Плач пересмешника

Часть 7. Перед глазами плыли кровавые круги, нет, это не озарение, это страх застилал последние остатки и без того слабого зрения. Я упала на грязную мостовую ниц, царапая и без того далеко не прекрасные руки в кровь и чуть шипя от боли, кусая губы. Он все приближался. Я верю в Бога, верю… Но в его слуг верить не хочу! - Покайся, дитя, ибо греха в тебе больше, чем в дьяволе! Человек падает у моих ног, лишь только я развожу под ней теневые силки из прочных незримых нитей. Успокаивая свою минутную слабость чувств, я снова скрываюсь за маской иронии и равнодушия, к которой я давно уже привык, как к истинно родной. Девушка что-то выкрикивает, размахивая всеми своими слабыми конечностями, и молит, и грозит, и плачет. Я равнодушно смотрю сверху вниз с пару минут, но позднее мне надоедает этот спектакль одного актера. - Хватит. – только и бросаю я с некоторой жестокостью, как и хотел, и резким движением тяну одну из нитей на себя. Эмили коротко вскрикивает, повисая передо мной, и я растягиваю силки так, чтобы девушка была вытянута, словно на вертикальных дыбах. - Ты издеваешься… Надо мной… Просто так! - шепчет она с истерическими нотками, прикрывая глаза, уже поблескивающие от наступивших слез. Но она не плачет, нет… Словно за то короткое время, что провела в моем доме, научилась терпеть, сдерживаться. А может она это умела и раньше – я ничего не знаю о ее жизни там, наверху. Ну и плевать. – За что..? - Это лишь ласки, милая… - обнажая клыки, ухмыляюсь я. Но теперь я куда серьезнее, чем раньше. И безумнее. Эта Эмили что-то знает, или, напротив, хочет узнать. Что она имела в виду? Любопытство разрывает меня изнутри, словно мои же когти плоть жертвы. Но примешано еще какое-то чувство, я не могу понять. Страх? Нет, я не помню таких ощущений, глупости! Последний раз я чувствовал этот человеческий порок сотни лет назад. Еще… Будучи живым. Огонь… Всепоглощающее пламя, оно повсюду. Разрывает изнутри мышечные волокна, превращает кожу в жуткий налипший пепел, что будет пылать вечно. Я жив? Этого попросту не могло быть… Внутренняя поверхность маски смертника оплавилась и прижгла мне лицо. Мое прекрасное лицо, некогда пленявшее всех дворцовых красавиц… Во что я превратился? Мой нечеловеческий крик вновь разорвал зловещую тишину, хотя та нависла лишь надо мной: на городской площади стояла тьма людей, что-то кричавших и ахавших. Женщины прятали взоры в веерах и плечах своих кавалеров, крестьяне, привыкшие и к куда худшим зрелищам, чем публичная казнь, лишь гадко усмехались, а благородные мужья вздыхали, ведь вскоре их могла ждать такая же участь. Они знали. Как и я раньше. Но я был другим… Молчал лишь мой мучитель, усмехаясь серой птичьей мордой-маской предо мной, окутанным пламенем. Кто он был…? Его знали все. Он забирал лучших, сильнейших, превращая их в абсолютное ничто. Доктора все одинаковы. Все Доктора – лишь хозяева пыточных, их безумные изобретатели. За что меня..? Почему..? Я перестал кричать, и, стиснув зубы, попытался зажмуриться: не вышло даже это. Век я лишился в огне, как и глаз, выпавших из оплавленных глазниц сквозь прорези маски под ноги, в угли. Я попробовал рвануться вперед, но тотчас ощутил тот ужас, как расплавленная кожа прилипла к веревкам и медленно, со свистом, отошла от нетленных мышц и сухожилий. Я горел, но не сгорал. Я умирал, но оставался жив… Сколько еще можно было висеть распятым в личном крохотном аду? Я ничего не чувствовал, кроме боли, и знал, что никогда не смогу ощутить что-то кроме нее. Сожженный заживо, бессмертный проклятый. Как позорную блудную ведьму меня прокляли костром… - Чума прогрызла тебя до костей… - слышал тихий шепот как будто в собственной голове. Да, это Доктор, он сводил с ума, он… - У меня нет иного выбора, экс-герцог… Да пощадит Господь твою гнилую душу. Что-то сверкнуло предо мной серебряным кратким огнем, чернота птичьих когтей в глаза… Я потерял сознание. Даже бессмертные не могут терпеть боль бесконечно. А я смог. Я чувствую что-то помимо боли. Той боли, что постоянно ведет меня к приходящим «в гости» людям в неизменном желании причинить им то, чем они когда-то превратили меня в… Я смотрю на свои ладони, черные, склизкие. Следы давних издевательств. Мои жесткие известково-костяные губы смыкаются и я опускаю руки – те виснут словно плети, а за ними падает и моя пленница – на пол. Я слышу как она глухо охает, видимо, упав на спину, сбив дыхание. Как же все таки слабо человеческое тело. Слишком. А ведь ранее мне так не казалось. - Спасибо. – слышу я от девчонки. Она бросила это с ненавистью, но все таки поблагодарила. Я ее отпустил? Нет-нет, что вы, я швырнул ее на пол – сам себя убеждаю. Убеждаю СЕБЯ в собственной жестокости, проявив минутную слабость. Теням, должно быть, смешно – позор. Но мне наплевать – я могу делать что хочу, а эта девка в моей власти. Лишь кусок человеческой плоти, что уже выводит меня из себя. С чего бы это? Ах да, те ее слова после последней загадки… - Ты дьявол. Ты… Эта тварь пробуждает во мне слишком много человеческого… Нужно это прекращать. Еще и восхваляет меня – с чего бы это? Я скалюсь еще сильнее выползшими из черных лунок клыками: она что-то знает. - Я - что? – снова ухмыляюсь я, обволакиваясь тенями и подходя к Эмили. – Ты зовешь меня одним из красивейших имен, позабыв глупую кличку, что сама дала мне. А я так хотел играть с тобой на равных , - я зловонно дышу на нее и, резко срываясь с места, хватаю за запястья, выпрямляюсь и притягиваю к себе. Эмили буквально висит, поджав руки, а я держу ее так, что ее круглое личико едва касается моей алебастровой маски. С каждым словом мой голос становится громче и раскатистей, раздваиваясь, разделяясь на баритон, шипение и рык. – Вспомни первое задание, данное мной… - я наклоняю голову, смотря ей в вытаращенные от ужаса слепые глаза, вокруг меня вспыхивает черное холодное пламя, алыми отблесками освещая потеки стен с навеки замершими трупами. Слышатся порывы ветра и свист, волосы онемевшей девушки развеваются от зловонных потоков. Где-то вокруг нас звучит отголосок моей фразы, вызванный моим же сознанием для пущего эффекта: «Меня без страха ты найдешь… - она вздергивает подбородок и пытается отвернуться от меня, зажмурившись. - Найдешь меня – узнаешь все…» - Я не люблю, когда не следуют правилам! – шиплю я, кивая тени, и та резко поворачивает женскую голову обратно ко мне. Я хочу сказать что-то еще, но человек вновь перебивает меня! Вновь... - Ты называешь мне загадки, - раскрывает она глаза цвета мертвой паутины и смело смотрит прямо в мои пустые глазницы – надо же. – С ответами, значения которых боишься сам! – она выбрасывает мне это в лицо, я осекаюсь на рыке, а она продолжает. – Сначала смерть, затем взгляд и... и священное писание! – тут, видимо, ее смелость вновь покидает человечье тельце, голос становится тише, из глаз текут слезы. – Ты боишься умереть, но убить меня и издеваться – нет, потому что я слепая! – она вскрикивает и начинает рыдать. – Д…Дьявол. Я молчу. Просто молчу, держа ее на весу перед собой. Застыли в молчании и тени – девушка обвинила в чем-то их хозяина? Накричала на него? Перебила, переступила через все законы его собственного ада. Немыслимо. С момента сотворения этой тюрьмы не случалось ничего подобного на их памяти. Я, не поворачивая головы, бросаю взгляд на своих теней. Под моими ногами начинает плавиться пол, превращаясь в изъеденное коррозией и гнилью месиво – извечный признак того, что я не в духе. Тени понимают это и с шипением отступают, но из единого любопытства, рискуя «жизнью», остаются в помещении. - Боюсь умереть. – вздергиваю надбровные дуги я, растягивая слоги, глядя прямо на Эмили. Та щурится, шмыгая носом, не понимая, к чему я веду. – Боюсь, значит? – в последнем своем утверждении она была права, но я перевел акцент именно на это смелое заявление. – Я. Боюсь. Смерти?.. – Я деланно удивленно оглядываюсь на теней, и те начинают хихикать, подыгрывая мне. – Конечно, черт возьми! – начинаю хохотать я и в тот же миг перехватываю Эмили в одну руку, а свободной – вонзаюсь острыми когтями-кольями себе в грудь. Ни боли, ни чувств, лишь сладкое удовольствие и смех! Эмили, чувствуя, как намокает ее одежда от горячих брызг, вскрикивает: из дыры меж импровизированных единым телом ребер брызжет ядовитая жидкость смолянисто-черного цвета. Она едка, но не так, как мои прикосновения в ненависти: синтетический комбинезон расплывается буквально на глазах, но человечья кожа лишь покрывается грязными пятнами – Эмили получит не более температурного ожога. - Что это? Что ты делаешь?! – хрипит она, и я в унисон ее визгу резко вырываю давно сгнившее сердце у себя из груди. Черный, неприятно мягкий комок, отекающий неживой кровью, спокойно лежит у меня на костистой ладони, и я подношу его к лицу своей подопечной. - Я ничего не боюсь, милая. – шиплю я, в красноватых отливах стен ухмыляясь. Если Эмили хоть что-то и видит, то это лишь мое бледное лицо и смрадный кусок некогда вместилища души. Я с силой сжимаю кулак, и сердце лопается меж пальцев, словно разомлевшая медуза. Лицо девушки обрызгивают мелкие капли, заставляя ее вновь зажмуриться и охнуть, а я хохочу вновь, глядя на человека. Взрослый сошел бы с ума уже давно от этих ужасов подземного царства – она держится. Или мне так только кажется… Дыра в моей груди черными вязкими нитями затягивается вновь, лишь оставляя пустоту на месте сердца. И это не просто красивый эпитет человечьих поэтов – у меня теперь там действительно лишь гнилая полость – доказательство моего бессмертия, дара и проклятия. Доказательство для кого, для ребенка? Скорей, для самого себя. Но все, хватит с человеческого отродья представлений… Она провинилась и понесет наказание. Я, вдруг крепко схватив и обняв девушку, если мою адскую хватку можно назвать нежным словом «объятия», продолжая плавить гнилью пол, срываюсь с места. Ее лоб касается моего смольного плеча, пачкаясь сажей, ладони уперты в грудь, от страха Эмили пытается одновременно и вырваться и прижаться ко мне ближе… Я чувствую человеческое тепло, аккуратное и странное по сравнению с моим контрастом жара и льда в теле. Я скольжу, ибо это нельзя назвать бегом, нет, лечу с неимоверной скоростью вдоль зал и комнат, пыточных и обеденных вперед, дальше, глубже в свои бесконечные подземелья… Эмили что-то кричит, но скорость и свист ветра в унисон с воем теней заглушают ее голос. Зачем? Куда я бегу?.. Она узнает. Увидит. Домашних питомцев, не поддающихся дрессировке, наказывают. Неисправные игрушки отдают в ремонт. Что я и сделаю. - Отпусти! – слышу приглушенный голос с кашлем я, пока вокруг нас мелькают то янтарные стены, то трупы, подвешенные за собственные внутренности в узорных пещерах… Кажется, моя кровь попала девчонке на язык - какая жалость. В лицо летят мелкие тени, напоминающие что-то из мира людей: я ощущаю, как в памяти Эмили при их звуках вспыхивает слово «птицы»… Раздался стук в хлипкую дверь сторожки, и та отворилась. Я был удивлен: приходя к одинокому садовнику раз в полгода, я никак не ожидал гостей – лишь хотел пообщаться с подданным. Вставая из-за стола с кипой бумаг, засыпанного пакетиками с какими-то семенами, и развернулся и… Мою голову при внезапно вспыхнувшем воспоминании из давно забытого прошлого пронзает боль, и я резко останавливаюсь, словно споткнувшись, не добегая до своей цели, роняю девчонку куда-то вперед и хватаюсь за голову, царапая жилистую шею, оставляя новые борозды на костяном лице, скалясь и абсолютно молча. Я не вижу, как падает, охнув, Эмили, как ошалело оглядывается… Я снова наполнен той болью. Боль воспоминаний. Я ничего этого не помнил ранее, ибо не знал тесной связи с людьми, их чувствами, желаниями, памятью. Я ощущал лишь их плотский вкус. Я не хочу этой боли. Я – демон. Я ничего не боюсь. Я корчусь еще сильнее, стоя на коленях и сворачиваясь в клубок, не чувствуя, как на мою костистую спину падают капли холодной воды, как встает с земли Эмили. Я пытаюсь вспомнить. Вечер… Давно. Гость… Он назвал меня по имени. Я был человеком, у меня было свое имя..? - Дэвид? – из мира боли и воспоминаний и алогичной агонии, все еще терзающих мое бессмертное тело без души, меня вырывает легкое прикосновение к плечу. Маленькая ручка осторожно трогает мою черную плоть. Зачем..? Я медленно поднимаю взгляд на Эмили: та слепо смотрит на меня, испуганно и сочувственно, в глазах поблескивают слезы, а сама она трясется. От боли?! Не ей больно, а мне! Да как она вообще смеет ко мне прикасаться в такой момент, видеть это. Дитя, нависшее над бессильным богом. - На сегодня игра окончена. – хрипло произношу я обычным, не разделяющимся на тембры, голосом, медленно вставая на ноги и оглядывая человека. У той уже подкашиваются ноги и она падает, припадая к стене. Выглядит просто чудесно: лицо и одежда в моей крови, черных потеках и мелких красных пятнах – легкие ожоги. Форма, выданная ей учеными, безнадежно испорчена, на груди ткани так и вовсе нет – лишь виднеется почерневшее от той же коррозии белье на мясистой груди. Но даже такое аппетитное, в кулинарном плане, зрелище не вызывает во мне голода. Вокруг меня медленно клубятся тени, отливая голубоватым светом – мы забрались довольно глубоко, в пещеры с голубыми ручьями. Здесь действительно красиво, одно из красивейших мест моей темницы, может, даже по меркам людей. В каменных углублениях течет светящаяся холодная вода, пригодная для питья, на стенах аквамариновыми бликами сияют кристаллы… Идеальная тюрьма для человека. Я резким движениям вздергиваю голову с хрустом в шее, поднимаю руки на уровень груди и со скрежетом начинаю стягивать с себя кожу, сосредоточенно, уверенно. Так надо. Один слой, другой… Они падают предо мною один за другим. Со стороны, должно быть, это кажется безумным бесполезным занятием, но меня это не волнует. - Что ты делаешь? – слепо видя лишь отблески моего стройного силуэта на фоне темного синего свечения, в ужасе жмется девушка к стене, стыдливо прикрывая грудь и потирая то обожженную левую ладонь, по правое плечо с жилковатой меткой. Я молчу до тех пор, пока не заканчиваю свое занятие. Хватая приличный черный шмат, снятый с себя самого, я начинаю комкать его в руках: на ощупь как сухой хлопок, осыпающийся пеплом. Словно ткань, лежавшая годами на пыльном чердаке. Я божество этих мест, но лишь из собственного тела я создал одежду оголенному человеку. Ироничная, чудесная история для нового мифа какой-то сумасшедшей религии - я был бы не против. - Тебе это еще понадобится. – бросая темное, с фиолетовым оттенком, одеяние, включающее в себя грубые штаны и рубашку, созданные мною, говорю я и отворачиваюсь с легкой ухмылкой, намекаю теням вновь покормить девчонку. А у меня будет время подумать и кое-что осознать в одиночестве. У меня появилась пища для размышлений. PS. Бета подправит ошибки в ближайшее время. Автор просит в комментарии предложения по продолжению сюжета - вдруг есть интересные идеи... Всем проды! PPS Беты: У Беты не претензий. Бета читала взахлеб и забывала, для чего она вообще есть. :D