Vivi. Lotta. Ama

Если бы во главе правительств стояли семейные кланы, возможно, второй мировой войны и не было бы. Марио Пьюзо — Крёстный отец

8 января 1948 года, отель «Берлитц», Нью-Йорк, США Джон поймал презрительный взгляд Рамси Болтона и отвёл глаза. Не потому, что боялся этого борзого капо [1], а потому, что дон Старк просил его не нарываться. Сегодня и так все были на взводе; один неправильно прочитанный взгляд мог накалить атмосферу до такой степени, что федералы будут счастливо, ну или не очень, потирать руки, разгребая трупы мафиозных солдат. И Джон не хотел бы быть причиной такого исхода. Да вряд ли вообще существовал человек, желающий оставить такой след в истории. В конференц-зале было душно, но открывать окна не могли из соображений безопасности. Даже шторы закрыли, защищаясь от возможных снайперских атак и слежки ФБР. Джон впервые участвовал в организации встречи такого масштаба, так что с интересом следил за всем происходящим. Сейчас, например, отлично было заметно, как страдают от жары и духоты солдаты: они развязывали галстуки, расстёгивали первые пуговицы рубашек, но продолжали молчаливо стоять за спинами своих донов, старательно делая вид, что всё в порядке. Никто не знал, зачем Тайвин Ланнистер решил собрать донов в отеле «Берлитц» на территории, контролируемой ирландской бандой «Речные земли», но было ясно одно — это не простое чаепитие. Джон очень ценил тот факт, что дон Старк решил взять его с собой в качестве одного из двух капо, присутствующих на встрече. Вторым был Джори Кассель. Они с Джоном терпеть друг друга не могли, но сегодня топор войны пришлось закопать. У них были дела поважнее — довезти дона целым и невредимым до дома. Дональд Лювин, консильери [2] семьи, не смог присутствовать на встрече из-за болезни, поэтому Эддард Старк выглядел одиноким по сравнению с другими донами, хотя держался так, словно за его спиной стояла целая армия. Тайвин Ланнистер, как всегда надменный и собранный, поглаживая бороду, внимательно слушал своего консильери и младшего сына — Тириона. Джон слышал разные слухи, ходившие о карлике, и обычно Тириона представляли садистким монстром. Так почему вдруг консильери? Джон видел Тириона всего один раз и не имел возможности разглядеть его, но сегодня, при свете дня, шрамы, пересекающие лицо консильери Ланнистеров, действительно ужасали. Ребят, которых привёл с собой Рамси, Джон не знал, но взял себе на заметку выяснить. Информация — вот, что было важнее других преимуществ. Этому его учили и на Сицилии, и в Нью-Йорке. Скучающий Бейлон Грейджой, который едва мог передвигаться самостоятельно, отвесил оплеуху своему консильери и младшему брату Эурону, получив в ответ злобную ухмылку. Не зря Грейджои стремительно теряли свои позиции, они даже между собой разобраться не могли. Теон, стоящий чуть поодаль и наблюдавший эту картину, подмигнул Джону. Он никогда не кичился тем, что являлся единственным наследником Грейджоев, и дослужился от обычного солдата до капо, за что получил уважение не только своих ребят, но и парней из других семей. Джон знал Теона ещё на Сицилии, и временами они пропускали бокал-другой, вспоминая своё детство вдали от Америки. Уолдер Фрей, судя по всему, спал, и Джона это несколько выбивало из колеи. Да, конечно, Фреи контролируют самую маленькую часть Нью-Йорка, но неужели старику вообще не интересно, что происходит вокруг? Складывалось ощущение, что он видит других донов каждый день, поэтому может и поспать на таком важном мероприятии. Эдмур Талли, его консильери, наоборот, цепким взглядом оглядывал помещение, словно присматриваясь к окружающим. Джон слышал, что Эдмур — сирота, и для него было загадкой, как именно ирландскому парнишке удалось дослужиться до консильери. Клей Сервин, единственный капо малочисленной семьи Фреев, был знаком Джону по инциденту с угоном машины Эддарда Старка. Совсем ещё мальчишкой Клей угнал приглянувшийся Крайслер, понятия не имея, чем для него может обернуться подобная выходка. Но всё обошлось, и у Фреев даже нашлось место для такого находчивого парня, хотя Клей явно стремился на службу к Старку. Все доны, кроме Эддарда Старка, неодобрительно поглядывали на часы, и Джон не мог их винить — Роберт Баратеон действительно опаздывал уже на пятнадцать минут. И вряд ли кто-то ожидал от него иного, но, как говорится, надежда умирает последней. Джон слегка поправил галстук, ослабляя узел; теперь и ему становилось жарковато в этой прокуренной комнате с закрытыми окнами. Если Баратеон не явится на встречу в ближайшее время, то Джон никогда не простит себе рубашки с длинным рукавом, выбранной для этой встречи. Так хотя бы руки не потели… — Сэм, перестань, пожалуйста, это делать, — Джон не сразу заметил, что друг нервно отбивает ногой в такт играющему где-то внизу оркестру. — Не позорь меня. — Извини, — покрасневший Сэм резко остановился и попытался придать себе невозмутимый вид, хотя ему это не слишком удавалось. И Джон в который раз пожалел, что привёл его в семью — парень не был создан для такой работы. Они познакомились на улице, когда Джон только-только вернулся из Сицилии. Едва он ступил на берег, как в него сразу же врезался паренёк с буханкой хлеба. Только потом Джон узнал, что Сэм воровал для того, чтобы прокормить семью, которая не шибко его жаловала, что удивляло. Дон Старк не был против пригреть ещё и Сэма, хотя, кажется, все вокруг понимали, что ему бы лучше пойти учиться и сидеть на обычном стуле в стандартной конторке, а не с автоматом наперевес поддерживать власть семьи Старк. Наконец, двери отворились и в проёме показалось пузо Роберта Баратеона, а затем и сам глава семьи. — Немного опоздал, да, признаюсь, не смотрите на меня так, — хохотнул он, продвигаясь в сторону дона Старка. Его порозовевшие щёки говорили о том, что Баратеон был, как обычно, пьян. Многие удивлялись тому, что Баратеоны всё ещё держат неплохой район Нью-Йорка, но Джон был одним из тех, кто понимал — Тайвин Ланнистер просто не позволит кому-то прикоснуться к владениям своего непутёвого зятя. Пока был жив этот гордый лев, Роберт мог продолжать пить и творить всё, что его душе заблагорассудится. Почему Тайвин Ланнистер вообще выбрал себе такого зятя? — Немного? Хорошо, что вообще пришёл, — недовольно отозвался дон Грейджой, и Джон подавил желание поморщиться от его скрипучего старческого голоса. — Ну как же не увидеться с вами! — явно саркастически выдал дон Баратеон, обняв дона Старка, особо не обращая внимания на остальных. — Как дела, дружище? Дон Старк только кивнул в ответ и вернулся на своё место. В кругу семьи Эддард Старк был более разговорчив, но здесь соблюдал осторожность, и Джон подмечал такие детали, стремясь во всём походить на своего благодетеля. Дон Старк сказал однажды: «Ты можешь вести дела с кем угодно, но никогда никому не доверяй свои мысли, Джон. Если кто-то познает твоё сердце, ты можешь считать себя проигравшим». Относилась ли эта житейская мудрость к Роберту Баратеону? Джону почему-то казалось, что с ним дон Старк отошёл от своих привычных правил. Наверное, всем нужны были друзья. — Итак, зачем вы позвали нас, дон Ланнистер? — Говоришь это таким тоном, словно недоволен, Старк, — привычно растягивая слова, подал голос Тайвин Ланнистер. Он медленно провёл указательным пальцем по губам и поднялся со своего места. — И почему же вы, сопляки, такие нетерпеливые? — Потому что мы сопляки, тесть, почему же ещё? — дон Баратеон грузно уселся в кресло и достал сигару. — И говорили бы вы повежливее с Недом-то, скоро породнимся. — Это ты с ним скоро породнишься, я здесь ни при чём, — отрезал дон Ланнистер и поднял руку в останавливающем жесте, когда Роберт попытался ему возразить. — Обсудим это потом. Сейчас есть новости поважнее. Дейнерис Таргариен едет в город. В зале повисла неестественная тишина, разбавляемая только доносившимися звуками музыки играющего оркестра. Джон слышал прежде фамилию Таргариенов, но обычно она употреблялась рядом со словосочетанием «уничтоженная семья», ни о каких наследниках речь не шла. Кто такая эта Дейнерис? Доны продолжали молчать, словно услышали нечто шокирующее, хотя Фрей, похоже, так и не проснулся. — И что же вы хотите от нас? — дон Старк первым нашёлся что сказать. Он откинулся назад в кресле и сделал затяжку, стряхнув пепел в одну из пепельниц. — И с чего вы взяли это? Таргариены мертвы, мы все активно участвовали в этом процессе… — Варис сказал мне, — это заявление снова заставило донов задуматься. А Джон понятия не имел, кто такой этот Варис, чьё мнение считается непоколебимым и единственно верным. Оказывается, он не слишком много знал о мире, в котором жил. Сделав для себя мысленную пометку разузнать, кто такой Варис, Джон бросил взгляд на Рамси. Отсутствующий вид Болтона говорил о том, что он тоже внимательно прислушивается, хотя пытается сделать вид, что ничего не слышит. Забавный. Кому сейчас есть дело до каких-то капо? — Хорошо, — Эддард Старк снова заговорил первым, — допустим, что это так. Что дальше? Девушка выйдет замуж, поменяет фамилию, всего делов. Да и вообще, сколько ей лет? Двадцать? Двадцать один? — Сколько было тебе, когда ты воевал против Таргариенов и победил? — Тайвин Ланнистер прищурил глаза, демонстрируя практически открытое презрение к собеседнику. — Двадцать? Двадцать два? — Не сравнивайте. У меня была поддержка Баратеонов, Ланнистеров, Грейджоев и Фреев. А кто есть у девчонки? — Мы не можем знать, кто там у неё есть, — пожал плечами дон Ланнистер. — Как и Таргариен не мог знать, что мы объединимся против него. — Это ведь женщина. Так что, при всём моём уважении, тесть, но глупо вообще было собираться из-за девахи! — дон Баратеон хохотнул так, как будто сказал что-то забавное. — Но раз уж собрались, то, может быть, дон Фрей расскажет мне, почему его головорезы попытались прижать моего гробовщика? — Ты зажрался, вот мои парни и встряхивают тебя периодически, — дон Фрей ответил достаточно быстро для того, кто спал. Или он не спал? — Скоро вон в дверь перестанешь проходить, а если ещё и не заставлять тебя хоть немного двигаться, то совсем жиром мозг заплывёт. — Следи за словами, старик, — дон Баратеон приподнялся со своего кресла и сделал это довольно ловко для такого грузного человека. — Я терплю тебя только потому, что мы когда-то все вместе заключили мир и поделили Нью-Йорк по-честному. Не вынуждай меня нарушать этот договор. — Роберт, перестань, — дон Старк поморщился и снова стряхнул пепел сигареты. — Разбирайтесь друг с другом, мы не хотим это выслушивать. Дон Ланнистер, что вы предлагаете делать? С девочкой. Не просто поболтать вы ведь нас сюда позвали, а? Джон всегда поражался проницательности дона Старка и мечтал научиться так же читать людей. Пока Джон оттачивал навыки на своих бойцах и у него получалось — врать ему никто не мог. Он понимал враньё с полуслова: как боец стоял, как держал руки, как смотрел. Да, забавно, но все врущие люди внимательно смотрят в глаза собеседнику. Этому Джона научил дон Старк, который наверняка умеет врать так, что никто не сможет разгадать, даже по таким внешним признакам. — Не просто так, Нед, — дон Ланнистер ухмыльнулся, залпом опустошая стакан с виски. — Я считаю, что нужно приставить к ней несколько бойцов и понять, что девчонка собирается делать. Не думаю, что у неё за спиной армия, так что наша слежка останется без внимания. Скорее всего, — последняя фраза наводила на мысли, что сам Тайвин Ланнистер не очень представляет пока размеры врага и нервничает. Джона никогда не интересовали Таргариены, но сейчас он был готов выпытать у дяди все подробности того кровавого года. Почему же все так заволновались из-за возвращения наследницы Таргариенов? — Вам не хватает бойцов, дон Ланнистер? — прокаркал дон Грейджой. — Мы ничем не поможем, самим люди нужны. Уолдер тоже вряд ли отдаст хотя бы одного бойца, — он поднялся на ноги, знаком приказывая своим сопровождающим сделать то же. — Зря только тащился сюда к этим проклятым ирландцам. До встречи, джентльмены. — Дон Грейджой, откуда в вас столько неуважения к более сильным семьям? — дон Ланнистер говорил спокойно, но Джон видел, как на его щеках заходили желваки. Соглашение, составленное много лет назад, позволяло дону Грейджою вести себя как угодно, в любом случае никто не убьёт его. Джон видел в этом соглашении и спасение, и опасность одновременно. С одной стороны, в Нью-Йорке уже много лет не было крупных разборок, что позволяет семьям спокойно существовать и не привлекает ненужного внимания федералов. Но, с другой стороны, настроение у донов всегда было таким, что казалось — тронь, и они взорвутся, уничтожая всё на своём пути. Наверное, не стоило загонять себя в такие рамки сосуществования. Джона учили, что бизнес — это конкуренция, а конкурентов стоит периодически уничтожать. — Манерам не научен, уж простите, сэр, — дон Грейджой хмыкнул и всё-таки вышел за дверь. — Я тоже поеду, пожалуй, вы тут сами решите, кого отправите следить за девахой, — дон Фрей, видимо, тоже считал себя бессмертным. — А ты, Толстопуз, приходи ко мне один, если захочешь поговорить… — Всё, старик, ты точно договорился! — взревел дон Баратеон, и Джон весь напрягся — не хватало здесь ещё драки. — Роберт! — удивительно, но только Эддард Старк обладал способностью успокаивать дона Баратеона. — Возьми себя в руки, Бога ради. — Я рад, что слабые удалились, теперь мы можем действительно поговорить, — дон Ланнистер дождался, пока за доном Фреем закроется дверь, и только потом продолжил. — Я считаю, что девчонка Таргариенов должна умереть, но знаю, что ты, Нед, вряд ли допустишь это. Так что предлагаю отправлять на слежку по двое ребят — одного из моей семьи и одного твоего. Таким образом между нами не будет лишнего напряжения по поводу того, что кто-то утаивает информацию. Согласен? — Да, давайте сделаем так, — дон Старк кивнул практически сразу, как будто у него у самого в голове созрел такой же план. — Когда она приезжает? — Пока неясно, но по предварительным данным через пару дней. Мы должны быть готовы, Нед. Иначе всему, что мы строили столько лет, может прийти конец. Дон Старк снова кивнул и потушил сигарету, докурив. Удивительно, но за весь разговор Джон ни разу и не вспомнил о молчаливых консильери. Хотя в этом и заключалась их главная обязанность — давать советы лишь тогда, когда о них просят. Джон накинул на себя пиджак и дал сигнал бойцам выдвигаться, они определённо здесь закончили. Дон Старк поднялся на ноги и прощался с доном Ланнистером и доном Баратеоном, когда Джон открыл дверь, придерживая её для главы семьи. Проходя мимо, дон Старк слегка улыбнулся, и это придавало сил. Джон понимал, что к нему здесь относятся по-особенному, хотя и не знал, почему. Но он был рад тому, что и отца, и мать ему заменил такой выдающийся человек, как Эддард Старк. За него Джон был готов отдать свою жизнь, не задумываясь. — Джон, а можно мне в туалет? — Сэм, ты серьёзно? — зашипел на друга Джон, выходя вслед за остальными в коридор и тут же подмечая ожидающего их на пути Мизинца — одного из сильнейших бойцов банды «Речные земли». — Терпи до дома, не позорь меня. — Твоя девочка захотела в туалет, Джонни? — противно заржал Джори, обгоняя их. — Завали хлебало, Джори, — огрызнулся Джон, стараясь говорить негромко, но дон Старк всё же обернулся, кинув на бойцов неодобрительный взгляд. — Что надо хренову ирландцу? — зашипел Джори, заметив Мизинца позже, чем Джон. — Это их территория, тупая твоя голова, — хмыкнул в ответ Джон. — Веди себя тихо. Удивительно, но в этот раз Джори послушался Джона. Дон Старк пожал Мизинцу руку, но не стал с ним разговаривать, да тот, судя по всему, не очень-то этого и хотел, равнодушно глядя куда-то за спины бойцов Старка. Джон не смог перебороть искушения и посмотрел, кто же идёт следом. «Ланнистер. Ну конечно». Что за дела их связывают? Думать об этом было некогда, потому что они уже выходили на улицу. Оставалось довезти дона Старка до дома, чтобы снова заступить на свой дурацкий пост. Сегодня была очередь Джона охранять… нет, выслеживать и возвращать домой неугомонную Сансу Старк. 8 января 1948 года, Эксайл-стрит, 13, Нью-Йорк, США «Дом, милый дом», — Джорах поставил чемодан на землю и по привычке полез во внутренний карман пальто за сигаретой. Двадцать лет… Очень долгий срок, если подумать. Особенно, учитывая то, что он всё это время провёл в тюрьме. Когда-то Мормонты были одной из тех семей, к которым прислушивались и которых боялись. Но те дни канули в лету вместе с тронувшимся умом Таргариеном и ошалевшими от возможности прибрать к рукам его дела Старками и Ланнистерами. Отсыревшие спички никак не хотели выдать Джораху такое необходимое сейчас хотя бы небольшое пламя. Он чертовски хотел курить. Это было едва ли не единственное занятие, которое дарило успокоение. Наконец, спички поддались, и Джорах вдохнул в лёгкие никотина, одновременно поплотнее закутываясь в пальто. Зима в этом году выдалась прохладная и снежная. Конечно, ему не привыкать к холоду, в конце концов, последние двадцать лет он был не на курорте, но заработанный в тюрьме бронхит мог дать о себе знать в любую минуту. Джорах до сих пор не мог поверить в то, что его выпустили. Он просидел в тюрьме всю свою молодость, и теперь понятия не имел, что делать. Вокруг всё изменилось — машины, дома, люди. Некоторым заключённым предлагали фронт вместо тюрьмы, но только не тем, кто сидел за умышленные убийства, поджоги, разбойную деятельность. На Джораха повесили все дела, которые только смогли — мол, какая разница, ему всё равно всю жизнь гнить за решёткой. Сзади хлопнула калитка, и Джорах автоматически обернулся. Наверняка, это тот самый Серый Червь, с которым он говорил по телефону прямо перед выходом из тюрьмы. Да, сомнений не оставалось — вряд ли сюда припёрся бы ещё какой-то негр. Джорах не имел ничего против цветных, но всё-таки был рад, что закон не уравнивал их в правах с белыми. Правда, этот пацан держался так, как будто мог говорить с Джорахом на равных. Он был одет в чёрное пальто, из-под которого выглядывали недешёвые брюки и ботинки, Джорах себе такое позволить пока не мог. — Джорах Мормонт, я полагаю? — голос у Серого Червя был глубоким и глухим — редкое сочетание. — Серый Червь? — Джорах пожал протянутую руку, отмечая про себя, что взгляд у этого паренька был далёк от дружелюбного. — Не ожидал увидеть тебя так скоро. — Я ведь говорил ещё в телефонном разговоре, что нам срочно нужно место, поэтому поспешил приехать как можно быстрее, — Серый Червь пожал плечами и оглядел местность. Джорах внутренне напрягся, не зная, как его новый знакомый отреагирует на заброшенные земли Мормонтов. Полтора акра земли — всё, что осталось у Джораха от прежней роскоши, и предложение Серого Червя об аренде этих запущенных земельных пустошей — лучшее, что случилось за последние двадцать лет. — А на какой срок вы собираетесь арендовать мою землю? И для чего? — На длительный срок, — Серый Червь посмотрел на Джораха с лёгкой полуулыбкой. — Мы планируем расположить здесь наш цирк. Называется «Разбивающий оковы», может быть, слышали о нём? Мы довольно популярны во всём мире. — Я последние двадцать лет сидел за решёткой, так что понятия не имею, что сейчас популярно, парень, — Джорах закашлялся, но курить не перестал. — Меня вполне устроит цирк. Главное — заплатите вперёд. — Да, конечно, мы обязательно заплатим, — Серый Червь полез в карман и достал кошелёк из натуральной кожи. Может быть, тоже податься в цирк? — Вы просто обязаны быть на первом представлении. Мне кажется, что вам понравится наша заклинательница змей. Её зовут Дейнерис. Джораха тут же прошиб холодный пот. Чёрт побери, не может этого быть! — Дейнерис? А раньше вы случайно не назывались «Цирк Безупречных»? — Да, я вижу, что теперь мы говорим на одном языке, — Серый Червь улыбнулся, отсчитывая деньги. — Она помнит доброту и желает отплатить ею же. — Она не может помнить, кто она… — Джорах был уверен, что никогда больше не услышит имя Дейнерис Таргариен. Он отдал её в бродячий цирк по просьбе Рейлы, чтобы уберечь от гибели. Неужели она знает о своём прошлом? — Не может, но помнит, — Серый Червь протянул Джораху пачку денег, в которой было явно больше, чем они договаривались. — Она надеется, что сможет рассчитывать на вас в трудные времена. А они настают… уже сегодня. Джорах взял протянутые деньги и задумался над словами этого пацана. Что он имеет в виду? Дейнерис собирается мстить? Уже сегодня? Во что Джорах сейчас ввязывается? — Я хочу поговорить с ней прежде, чем давать вам какие-то обещания. — Я понимаю. Приходите на наше первое представление, мистер Мормонт, и мы всё обсудим. Джорах смотрел на то, как по-хозяйски Серый Червь обходит его землю, и внутри всё сжалось в нехорошем предчувствии. История показывает, что Мормонты всегда страдают из-за Таргариенов. 8 января 1948 года, бар «Оленья голова», Нью-Йорк, США Чёртова метель за те два часа, что он проторчал в баре, так и не угомонилась. Напротив, кажется, только усилилась. Роберт, раздражённо запахивая на ходу полы пальто, вывалился прямо в эту до противного стерильную белизну и, сделав несколько шагов, обернулся: его следы заносило снегом буквально на глазах. Не то чтобы Роберт всерьёз опасался приставленного к нему в качестве няньки Ланселя, но всё же от злорадного смешка он удержаться не смог. Теперь, даже если эта ошибка природы вдруг спохватится и вздумает нагнать строптивого дона, чтобы донести о его похождениях своему дорогому дядюшке Тайвину, ему здорово придётся поломать свою тупую голову. Вряд ли Лансель ожидал, что Роберт покинет бар через чёрный ход в самый разгар веселья. Пьяно хихикнув в кулак, словно какой-то мальчишка, Роберт вывернул из переулка прямо на оживлённую улицу. Встречные прохожие пробивались сквозь рыхлую стену падающего огромными хлопьями снега, с трудом переставляя ноги и сгибаясь в карикатурном полупоклоне, будто перед королевской особой. Эта метель застала врасплох весь Нью-Йорк, вынуждая играть по своим правилам. Только вот Роберт Баратеон от собственных планов отказываться не привык. И вместо того, чтобы укрыться от набиравшей обороты вьюги, он нырнул прямо в её безжалостные объятья. Он ненавидел зиму. Всем своим изнеженным комфортом и заплывшим жиром сердцем ненавидел. Но Лианна… Лианна её обожала. И сейчас, плетясь по знакомой ему с юношества улочке, которая, словно призрачный коридор, даровала Роберту мнимую связь с прошлым, он мог думать только о ней, о Лианне Старк. О том, что именно здесь, в этом относительно глухом уголке переполненного суетой и грязью Нью-Йорка, они — совсем молодые и неприлично счастливые — любили прогуливаться. И именно здесь в ночь, до боли похожую на сегодняшнюю, Роберт в последний раз её поцеловал. Перед тем, как потерял её навсегда. В те далёкие годы они жили одним днём. Ведь державший весь город в напряжении Эйрис Таргариен мог нанести удар в любой момент. Этому психу ничего не стоило вырезать очередную семью, и они все — Баратеоны, Старки, Грейджои, Фрейи, чёрт, да даже Ланнистеры! – сидели на пороховой бочке, готовой вот-вот взорваться. Но при этом в лобовую схватку с Таргариенами вступать никто не решался. Пыл самого Роберта остужал Нед, считавший открытое противостояние Таргариенам самоубийством. И лишь после того, как дело коснулось его лично, Нед дал волю своей злобе: исчезновение Лианны стало последней каплей, положившей начало кровавой бойне. Бойне, что перевернула Нью-Йорк. Бойне, что ознаменовала новую эпоху. Роберт мысленно выругался, посетовав на то, что не захватил ничего крепкого из «Оленьей головы» с собой. Путь по памятным местам, вопреки его представлению, оказался неблизким. Ветер с беспечной наглостью трепал полы его пальто, пронизывая холодом насквозь, и теперь он шёл далеко не с тем энтузиазмом, что прежде. Он понял, что замёрз, но до конечной цели оставалась ещё половина квартала, поэтому Роберт, стиснув зубы, несмотря на закоченевшие пальцы и налившиеся свинцом ноги, продолжал пробиваться сквозь плотную завесу снега. Известие о возвращении в город девчонки Таргариенов задело куда сильнее, чем ему хотелось бы показать всем тем стервятникам, что слетелись на зов Тайвина в «Берлитц». Пожалуй, он мог бы обсудить это с Недом наедине, но даже перед старым другом Роберт не позволял самому себе лишний раз демонстрировать слабость. Меньше всего ему хотелось, чтобы хладнокровный и непоколебимый, словно ледяная глыба, Эддард Старк заметил, в какого сентиментального борова на старости лет превращается его товарищ. Он свернул за угол, оказавшись посреди узкой и ещё более извилистой, чем первая, улочки. Та сила, что в метель протащила его через треть города, подтолкнула измождённого Роберта к заведению со сверкающей голубыми огнями вывеской. «Зимняя Роза». Он не был здесь лет пять, но, похоже, за это время тут совершенно ничего не изменилось. Роберт стряхнул с одежды и с бороды снег и, нацепив привычную маску утомлённой презрительности, вошёл внутрь. Погружённый в золотистый полумрак зал был переполнен. Лилась тягучая мелодия, а на сцене у микрофона извивалась худосочная девица в блескучем платье, неприлично плотно облегавшем её ничем не примечательную фигуру. Роберт поморщился: у девицы абсолютно не было ни голоса, ни слуха. А ведь когда-то Лианна волокла его именно сюда только ради того, чтобы послушать лучших в городе джазовых певичек. Правда, тогда «Зимняя Роза» принадлежала Рейгару Таргариену. Сейчас же баром владели Фреи. Те самые Фреи, которые славились своим талантом превращать в прах всё, к чему только прикасались. Те самые Фреи, которые имели наглость «трясти» Баратеона и его парней. Те самые Фреи, которые в скором времени отхватят свою порцию свинца. Продолжая прохаживаться между неровными рядами столов в поисках свободного места, Роберт криво ухмыльнулся. Нарушать договор он не собирался, но проучить зарвавшегося старика считал долгом чести. Возможно, ему давно следовало бы отобрать «Розу». В память о Лианне. Да, он определённо превращался в сентиментальную тряпку. Роберт дошёл до барной стойки и, с трудом устроившись на высоком стуле, заказал вина. В глубине тусклых глаз бармена вспыхнули угольки интереса: его узнали. Конечно, узнали. И наверняка теперь донесут своему хозяину, что в его бар посмел заявиться сам дон Баратеон. — Не желаете ли чего покрепче? — ставя перед Робертом наполненный вином бокал, бармен с притворной почтительностью улыбнулся. — Отвали, — выплюнул Баратеон, унося свой заказ к уединенному столику в дальнем углу зала, откуда полумрак вытеснил почти весь свет. Его часто упрекали в том, что он предпочитает женский напиток, но Роберт, невольно пристрастившийся к красному вину благодаря супруге, на все насмешки отвечал лишь презрительным фырканьем — ещё одной перенятой у Серсеи дурной привычкой. Певичка на сцене сменилась другой. Эта была разодета ещё более вычурно и пела пусть и не идеально, но на порядок лучше. Да и двигалась не так отвратительно, как первая. Поэтому Роберт позволил себе на некоторое время выпасть из реальности, залюбовавшись ею. Длинные каштановые волосы девушки были вплетены в причудливую причёску, ярко накрашенные губы мягко улыбались, но её глаза, обрамлённые густыми рядами ресниц, будто бы бросали вызов всем сидящим в зале. Она показалась Роберту до боли похожей на Лианну, какой та была двадцать лет назад. Та же дикая красота, не укладывающаяся в общепринятые рамки, и тот же дерзкий взгляд. Роберт залпом осушил свой бокал, отворачиваясь от сцены. Где-то там, в глубине души, часть его, несмотря на голос разума, продолжала считать, что Лианна жива, и продолжала искать её отражение в чужих женских лицах. Но никакого смысла в этом, конечно же, не было. Она умерла. Он собственными глазами видел, как её — вернее, то, что от неё осталось, — пытались вынуть из салона обгоревшей и смятой, словно старая консервная банка, машины Таргариенов. Роберт тогда с трудом узнал в обнаруженной на заднем сидении скрюченной фигуре свою невесту: тело обуглилось дочерна, приняв до карикатурного пугающую позу. Усохшие руки были согнуты, будто в попытке защитить искажённое гримасой боли лицо, а пальцы запеклись от жара в крепко сжатые кулаки. Кожа полопалась, покрывшись длинными тонкими трещинами, а редкие, слегка порыжевшие клочки волос не имели ничего общего с прежней густой шевелюрой Лианны. Огонь, с безжалостной жадностью поглотивший плоть и одежду молодой девушки, пощадил лишь один медальон. Тот самый, что был подарен ей на восемнадцатилетние Недом. Роберт сунул руку в карман пиджака и пробежался пальцами по холодной поверхности единственного предмета, оставшегося у него после смерти любимой. Теперь он, как и Лианна когда-то, ни на минуту с ним не расставался. Серсея, однажды заметив этот медальон в вещах мужа, сквозь привычный для себя презрительный смешок назвала его полной безвкусицей, чем вывела Баратеона из себя и удостоилась крепкой пощёчины. Сновавшая между столами девица-официантка молча подлила ему ещё вина, но Роберт настолько глубоко погрузился в собственные мысли и воспоминания, что перестал реагировать на происходящее вокруг. Он отстранённо обхватил левой ладонью тонкую ножку бокала и уставился в пустоту, позволяя картинкам прошлого беспрепятственно сменять друг друга перед его мысленным взором. Остатки вина уже давно выдохлись, но Роберт не обращал внимания даже на это, по инерции делая один мелкий глоток за другим. Но в какой-то момент он всё же поднял глаза, и затуманенный алкоголем и тоской взгляд упёрся в знакомое морщинистое лицо. На него тут же обрушилась вся окружающая реальность: и нестройный гул голосов, и бойкие ритмы джаза, и писклявое завывание очередной певички, и звон пивных кружек. Он будто очнулся от сна, увидев вошедшего в зал Уолдера Фрея. На лице старика, в свою очередь также заметившего особого посетителя своего заведения, заиграла мерзкая ухмылка. Роберта захлестнула неконтролируемая злость. Он рывком опустил бокал на столешницу, не рассчитав при этом сил, и тонкое стекло в его руке с глухим хрустом треснуло. Осколки с готовностью вонзились в кожу, а расплескавшееся вино мигом смешалось с выступившей на ней кровью. Но его это не остановило. Фрей слишком долго трепал ему и его людям нервы. Роберт не был намерен и дальше терпеть такую наглость. И сейчас дону Баратеону было глубоко плевать на то, что находился он на чужой территории. Тряхнув изувеченной рукой, он поднялся на ноги и направился прямиком к старику. Тот, хоть и продолжал усмехаться, но всё же заметно занервничал, как и маячившие за его спиной верзилы. Только вот Роберта это ничуть не смутило. Рядом не было ни рассудительного Неда, ни дальновидного Тайвина, и некому было осадить его пьяные порывы. Он был готов ввязаться в безрассудную разборку. Ему катастрофически необходимо было доказать не только Фреям и всем их подпевалам, но и самому себе в первую очередь, что Роберт Баратеон не тряпка. Что он по-прежнему, как и двадцать лет назад, способен голыми руками передушить, словно немощных котят, всех своих врагов. Ему катастрофически необходимо было дать волю накопившейся внутри бессильной ярости. И в тот момент, приближаясь к превосходящим его и по численности и по силе противникам, Роберт Баратеон совершенно не думал о последствиях. Как, впрочем, и всегда. 9 января 1948 года, задворки Бор-стрит, Нью-Йорк, США Бриенна Тарт как раз беседовала с коронером, когда заметила своего нового напарника, вывернувшего из-за мусорных баков и направляющегося прямиком к ним. Как и всегда, он выглядел ошеломляюще безупречно и смотрелся совершенно не к месту в этой провонявшей помоями подворотне. Бриенна, несмотря на собственные принципы не выносить преждевременных вердиктов, всё же успела проникнуться к практически незнакомому человеку стойкой неприязнью. Она осуждала себя за столь вопиющее проявление непрофессионализма, но ничего не могла поделать: сам агент Фрифолк её раздражал не меньше, чем вынужденная необходимость с ним работать. Вот уже полгода минуло с того дня, как Бриенне, прошедшей через бюрократический ад и целую серию психологических обследований, было дозволено вернуться к работе. То, что она получила место в сформированной всего три года назад группе при нью-йоркском отделе по борьбе с организованной преступностью, было таким же чудом, как и разрешение к продолжению службы в Бюро. И Бриенна была готова мириться с тем, что её сослали из Чикаго сюда, в настроенный крайне недружелюбно Нью-Йорк. Ведь прямое участие в расследовании грязных дел местных мафиозных шаек стало для неё отличным шансом восстановить пошатнувшееся к ней — как к агенту — доверие. Она была готова терпеть все связанные с этим принудительным переводом неудобства, включая и примитивные шепотки новоиспечённых коллег за спиной. Но вот к работе в одной связке с Тормундом Фрифолком Бриенна оказалась абсолютно не готовой. Он олицетворял собой полную противоположность грубой, взрывной и привыкшей действовать напролом Бриенны: флегматичный, непробиваемый, исключительно вежливый. И эта его учтивость, как казалось самой Бриенне, практически всегда граничила с высокомерием. Фрифолк держал свои мысли при себе, никогда не делился с ней догадками и предпочитал односложные ответы развёрнутым. Этот сноб не воспринимал её как напарницу. И Бриенну это задевало. За годы службы она не в первый раз сталкивалась с откровенным пренебрежением к своей персоне: ФБР было и останется мужским клубом, и Бриенна прекрасно понимала, что любая женщина всегда будет считаться в нём чужой. Но агент Фрифолк вывел её неприязнь к сексистам на новый уровень хотя бы потому, что большую часть времени попросту игнорировал её существование. Уж лучше бы, как и большинство коллег, отпускал скабрезные шутки про её рост. — Что у нас тут? — поздоровавшись со всеми разом, спокойно поинтересовался Фрифолк. Он обогнул лежащий посреди подворотни труп, стараясь не мешать экспертам, и подошёл вплотную к коронеру. За всё время с момента своего появления агент не бросил ни единого взгляда на Бриенну. — Неужели тот самый? — Именно, — уже по традиции враждебно ощетинившись, ответила сквозь зубы вместо коронера Бриенна. — Тот самый. Фрифолк с непроницаемым выражением лица уставился на тучное тело, которое уже успело припорошить снегом. Бриенне прежде не доводилось ещё встречать человека, одинаково безучастно относящегося как к живым, так и к мёртвым. Тормунд Фрифолк вообще не был похож ни на кого из её знакомых агентов: реагировал на всё по-другому, ходил по-другому и даже говорил по-другому. Хотя, возможно, там, в Вашингтоне, откуда его прислали, все вели себя именно так. Надменно и отстранённо. Пока Фрифолк, осыпая отрывистыми вопросами коронера, продолжал изучать распластавшееся перед ними в неприглядной позе тело избитого практически до неузнаваемости преступника, Бриенна невольно засмотрелась на сосредоточенный, будто высеченный из грубого камня, профиль напарника. У него была самая обычная внешность, если не считать ярко-рыжей бороды, уложенной, как и вся его причёска, волосок к волоску. Ещё в первый день знакомства с Фрифолком, Бриенна обратила внимание на тонкий изогнутый шрам, пересекавший его верхнюю губу. Сейчас же, при свете, что отбрасывали установленные в подворотне прожекторы экспертов, Тарт разглядела ещё один шрам, немного тоньше первого. Зигзагообразная отметина начиналась где-то под его густой шевелюрой и тянулась вниз вдоль шеи, скрываясь под приподнятым воротом пальто. Словно почувствовав на себе её взгляд, Фрифолк вдруг повернулся лицом и адресовал очередной вопрос непосредственно Бриенне, что, несомненно, до глубины души её поразило. — Что он забыл на земле Фреев? — Искал приключения на свою пьяную голову? — нервно дёрнув губой, отозвалась Бриенна. У неё были собственные мысли на этот счёт, но она, наученная горьким опытом, не торопилась делиться ими с Фрифолком. Безусловно, подобный подход мог пагубно сказаться на ходе расследования, но Бриенна не могла так просто распрощаться со своим недоверием к напарнику. — Месть, межклановые разборки или обычная пьяная потасовка, принявшая дурной оборот? — отворачиваясь от неё, будто бы потеряв всяческий интерес к её персоне, спросил в пустоту Фрифолк. И было неясно, обращался ли он по-прежнему к Бриенне, или же, против обыкновения, начал размышлять вслух. — Кто же тебя убил? Значит, говорил не с ней. С трупом. Но вот только Роберт Баратеон даже при всём своём желании на данный вопрос ответить не смог бы. Об этом позаботился тот, кто нанёс ему единственный и оказавшийся смертельным удар ножом. — Его карманы пусты, — всё же заставила себя пояснить Бриенна. — Кто-то пытается убедить нас в том, что это обычное ограбление? — Фрифолк скептично изогнул густую рыжую бровь и, в очередной раз за последние десять минут удивив напарницу, фыркнул. На её памяти это было чуть ли не единственным проявлением наличия у этого невозможного человека хоть каких-то эмоций. — Сдаётся мне, что и Ланнистеры на такой бред не купятся. Фреи перестарались. Бриенна же, варившаяся в этом котле дольше, чем её дражайший напарник, сомневалась, что Тайвин Ланнистер позволил бы находящимся у него в кулаке Фреям учинить подобного рода беспредел. Если только они не действовали с его благословения. Или же в игру вмешался кто-то третий. Ведь желающих учинить переворот, свергнув нынешних королей Нью-Йорка, было предостаточно. Сунув озябшие руки в карманы пальто, Бриенна покосилась на провалившегося в задумчивость напарника и всё же решилась изречь вслух очевидную мысль: — Кто бы это ни сделал, он запустил опасную игру. — Тут ты права. Убийство дона Баратеона не пройдёт даром. Полетят головы, — усмехнулся Фрифолк, впервые с момента их знакомства заглянув Бриенне в глаза и вынудив её тем самым напряжённо замереть. — Похоже, у нас впереди полно работы, агент Тарт.