Гаррошедрочерские драбблы

Шлеп, шлеп. Шлеп. Шлеп, шлеп - щупальцем по перилам. Пусть он прекратит, думает Гаррош. Предки, пусть он прекратит. Хватит уже. Пусть стоит смирно. Они спускаются под землю в лифте. Малкорок нервничает. Для того, кто полжизни провел в застенках Черной горы, он нервничает слишком много. Так было всегда, раньше тоже: но тогда Гарроша это не злило. Но тогда Малкорок был... приемлем. Теперь он отвратительный. Гаррош говорит себе - это ради победы, потом я сделаю его прежним, он станет прежним, все станет прежним в новом мире без Альянса - хорошие вещи, конечно, плохие исчезнут, а Малкорок станет прежним. Но сегодня его ночь. Шлеп, шлеп, шлеп. Предки, он отвратительный. Остановился лифт, достиг предела, Зела смотрит. Возьми себя в руки, вождь. Тут, внизу, сердце стучит, будто бьют в набат. Оно пульсирует. Гаррош отворачивается, не смотрит на Малкорока, потому что тот тоже пульсирует - черные толстые вены - пульсирует в такт! Гаррош выпрямляет спину, расправляет плечи, кивает Зеле, кивает гоблинам, ведет себя достойно, не трясется, не ежится. Они идут вниз с помоста по железным плитам с дырками. Неровные стыки. Малкорок так шумен. Гаррош спотыкается, и Малкорок придерживает его щупальцем. - Зела, доклад! - орет Гаррош в смятении и панике. Малкорок отодвигается, холодная, мерзкая громадина, пятится, хочет стать незаметным; сердце бьется, Зела хмурится. - Был передан тебе час назад, вождь, - отвечает она. - Но, верно, не успели... Гаррош отмахивается. Стыд, какой стыд. - Я забыл, - говорит он вяло. - Я потом. Я прочту потом. Пойдемте смотреть броню. Они идут, все вместе - урод, охрана, гоблины, Зела, Гаррош. Малкороку выковали крепкую броню, чтобы он был непобедим в ней. Его победят, разумеется, в мире нет непобедимых вещей, но он сможет задержать... Чтобы что? Зачем? Так душно. - Надо было сделать тут вентиляцию, - рассеянно говорит Гаррош. Зела кивает. - Она тут есть и работает... может, не в полную силу. Я прослежу за этим. Идиот. Подземный бункер без вентиляции. Думай, что говоришь. Надо убить себя и пусть Зела станет вождем. Нет, нет, что за мысли. Иди прямо. Сделай гордое лицо. В центре зала накрытое плотной тканью, громадное - броня. Время примерки. Можно отойти в сторону, можно выдохнуть. - Гаррош, - говорит Зела. Ее ладонь сухая и жесткая, так не похожа на щупальце. - Вождь, - поправляет Зелу Гаррош. Она понимает. - Вождь, назначим ночную вылазку на сегодня? Что еще за вылазка, предки, Зела. Спасибо. Такой соблазн. - Нет. Завтра, возможно. - Я распоряжусь, вождь. Зела убирает руку. Сам неси проклятье своей глупости, своей гордости, болван, пей его до дна. Гоблин с гаечным ключом спрыгивает с плеча Малкорока. Тот неловко топчется, пытаясь заглянуть себе за спину. Так хочется спать. - Чего ты? - с раздражением спрашивает Гаррош. Малкорок держит паузу перед ответом - секундную, почти незаметную. - Мешает бить, вождь. Тесно. Доспех хороший, только тут... расширить бы. Гаррош смотрит на щупальце. Тянется, тянется молчание, и гоблины остановили работу, смотрят тоже. Морда Малкорока, отвратительная, страшная, что это за выражение на ней? - Можно ли поправить? - спрашивает Зела, единственный полезный орк в Оргриммаре. Гоблины, бранясь и споря, облепляют закованную в броню тушу, вымеряют, постукивают, чертят. Малкорок чуть поворачивается. Гаррош заставляет себя приблизиться, заставляет себя коснуться. Молчат. Как мерзко видеть знакомые черты искаженными. - После полуночи, не раньше, - бормочет Гаррош и уходит, не желая смотреть, как пасть урода расползается в улыбке.