***
Страны обязаны выполнять поручения своих правителей, нравится им это или нет. И Александру не нравилось. И он не делал. Будучи одним большим “не”, он вызывал больше всего недовольства. Ему угрожали, его умоляли, на него покушались, и все это всего за полгода. Но сломить непробиваемую стену упорства и вредности не удавалось. Тогда правительство решило, что раз страна одна, то и воплощение должно быть одно. — Если игнорировать проблему, она никуда не исчезнет! — кричал темноволосый Брагинский, ворвавшись в кабинет Сталина. Тот даже ухом не повел, углубившись в изучение каких-то документов. Александр подавился воздухом и закашлялся в возмущении от такой дерзости. Какой-то там человек, пусть и был самим Иосифом Виссарионовичем, посмел так грубо обойтись с воплощением! Чистовой воды наглость. Не потерпев подобного обращения, мужчина в два шага преодолел путь от двери до стола и схватил первую попавшуюся бумажку. — Иван знает? — хмуро поинтересовался он, ознакомившись с содержимым. Сталин покачал головой и Александр расплылся в ухмылке. Взяв ручку, воплощение оставило свою роспись и бросило, развернувшись к выходу из кабинета, — Беру на себя.***
Полет на самолете был огромным риском для Англии и братьев из Северной Америки, но выбор у них совершенно отсутствовал. Когда трио пересекло порог лондонского аэропорта, рабочие шарахнулись по углам и пассажиры последовали их примеру. Однажды, лет пятнадцать назад, судьба свела Канаду и Америку в местном туалете. Джеймс закуривал третью сигарету подряд, а Стив был неожиданно неуклюжим и явился смывать пролитый сок. Джонс не выдержал и минуты в прокуренном помещении и почти жалобно протянул: — Джеймс, хватит, а? На что получил очень контрастный посыл и нецензурный жест. Ни то день у Аллена был настолько неудачным, ни то судьба и силы извне любили наблюдать за мучениями парня, но к липкому соку на руках присоединилась кровь, капающая из носа. — Пиздец. Это все из-за тебя Джей. Табачный дым опасен и для окружающих. Пассивное курение и все такое, знаешь, — как бы невзначай бросил американец, в тщетных попытках остановить кровотечение. — Отъебись, боже, — Уильямс, до сей поры наблюдающий за страданиями брата, закатил глаза и отвернулся. Стив всегда приставал к нему с курением, точнее с запретами на это, и раздражал невероятно. — Можно просто Стив Аллен Фостер Джонс, — усмехнувшись, протянул американец. Джеймс отметил, что размеры имени брата сопоставимы с его чувством собственного величия. Вскоре шум воды оборвался, Канада облегченно выдохнул облачко дыма и приготовился сделать очередную затяжку, поднеся сигарету к губам. Кажется, придется расходовать и четвертую, а всё из-за этого чёртового Америки и нервов, которые канадец на него тратил. — Джимми, бросай курить, — слащаво, будто пародируя Оливера, протянул Аллен, вынимая предмет ненависти из ослабшей от шока руки Уильямса. — Это очень-очень вредно, сдохнешь ещё. Стив небрежно бросил сигарету, не удосужившись потушить её, в ближайшее ведро и смылся, пока Джеймс не пришел в себя. Такой была неофициальная, но истинная история пожара в аэропорту, в котором без жертв, конечно, не обошлось. — В этот раз без… — начал свою напутствие Оливер, но осекся, не зная, что именно можно посоветовать спутникам. — Без всего, мальчики. Кёркленд знал, что абсолютно бесполезно говорить что-то этим двоим, но не мог перебороть себя и потерять возможность донимать окружающих своим "А я говорил!" в будущем.***
Темный сырой подвал, пентаграмма в центре помещения и восковые свечи в углах звезды — это бесспорно то, что представляет каждый, когда речь идёт о магии. На деле же, залом для современного Гудини могла стать обычная гостиная, источником света торшер, а магическая звезда — прошлый век. Но атмосфера, она-то должна быть! Без нее колдовство — шарлатанство, а сам волшебник — псих и мошенник! — Он прибрался, — тихо ответил Оливер на брошенное Алленом замечание. — Уже чудо. — В магии важна магия, а все остальное — побочное, — дополнил Шотландия. Хозяин дома, чародей (в чем усомнился не только Америка, но и Канада.), воплощение — три в одном флаконе, как и любое другое "три в одном" настораживало любого, у кого инстинкт самосохранения хотя бы немного работал. Мужчина, имя которому Гэвин, рассадил гостей в центре комнаты, предварительно забрав оружие, в виде биты и клюшки, у Стива и Джеймса. — Для безопасности, мало ли что, сами понимаете, — и все это с такой обворожительной улыбкой, что североамериканцы потеряли дар речи. Первый раз на их памяти кто-то посмел посягнуть на святое и так дерзко его отнять. Мутные от воска зеркала с поразительной симметрией возвышались за спинами четырех воплощений, сидящих в самом центре продуваемой комнаты. Все как один держали включенный торшер за ножку, будто боялись, что тот упадет. — Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis, quae superius sicut quae inferius et quae iuferius sicut quae superius ad perpetranda miracula rei unius. Sol ejus pater est, luna mater et ventus hanc gestavit in utero suo, ascendit a terra ad coelum in terram descendit. Exorciso te creatura aqua, ut sis mihi speculum Dei vivi in operibus ejus et fons vitae et ablutio peccatonim. Amen, — загробным голосом затянул старший Кёркленд. Под конец заклинания, голос мужчины дрожал и срывался, и понятно почему. В глазах всех присутствующих темнело, а дыхание сводило, словно какие-то потусторонние силы душили их. Сердце с бешеной силой ударялись о грудную клетку и, казалось, стучало даже в голове. У всего квартета одновременно потекла кровь из носа, и души, объединившись с сознанием, покинули тела, устремляясь в покрытые неровным слоем воска поверхности зеркал.***
— Fuck, — многозначительно пронеслось по залам знаменитого места. Одновременно с этим прозвучало такое же многозначительное "Baise". — Придурок, слезь с меня! — Стив, обнаружив себя прижатым к полу телом Джеймса, потянулся за верной битой, которая всегда висела на ремне, но на месте искомого предмета не оказалось. Побледнев от внезапно одолевший его паники, Джонс легко сбросил Уильямса и принялся усердно искать дорогое сердцу оружие. Заметив испуг брата, Канада потянулся к клюшке, которую тоже не нашел. — Какого… — парень осекся, заметив взгляды в свою сторону. Кто-то проходил мимо, косо поглядывая, а кто-то, не скрывая заинтересованности, стоял поблизости. Джеймс понял, что оставаться здесь нельзя, схватил Аллена за руку и потянул к ближайшему повороту. — Подожди, идиот, — возмутился американец. — Где Оливер? Канада остановился как вкопанный, чуть не упав от подлых законов физики. А ведь действительно. Куда делся капитан миссии?***
Заметив, что незваные гости не собираются уходить, Гилберт попытался проявить всё свое обаяние, что было проблематично ввиду опьянения, ибо он был слегка в зюзю. Едва стоя на ногах из-за неприятной боли в колене, оставшейся напоминанием о недавнем падении, Байльшмидт доковылял до кухни. Он остановился у двери, подумав, что Иван и Александр могли не успеть спрятаться и теперь их закидают вопросами. Глубоко вздохнув, Гилберт слабо толкнул дверь, предварительно закрыв глаза. Криков и ругани не было, но прусс буквально чувствовал, как обстановка накаляется. Мужчина открыл глаза и его взору предстало помещение, полностью обставленное пустыми бутылками из-под спиртного. — Воу… Браво… — сдавленно бросил Америка, медленно аплодируя. Послышалось “Господи, как?!” и “Удивительно, что ты жив”. — Гилберт... — угрожающе начал Людвиг. — Вот и конец. Встречу его от рук брата… Дожили! — оперативно заметил Пруссия, начиная разыгрывать комедию. — Запойный ты алкаш! — прорычал Германия и дал подзатыльник брату. — Когда эти разбирательства закончатся, ты поедешь со мой, — Гилберт что-то невнятно буркнул, тут же затихая под взглядом брата. — Это не обсуждается! Будем тебя лечить. Пруссия обреченно сверкнул глазами. Жить с Иваном ему нравилось: никто не зудит над ухом о правильном образе жизни, да и вообще в целом. И он не так часто напивается! Исходя из этих выводов, Байльшмидт пытался придумать оправдание, но, в силу своего состояния, в голову пришла только одна идея, не отличающаяся особой правдоподобностью. — Сегодня день альбиноса, ты не знал? — Гилберт попытался придать себе максимально серьезный вид. Байльшмидт-младший повел плечом и проворчал что-то отдаленно напоминающее “Ты не альбинос”. — Чай, кофе, чего покрепче? — мастерски перевел тему Пруссия. Гости, которые, кажется, забыли, зачем пришли, встрепенулись.***
— Что делать будем? — меланхолично поинтересовался Александр, наблюдая за паникующим Иваном. Последний негодующие развел руками. —Нужно спрятаться! Нужно… но куда?! — Брагинский судорожно перебирал все возможные варианты. — Точно, — светлый ударил кулаком по раскрытой ладони и абсолютно серьезно сказал. — Лезь в шкаф. — Ты что… — не успел Александр возразить, как Иван схватил его за плечи и толкнул в открытые двери кладовки. Россия зашёл к своему собрату и захлопнул двери.***
— А где Иван? — Людвиг с серьезным лицом уставился в бесстыжие глаза брата. Тем временем сам Иван повторял какую-то молитву, периодически перекрещивались. — Успокойся, они тебя услышат, — шикнул Александр, дернув светлого за шарф. Иван вжался в противоположную двери стену, пока темноволосый наблюдал в щель за происходящим. — Он… — Гилберт замялся. — Он вроде как ищет Александра. Где-то там… — он неопределенно махнул рукой. Глаза Оливера зажглись и он, кажется, был готов побежать на поиски, только бы дали ему нужные координаты. — Прусс – идиот, — изрек темный Брагинский, посмеиваясь. — Как успехи в поисках, Вань? — саркастично бросил он, подключив свою силу воли, чтобы не заржать в голос. Иван промолчал, возможно, обидевшись. Почему он один беспокоится за них? — И как? — нетерпеливо спросил зазеркальный Кёркленд. — Ну он в процессе, — важно кивнул Гилберт, скрестив руки на груди. Неожиданно раздался мучительный скрип заржавевших петель и из кладовки вывалилось тело. — А вот и они, — тихо донеслось от Пруссии. — Алекс! — воскликнул Оливер и на сверхсветовой рванул к, так называемому, “Алексу”, на радостях чуть не снеся всех. — Александр! Наконец-то! — пищал Кёркленд, стискивая Брагинского в объятиях. Александр молчал, громко и выразительно матерясь одним лишь взглядом, но так, что большой Петровский загиб рядом с этим казался детским лепетом. — Олли, не думаю… — мягко начал Артур, опасливо косясь на жертву пёстрой бестии. — Олли, — задумчиво процитировал Америка. —Сань, вы знакомы? — Иван влез между Александром и гостем, прикрывая двойника. — Вообще без понятия, кто это, — мрачно бросил он, отряхиваясь. Оливер, до этого момента рьяно рвущийся через Ивана, резко замер и растерянно посмотрел на темноволосого Брагинского. — Алекс, ты… ты чего? Сейчас не время шутить! — боязливо пробормотал парень, предчувствуя что-то плохое. Чутьё его никогда не подводило. — Мы так соскучились за эти девять лет! Пруссия места себе не находит, да что там прусс, уже Ван волнуется! А Люциано? Он же и организовал миссию по твоему спасению! Александр? — за пламенной речью Кёркленд не сразу заметил раздраженный взгляд. — Заебали, — устало выдохнул мужчина и попятился к шкафу. — Пидоры, вы не хотите объяснить, что здесь происходит?! Скрипнула дверь и Александр, зайдя в помещение, показал средний палец всем собравшимся, после чего заперся. — А ведь хорошая идея, — сказал едва отошедший от шоу Людвиг. — Смотри, — сосредоточенно начал Артур. — При перемещении из одной объективной вселенной в другую, есть вероятность того, что субъект может сломать такую, как оказалось, хрупкую теоретико-физическую конструкцию, как пространственно-временной континуум. И, как мы все знаем, при острой нужде другие субъекты в состоянии… — По-человечески, — прервал объяснения немец. — Алекс сломал время, — тихо вставил Оливер, все ещё расстроенный таким раскладом. — Вот какой у вас год? — Две тысячи восемнадцатый. — А у нас тысяча девятьсот сорок седьмой заканчивается, — пожал плечами цветной англичанин. — Девять наших лет в одном вашем году, — ни то так быстро посчитал, ни то тщательно готовился к объяснению он. — Дважды заебали, — глухо донеслось из шкафа. Александр, высунувшись из убежища, схватил Ивана и вновь исчез в темноте оного. — Допустим, — нерешительно протянул Америка. — Но… Как вы тут вообще оказались? — О! Ну у меня есть брат, который умеет колдовать. Он как ваш Англия, но круче! — восторженно вещал Оливер, забыв о накрывшем его отчаянии. Артур попытался возмутиться, но его ворчание утонуло в истории зазеркального друга.***
Из дрёмы, вызванной сильным магическим истощением, Англию вырвал нечеловечески страшный вопль. — Арти, спасай! — кричал Оливер, без стука ворвавшись в комнату двойника. — Огнетушитель под раковиной, — сонно протянул Артур, махнув рукой. Через мгновение его уже тянули по полу в направлении гостиной, за эту самую конечность. Зазеркальный Кёркленд лихорадочно бормотал что-то несуразное, пытаясь объяснить другу, какая беда упала на его голову, и Англии быстро надоело слушать бред сумасшедшего. — Подожди, стой, — резко перебил его Артур, вырываясь из цепкой хватки и поднимаясь на ноги. Нахмурившись, он с расстановкой уточнил. — Что случилось? Вместо ответа, Оливер трясущимися руками указал на телевизор, по которому шли новости. Действительно не самая веселая вещь, тут даже спорить не надо. Однако, заинтригованный Кёркленд не мог не вслушаться в сюжет, поскольку жаждал узнать, из-за чего его так грубо разбудили. — "Двое неизвестных напали на Лувр" — кричал заголовок, и юная журналистка взволнованно вещала: —… чьи личности ещё не установили, устроили потасовку, во время которой повредили полотно Леонардо да Винчи. С места событий наш корреспондент *французское имя*. Дальнейший поток информации Артур слушать не стал. Ну повредили что-то в Лувре, ну и что? Не в первый раз же. Англия неуверенно выразил недоумение, покосившись на друга. — Это мои друзья, — взволнованно оповестил он, внимательно смотря репортаж. — И им вдвоём никак нельзя быть вместе одним. — Почему? — поинтересовался Кёркленд, рассматривая дебоширов. — Они… немного не ладят, — замявшись, ответил парень. — Арти, нам надо срочно их достать, понимаешь? — умоляюще протянул он, взяв Англию за руку. Артур глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Удивительно быстро полночь опустилась на Лондон, а значит, что в Париже, куда следовало звонить было уже поздно, конечно, но деваться некуда. — Как, говоришь, их зовут?..***
Погода в столице Франции была на редкость неприветливой. Холодный порывистый ветер продувал до костей всех, кто, не ожидая подобного, одевался слишком легко. В шоке,— культурном и глубоком, — пребывали и воплощения Японии и Франции. — Бог шутит, он это любит, — криво улыбаясь, успокаивал себя Франциск, укутываясь в пальто сильнее. Кику в ответ пробормотал что-то отдельно напоминающее "Соболезную", но из-за шарфа, высоко натянутого на лицо, было плохо слышно. Что они вообще забыли в Париже? Оба напрочь забыли. В памяти что-то очень тихо шептало о том, что их сюда послал Германия. Зачем? А вот этого напоминать "Что-то" не торопилось, как и то, когда воплощения виделись с Людвигом. До собрания оставалось шесть часов и страны, все ещё почему-то не находящиеся в России, где и должен был проходить саммит, медленно, а иначе сквозь такой ветер и не пройти, двигались к аэропорту. На телефоны Хонды и Бонфуа позвонили поразительно одновременно, только вот первый молниеносно среагировал и остановился с лицом, будто сторожит какую-нибудь реликвию, а второй недовольно смотрел на имя вызывающего. Артур Кёркленд. — Может, сбросить и сказать, что занят был? — пронеслось в голове мужчины, но он быстро откинул этот вариант. До собрания шесть часов, опять же. Вдруг что-то важное, и все равно, какие у них отношения. — Слушаю, — едва не задохнувшись от очередного порыва ветра, выдавил Франция. — Здравствуй. Эм, на разбудил? — неуверенно начал Англия. Весьма неожиданное начало диалога. — Я знаю, что опаздываю, мог бы и не напоминать, — недовольно протянул Бонфуа, остановившись чуть поодаль японца. — Куда опаздываешь? — удивлённо спросил Артур, но ответить не дал возмущенный крик, раздавшийся почти сразу, и Кёркленд, прокашлявшись, вновь заговорил. — Не важно. Слушай, а… — задумчиво завис парень. Откуда-то с заднего плана послышался шёпот и он, заметно оживившись, продолжил. — Франциск, а ты уже вернулся во Францию? У мужчины свело дыхание. Был ли тому виной порыва ветра или ставивший в тупик вопрос, сказать было сложно. Впрочем, не один вопрос удивлял француза. Сам голос Англии был немного… другим. Не уставшим, высокомерным и грубым, а мягким и звонким. Тем не менее, время шло и надо было отвечать. — Да, — Бонфуа был не уверен, что это правильный ответ, и что после него его не обругают последними словами, но солгать он не смог, хоть и не мог объяснить причину. — Прекрасно! Слышал о дебоширах в Лувре? Так вот, не мог бы ты их забрать из участка? Это мои хорошие знакомые и, клянусь, они ничего плохого не хотели сделать! Я готов возместить ущерб, — откуда-то сзади послышался возмущенный английский мат. — И сделать всё, что угодно, только вытащи их оттуда, пожалуйста! Франция едва не упал на асфальт, постепенно намекающий от начавшегося дождя. Слишком много шокирующих вещей произошло за одну реплику. Артур редко так много и так быстро говорил. Не чаще он обращался к Франциску за помощью и ещё реже говорил "Пожалуйста" таким умоляющим, словно ребенок, просящий новую игрушку, голосом. Хотя Бонфуа ни о каких дебоширах, естественно, не знал и понятия не имел, что за "хорошие знакомые" такие, которых можно было забрать у полицейских за связи, он просто не мог отказать. Слишком убедительно звучала просьба. — Договорились, но тогда выгороди перед Германией, если что, — усмехнувшись, ответил мужчина. — Как их называть? — Стив и Джеймс. Спасибо, сладкий! Последовали долгие гудки, а он все никак не убирал телефон от уха. Сладкий. Слово, вроде, и на обидное даже. Приятное в какой-то степени, но приторности и манерности хватило бы на всю Англию. Ужасно было слышать такое от Кёркленда. — Франция-сан, — тихо послышалось со стороны Японии, о котором Франция чуть не забыл. — Мне только что звонили из правительства и, боюсь, я вынужден идти. Простите. И Хонда, извиняясь и кланяясь, удалился. Прекрасно. Теперь Франциск должен был идти за какими-то уголовниками один. Не самое лучшее развитие событий, но делать нечего, он уже обещал.***
— Я выкину этого пидораса из окна! — вопил преступник, ломая “р” как француз, но, тем не менее, угроза звучала на английском. Послышался истошный крик его сообщника. Кажется, его действительно пытались протиснуть сквозь железные прутья. — Там решетки, — резонно заметил полицейский, оставленный следить за новоприбывшими заключёнными. — Не колышет! — ответил угрожающий, взяв соседа по заключению. Тот продолжал кричать благим английским матом, пытаясь вырваться, но силы были неравны. Когда воплощение буквально влетело в здание, послышались два вскрика обоих голосов и гробовая тишина, пугающая больше ора и угроз. — Они… Со мной… — задыхаясь, прохрипел Франция. Первый раз его родной язык показался ему настолько сложным и нереальным, с этим ужасным акцентом и непонятным произношением. — Господин Франциск! — полицейские одновременно отдали честь стране. Откашлявшись и отдышавшись, Бонфуа вспомнил, что должен выглядеть идеально перед своим народом. — На правах страны, — придав голосу официозности, начал он. — Я забираю их. Стражи порядка без уточнений поняли, о ком идёт речь. — Господин Франциск, — подорвался с места местный рабочий. — Они же… В Лувре... — Они в Лувре что? — поинтересовался мужчина, обрадовавшись что наконец узнает о происходящем. — Бегали по коридорам, кричали, дрались и, по словам свидетелей, от них несло перегаром, — бегло перечислил местный дипломат. У Бонфуа задёргался глаз. — Я не пью! — прокричал Стив. — Ох, да быть не может! Они были чудесными детьми всю жизнь, а тут вдруг дебош в музее? Вас обманули, генерал, мистер… — осекся мужчина, моментально потеряв интерес к персоне полицейского, обратив внимание на дебоширов, удивлённо пялящихся на него. Желание спасти их и помочь Артуру мгновенно улетучилось. — Лафайет, господин, — оповестил француз, чем вызвал усмешку Бонфуа. — Тот самый? — создав видимость заинтересованности, спросил он, рассматривая заключённых. Один из них был весьма потрёпанным жизнью. Удивительно, но это не он пострадал от падения с высоты окна. Темные волосы, собранные в хвост, выглядели так, будто были бы намного светлее, если бы из владелец наконец помыл голову. На красной клетчатой рубашке, как на черных джинсах и такого же цвета кедах, были видны капли крови. Вероятно, она же ярко виднелась под носом и на щетине мужчины. Он сосредоточенно пилил Францию взглядом фиолетовых глаз, заставляя того переводить внимание на его оппонента, лишь бы не видеть этого. — Ну что вы, скажете тоже, хотя знаете, — Франциск отрешенно слушал историю Лафайета, делая такое заинтересованное лицо, будто ему рассказывали о том, как сделать Францию ведущей сверхдержавой и захватить мир щелчком. На деле же он уже собирался звонить Англии и выяснять, где он нашел себе таких друзей. Второй заключённый выглядел намного лучше первого. Темная кожа местами была испорчена синяками и ссадинами, но с таким спутником это было неудивительно. Темная куртка, похожая на ту, в которой раньше часто ходил Америка, окроплена кровью, зато след от носового кровотечения был почти не виден. Парень тоже смотрел на Бонфуа, но его любопытство быстро сошло на нет и он со взглядом философа местного пошиба глазел на решетчатое окно. — Так что, возможно, я далёкий родственник "того самого" Лафайета, — гордо закончил историю полицейский. — И всё-таки, господин Франциск, вы уверены? Зачем вам… Эти? — Не уверен, знаете, я, пожалуй, ещё подумаю и не вернусь, — хотел сказать Бонфуа, но, почувствовав подозрительную ауру от преступного дуэта, бросил. — Это мое и я их забираю. Больше никто спорить не стал. Напоследок Лафайет не без удивления отметил, что заключённые затихли с приходом воплощения. Франция в ответ лишь улыбнулся, взял парней, что были выше него на головы этак две, за воротники и вывел на улицу. Отойдя на несколько метров от участка, мужчина отпустил незнакомцев. Те сначала поразили его синхронным поворотом, а потом страшно заинтересованными взглядами. — Стив и Джеймс? — уточнил француз, понадеявшись, что, может, не тех забрал и от этих можно будет избавиться. Но мечты Франциска разбились об одновременный кивок парней. — Франция? — почти сразу спросил один из них. Только сейчас Бонфуа заметил, как от него несёт сигаретами. — Франция, — утвердительно кивнул Джонс. — Франция, — пожал плечами сам предмет обсуждений. Не желая повторять действия, как часто бывает в глупых комедиях, он поспешил задать вопросы первым. — А вы кто такие и как вас, упаси боже, конечно, свело с Англией? — Англия? Он тут? — оживился один из парней. — Я – Америка, но, что более важно, где Оливер и почему ты такой Андре? Франциск, услышав сразу два незнакомых имени, глубоко вздохнул. На саммит он явно опоздает, ибо будет занят длительными и явно выматывающими разборками.***
И всё-таки, прекраснее туманного Альбиона на Земле не найти. Дожди, хоть и приедались, оставляли после себя непередаваемый запах и свежесть, за что им можно было простить их почти постоянное присутствие. Вся Британия цвела как цветок, как куст красных, алых роз, и всё, что в ней находилось, радовало глаз и наполняло душу светлой радостью. Светловолосый мужчина шёл по Лондону в прекрасном расположении духа и лучами испускал любовь ко всему живому, да и на неживое не скупился. Он был фанатом Англии номер один и обожал эту страну больше, чем само воплощение делало это. На стене у него висели Британский и Английский флаги, что иногда пугало его младшего брата. Но какое мужчине было дело до отношения родственников к его большой и чистой любви? Вообще-то большое, ведь все они родились и выросли на этом прекрасном острове, путь и в разных, но всё равно замечательных странах. Они же тоже входили в состав Соединённого королевства, а значит получали частички любви и себе. Не так фанатично, но тоже искренне. Пусть мужчина почти не узнавал улицы, которые казались ему родными с детства — абсолютно всё равно. Жамевю было необычным и интересным опытом в его жизни. Он чувствовал себя Алисой в Зазеркалье. Окружающий мир родной, но полностью чуждый. Все здесь говорили на его родном языке. Во всем чувствовалась бывалая мощь Британской Империи. Но не только её, тут был и давно зародившийся дух существующей великой державы, однажды покорившей львиную долю мира. Опять дождь. Холодные капли мочили совершенно не по погоде одетого человека, расхаживающего по центру Лондона в лёгкой футболке и рваных джинсах, совсем забывшего про обувь, как и о кровавой полосе от носового кровотечения.