Белые вирши

А знаешь, чего я боюсь, Лу? Что это когда нибудь кончится, и самое страшное правда лишь то, что мне ведь уже не захочется, другого уже не захочется, того, что стучит глубоко под пальто. А знаешь, ты, Лу, я ведь честно хотел остановить этот весь беспредел. Не жег тебя разве калёным железом моих неотёсанных слов, иль не резал убогим своим языком-саморезом без всяких защитных узлов? А ты не сдавалась, я правда ведь тоже, клянул почем свет свою мерзкую рожу, прощения просил у тебя снизу вверх, чтоб снова обидеть после при всех. Вот что за козел, не терзал хоть, не бил, я просто тебя никогда не любил, за то, что любил когда-то всех прочих, я даже не помню, в какие-то ночи, я видел тебя, хоть того не хотел, я чувствовал запах двух наших тел, я даже, мне кажется, чуть приболел от этого ралли в моей голове. Тупая ирония иль воля случая, я ведь и боялся, что так и получится. Если рану не жечь, то она загноится и будет будить по ночам словно птица, несущая черные вести и биться, и биться чечеткой в моей голове, что ты также ходишь по грешной земле, чуть дальше, чем должно сейчас тебе быть. Прости меня, Лу, что не смог полюбить, тебя за все то, что мне дать ты хотела, за юность, задор и красивое тело. Я думаю, спал бы спокойно ночами, но руки твои у меня за плечами, и ты меня держишь своими руками, как дзюдоисты своих на татами.