будешь одетый лежать? — парень лукаво поблескивал белоснежными клыками. — Раздеться помочь? От этой его кусачей, но солнечной улыбочки у меня везде побежали жаркие, крупные мурашки, а едва, вроде, уравновесившаяся крыша моментально дала новый крен сразу во все стороны, бодро помахала мне ручкой и умчалась в космос, ловить кометы за хвосты. — Эм-м-м, — только и мяукнул я, вскидываясь и губами припадая к Костиной ключице. Перед тем как поставить метку Косте, мне требовалось Костю немножечко зацеловать, верно? Облепить моего истинного, любимого до потери пульса альфу конечностями, облизать каждый сантиметр его тела шустрым языком, насквозь пропитать моим течным запахом, ну и да, раздеться, конечно, донага. Заебала уже одежда, невыносимо жарко в спальне, прямо пар из ушей валит и чпокающая смазкой мокрая жопка пригорает…

***

Впоследствии я долго пытался вспомнить, когда, зачем и для чего в тот первый наш с Костей гон умудрился куснуть Костю трижды. На ключице понятно, где альфа заказал, там альфа и получил. Но вот метки внизу его живота, под пупком, и на левом полупопии смотрелись, по совокупности, как минимум странно. Несмываемые свидетельства моей извечной жадности и неуверенности в собственных силах, призванные сообщить любому вздумавшему покуситься на Костю чужаку-омеге — альфа занят, Костя сводить лазером не стал, оставил и иногда с гордостью демонстрировал в тесном кругу родни и самых близких друзей — мол, вот такой у меня муж страстный хищник, в первый гон чуть меня живьем не сожрал. Нашим детям-близняшкам, альфе и омеге, тоже показывал, до глубокой старости. Он-то показывал, а я… я неизменно смущался и даже краснел. Из года в год. Но и радовался каждый раз тихо, в душе. Знал — любая из этих трех меток дорога Косте одинаково, ведь поставлена — мной. Конец