Vivi. Lotta. Ama

Родная кровь — гарантия более надежная, чем социальная защита общества. Марио Пьюзо — Крёстный отец

9 января 1948 года, резиденция Старков, Нью-Йорк, США Джон вернулся лишь поздно ночью, но по привычке караулившая его Арья не спала и услышала, как автомобиль, глухо урча мотором, остановился у заднего входа. Соскочив с постели, она прокралась к окну, заученным движением отодвинула занавеску с ненавистным цветочным орнаментом и осторожно выглянула: так, чтобы её не заметили с улицы, даже если бы кто-то и пытался. Это было главным и практически единственным преимуществом расположения её спальни. Окна выходили на двор с обратной стороны дома, и Арья могла видеть людей и визитёров отца, желавших остаться незамеченными для остальных членов семьи. И они действительно таковыми и были! По крайней мере для Кейтилин Старк точно. Арья знала наверняка, что мать не была в курсе и половины происходящего в этом доме. Мальчишки могли бы петь серенады под окнами Арьи, бросать камни, обернутые в записки с признаниями, или влезать по стене, густо увитой плющом, прямо к ней в комнату, но… увы, не нашлось ещё такого непроходимого идиота, который вздумал бы рисковать своей шкурой ради младшей дочурки дона Старка. А вот ради Сансы юноши были готовы на всё, даже на самые дерзкие нарушения приличий. Правда, и платили они потом за свои выходки сполна… Хлопнула дверца. Затем звук повторился. Заскрипел снег. Но как бы Арья ни напрягала зрение, она не смогла ничего толком разглядеть — на улице разыгралась настоящая метель. Лишь заметила, как от машины отделилось две тени, которые торопливо прошествовали на крыльцо. Джон вернулся не один? Что это значило? Арья раздражённо топнула ногой, отпустила занавеску и прошагала к кровати, на которой сиротливо ожидали её возвращения небольшой фонарик и раскрытая на середине книга. Читать расхотелось, равно как и бежать к Джону, чтобы обсудить уже прочитанное. Библиотека в их доме была впечатляющей, но мать хранила большую часть книг в шкафах под замком, разрешая дочерям брать в руки только скучные книги «для образования». Но Джон, невзирая на огромный риск, всё же умудрялся передавать Арье запрещённые романы с приключениями. Это было их секретом. Это их сближало. Арья взяла в руки книгу, захлопнула её, не беспокоясь о том, чтобы заложить закладку, и отбросила в сторону. Мысль о том, что Джон привёл кого-то в их дом, очень сильно её задела. Арья понимала, что он не был настолько глуп, чтобы таскать сюда своих девиц, но никак не могла подавить вспыхнувшее в груди негодование. Даже когда она заставила себя уснуть, обида никуда не делась: всю ночь напролёт подсознание дразнило Арью кошмарами, в которых Джон раз за разом доводил её до слёз, а льнувшие к нему со всех сторон длинноногие танцовщицы дяди Петира лишь заливисто смеялись. Поэтому к завтраку на следующее утро Арья спустилась ещё более озлобленной и раздражённой, чем обычно. Отец отчего-то задержался в своём кабинете, и без него столовая показалась Арье слишком пустой, пусть даже остальные члены семьи уже сидели на своих местах, а стол был заставлен тарелками с едой. Без отца любое помещение этого дома казалось ей серым и отчасти даже неживым. Без отца Старки вели себя совсем не как Старки. Без отца мать становилась ещё требовательнее и кислее, Санса задирала свой прелестный носик ещё выше, а Робб язвил ещё острее. Без отца ссоры между ними вспыхивали с той же лёгкостью, что и сухая трава от поднесённой к ней спички. — Вчера тебя в очередной раз видели у Бейлиша, — вдруг нарушила висевшую в комнате тишину мать, откладывая ложку, которой до этого без особого интереса ковыряла в тарелке с кашей. — Не желаешь объясниться? Арья, продолжая скатывать хлебный мякиш в шарик, с любопытством покосилась на Робба, которому этот вопрос и адресовался. Сам же Робб, не отрывая глаз от раскрытой перед ним газеты, спокойно похлопал по спине поперхнувшуюся чаем Сансу. — Не вижу нужды, — лениво отозвался брат, когда приступ кашля Сансы прекратился. — Ты же уже и так всё знаешь и понимаешь. — Знаю, — мама кивнула. Её голос приобрёл не предвещающие ничего хорошего угрожающе низкие нотки. — Но понимать, уж извини, отказываюсь. Ты ведёшь себя безрассудно, Робб. Эта… девушка… не нашего круга. Ты не можешь всерьёз думать о… об отношениях с ней. — Может, я всё-таки сам решу? — Робб так и не оторвался от чтения новостей, продолжая дразнить мать. Его губы изогнулись в усмешке. — Моя жизнь, мои ошибки. И прочее в том же духе. Арью одновременно и восхищала его наглость, и раздражала его тупость. Робб будто бы и не сознавал вовсе, что на кону, ни на минуту не прекращая вести себя как обиженный на родителей ребёнок, которому что-то запретили и теперь это «что-то» стало для него в несколько раз привлекательнее. А ведь Арья искренне завидовала брату. Робба, сколько она себя помнила, готовили к тому, что когда-нибудь он займёт место отца. Ей же, как бы она ни старалась, в мире, которым правили мужчины, не светило ничего интересного. Арью ждала та же участь, что и Сансу: её, как и сестру, взрастят, словно племенную кобылу, а затем отдадут замуж за какого-нибудь психа вроде того же Джоффри. И если Санса, судя по всему, была вполне довольна таким положением вещей, то Арье противно было даже просто думать о подобном будущем. — Тому, кому суждено однажды возглавить семью, непозволительно допускать таких ошибок, — ледяным тоном, так похожим на отцовский, отчеканила мать, особенно выделив последнее слово. — Ты выставишь себя посмешищем, если приведёшь в дом проститутку. Санса смущённо охнула и опустила голову, а Арья фыркнула и взялась за ложку, окунув её в порядком остывшую кашу. Вот же новость! Робб только и делал, что выставлял себя в невыгодном для будущего дона свете. Нет, конечно, Арья тоже частенько бунтовала против строгих правил, что им пыталась навязать мать, но Робб… Робб превратил глупый подростковый протест в смысл жизни, хотя сам уже давно должен был его перерасти. Двадцать лет — достаточно, чтобы мозги встали на место, разве нет? По крайней мере Арье думалось именно так. Потому как Джон, который был лишь немногим старше Робба, казался ей невероятно взрослым и рассудительным. Вот кто действительно был готов занять место Неда Старка. — Талиса не проститутка, — ответил Робб со спокойствием, которое, как заметила Арья, на этот раз далось ему с трудом. Всё же до отца, умудрявшегося держать лицо даже в разгар самых бурных истерик жены, ему было далеко. Робб отложил газету и наконец поднял глаза на мать. — Да даже если бы и была таковой… разве не пора уже привыкнуть к тому, что я — одно сплошное разочарование? — Тебе ведь доставляет удовольствие изводить нас, не так ли? — мать прищурилась. Арья, усердно пережёвывавшая ставшую почти безвкусной кашу, с трудом подавила смешок. Неужели мама только сейчас это осознала? Робб с поражающей настойчивостью продолжал творить глупости лишь с одной целью — досадить родителям. Кажется, это понимала даже Санса, которая всегда была слишком занята собой, чтобы забивать голову мыслями об окружающих. Робб шевельнул правой бровью и, уложив оба локтя на стол, слегка наклонился вперёд — явно намеревался вступить в откровенную словесную перепалку, но тут дверь столовой распахнулась, и в комнату, размашисто шагая, вошёл отец. Арья нахмурилась, заметив, каким отрешённым было выражение его лица. Она и прежде видела отца в задумчивости, но на этот раз в глубине его глаз мерцала некая угрюмая… рассеянность? Но… как? Что могло — пусть даже на краткий миг! — выбить у Неда Старка почву из-под ног? Джон, молчаливой тенью следовавший за своим доном по пятам, тоже выглядел на редкость встревоженным. Его волосы, обычно связанные в строгий хвост, заметно растрепались, а галстук был скошен набок. В иное время отец, который от всех требовал исключительно опрятного внешнего вида, непременно сделал бы своему капо замечание, но сейчас им обоим, похоже, было вовсе не до таких мелочей. Арья обменялась испуганными взглядами с побледневшей пуще обычного Сансой, затем покосилась на посерьезневшего Робба. Случилось что-то плохое, они все понимали. Поняла это и мать, но, не изменяя своей многолетней привычке не задавать отцу прямых вопросов, на появление мужа Кейтилин Старк издала лишь неуверенное: — Нед? Отец обвёл всех сидевших за столом напряжённым взором, ещё сильнее напугавшим Арью, и остановил его на сыне. — Робб, нужно поговорить. В моём кабинете. Сейчас. Робб, на удивление, не стал пререкаться, а без лишних слов поднялся на ноги. — Что случилось? — Арья поёрзала на стуле, чувствуя, что ко всем остальным эмоциям примешалась ещё и жгучая обида: дон Старк никогда не позволял ни себе, ни тем более своим людям обсуждать какие-либо дела в присутствии женщин. — Потом, Арья, — отец попытался изобразить на лице успокаивающую улыбку, но вышло крайне неубедительно. Казалось, мыслями он был далеко не в этой комнате. — Я хочу, чтобы сегодня вы все оставались дома. Джон, — отец бросил взгляд на стоявшего за его спиной Сноу, и тот мгновенно расправил плечи и кивнул, — присмотрит за тем, чтобы… вас никто не побеспокоил. И мне так будет спокойнее. — Хорошо, Нед, мы… — Кого-то убили, да? — выпалила Арья, перебив мать. — Арья! — Это как-то связано с девицей Таргариенов? — подхватил вдруг Робб, хмурясь. Мать вместо того, чтобы тоже его одёрнуть, издала какой-то странный булькающий возглас, выражавший удивление, а отец поджал губы, что демонстрировало высшую степень его недовольства. — В кабинет, Робб. Арья, как и следовало ожидать, осталась один на один со своим любопытством: отец с Джоном и Роббом удалились, а мать с Сансой стали убирать со стола, будто ничего странного не произошло. Они не хотели даже думать об этом. Потому что думать — работа мужчин. А ведь поразмышлять-то было о чём! Если отец всерьёз забеспокоился об их безопасности, значит, действительно пролилась чья-то кровь. Арья, в отличие от матери и Сансы, никогда не делала вид, что не знает, в каком именно мире вертится их отец, и не раз думала о том, что однажды их всех может настигнуть страшное горе. Но кто мог угрожать их семье сейчас? Кто они такие, эти Таргариены? Почему отец рассердился, когда Робб о них заговорил? Арье казалось, что она уже когда-то слышала эту фамилию от дяди Роберта, но теперь она не могла с уверенностью сказать, по какому именно поводу: дон Баратеон говорил слишком много пустого. Возможно, в следующий его визит ей удастся разузнать какие-то новые подробности, но сейчас… Вздохнув, Арья под красноречиво строгим взором матери присоединилась к сестре, собиравшей грязные приборы. Она не понимала, как можно было продолжать игнорировать накалившуюся в доме атмосферу, но была вынуждена подчиниться. Сейчас. Но после Арья собиралась прокрасться к кабинету отца, как делала эта десятки раз до этого, и подслушать не предназначавшиеся для её ушей разговоры. Она ведь просто помрёт от любопытства, если не выяснит, что их всех так встревожило. 9 января 1948 года, резиденция Ланнистеров, Нью-Йорк, США — Ты с ума сошёл?! Джоффри не может стать доном! — Серсея не контролировала себя, наплевав, что перед ней стоит Тайвин Ланнистер. Да если бы перед ней стоял сам Люцифер, она не остановилась бы. — Забери нашу часть Нью-Йорка себе. Не смей портить мальчику жизнь! — Перестань орать, Серсея. Я не спрашивал твоего мнения, — Тайвин подал знак, и Серсея почувствовала, как кто-то из солдат аккуратно, почти бережно, взял её под руки. — Выйди вон и больше не вмешивайся в мужские дела. — Отпусти меня, животное, — Серсея дёрнула рукой и, вернув себе достоинство, удалилась, громко хлопнув дверью на прощание. Это было единственное, что она сейчас могла себе позволить. Смерть Роберта была вопросом времени, и Серсея всегда это знала. Но подсознательно ей хотелось, чтобы он жил дольше. И не из-за безумной любви, а потому, что садист-отец не вмешивался в её жизнь только, пока был жив Роберт. Зато теперь он с удовольствием наводил собственные порядки. Джоффри было уже девятнадцать, но он вряд ли мог бы занять место Роберта. Да, Роберт был пьяницей и распутником, но он умел вести дела, его боялись, с ним не хотели иметь проблем. Джоффри же быстро станет лёгкой мишенью. Почему отец не понимал этого? Ну не мог же он подставлять внука нарочно! Джоффри вырос избалованным ребёнком, и Серсея винила в этом отца, который потакал всем его капризам. Когда его впервые отвезли в публичный дом? В тринадцать? Серсея ненавидела своего старика, ей претила мысль о том, что из её ребёнка намеренно делают психопата, но, увы, она никуда не могла сбежать. Поэтому единственное, что ей оставалось — это смотреть, как из милого и улыбчивого малыша вырастает жестокий и властолюбивый кусок мудака. Она не справилась с ролью матери. Она вообще ни с чем не могла справиться. Серсея дошла до гостиной и захлопнула дверь ещё и здесь. Ей хотелось раскидывать вещи и бить тарелки об пол, но она ведь Ланнистер. А Ланнистерам нельзя показывать своих эмоций. Можно было поменять фамилию, но изменить свою суть Серсея не могла. Трясущимися от гнева руками она достала из кармана платья портсигар и закурила, наплевав на запрет табачного дыма внутри дома. Отец не курил и не любил, когда это делали при нём. Маленькая, дурацкая месть, но хоть что-то. Запах ментола, к которому Серсея привыкла за двадцать лет пагубной привычки, дарил успокоение. С сигаретой в руках Серсея чувствовала себя чуточку увереннее. Но сейчас её мысли разбегались. Серсея не могла понять, куда ей двигаться дальше. Сначала похороны, да. Но что дальше? — Сестрица, ты сегодня превзошла саму себя, — Серсея за своими размышлениями не заметила, как открылась дверь и вошёл Тирион. — Ты слышал его? — она уже могла контролировать свой голос, так что бросила эту фразу небрежно. — Он хочет, чтобы Джоффри занимался нелегальным бизнесом. Это тогда, когда он должен закончить обучение. Совершенно идиотское решение… — Дорогая, ты ведь понимаешь, что нас с тобой в любом случае никто не спросит? — Тирион обошёл её и встал так, чтобы смотреть в лицо. Серсея никак не могла привыкнуть к дурацким шрамам, которые остались у него на лице после той аварии. Замечательное дополнение к разноцветным глазам. — Тебя могут спросить, ты ведь консильери всё-таки, — сарказм в голосе скрыть не удалось. Отец мало слушал окружающих, советник нужен был ему лишь номинально, потому что так полагалось. И так он выглядел великодушным — дал такое место своему самому неудачному ребёнку. — Я подумаю, что могу сделать для тебя, Серсея. Но прошу — перестань лезть на рожон, а то тебя продадут во второй раз. — Я уже слишком стара для повторного брака, слава богу, — Серсея выпустила дым через ноздри. До леди ей, конечно, далеко. — Да и отец занят другими делами. Пока я не ворвалась, вы говорили о Джейме? Он приедет? — Не знаю… Своего брата-близнеца Серсея помнила плохо. Отец отослал его в Англию двадцать четыре года назад. Господи, как давно это было! Его приезд мог значить всё, что угодно, но Серсее хотелось бы, чтобы Джейме был здесь. На него можно было бы свалить ту часть города, которая раньше принадлежала Баратеонам. — Кроме Джоффри никого не осталось, — Серсея грустно улыбнулась. — Таргариен всех вырезал. Теперь задача моего сына — возродить семью Роберта, а он вместо этого должен будет заниматься вашими дурацкими мафиозными делами. — Сестрица, не думал, что скажу это, но ты… обаратеонилась, — Тирион улыбался, но Серсея не находила это таким уж забавным. — Правду говорят: «Муж и жена — одна сатана». Ты больше взяла от него, чем от наших родителей. — Глупо говорить мне подобное, ты прекрасно знаешь, при каких условиях свершился наш брак. Я не была влюблена без памяти, да и он частенько в постели звал меня Лианной, — Серсея выплюнула это ненавистное имя, и сердце кольнуло. Они все были слишком сильно повязаны с этими дурацкими Старками. — В такие моменты я радуюсь, что родился слишком уродливым, чтобы кто-нибудь когда-нибудь в здравом уме согласился отдать за меня свою дочь, — на лице Тириона не отразилось ни единой эмоции, но Серсея знала, как сильно он переживает. Всё-таки взрослый мужчина — тридцать пять лет — а до сих пор не женат. Ей хотелось утешить его, но это значило бы признать, что она его любит. Нет, Серсея не могла себе такое позволить. Никто из Ланнистеров не мог. — Что мне делать дальше, братец? — но кое-что Серсея всё-таки могла. Сейчас только Тирион мог посоветовать ей что-то действительно хорошее. Только он всегда был на её стороне. А ещё Тирион любил, когда к нему обращались за советом. Так он мог почувствовать себя нужным хоть кому-то. — Для начала — похоронить мужа, а потом… — Тирион взял её за руку. — Потом держаться до конца. Будет очень трудно, Серсея. Но мы обязаны всё пережить. — Мы всегда всё переживаем, такая уж у нас сущность, — Серсея усмехнулась, сжимая руку брата в своей. — Что за шум на улице? — Солдаты ставят заслон из автомобилей… Но тебе не нужно думать об этом. Отдохни, — Тирион выпустил её руку, и теперь она могла затушить тлеющую сигарету. — Иди к себе. — Почему я должна идти к себе? — Серсея прищурила глаза. Он явно что-то недоговаривает. С чего вдруг начал гнать её к себе в середине душещипательного разговора? Серсея подошла к окну, игнорируя тяжёлые вздохи Тириона, и застыла. По выложенной камнем дорожке к их дому шёл Нед Старк. Сколько она уже не видела его? Пять лет? Шесть? Хотя их дети и были обещаны друг другу, Серсея предпочитала говорить только с Кейтилин и только у себя дома. Ей не хотелось случайно увидеть его. Каждая встреча с Недом отдавалась болью, глупые воспоминания не смогли исчезнуть даже спустя двадцать лет. Она всё ещё чувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой, которая до сих пор рисует в дневнике сердечки с фамилией «Старк» внутри. — Я скажу ему, что ты здесь, — Серсея никак не отреагировала на слова Тириона и осталась стоять там, где была. Ей хотелось бы, чтобы Неду хватило ума и такта не приходить к ней. Только не сейчас, когда она должна скорбеть по мужу, а вместо этого краснеет, как школьница на выпускном. В коридоре раздались голоса, и Серсея без труда узнала низкий голос Неда. «Тебе сорок лет, а ведёшь себя как подросток», — Серсея пыталась взять себя в кулак. Она обязана выглядеть достойно. Как Ланнистер. — Серсея, прими мои соболезнования, — все попытки собрать себя в кучу разбились о голос Неда за спиной. — Спасибо. Прими и ты мои, — Серсея вздохнула и обернулась, тут же встретившись глазами с грустным Недом. Он постарел. И даже сильнее, чем ей думалось. Или на него так подействовала новость о Роберте? — Скажи, чем я могу помочь? — Нед сделал пару неуверенных шагов в её сторону. — Я сделаю, что смогу. — Здесь ты уже ничем не поможешь, — Серсея неопределённо повела плечом, оставаясь на месте под громкие аккампонементы своего сердца. — Ты, наверное, к отцу? — Да, хотел отговорить его от поспешных действий, но, судя по заслону из машин, я немного припозднился, — кривая улыбка, знакомая ей с детства, тронула его губы, и Серсея была готова забыть обо всём — и о муже, и о сыне, и о том, кто она вообще. — Если кто-то и сможет повлиять на мнение Тайвина Ланнистера, то только хладнокровный Нед Старк. Знаешь, до сих пор не могу поверить, что ты итальянец, хотя и росла рядом с тобой. Ты слишком непохож на нас. Нед Ледяная Глыба Старк — так его звали на Сицилии. Роберт продолжал звать его так до самого конца. — Серсея, вот уж не тебе обвинять меня в непохожести, — Нед покачал головой, улыбаясь. — Я рад, что ты держишься. Если будет нужна помощь, просто позвони. — Не думаю, что твоя жена будет в восторге… — Звони в одно из моих заведений, передадут лично мне, Кейтилин не узнает, — улыбка сползла с лица Неда, оставляя на его лице отрешённую маску. — Я пойду к твоему отцу. Ещё раз — мои соболезнования. И он ушёл. Ни воспоминаний о былых временах, ни разговоров о Роберте. В этом был весь Нед Старк — он хоронил чувства ещё глубже, чем Ланнистеры. Серсея снова осталась одна. И теперь ей придётся научиться жить самостоятельно. Она достала ещё одну сигарету и усмехнулась — за окном снова начиналась настоящая метель. Эта зима будет самой трудной и долгой в её жизни. 9 января 1948 года, тюрьма «Конлет Хилл», Нью-Йорк, США Свежий воздух в Нью-Йорке был слишком свежим на вкус Вариса. Снег уже перестал идти, но морозный воздух говорил о том, что это не надолго. Господи, как же давно он не видел мира за пределами тюрьмы! Почти двадцать лет… А если бы Ланнистеры не подсуетились, то Варис гнил бы в тюрьме ещё пять лет. Конечно, скостили слишком мало, но жаловаться в таком положении было бы идиотизмом. — А где же оркестр? — Варис усмехнулся, заметив Тириона Ланнистера. — Не думал, что ты так высоко поднимешься, мальчик, — эта фраза должна была заставить Пса, которому она предназначалась, взбелениться, как в старые-добрые времена. Но он даже глазом не моргнул. Ну и скучно же теперь живётся людям! — Скажи спасибо, что мы приехали, — Тирион вернул ему усмешку, и Варис вдруг углядел в ней Тайвина Ланнистера. Забавно, как самый непохожий на него ребёнок всё-таки на него похож. — Залезай в машину, холодно. — Ох, парень, ты не сидел в тюрьме… — Варис закинул сумку с немногочисленными вещами в багажник и уселся на удобное кожаное сиденье. — Вот это комфорт! — Надеюсь, что и не посчастливится, — Тирион сел рядом, заставив Вариса потесниться. — Пёс, поедем длинной дорогой. Варис давно не видел город. — Какая забота, — Варис и правда был не против полюбоваться Нью-Йорком — городом мечтателей и работяг, проституток и леди, полицейских и преступников. Свобода превращала Вариса в поэта. Машина плавно двинулась с места, а Варис отвернулся к окну, наблюдая за тем, как меняется пейзаж по мере движения. Тюрьма стояла на окраине города, и ему просто повезло оказаться здесь, а не где-нибудь в Техасе. Оттуда он был добирался до дома очень долго. Дом… А что, собственно, стало с его домом? Наверняка там уже давно живут другие люди, которые, конечно же сняли со стен фотографии с прелестными обнажёнными дамами. — Тебя никогда не бесил тот факт, что пришлось сидеть в тюрьме, пока мой отец развлекался на свободе? — Тирион, мальчик мой, ты ещё совсем не знаешь жизни, — Варис ожидал этого вопроса от младшего Ланнистера. Карлик по прозвищу Бес всегда был слишком непохож на своих родственников без чести и благородства. — В тюрьме я был кем-то, человеком, влияющим на судьбы. А что на свободе? Не представляю, чем буду здесь заниматься. — Отец ждёт тебя завтра как раз, чтобы поговорить на эту тему, — усмехнулся в ответ Тирион. — Ланнистеры всегда платят свои долги. — О, как давно я не слышал этой крылатой фразы, — Варис изобразил ностальгию, но эти слова были для него ненавистнее остальных. Платят они долги, как же. Они въехали в тоннель, и Варис отвлёкся на проезжающие мимо автомобили — он таких никогда не видел. Господи, как же всё изменилось за двадцать лет! — Не думаю, что ты так сильно по нам скучал, Паук, — Тирион был слишком проницательным. Варис только слышал об этом поразительном качестве малыша Ланнистера, но испытывать на собственной шкуре — другое дело. Неужели ему придётся столкнуться с умом, почти таким же гениальным, как и его собственный? — Где я буду жить? — нужно было срочно сходить с этого тонкого льда. — Мы купили тебе квартиру в Мидтауне*, тебе понравится, — мгновенно отозвался Тирион. — Ты ведь не успел увидеть Эмпайр Стейт Билдинг? — Это высотка, о которой все болтают? — Да. Она тебя потрясёт, уверяю. Варис не сомневался в этом. Он видел много высоких домов уже отсюда, на подъездах к Нью-Йорку. Когда мальчишкой он жил на жестоких улицах этого прекрасного города, никто и подумать не мог, что когда-то дома будут подпирать небосвод. — Я слышал, что в вашем доме траур? — Варис не был бы собой, если бы не попытался выяснить у карлика, как на смерть Баратеона отреагировал Тайвин Ланнистер. — Конечно. Мы хороним зятя, — напряжённый тон Тириона говорил о том, что Ланнистеры потрясены и, как и предполагал Варис, уже начали грызть друг другу глотки. В следующие несколько дней у Вариса будет очень много дел. Отныне он собирается работать только на себя. 9 января 1948 года, казино «Золотой лев», Нью-Йорк, США В этот день Грейджои начали свои развлечения с приёма практически в самом сердце Куинса, на открытии новой картинной галереи, у владельца которого были связи не только с криминальным миром, но и с высшими слоями культурного и политического общества Нью-Йорка, а затем оказались среди всё тех же лиц, но в уже более неформальной обстановке — в подпольном игорном доме. Здесь уже не произносились заранее заготовленные пафосные речи, написанные секретарями, люди не раздувались, словно индюки, от важности момента и уже не было специально приглашённого из Франции оркестра, насильно пытавшегося приобщить собравшихся к творчеству Бизе. Здесь царила совершенно иная — тлетворная — атмосфера. Большая часть зала тонула в полумраке, потому что помещение освещалось только несколькими бра, а свечи по углам были зажжены лишь для антуража. Правда, лёгкий дымок, исходивший от них, смешавшись воедино с едким табачным запахом и парами выпитого, превратил воздух в удушливую субстанцию. Возбуждённые игроки толпились у обтянутых зелёным сукном столов, и отовсюду до слуха Теона доносились то радостные вопли, то полные разочарования стоны. Игорный бизнес, вопреки всем запретам, процветал. Власти, конечно же, закрывали глаза на то, что происходило прямо у них перед носом, ведь среди клиентов подобных заведений все чаще появлялись толстосумы, занимавшие самые высокие посты в правительстве. А от державших большинство казино Ланнистеров требовалось лишь соблюдать осторожность и избегать публичных скандалов, чтобы не привлекать ненужного внимания. К столику, за которым они сидели, подплыла миловидная официантка и предложила виски, улыбаясь исключительно Теону. Мужчины, занятые игрой, отказались, а Теон едва заметно улыбнулся девице в ответ — так, чтобы сидевшая рядом с ним дама этого не уловила. Он действовал согласно приказу Эурона и должен был очаровать очередную престарелую суку, пока любимый дядюшка обрабатывал её мужа — очередного продажного политика. Грейджои стремительно теряли позиции, и их влияние на Нью-Йорк под незримым натиском других семей ослабевало. И поэтому Эурон, будучи консильери, предложил Бейлону по примеру сицилийских дальних родственничков укрепиться в высших сферах бюрократии. В последнее время в Италии в палате депутатов увеличился вес некоторых политиков, известных своей прямой принадлежностью к мафии или же тесной дружбой с её представителями. Теон знал, что Мартеллы, прочно обосновавшиеся на Сицилии, активно поддерживали христианских демократов, приход к власти которых даровал бы их семье ещё большие преимущества в меняющемся новом мире. Эурон, похоже, искренне верил, что и Грейджоям каким-то образом удастся выбиться на первый план, но уже на широкой политической арене Штатов. Теон же считал, что свой шанс в этой сфере они упустили: вряд ли правительство всерьёз могли заинтересовать ресурсы Грейджоев. Иначе сотрудничество удалось бы наладить ещё в первые военные годы, когда играть на одной стороне было выгодно и тем, и другим. Но сейчас?.. Сейчас Грейджои представляли собой жалкое зрелище, хотя раньше они считались одной из сильнейших итальянских семей в Америке. В период правления Викона Грейджоя они взяли под свой полный контроль причалы Манхэттена и Бруклина, заткнув рот всяким Ланнистерам и даже Старкам. И ведь дела Грейджоев шли замечательно довольно долго, пока в городе не объявились Таргариены, которые, найдя неожиданную поддержку у некоторых семей «старой школы», принялись агрессивно поджимать Нью-Йорк под себя. Возглавивший в то время семью Бейлон в попытке отвоевать независимость осмелился бросить Таргариенам вызов, но ничего, кроме гибели двух старших сыновей и большей части своих людей, не добился. Спустя годы Грейджои вновь попытались вернуть утраченную власть, приняв участие в свержении с трона Таргариенов, которые окончательно утвердили свои позиции на верхушке пищевой цепи криминального Нью-Йорка. Войну развязали совсем ещё юные Роберт Баратеон и Эддард Старк, а уставшие от давления Таргариенов Ланнистеры, Фреи и, конечно же, Грейджои их охотно поддержали. Хотя Теон всегда подозревал, что главным организатором кровавой бойни был хитрый Тайвин Ланнистер, который быстрее остальных глав кланов сориентировался в изменившейся ситуации: помимо того, что ему удалось выдать свою единственную дочь за Баратеона, Ланнистер позаботился о реорганизации структуры преступного мира Нью-Йорка, заключив договор между пятью самыми влиятельными семьями. Теон и Яра были совсем крохами в то время, когда эти самые пять семей полностью вырезали клан Таргариенов, но оба знали о событиях прошлого куда больше, чем любой из их сверстников. Просто потому, что с самого детства отец готовил их к бою, приучая всегда оставаться начеку, тщательно распоряжаться информацией и спать с открытыми глазами: ведь удар могли нанести свои же. Старшие Грейджои довольно часто расходились друг с другом во взглядах. Конфликт никогда не перерастал в открытый, но отношения дона Грейджоя со своим младшим братом, являвшимся к тому же ещё и его консильери, накалялись год от года. Бейлон, так и не привыкший никому доверять, не испытывал особого восторга от сотрудничества с членами других мафиозных семей, несмотря на то, что собственноручно подписывал тот злосчастный договор двадцать лет назад. И уж точно не желал лишний раз перед кем-либо из них пресмыкаться. Эурон же был готов наплевать на гордость и преклонить колено перед кем-то более влиятельным, если это гарантировало ему комфортное существование. Бейлон в последнее время ощутимо сдал, Теон видел. Не могли этого не заметить и остальные. Значит, момент, когда Эурон попытается свергнуть своего дона, неотвратимо приближался. А после того, как молчаливое восстание перерастёт в откровенную схватку, первыми под удар попадут они с Ярой. И именно к этому отец их и готовил. Теон повернул голову, переводя взор на прохаживавшуюся по залу сестру. Яра не делала ставок, только гуляла между столами, с напускной скукой наблюдая за другими игроками. Ни люди отца, ни уж тем более горячо любимый дядюшка никогда не воспринимали её всерьёз, и Яра была этому действительно рада. О том, насколько на самом деле она была умна, хитра и честолюбива, знали лишь двое — отец и Теон. И пока все смотрели на неё как на обычную не очень-то и хорошенькую девицу, которой давно пора замуж, сама Яра вела собственную игру. Заметив на себе взгляд брата, Яра отсалютовала ему бокалом шампанского и усмехнулась, красноречиво скосив глаза на его спутницу. Теон в ответ весело ей подмигнул. Они понимали друг друга без слов. И, что самое главное, безоговорочно друг другу доверяли. Теон не задумываясь отдал бы жизнь за сестру и знал, что и она поступила бы так же. Именно это отличало их от всех остальных Грейджоев, больше напоминавших свору голодных шавок, готовых перегрызть друг другу глотки за кусок мяса. Теон, следуя многолетней привычке, нарочно сел таким образом, чтобы держать входную дверь под наблюдением. Поэтому одним из первых заметил, как в зал, настороженно посматривая по сторонам, вошёл Харлоу и зашагал прямиком к столику, за которым в окружении политиков сидел Эурон. Следом на незапланированное появление дяди Родрика среагировала Яра: виртуозно избавилась от своего бокала и, по-прежнему не привлекая излишнего внимания, поплыла к выходу. То, что брат их покойной матери пришёл сюда, пересилив неприязнь к подобным заведениям в целом и к Эурону в частности, служило дурным знаком. Они оба это понимали. Харлоу остановился позади занятого беседой с важной шишкой Эурона и тихо его окликнул. Тот, недовольный чужим вмешательством, резко повернул голову, и Теон успел заметить, как гневно блеснули его тёмные глаза. Но едва Эурон понял, кто к нему обратился, как недовольство его сменилось ехидной усмешкой. Теон никак не мог понять, почему отец назначил своим советником опасного во всех смыслах Эурона, а не прагматичного дядю Родрика, не раз доказывавшего собственную верность. Но упрямый Бейлон Грейджой был твёрдо уверен, что врагов разумнее держать куда ближе, чем союзников. С такого расстояния Теон не слышал, что именно ответил Родрику Эурон, но не сползавшая с его лица злорадная ухмылка говорила сама за себя — консильери дона Грейджоя никогда не упускал возможности поддеть болтавшегося на низших ступенях иерархии родственника. Но тут Харлоу сказал нечто, что сбило с Эурон всю спесь: он застыл с поднесённым к губам бокалом и нахмурился. Дело, как и подозревал Теон, серьёзное. Извинившись перед своей дамой, он встал из-за стола, сунул в карман пиджака несколько монет, оставшихся на игровом столе, и вслед за сестрой поспешил покинуть игровой зал. В дальнем углу фойе он сразу же заметил Яру, о чём-то бурно спорившую с отцом. За спиной Теона хлопнула дверь, и послышался полный раздражения голос Эурона: — Какого чёрта ты бросил старуху? Я велел тебе не отходить от неё ни на шаг. — Что произошло? — спросил Теон, обернувшись. Он обращался непосредственно к дяде Родрику, игнорируя Эурона. Такое поведение могло ему дорого обойтись, но сейчас Теона это мало волновало. — Убит Роберт Баратеон, — мрачно выдохнул Харлоу и проскользнул мимо, даже не замедлив шаг. Он направлялся в сторону Бейлона, который выглядел бледнее обычного. Яра же, будто не замечая состояния отца, продолжала на него наседать. — Живо обратно, сопляк. Займись делом, — процедил Эурон, ослабляя галстук. Новость явно выбила его из колеи, и он не знал, на ком сорвать свою злость. — Взрослые дяди разберутся без тебя. И шлюшку-сестру с собой прихвати. Пусть и дальше вертит своей дыркой перед дряхлыми импотентами. Глядишь, кого и подцепит. Хоть что-то полезное для семьи сделает. — Как скажешь, — с трудом сохранив спокойствие, отозвался Теон. Судя по всему, терпеть нападки этого гада осталось недолго: гибель Баратеона запустила обратный отсчёт. И избавиться от дражайшего дяди им с Ярой придётся куда раньше, чем они планировали. Но всё усложнялось тем, что на данный момент у них не было достаточно ресурсов, чтобы открыто противостоять Эурону и всем его подпевалам. Ведь в случае раскола семьи большинство людей перейдёт на сторону этого психа, они знали. Теон окликнул сестру, и та, с огромной неохотой отстав от отца, вернулась ко входу в зал. Эурон, проходя мимо Яры, отпустил очередную мерзкую шутку, но девушка сделала вид, что ничего не расслышала. — Что сказал отец? — спросил Теон, хмуро наблюдая за тем, как Бейлон и Эурон Грейджои в сопровождении Харлоу вошли в лифт, тихо переговариваясь. За ними скользнули телохранители. Похоже, отец увеличил охрану вдвое. Занервничал. Яра отнюдь не женственным жестом поправила лямку своего платья и, недовольно фыркнув, пожала плечами: — Он уверен в том, что к смерти кабана приложила руку девка Таргариенов. Хочет поручить Эурону разобраться с этим. Они будут действовать напролом, можешь себе представить? — И почему бы им не начать учиться на собственных ошибках? — устало вздохнул Теон, сунув руки в карманы брюк. — Как думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем нас окончательно сотрут с карт Нью-Йорка? — Если ничего не предпримем, то произойдёт это довольно скоро. Они обменялись долгими взглядами, и, отвечая на молчаливый вопрос сестры, Теон задумчиво покусал губу: — Думаю, я смогу поговорить с Джоном, чтобы сориентироваться с ролью Старков в грядущей заварушке. — Сноу с каждым годом становится всё отстранённей, — заметила Яра. — Не думаю, что на этот раз он охотно поделится с тобой хоть какой-нибудь информацией. Он не так глуп, как Робб. Так что… не проще ли начать именно с него? Теон закатил глаза. Яра, сколько он себя помнил, была довольно резкой с посторонними, и мало кто удосуживался хоть малейшей симпатии с её стороны, но всё же пренебрежительное отношение сестры к другу детства Теона всегда задевало. — Робб вовсе не глуп, он просто не желает во всём этом участвовать. — По-моему, как раз это и демонстрирует его глупость, разве нет? — въедливо поинтересовалась Яра, по-птичьи склоняя голову набок. — И трусость, между прочим. — Ты его совершенно не знаешь, чтобы судить. И вообще… смею тебе напомнить, дорогая, что, как бы ты ни относилась к Роббу, он нам нужен. В случае чего, верные псы Старков признают лишь его. А нам, как ты понимаешь, не помешает такая поддержка. — Как удобно, что будущий король северной части Нью-Йорка считает тебя своим другом, не так ли? — Я и есть его друг, — Теон в ответ на полный сарказма выпад сестры нахмурился. — Наверное, я просто чего-то не понимаю в мужской дружбе. Наверное, в порядке вещей спать с девицей, от которой твоему другу напрочь снесло крышу. Наверное, среди всег… — Не впутывай сюда Талису. — Это ты её впутал, — хмыкнула Яра, покачав головой. — И почему вам, мужчинам, так тяжело хотя бы изредка думать не тем, что находится у вас между ног, м? Теон вздохнул. Улыбка сестры, как и её слова, резали его по живому, словно раскалённый клинок. — Талиса не станет проблемой. Точка. — Ну если ты так уверен… — сестра пожала левым плечом и, обернувшись лицом к лифту, на котором скрылись отец с Эуроном и дядей Родриком, задумчиво проронила: — Допустим, со Старками всё сложится. Я всё ещё сомневаюсь, но допустим. Как теперь быть с Ланнистерами? После смерти кабана среди львов начнётся грызня за его земли. И я бы их не винила: Бруклин - лакомый кусочек. Но мы ведь этого не предвидели. С какой стороны ни посмотри, в наши планы мёртвый Баратеон не вписывается. Кто взойдёт на трон? Его сопляк? — Ещё рано делать выводы, но… вполне может быть, что разлад между людьми Баратеона и Ланнистера сыграет нам на руку. Я выясню, что у них там творится. И мы попробуем обернуть это в нашу пользу. Как ты сама не раз говорила, наше главное преимущество — скрытность. Теон красноречиво повёл бровью, и покосившаяся на него с подозрением Яра, как и обычно, прочла во взгляде брата больше, чем он мог бы произнести вслух. — Мне до сих пор не нравится, что мы делаем ставки на твоих друзей, Теон, — Яра поджала губы, вновь отворачиваясь. Из них двоих именно она больше походила на отца: тот же стальной нрав, то же недоверие к окружающим, те же неукротимые амбиции. — Особенно, если дело касается Ланнистеров. Они могут купить чью угодно верность. — Мы справимся. Вот увидишь, — Теон в очередной раз подмигнул сестре и жестом поманил её обратно в зал. — Пора возвращаться. Грейджои должны веселиться, помнишь? Яра скорчила жуткую мину, но всё же кивнула. Они оба понимали, как важно было в их положении отыгрывать свои партии до конца. Ведь роли беспечных наследников, утопавших в праздном невежестве, служили наилучшим из всех возможных прикрытий их истинных планов. Планов по возвращению Грейджоев на законный трон.