виновен

Очень долгое и чрезвычайно нудное расследование уместилось в одну нескончаемую неделю. За семь адских дней Джин успел пережить сотни совещаний и перепалок с начальством, по поводу «почему так долго длится расследование?». К их сведению довольно сложно восстановить то, что было уничтожено/стерто «Ангелами», и на исходе шестого дня Чонгук уже вешался от того, сколько раз к нему забегал взмыленный Хосок с поручениями от Сокджина, или он сам собственной персоной. Джину уже въелась под кожу хищная улыбка Ким Тэхена, главаря хакерской банды, с которым приходилось контактировать. Контактировать часто и близко. Только вот эти допросы ни к чему не приводили. Точнее приводили, но создавалось впечатление, будто Джина водят за нос. Ким отвечал кротко, мягко, ни разу не сказал слова поперек, смотрел укрощенно и, что самое интересное, во всем сознавался. Подтвердил активное участие во всех ограблениях и взломах, только отрицал свою должность главаря. Остальные члены как один кивали и соглашались с этим. Пусть так, Джин не сомневается в лидерстве Ким Тэхена. А поскольку на руках у него есть показания всех оставшихся «Ангелов», можно без труда засадить наконец подлецов и продолжить относительно спокойную жизнь. Нет. Слишком просто. Не может быть такого исхода. Да и Ким Намджун ходит слишком спокойный и довольный. Это уже ни в какие ворота, давит на итак истощенную нервную систему Джина и добавляет нервозности. Кроме того чувства Сокджина (слишком много этих самых чувств стало в жизни человека, избегающих их) подтачивал Юнги. Он почти не разговаривал на протяжении этих дней, вечно бросал взгляды в сторону своего телефона, дергался от каждого звука. Когда Джин включал телевизор, чтобы держать себя в курсе абсолютно всего, Мин неизменно уходил из комнаты под предлогом усталости и ложился спать. Якобы. Но Сокджин видел, как сверлит тяжелый взгляд стену. За день до слушания по делу хакеров, Джин решает сделать ещё одну попытку достучаться до Юнги. На часах почти двенадцать часов ночи и прокурор только недавно вернулся с работы, его почти насильно выперли домой сотрудники отдела, ясно давая понять, что перед слушанием стоит отдохнуть хорошенько. Иначе Джин рискует рухнуть ото сна прямо перед судьей. Возможно, они правы. Но это только «возможно». Сокджин возвращается домой, чтобы застать Юнги, уже лежащего в кровати. И, если честно, осточертело уже видеть сгорбленную спину с рядом острых, выпирающих позвонков. Джин садится на противоположный край, ослабляя галстук, и чувствует, как прогибается под ним поверхность, слышит, как рвано дышит Мин. — Спишь? Знает, что не спит. Но надо с чего-то начать. Юнги меняет темп дыхания и молчит некоторое время, будто размышляет, стоит отвечать или нет. Наконец после тяжелого вздоха следует не менее тяжелое: — Нет. — ЮнЮн… Что случилось? Что с тобой происходит? Юнги даже не оборачивается, не хочет показывать Джину лицо. Потому что, встретившись с ним взглядом, Мин обязательно сломается, разрыдается и выдаст всю неприкрытую правду. Хотя… довольно сложно сломать то, что уже было сломано. — Ничего. Джин нервно передергивает плечами и борется с диким желаем бросить в ответ какую-нибудь грубость. Только сверлит взглядом затылок Юнги. — И знаешь, как звучит твое «ничего»? — Неубедительно? — предполагает Мин, натягивая одеяло до подбородка, сжимая ткань длинными пальцами. — Чрезвычайно неубедительно. Джин легко касается предплечья Юнги и несильно тянет на себя, не собирается он разговаривать, не устанавливая зрительного контакта. Издержки профессии. Это вошло в привычку из-за работы в прокуратуре, все-таки опыт проведения допросов сказывается. И как бы прозаично это ни звучало, глаза могут сказать гораздо большее нежели одни только слова. — Я хочу видеть твое лицо, а не затылок. Юнги, — звучит строго и требующе, звучит так, что Мин не может сопротивляться. Он оборачивается, откидывает слегка одеяло и видит почти нависшего над собой Сокджина. Да. Самое сложное сейчас — смотреть ему в глаза. Они будто все знают, сканируют Юнги, достают со дна всю его накопившуюся ложь, превращают ее в правду. — И что ты хотел увидеть на моем лице? — Подтверждение. Подтверждение того, что ты мне безбожно лжешь. Если что-то (все) надломилось сейчас в Юнги, вида он не подал. И это стоит ему титанических усилий, до побелевших костяшек пальцев, до учащенного сердцебиения. Не стоит этому поддаваться, загонять самого себя в тупик, пока четко не высказано обвинение. Юнги с чувством гадливости понимает, что размышляет сейчас не как любящий человек, а как преступник на допросе. А впрочем, кем ему еще быть? Но в глазах напротив Мин не видит ни осуждения, ни упрека, только легкая обида за определенный градус вранья плещется на самом дне. И сильная ладонь все еще сжимает предплечье. Нежно. Заботливо. Юнги проглатывает страх и старается скрыть дрожь в голосе, во всем теле. — И… что ты будешь делать? Джин перемещает ладонь от предплечья к сжатому кулаку Юна, разводит, буквально раздирает пальцы, следом переплетает их со своими. Знает, что на самом деле раздирает душу, добираясь до настоящего Юнги, того самого, который во время ночного кошмара нашел успокоение в его объятиях; который мок под дождем, дожидаясь Джина; который пытался тайно вернуть деньги за его подарки, не особо то у Мина этого получалось; который так же «тайно» сохранял свои чаевые, чтобы подарить потом Сокджину новые часы… В общем, его Юнги. Только его. И это отдаёт болью ломающихся печатей, за которыми Мин Юнги спрятал себя настоящего. Джин делает больше. Касается губами впалых бледных щек, ощущает соленую влагу на коже. — Верить тебе. С треском, с оглушительным грохотом взрывается толстая бетонная стена лжи, которой окружил себя Юнги. Себя и Джина. А он хочет ему верить. Почему так? Почему Сокджин так самоотверженно доверяет ему, так запросто тонет во лжи? Юнги закрывает глаза, пытается остановить слезы, но тщетно, рыдания, томящиеся внутри до этого момента, рвутся наружу с жалобным всхлипом, с немым криком. — Почему ты мне веришь? Юнги сдает себя полностью, практически признаваясь в очевидной лжи. Да и хочется плюнуть, рассказать абсолютно все, поведать о своей настоящей сущности, которую итак сложно было скрыть, прокричать, что Юнги не достоин любви. Но. Джин почему-то считает по-другому. — Потому что хочу тебе верить. И все. Мне этого достаточно. Не томись своим прошлым, мы вместе попробуем все начать с чистого листа. Хорошо? Юнги давится стоном, с силой смыкает глаза, до искрящихся звездочек под веками, выжимая все слезы без остатка. Он бы с удовольствием (если это можно назвать удовольствием) не слышал этих слов. Потому как наружу рвется понимание того, что ничего у них уже не получится, и начинать все с чистого листа нет ни смысла, ни времени, и счет уже пошел на дни. Но признаться в этом Джину нет сил. — Хорошо. Начнем все с начала. Ложь. И снова ложь. Вечно ложь. Как обидно захлебнуться в ней тем, кто знает правду. Смутно, но знает. Знает и не хочет этой правде верить. Это Сокджин. Ведь паутина обмана, сплетенная Юнги довольно очевидна и оттого скрытна. Но человеку стороннему, простому наблюдателю она видна. А вот Джину, чьи глаза застланы чувствами, сложно увидеть даже это самое «очевидное». Юнги всхлипывает еще раз, теперь уже более сдержанно, трет глаза до красных пятен. Все, хватит уже рыдать, это не поможет, ничего уже не поможет. — У тебя всё готово к завтрашнему слушанию? — Мин охватывает влажными от слез ладошками щёки Сокджина, нежно проводит подушечками пальцев по коже. — Да… То есть, я хотел бы быть уверенным в этом. — Что же мешает? — Отовсюду жду подвоха. Все слишком просто. — У тебя все получится, я знаю. Ты… они у тебя в руках, — проговаривает грустно Юнги и вкладывает в эти слова два смысла. — Надеюсь, завтра всё закончится, — наконец-то сон постепенно овладевает разумом Сокджина, слепляет веки и путает мысли, поэтому прокурор бормочет эти слова и старается не заснуть на ходу. Через полчаса все еще не спящий Юнги вздрагивает от того, как выключается свет, а следом ощущает тепло чужого тела и мягкие объятия. Сердце пропускает один удар, и все чувства балансируют на грани счастья «здесь и сейчас» и полной безысходностью. Завтра и правда все закончится. *** Сокджин разглаживает несуществующие складки на аспидно-черной мантии и перекладывает увесистую папку из правой руки в левую. Во время разбора всех предыдущих судебных дел Джин всегда чувствовал уверенность, поглаживая шершавую поверхность папок. Там все его козырные тузы, все его преимущества. Так же как и сейчас: чистосердечные признания, показания, результаты исследований. Только сейчас нет этого чувства уверенности, а от чувства абсолютной идеальности и вовсе воротит. В кабинете, да и во всем отделе пусто, почти все сотрудники сейчас в зале заседания. Такое масштабное слушание пропустить — большой грех. Чон Хосок хотел было подбодрить Сокджина, да только вовремя спохватился и вспомнил, что боссу надо настроиться в тишине. И по сему Хосок быстренько слился от греха подальше. И теперь Джин стоит в одиночестве, охваченный шумом работающего кондиционера и какими-то пессимистическими мыслями. Это вообще ни капли не помогает. И не поможет уже больше ничего, поэтому стоять и смаковать собственный пессимизм смысла нет, нужно как можно быстрее войти в зал заседания и выиграть это дело. А потом разобраться с Юнги. И все будет хорошо. Часы скоро покажут десять, и Джин, глубоко дыша, открывает массивную дверь и, не смотря по сторонам, упрямо идет к своему месту. Там его уже ждет глава Центрального банка, он заметно нервничает, время от времени протирает блестящую лысину от пота. Сокджин коротко здоровается и видит то, что не слишком сильно хочет видеть. А именно, на скамье подсудимых «Ангелы», результат долгой работы и сломанной нервной системы; все сидят, прикрывая лица руками, кроме Тэхёна. Черт бы его побрал! Приветливо улыбается Джину, а следом продолжает приятный разговор с Намджуном. Сокджин нервно передергивает плечами. Часы бьют ровно десять. Слышится приятный голос. — Прошу всех встать. Суд идет. *** Юнги устало трет шею и залпом выпивает третью чашку чая. За прошедшую ночь он не сомкнул глаз ни разу. И за прошлую тоже. И за последние четыре. Его охватило непонятное состояние, граничащее между сном и реальностью, Юнги в непрестанном ожидании катастрофы. Это чувство достигло апогея, когда Мин провожал утром Джина. Вот начнется слушание дела, и все всплывет наверх, и Сокджин узнает, что приютил у себя Ангела. И тогда уже ада не избежать. Из горькой задумчивости Юнги насильно вырывают оглушительные удары в дверь, прерываемые трелью звонка. — Мин Юнги, мы знаем, что вы укрываетесь в этой квартире. Если вы не откроете, нам придется выломать дверь. Голос громкий, отточенный отдаваемыми командами. Юнги уже слышал вдогонку этот голос. Когда убегал из Центрального банка и прятался в каком-то подъезде. Слышал совсем близко, и до сих пор не понятно, как ему удалось тогда сбежать. Взгляд натыкается на лежащий в раковине нож. Может единственный выход — самоубийство? Ну чтобы решить все проблемы сразу. И не увидеть больше Джина… Нет. Отметаем этот вариант. Юнги практически не слышит треска выламываемой двери, только морщится чуть-чуть, когда ему заламывают за спину руки и цепляют на них металлические браслеты. Не сопротивляется. Не к чему уже. И когда Мина грубо бросают в служебную, полицейскую машину, он знает, что скоро придется смотреть как-то Сокджину в глаза. И это страшнее всего. *** — Поэтому, ваша честь, я с полной уверенностью могу сказать, что в моих силах представить вам организатора всех хакерских махинаций, — Намджун легко улыбается, обращаясь к судье, но смотря на Джина и только на Джина. За последние пол часа, как и ожидал Сокджин, Джун представил своих подопечных простыми исполнителями, которые все это время плясали под дудку своего главаря. Но не Тэхена. А того, кому во время облавы удалось сбежать. — Мне с некоторого времени в результате расследования известно, что организатором и, собственно, главарем хакерской группировки был Ким Тэхен, который находится сейчас здесь, — Джин сдерживает волнение в голосе, напряженно всматривается в лицо Намджуна, — на каком основании вы говорите об обратном? Адвокат медленно вышагивает рядом с судейской трибуной, он полностью уверен в себе. Судья верит скорее Джуну, нежели Ким Сокджину. Да и сам Сокджин уже не слишком верит себе, чувство идеальности утеряно, и теперь он больше похож на растерянного мальчика. — На основании показаний подсудимых, вы же не удосужились их выслушать. А также на основании данных камер Центрального банка и переписок участников группировки. Двое хакеров погибли, трое сейчас находятся здесь но на видеозаписях «Ангелов» не пять, — Намджун указывает маленьким пультом на экран, там все это время транслирлвались записи камер видеонаблюдения. И да, среди всеобщей паники можно насчитать не пять хакеров, — а шесть. Так вот тот, кто сбежал, и является разработчиком проекта «Ангелы». — Адвокат Ким, вы так уверены в своих доводах, — судья Ли, задумчиво потирая подбородок, переводит взгляд с подсудимых на Намджуна, затем на замеревшего Сокджина, — можете предоставить еще доказательства? — Я могу предоставить вам его самого и провести допрос, — Джун совсем сладко улыбается, и от этого становится жутко. Он плевать хотел на судью и на всех остальных, сейчас Намджун соревнуется только с Джином, и сейчас он выиграет. — Ну что же предоставьте нам этого неуловимого главаря. Намджун молча кивает молодому полицейскому у двери, и тот, быстро выполняя приказ, удаляется. А через минуту в зал заседания вводят еще одного обвиняемого, крепко держа того под руки. Сокджин до побелевших костяшек пальцев сжимает кулаки и стискивает зубы, но взгляда не отводит. Он знает эти глаза, эту надломленную линию губ он целовал совсем недавно и гладил эти бледные щёки. Но нельзя, нельзя все это показать перед судом, иначе будет хуже. Или хуже уже некуда? На Мин Юнги устремлены все пары глаз, некоторые с удивлением и интересом, некоторые с отвращением и неодобрением. А он играет свою роль и держится, хоть иногда и бросает короткие, тяжелые взгляды в сторону Сокджина. И только Намджун видит абсолютно все, все понимает. Но Джин больше выдержать не сможет, поэтому, прежде чем взорвется эта бомба, он с трудом выдавливает слова. — Ваша честь, я прошу перенести слушание этого дела. В связи с… новыми обстоятельствами. — Сколько вам потребуется времени, прокурор Ким? — Думаю, дня два… — Сторона защиты не протестует? — О нет, не протестует, — Намджун только слегка хмурится, но в целом не видит опасности в этой отсрочке. — В таком случае, на сегодня слушание объявляется законченным. *** Сокджин не помнит, как покинул зал суда, как добрался до отдела, как рухнул в кресло в своем кабинете. Не помнит никого, последние часы размыты, будто скрыты за темным стеклом. Джин помнит только Мин Юнги. Стоит отметить, что Сокджин не удивлен появлением Юнги, потому что на самом деле всегда знал. И наконец все в голове стало на свои места, но облегчения это не принесло. Наоборот. — Босс, вы в порядке? — из задумчивости Джина вывел тихий голос Хосока, — вы какой-то бледный вышли из зала суда. Адвокат Ким как всегда сама неожиданность. Но я не думал, что вы так отреагируете… — Хосок, я хочу его допросить, — Сокджин будто вовсе и не слушает никого и ничего, кроме собственных мыслей. — Кого? Мин Юнги? — Да… — Хорошо. А когда? — Немедленно, Хосок! Хватит задавать глупые вопросы! — Джин взрывается помимо своей воли, обрушивает сжатые кулаки на столешницу. На этот раз Юнги не будет больше лгать. Конечно, когда уже дуло приставлено к виску, отпираться нет смысла.