Плач пересмешника

Я знала, что такое страх, но давно им перегорела. Я больше ничего не боялась, лишь упрямо шла к заданной цели. Что знают люди, эти отъевшие богатством животы бездушные существа, о таком сильном чувстве, как упорство? Они всего боятся, это выше их, как и прочие верховные ощущения. Я не боялась и старалась быть стойкой, я рыдала лишь в своем перевернутом миром сознании, сверкая слепыми глазами навстречу ужаснейшему кошмару всего человечества. Я не боялась Ада, и его Люцифера тоже. Но и верить ему, конечно, не стоило. А я поверила, как последний отчаявшийся человек, перестав на тот миг быть собой. Я утеряла дорогу к свету, мне не выйти. Так пусть повезет другим. Я поднимаю глаза и вновь легко повожу руками назад, где за моей спиной моментально вырастает высокое шикарное кресло, словно сплетенное из черных тончайших нитей. Я откидываюсь на него, и мой трон тут же поднимается на возникающем пьедестале. Моя гостья, моя рабыня - у его подножия. Замечательное зрелище, я просто в восторге: она, кашляя, пытается встать, держась на правое плечо рукой и сжимая его, щурится в моем направлении и что-то бормочет себе под нос. Ах да, я и забыл, что поставил своей куколке печать: ее бледную почти фарфоровую кожу покрывают плотные черные нити-паутина, вдавленные на ощупь, словно застарелый ритуальный рисунок. Ей больно, адски, но она этого не показывает. О да, я знаю, как может разъедать замедленная телесная коррозия. Она сжирает не столько тело, сколько душу. Хорошо ли тебе, моя прекрасная человеческая дрянь? - Задавай свои вопросы, – упрямо произносит она, вставая на ноги и пытаясь скрыть факт того, что стоять ей тяжко. Я наклоняю голову на бок и с напущенным сочувствием ухмыляюсь: все же люди женского пола не настолько терпеливы, как их мужчины: боль они переносят тяжело. Я быстро дергаю головой, повелительно и вальяжно, и паутинные шрамы на Эмили становятся мутнее, и девчонка вздыхает облегченно. Так будет легче отвечать на мои загадки, не правда ли? - Не торопись, куколка, – нарочно растягиваю слова я, поднимая перед лицом ладонь, в которой из теней, снова наползающих со всех сторон, тут же складывается изящный полуплотный бокал с багровой вязкой жидкостью внутри. Да, и мне не чужда любовь к изысканным напиткам. Хотя люди вряд ли сочли бы эту амриту деликатесной. Но мы-то уже не совсем люди, верно, Эмили? – Выпьешь? – как бы между прочим бросаю я, и перед слепой человеческой девчонкой вырастает постамент с точно таким же кубком, как у меня. Ой-ой, кажется, слепая девочка не видит, что ей предложили. Что же нам делать, прелесть моя? Я с ухмылкой киваю перепуганной тени, и та с шипением обволакивает дымчатым щупом руку моей гостьи. Эмили, вздрогнув, покорно тянет ладонь туда, куда ей указывает теневая прислуга, и наконец ее пальцы смыкаются на тонком ободке фужера. – Пей, куколка. Травить я тебя не собираюсь. - Загадки, Дэвид, – напоминает она мне твердо, но я слышу, как дрожит ее голос. Хочешь казаться храброй?.. Но, кажется я уже говорил, не указывать мне – меня это раздражает. Я начинаю едва слышно шипеть, стенами, глоткой, тенями, и щедрое угощение пропадает, а вокруг моего постамента с шиком вспыхивают четыре жутких факела-огня, обрамленных человечьими костями. Люблю предаваться ностальгии, разглядывая остатки моих давних трапез. Жаль, что Эмили не видит, как в свете пламени переливаются и сверкают стены кровавого цвета. Она не может любоваться, как в них, застыв, словно в янтаре, блистают люди – они похоронены там заживо. Может, даже еще живы, но не знают об этом: стенам моих покоев плевать на пленников, они подчиняются мне, они – часть меня. Девушка не видит, но чувствует, отчего ее неприязненно передергивает. - Ты нарушила мою заповедь. Еще одно нарушение – и боль вернется. А мы же этого не хотим, верно? – ухмыляюсь я и смотрю вверх, туда, где не видно сводов потолка. Не люблю ограничивать себя в пространстве, хоть люди и думают, что я заточен в жалкой грязной лестнице. Доктор, как же я хочу пригласить тебя сюда, показать все твои ошибки. – А теперь… Слушай мой вопрос. И не забывай о правилах. – улыбаюсь я, и тени начинают завиваться вокруг девушки, что-то ей шепча. - Ты не сможешь… - Ты слаба… - Ты умрешь. Эмили вздрагивает и пытается отстраниться от ледяных и огненных объятий – безуспешно. Я прикрываю глаза-дыры и, скаля клыки, тихо, но отчетливо произношу: - На твою красоту ей наплевать. И сколь не сыпь ей золота на руки, Ей равнодушны все мольбы и звуки, Она тебе и колыбель и мать. Я замолкаю и довольно откидываюсь на спинку своего призрачного трона, наблюдая за девушкой. Она замерла, пытаясь понять, что же я у нее спросил. Молчит и зажимается, трет плечи, а в ладони дрожит, колыхая вязкое содержимое, бокал с угощением. Я давно заметил у нее эту привычку – потирать руки в момент испуга или сильного волнения. - Ты же не ждала простых загадок, принцесса? – с ядом протягиваю я, и девушка качает головой. – Загадка проста, стоит лишь поднапрячься. Давай, я бы очень хотел услышать твои рассуждения, моя сладкая тварь. – я подпираю покрытую лицом-маской голову и готовлюсь слушать. Может, у меня получится понять это необычное существо. Надо же, в каком я спокойном и благодушном расположении духа, просто не верится! - На красоту… - протягивает девушка себе под нос, и тени вокруг нее согласно кивают – она это чувствует. Эмили поднимает на меня белые глаза и недоверчиво спрашивает. – Ты считаешь меня красивой? – я молчу, недовольно щурясь. В загадке это было лишь для подтекста о равнодушии к внешности, но этот человек все переиначил. Считаю ли я ее красивой..? Я не смотрел на девчонку с такой стороны, да и вряд ли смог бы: я не знаю, что красиво у людей. – Ладно, не важно. Золота на руки… - снова произносит в задумчивости она, вынуждая теней непонимающе переглядываться – те явно теряют нить разговора. – Это значит, загадка о ком-то, кому плевать на внешность и богатство? И.. На мольбы. - она зажмуривается, думая, а я ухмыляюсь. - Умная девочка, ты близка к разгадке, – мурлычу я, подобно какому-то кошачьему. – Ну же… - я, упираясь ладонями в подлокотники, внимательно смотрю на человеческую тварь, искренне улыбаясь. Возможно, я слишком добр… Но эта доброта забавна, мне правда куда интересней сейчас побеседовать, чем наносить увечья. - Я бы ответила, что это мать, но, насколько нам говорили в приюте, ей не плевать на просьбы. К тому же, мама упоминается в загадке, это было бы нелогично... – рассуждая с самой собой, она садится на колени и, обхватив одной рукой свою чудную голову с россыпью темно-красных волос, думает. Я терпеливо жду. Конечно, она отгадает. – У меня не было матери… - внезапно произносит она, поднимая на меня грустный взгляд, слепой и бессмысленный. Но точно знает где я нахожусь. Отвлеклась от темы, ну и пусть: она говорит, и этого достаточно для меня. – Никого… Зачем я говорю тебе? Ты же монстр, ты убьешь меня, ты… - всхлипывает она, видимо, не выдерживая, но не ломаясь, и снова касается раны на плече. - Ответ..? – вздергивая фарфоровую невидимую бровь, бросаю я. Она уже его знает, ответ на загадку играет на ее губах глупой насмешкой над судьбой этой девчонки. Я хочу, я жажду это услышать. Я подарил тебе надежду, а теперь забираю ее так по-садистски… Давай… - Это смерть, Дэвид, – произносит человеческая девчонка и встает на ноги вновь, молча и мрачно. В руках Эмили все еще сжимает напиток, кой я уже давно выпил, меж тем она не сделала ни глотка. – Зачем…? - Ты должна понять, между чем балансируешь, – просто отвечаю я, рассматривая собственный палец-коготь и отставляя собственный бокал на вновь выросший рядом дополнительный постамент. – Ты отгадала первую загадку, готова ко второй? – я соскальзываю со своего трона, и тот растворяется в небытие за моей смольно-черной спиной. Эмили вздергивает голову, стараясь направить взгляд на меня, и смотрит точно в цель. - Я всегда готова, – чуть сжимая губы, напряженно кивает она, поднося напиток к носу и вдыхая его запах. Без комментариев, она отстраняет руку с бокалом от лица, не делая ни глотка, но мне плевать. Вернее, я делаю вид, что мне все равно: внутри меня кипит какое-то новое чувство. Обида..? Оскорбление радушного хозяина неблагодарным гостем..? Быть может. - От него можно прятаться, убегать. Его можно, но сложно избегать. Кто-то ловить таких как он любит, кто-то нет, Его еще бросают часто вслед, – ни мгновения не думая, киваю я, медленно шагая по окружности, мысленно вычерченной вокруг Эмили. Место, где я ступал, мгновенно покрывает гнилью и коррозией так, что девушка и правда получается окружена жутким гнилостным кругом. В людских легендах такие круги чертили против демонов… А тут печать начертал для человека лично дьявол. Иронично. - Это слишком просто, – мрачно произносит Эмили куда быстрее, чем я ожидал. Я щуру на нее свои глаза-провалы, очи-дыры, и жду. Девушка, вертя красноватое стекло в коротких пальцах, произносит. – Это взгляд. То, чего у меня нет. – моя куколка опускает глаза, снова наполняющиеся соленой влагой. Неужели я переборщил с издевательскими вопросами…? Нет, я делал это специально, и она держится, пусть и борется со внутренней болью. Пусть, людям это полезно. Должно быть, после моих испытаний это ущербное человеческое существо станет самым сильным человеком в своем мире. Это бы мне польстило. - Зачем… Ты глумишься надо мной? – я слышу, как падает соленая капля на идеально гладкий пол, разбрасывая мокрые осколки, как всхлипывает Эмили. Я почти чувствую, как ненавидяще буравят меня ее глаза-слепыши, желая, чтобы я исчез, даже оставив ее тут одну среди теней. Она их почти не боится - к хорошему быстро привыкаешь, а здесь ее защищал от них я, их хозяин и создатель. - Ты молодец, Эмили, – игнорируя ее вопрос, обращаюсь я к твари по имени и думаю о том, что этот человек и впрямь умен. Мне повезло, да. – Третья загадка… Я поворачиваюсь к девушке спиной и, задумчиво и почему-то несколько грустно глядя вдаль, разглядывая узоры трупов в янтарной стене, произношу: - Меня уста у тысяч лиц С надеждой слезной восклицают, Страницы старой заклинают, А новой – велят падать низ. Так и не оборачиваясь к своей незваной гостье, я неподвижно стою и жду. Я слышу каждое движение за спиной, каждый скорый удар ее крохотного еще живого сердечка, и ожидаю. Это непростая загадка, она переплетает мою душу, въедается в нее... Это даже не вопрос, а мое личное проклятие, его малая часть. Эмили, ты сможешь, или помрешь на этом смрадном полу, в кругу моих шагов. - Я знала, – произносит вдруг она уверенно и жестко. Это что-то новое... О чем? Я задаю ей этот самый вопрос, чуть повернув голову в бок, растягивая рваный рот: - О чем ты, маленькое существо? – мне искренне интересно, что эта тварь имеет в виду… Хотя, я начинаю догадываться… Предчувствуя бурю в душе, чуя волны человечьих гормонов и звук шуршащих в живом мозгу электронов, я резко оборачиваюсь, безумно глядя на девчонку и скалясь приоткрытой пастью. Что она..? - Ты не человек… - выдыхает она едва слышно, безумно. - Ты… Ты… – она делает шаг, отдаляясь от меня, пытаясь убежать… Я не отпущу ее, о чем бы она там не думала. Она бежит не телом, а мыслями. Хватит!... - Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит? – произносил мне священник после того, как я избила одного из обитателей приюта за воровство. - Таковы наши законы, вы сами поставили нас на такой путь! – визжала я, стараясь вырваться из цепких лап церковнослужителя. Они мне не казались добрыми и мягкими, как раньше… Это были пальцы дьявола, после которых на коже оставались ожоги. - Злой порок в человеке - ложь; в устах невежд она всегда. – шипел он, подобно змее, но всем слышались сладкие звуки молитв. Неужели я одна видела правду…?