Золото

Черт подери этих похотливых свиней! Как можно... По грязным закоулкам, прихрамывая, бежала одинокая фигурка. Кепочка, серая дырявая куртка, коричневые в клеточку штаны, которые скорее уж походили на шорты, огромная обшарпанная сумка, какой-то немыслимой силой державшаяся на хрупком плечике, тонкий стан, слишком тонкий даже для омеги - все это выдавало в юноше беспризорника, выросшего на просторах улиц и не евшего досыта вот уж несколько лет. Золотистые волосы до плеч разметало ветром, а пудра, скрывавшая алые маки на шее и возле аккуратных ушек, предательски стерлась, безжалостно раскрывая все страшные тайны сегодняшней ночи. Он бежал настолько быстро, насколько позволяла ему боль в пояснице, но все так же не успевал. На центральной городской башне уже пробило полшестого, когда юноша, наконец, завернув в совсем неприметный закуток, влетел в элегантную черную дверь. - Я типа уже здесь! - Феликс ввалился, запыхавшись, через парадный вход в публичный дом, снеся на своем пути пару высоких стульев. Эхо тут же облетело все заведение. До открытия всего полчаса. В зале тихо и пустынно. Сверкают черным лаком в просачивающихся алых отсветах уходящего дня полированные столы, темные шторы на окнах наполовину опущены, свет выключен. Зал еще не заполнился искрящимися вожделением телами, сцена с шестом сиротливо пустовала. Лишь в уголке бармена непостоянно колебался свет. - Ты на время смотрел? - Скотт Керкланд, рыжий, словно дьявол альфа-бармен и по совместительству танцор второй смены, раздраженно развернулся, протирая очередной бокал до светящегося блеска. В зубах его тонко дымилась сигарета, судя по пепельнице, уже третья за эти часа два, а зеленые глаза были недовольно сощурены. - В гриммерке не протиснуться, ты даже одеться не успеешь. Феликс только заговорщицки подмигнул, порывшись в сумке, вытащил несколько мятых купюр и аккуратно выложил их на барную стойку перед альфой. - Ну, что скажешь? - в волнении глядя изумрудно-зелеными глазами на альфу, спросил омега. - Уже хватит? Тот, пересчитав бумажки, только цокнул языком. - Не-а, маловато. Даже со всем тем, что у тебя уже есть, - он покачал головой. - Не думаю, что хозяин просто так тебя отпустит, ты стоишь гораздо больше. Он тебе еще все твои детские капризы припомнит. - Да сколько еще?! - в отчаянии заскулил омега, повесив уныло светлую головку. Скотт только покачал головой. - Брось эту затею. Мы - люди уже пропащие. Тот, кто опустился до такого уровня, - он многозначительно поглядел на алые следы сегодняшней ночи на шее у Лукашевича, - уже отсюда не выберется. Да, Феликс - шлюха. Дорогая, но слишком популярная: на вкус каждого заказчика, будь то группа, предпочитающая жесткую оргию или омега-садист, получающий удовольствие от игр БДСМ или доминантной позиции. Он позволит делать со своим телом все, о чем только ни мечтали самые низкие и грязные извращенцы, лишь бы платили. Неправы те, кто говорил, будто бы "Не в деньгах счастье". По крайней мере это не распространяется на таких, как он, отщепенцев, ведущих рабскую жизнь в клетке своих хозяев, где деньги - ключ от клетки. Скотти взглянул на крошечные настенные часы, неслышно отсчитывавшие время у полок с алкоголем. - Тебе бы переодеться уже, - он отложил бокал и, перегнувшись через барную стойку, потряс поникшего омегу за плечо. - Где твой костюм? Через двадцать минут уже нужно быть при параде. Феликс встрепенулся и хотел, было, броситься в служебные помещения, но отчего-то остановился и виновато опустил глаза. - Эм, Скотти... - пробормотал он в смущении. - Они его слегка ну... попортили. И с этими словами он вытащил испачканный семенем и мятый фрак и штаны, аккуратно разрезанные сзади от ремня до самого низу. Причем по краям этой прорези темнели еще пятна, маленькими потоками скатывавшиеся вниз, по внутренней части штанин. Скотт непечатно выругался. - Сколько их в тебе побывало, чтобы такое оставить?! - Всего-то трое и еще один омега, - безразлично пожал плечами Феликс. - Тоже ночная бабочка, но с принципами. Ну, и они решили нас... ну, того... и я снизу. - Давай без подробностей, - зашипел Скотт и затушил сигарету, разворачиваясь к крохотной дверцей на маленькую кухонку. - Шагай за мной. Омега только кивнул и, разом перемахнув через барную стойку с кошачьей ловкостью и не пошатнув при этом ни одного бокальчика, быстро засеменил за хмурым барменом. Деньги уже были припрятаны в задний карман сумки. - Ты вообще уверен, что после такого стоит выходить? - спросил бармен дорогой. Он только отмахнулся. - Я не сахарный, и похуже бывало. - Ну смотри, я предупреждал... Заведя Феликса на кухню, альфа развернулся. В руках у него уже была розовая коробка, где мягкой омежьей рукой Артура, брата Скотта тоже танцора и по совместительству бармена, было написано "Косметика". - Раздевайся. Лукашевич привычно-кокетливо усмехнулся и ловко скинул штанишки, соблазнительно поводя бедрами. На коже красовались белые липкие пятна, внутренняя сторона бедра была натерта до ярко-красного цвета. - Ну как, нравлюсь я тебе? Керкланд хмыкнул. - Я на вас таких каждый день смотрю, мне на все твои штучки наплевать, - он скрестил руки. - Помнишь же, что за опоздание тоже платить придется? Омега спохватился и уже через минуту по стойке "смирно" стоял нагишом перед альфой. Тот только усмехнулся. Пусть он и неграмотный, и совсем не умеет считать, но ужасно нервничает, если намекнуть на то, что кто-то заберет его "бумажки". Всегда работает. Скотт для начала очень аккуратно прошелся салфетками по раздраженной коже, стирая остатки чужого семени. Феликс шипел, но не произносил ни слова против. Потом бармен вытащил из коробочки какой-то тюбик. - Поднимай руки. Покрутись немного. Ага, вижу. Он зачерпнул немного крема и замазал пару самых ярких маков на спине и груди. Кое-где на мягкой розоватой коже виднелись и неаккуратные шрамы, которые он тоже не обошел вниманием. Так-то за два часа хоть как-нибудь заживет, а там и выступление, а затем привычная работа задницей. Пара мазков - и в руках у Керкланда появилась другая коробочка. - Закрой глаза, пожалуйста. Лукашевич крепко зажмурился, подставляя лицо. Хлопок - и пудра мягко ложится на нежную кожу, пахнущую яблочными цветами. Еще и еще - и вот все красные пятна надежно сокрыты от похотливых глаз. Дверь за спиной Феликса с шорохом открылась. - Так-так, братишка, что это ты тут делаешь? - начал Арти с порога, по-хозяйски вплывая в кухонку. По ней тут же распространился аромат лесного дождя. - Соблазняешь нашего лучшего работничка? Скотт, не отрываясь от своего занятия, приветственно махнул рукой. - Я твоего не трогал, оно там, наверху. - Еще бы ты что-нибудь тронул, - сварливо пробурчал Артур и, взяв маленькую табуреточку, полез наверх за своей собственной косметикой. - Там у меня духи кончились, если что, я дам. Между тем работа над маками на теле Феликса была закончена. - Все, открывай. Лукашевич проморгался и радостно улыбнулся младшему Керкланду, пропустив привычно мимо ушей слова о "лучшем работничке". - Привет, Арти! Тот был уже при параде, осталось лишь "подправить личико". Зеленая юбка мягко шелестела по нежному шелку чулок, а прекрасный зеленый венок грозился упасть с минуты на минуту. Свободная блузка колыхалась от любого движения и развратно просвечивала. Тот только вежливо кивнул, насколько это возможно, стоя на цыпочках на шатающейся трехногой табуретке. - Кстати, Артур, - Скотт развернулся к младшему, бережно красившему губы темной помадой, - у тебя случайно нет лишнего костюма на сегодня? Не думаю, что этот одуванчик проберется к гардеробу в этот раз. - Опять? Серьезно? - Ну я же типа не виноват! - обиженно фыркнул Лукашевич. - Ладно, - видимо, младший Керкланд был сегодня в хорошем настроении и не собирался раздувать из этой ситуации серьезных конфликтов. - Сзади вас, на полке. Только, думаю, рубашка будет великовата. И браслета никакого не предусматривает. Феликс только беззаботно махнул рукой. Будто кому-то есть дело до того, какие буквы выписаны на запястье у извивающегося театрально под ним тела. - Да уж хоть что-нибудь. Хотя зря ты так, Фель, - досадливо протянул Скотт, доставая сложенную ярко-алую короткую юбку, корсет и свободную рубашку. - Надеюсь, чулки-то у тебя остались? - Ага, - радостно кивнул одуванчик, разглядывая свой наряд. - Последняя пара! - Там еще к нему туфли, - Артур уже красил ресницы, глядя в зеркальце. - Правда, они без каблуков и больше напоминают балетки. Хотя... тебе-то так даже лучше, больше извращенцев приманишь собой. Ему приходилось стоять на той же самой табуретке - в кухонке было не провернуться троим-то. От Скотти не укрылась горчинка, с которой Лукашевич поглядел на свою новую обувку. До того он ненавидел своих заказчиков. - Ну-с, - с наигранной веселостью он хлопнул в ладоши и поглядел на старшего Керланда, - приступим! Поможешь мне, сладкий? - Договоришься сейчас. Ногу подставляй, - мрачно ответил альфа, натягивая на омегу тонкие стринги. - С клиентами так разговаривать будешь. - Бойся, Феликс! - рассмеялся с высоты Арти. - А то он возьмет и вызовет тебя на танцевальный поединок! - Молчал бы уж, - привычно шикнул на брата Скотт, опускаясь на колено, чтобы натянуть чулки на нерадивого юношу. Младший Керкланд только фыркнул с высоты табуретки, укладывая все свое добро обратно. - Вот духи, - он положил на стол небольшой флакончик. - А теперь, голубки, двиньтесь и дайте пройти. Да, иногда Скотти позволял брату слишком много свободы в выражениях... Они отодвинулись, пропуская Артура к выходу. Тот продефилировал по кухонке как по подиуму и скрылся в дверях. Феликс уже натягивал рубашку. - Действительно, великовата, - цокнул Скотт, поправляя спадающую ткань. - Ну и ладно, - Лукашевич махнул рукой и, натянув через голову корсет, повернулся спиной к альфе. - Затяни. - Не боишься? - бармен заправил корсет покрепче и взялся за шнурок. - Я? Я уже ничего не боюсь, - печально отозвался омега, вдохнув поглубже, и оперся на стену. Керкланд начал медленно затягивать корсет. Вот уже послышались первые сдавленные вздохи, но прекратить Феликс не просил, оставляя себя на милость альфы. - Хватит и так, - наконец, милосердно выдохнул Скотт, завязывая шнурки. - Как, не сильно жмет? - Не сильно, - задавленно прошептал Феликс, пытаясь вдохнуть. Альфа покачал головой и все же немного расслабил завязки. Омега только благодарно улыбнулся. Через секунду на бедрах, едва прикрывая тонкие стринги, шелестела шелковая юбочка. Керкланд ловко развернул не сопротивляющегося омегу и с ловкостью фокусника мазнул алым по губам. Теперь глаза. Огромные и изумрудно-зеленые, они заслуживали отдельного внимания, как основное оружие стриптизера и проститутки. - Ну все, я готов! - Лукашевич зашагал, было, к выходу, но Скотти остановил его, положив тяжелую руку на плечо. - Духи и прическа. - Но время!... - хотел возмутиться омега, однако ему не дали. - Сядь. Феликс угрюмо повиновался и опустился на табуретку, чуть опуская голову. Скотти удовлетворенно хмыкнул, вытаскивая расческу и попутно примериваясь, как бы получше сделать пробор, чтобы не было видно странных царапин, оставленных недавно одним из клиентов. За все эти годы, что он и Арти проработали здесь, старший Керкланд успел так наловчиться завивать, укладывать и расчесывать омежьи волосики, что каждая ночная бабочка, вылетавшая из-под его жестковатых ладоней, сияла яркими, ни с чем не сравнимыми красками. Рассческа медленно заскользила по всколоченным волосам, больно цепляясь за особенно трудные узлы и заставляя омежку сдавленно шипеть и иногда даже хвататься за голову. Но Керкланд был неумолим: каждый раз, когда тонкие пальчики тянулись под руку, он ловко царапал по ним рассческой, вынуждая Феликса тихо ругаться и терпеть. Два мягких локона, слегка завиваясь, спадали на плечики, а высокий пучок, сплетшийся из змеистых кос был приправлен алой лентой. - А у тебя есть длинная острая шпилька? - спросил омега, покачивая головой и проверяя, хорошо ли держится новое произведение искусства. - Поранишь клиента - за всю свою жизнь не расплатишься, - предупредил Скотти, беря в руки флакончик. - Если, конечно, жив останешься. Феликс тихо вздохнул и отклонил голову, позволяя пшикнуть на шейку и на кисти рук, а потом быстро вскочил. - Еще на волосы надо, - строго произнес Скотт, но омега только махнул рукой и уверенным шагом затопал в зал. - Будто кто-нибудь будет мою голову нюхать. *** Да, Ромашка неотразим. Вот еще один из ухажеров Феликса обернулся на него, присвистывая. - И не пытайся, - беззлобно рассмеялся Феликс. Как бы ни был неотразим Иван, все равно все приходят от скромной и недоступной Ромашки обратно ко всегда доступному Золотому Одуванчику. - Взгляни на его запястье: видишь, буковки горят? Он говорит, что навсегда останется верен своей паре, потому что типа муж его бьет. И еще никто не видел, как он с кем-то уединялся. Альфа тут же потерял интерес к Ване. Похотливые свиньи... даже обидно, черт возьми! Им ведь абсолютно все равно, куда совать свой агрегат - подошла бы любая дырка! - Мой крошка Одуванчик... - нежно начал этот свинья. - Я надеюсь, ты не ревнуешь? - Еще как ревную! - подыграл ему Феликс, чувствуя, как отвращение все ближе подбирается к его сердцу и приливает к щекам. Он театрально надул губки, возможно, так будет меньше заметно. - Еще раз глянешь в сторону, я... я... Альфы только рассмеялись. Грязные, черт возьми... Омеги в этом случае гораздо.... "вернее", если можно так выразиться. Они всегда идут сразу к Феликсу - только он занимался этой "грязной работенкой". За что часто приходилось расплачиваться. Бывало так, что он после "сеанса" не мог даже пошевелиться. Благо Скотт или Артур, четко следившие за состоянием всех проституток этого заведения, присылали за ним часа через четыре обычно. Иначе он уж раз сотню мог бы запросто умереть от потери крови или чего еще. И чаще всего такие кровопускания ему делали милые и нежные омежки. Тоже отвратительные существа. Он ловко приманил к себе этих пятерых, стоило ему просто выйти и, также, как и до этого, перекинуть ножки через барную стойку. И теперь, когда они уже почти находились у него на крючке, было бы хорошо быстрее начать, но омега оттягивал этот мерзкий момент, предложив взглянуть на "танцы". Перед продажей не надышишься - так говорили здесь. - Так, для разогрева, - он подмигнул одному из них и удобно устроился на сидении. Альфы послушно последовали его примеру, изредка бросая на него взгляды, полные нетерпения. Иван вышел на сцену, привычно улыбаясь и глядя в глаза каждому зрителю. Известный трюк... Поворот, легкое покачивание бедрами, снова поворот... Вдруг какой-то мимолетный страх мелькнул в фиолетовых глазах Брагинского. Взгляд остановился в одной точке, медленно передвигающейся по залу... это неспроста... Феликс проследил за направлением взгляда и опешил. Все ближе и ближе к сцене пробирался странный человек, хищно облизывавшийся и уже выпустивший клыки. Ох, черт, чует сердечко, на этот раз что-то точно пойдет не так! Все кончилось быстро, и только отгремел последний аккорд, как Ваня бросился прочь со сцены. Феликс встал и, как-то не очень ловко сказал пятерым его будущим заказчикам, что уйдет "подготовиться", шагнул, было, следом, как его вдруг, едва не сбивая с ног, обогнал тот самый странный человек, а за ним вихрем пролетел еще один. Они нагло скрылись за дверью комнат "для персонала"! - Сейчас же стойте! - выкрикнул Феликс и... почувствовал, как его руку крепко сжимают, не пуская вперед. - Я прошу прощения, но дальше вы не пройдете. - Что?... - он обернулся и бегло осмотрел помешавшего ему. Перед ним стоял альфа. Черный костюм, на который по странной профессиональной привычке обратил внимание Феликс, был прост, но сидел хорошо, даже красиво. Черная уличная перчатка, надетая на руку, бережно прикрывала буквы на запястье. Вторая, наверное, была в кармане. Темные волосы были аккуратно собраны в хвост, а голубые глаза сияли спокойствием и надежностью. Он тоже изучал попавшегося ему шлюшонка, беспардонно рассматривая его. - Отпустите меня, - что-то дрогнуло в голосе омеги, делая его неуверенным. - Вы не имеете права!... - Я-то? - насмешливо хмыкнул незнакомец. - Не забыл своего места, тряпка? Но Феликс снова пропустил мимо ушей оскорбление, с тревогой осматривая тут же переменившуюся обстановку: кроме их двоих - странного синеглазого незнакомца и Одуванчика - у дверей в помещения для персонала уже стоял какой-то другой посетитель, хорошо одетый и с волосами пшеничного цвета, а к ним спешно направлялись взволнованный Артур и до жути разозленный Скотти со спокойной миной, достойной только лучшего бармена. Остальные посетители с интересом глядели в их сторону, видимо, желая взглянуть на конец этой истории. Краем глаза Лукашевич видел, как к ним приближаются те пятеро, с которых он надеялся сегодня взять денег: возможно, они были немного возмущены тем, что кто-то пытается отбить у них сегодняшнюю игрушку. Возможно, даже не немного. Омеге даже стало как-то жалко странного незнакомца. - Я прошу вас, уйдите сейчас же, - прошептал он, все больше косясь на альф. - Иначе... - Ты что, взял сразу пятерых? - произнес с презрением альфа, проследив за взглядом затравленной шлюхи. Что-то внутри больно дрогнуло. Феликс не стерпел такого тона. Дернув рукой, чтобы вырваться из захвата, он грозно нахмурил брови. - Это совершенно вас не касается! - но холодная рука альфы все крепче сжимала тонкое запястье. Если бы не этот запрет на причинение вреда посетителям... Еще миг - и на них двоих обрушилась грязная брань подцепивших его альф. Самые худшие оскорбления лились на их головы, словно их окатывали ведрами с грязью. Феликс закрыл глаза, молясь, чтобы случилось хоть что-то, что прекратит это все. - И ты действительно отдашься любому, кто заплатит тебе? Ты действительно так просто продаешься? - звучал у него над ухом спокойный голос, будто его обладателю было совершенно все равно, что происходит вокруг. Лукашевич только сильнее зажмурился и до скрипа стиснул зубы. Ведь даже если он делает вид, что совершенно не замечает презрительного обращения к себе, обидных колкостей, брошенных будто невзначай, свиста и шепота в спину, стоит ему выйти за дверь этого заведения - все это вовсе не значит, что он их не слышит, что они до глубины души не ранят его. Хочется развернуться и сказать "Я коплю! Я коплю, чтобы откупиться!" Но кто его будет слушать... Тем более да, это была правда. Он даст любому, кто заплатит. И чем больше будет "бумажек", тем больше будет позволено. - Отпусти, - прошептал он голубоглазому незнакомцу, не раскрывая глаз. Только вот холодные тонкие пальцы крепче сжимались на его запястье, оставляя красные пятна. - Ну же, ударь его! Я тоже ревнив, мой Одуванчик! - присвистнул один из окружавших. - А не ударишь - я отниму тебя и изобью до полусмерти! - Давай же! - по хрупкому плечу тяжело хлопнула широкая потная ладонь, придавливая к полу. - Ай! - Феликс непроизвольно тут же скинул руку и развернулся, глухо стукнувшись спиной о грудь странного незнакомца. Теперь оказывалось так, что тот его чуть приобнимал через плечо - руку он так и не отпустил. Как же в эти минуты он корил себя за то, что не ушел раньше, что вышел сегодня на работу, что вообще родился на этот свет! Мелькнула мимолетная мысль о самоубийстве, мол, хватит всего этого. Набегался. На секунду стало тихо. Слышно было, как бешено бьется феликсово сердечко, как сбилось от страха дыхание и как больно похрустывает кость в руке незнакомца. Но вот пальцы разжались, а затем он почувствовал, как что-то больно тянет вверх за волосы. - Кто бы мог подумать... - послышался немного ошарашенный шепот. Пожалуй, настала пора молиться. Дурак! Надо было послушаться Скотти... - Что здесь происходит? - легок на помине. Феликс с благодарностью глянул на подоспевшего Керкланда, хоть тот одним своим видом мог просто заставить воткнуть нож себе в сердце. - Ничего, господин бармен, - железным спокойствием прозвучал над ухом голос голубоглазого альфы. - Этот недомерок решил воспользоваться нашей шлюхой! - один из пятерых тыкал своим огромным жирным пальцем в лицо страшного незнакомца. - Он... - Нашей? - Скотти опасно улыбнулся. - Я не слышал, чтобы он отдался кому-то в рабство. К сожалению, за него еще не заплачено. Он принадлежит заведению. - Но этот!... - попытался встрять другой, но его остановили, приподняв за грудки над полом. Он тут же забарахтался, как пойманная жирная рыба. - А за оскорбление наших работников и принуждение вы можете запросто вылететь отсюда. Выбирайте - либо безболезненно и добровольно, либо очень больно и с моей помощью. Считаю до трех. Раз... Через секунду всех пятерых и след простыл. Керкланд развернулся к оставшемуся. - Теперь ты... Но тут откуда-то из-за спины послышалось тихое "брат..." - это Артур. Черт, черт, черт... Бармен кинул извиняющийся взгляд Феликсу, мол, разбирайся теперь сам, и, развернувшись, быстрым шагом двинулся к младшему. И надо же было всему этому случиться именно сейчас! - Пусти, пожалуйста, - после долгого молчания произнес омега, чувствуя, как медленно распадается высокий пучок и локоны золотой рекой спадают на плечи. - Ты же слышал... - Грязные свиньи. Грязные, похотливые свиньи, - спокойно перебил его голос. - Как ты позволил им касаться своего тела? - Я прошу, пусти. Это совсем... - стараясь скрыть дрожь в голосе, ответил Феликс и слегка двинул головой. - И как же тебе удалось пасть так низко? Что бы сказали на это твои родители? - продолжал рассуждать незнакомец. - Ты ведь просто мразь, которая радостно раздвинет ноги перед каждым богатым встречным, да? Этого уже стерпеть было нельзя. Омега завел руки назад и ногтями впился в ладонь державшего. - Это совсем не твое дело! - прошипел он сквозь зубы. - Пусти сейчас же! - А истинный? Кому нужна такая сволочь, как ты? - незнакомец продолжал, как ни в чем не бывало, только сильнее сжимая волосы. - Нет у меня никого! И никому я не нужен, да! - заверещал, наконец, Феликс, чувствуя, как его отдирают от земли. - И мне никто! Никакой истинный! Сквозь закрытые веки пробивались слезы боли и унижения, но он сдерживался изо всех сил. Не хватало еще разреветься... Сведенные от напряжения ноги оторвались от земли и уперлись в колени сзади. - Неужели? А если бы он узнал, кто ему предназначен небесами и решил бы с горя удавиться? Кровь-то будет на твоих руках. - Хватит! Мне наплевать! - комок рвался из горла и он тихо всхлипнул. - Мне правда тотально... наплевать... Предательские слезы поползли вниз по щекам. Почему он, черт возьми, не сдох еще тогда, на улице? В самом деле кому нужна такая сволочь... - Пусти... Сейчас же... - произнес он, всхлипывая. - Кто ты типа вообще такой?... На этот раз незнакомец послушался. Локоны светлой рекой спустились на худые плечи. Вторая рука обвила тонкое худощавое тело под грудью, держа его чуть выше над полом и не позволяя коснуться сверкающего лакированного пола ногами. Руки нерешительно дернулись к лицу, стирая постыдные слезы. Тушь размазалась... В таком виде вообще никакой работой заниматься нельзя. Длинные ресницы сплелись, не позволяя открыть глаз. Он совершенно не замечал, как его куда-то бережно несут, как усаживают на диванчик, словно послушную куклу. Столько лет сдерживаемые слезы никак не останавливались. Скрипнул отодвигаемый стул. Незнакомец уселся напротив. Феликс сидел, изредка всхлипывая и растирая по лицу потекшую тушь, и пристыженно глядел в пол. Надо же, разревелся, будто дитя малое! Всегда сдерживался, а теперь на тебе - в слезы! Странный посетитель терпеливо ждал, в упор рассматривая проститутку. Даже сквозь черно-мокрую пелену на глазах ощущался этот странный изучающих взгляд. - Я тебе не зверушка в зоопарке, - Феликс всхлипнул, не поднимая глаз. - Нечего на меня так пялиться. - Ну что ты, - спокойно произнес странный, - ты не зверушка. Они-то так просто и добровольно не продаются. Ты гораздо хуже. Лукашевич судорожно вдохнул и еще ниже опустил голову. В горле обидно запершило. - Мне стоит уйти, - произнес он неверным голосом и угрюмо поднялся. - Я... - Сядь, пожалуйста, крошка. Я еще не закончил. По глупой профессиональной привычке "крошка" снова опустился на сидение, стараясь не дышать. "Не закончил"? С каждой секундой становилось все тревожнее... - И как же вышло, что ты так низко пал? - удовлетворенно усмехнувшись, продолжал незнакомец. Еще таких вопросиков нам не хватало... Феликс едва заметно вздрогнул и затравленно огляделся. Люди смотрели. Все, кто был в заведении, пожирали его взглядами и с укоризной и насмешкой внимали каждому слову. - Я... извините... я не... - Ах, то есть тело оголять перед всеми тебе не стыдно, а рассказать, как ты докатился - совесть не позволяет, да, детка? - издевательски цокнул языком альфа. - Говори-говори, мы послушаем! - Я прошу... умоляю... - Господа, наша лапочка умоляет! А если так? Незнакомец насмешливо отсчитал несколько ровненьких блестящих купюр и выложил на стол перед омегой. - Давай, ты же все сделаешь ради денег! Друзья, давайте поможем бедняжке раскрыться перед нами! И купюры со свистом и улюлюканьем заслепили глаза, безжалостно хлеща по щекам и падая за ворот свободной рубашечки. "Бедняжка" в страхе отшатнулся, дернулся на другой край дивана. Оттуда с издевательским хохотом бумажки и монеты стали хлопать по оголенной спине, чьи-то пальцы усердно засовывали деньги под корсет, за юбку, кто-то умудрился даже зацепить за стринги. То тут, то там сквозь потоки купюр виднелись насмешки на лицах альф и омег. Феликс забился вглубь дивана и вдруг, неловким движением закрыв глаза руками, зарыдал по-детски. Из-под опущенной головы слышались громкие подвывания, а сквозь пальцы просачивались соленые слезы. Все вокруг стихло для омеги. Наверное, все смотрели сейчас на него. Особенно этот... этот... черт бы его побрал! Лукашевич в ярости сжал зубы и, наконец, поднял глаза на мучителя. Тот смотрел спокойно, словно ничего не происходило. В глазах его блестела даже какая-то радостная искорка. Да он радовался, дьявол тебя побери! - Лит! Ты скоро? - крикнул кто-то из толпы. Незнакомец обернулся немного раздраженно. - Сколько раз я просил... Омега проследил за взглядом "Лита" и... забыл как дышать. Там стоял тот самый альфа, испугавший Ваню. Сам же Ромашка безвольной куклой висел у него на плече... Глаза были затуманены, где-то в глубине искрилась тревога. Около сцены что-то зазвенело, а вслед по толпе прошелся взволнованный вздох. Там, прямо около двери на полу блестели осколки бокалов, растекалось дорогое вино. Возле них стоял разъяренный Скотт, грудью загораживая младшего брата от того самого мужчины, ожидавшего чего-то у двери. Да кто они, черт возьми, такие?! Вся ситуация не предвещала ничего хорошего. Особенно этот альфа напротив. Что-то внутри - то ли стыд, то ли жгучий страх за свою жизнь - требовало скрыться. Бежать. Сейчас же. Пока голубые глаза не видят... - Эй! Феликс вскочил порывисто, едва не опрокинув стол, и бросился бежать прочь из заведения. Темнота улиц нежно окутывала своего ребенка, словно пьющая мать, ненадолго вышедшая из запоя и вспомнившая, что у нее есть дитя. Хрипло и прокуренно звучала ее колыбельная, даря только тревогу и страх. Позади него послышались крики, кажется, кто-то даже гнался. Он петлял по мрачным улочкам, перепрыгивал через заборы, карабкался на стены в черных тупиках и прятался в мусорные баки, чтобы потом продолжать бежать. Темные путанные переулки встречали его как родного младшего братца, будто бы в шутку пугая скрипами и дребезжащим светом. Редкие прохожие, наверное, ночные убийцы, воришки и такие же беспризорники, случайно сбитые на пути, словно тараканы, в спешке, завидев его, скрывались по подвалам и мусорницам. Вот уже позади были и городская башня, и жилые районы, когда он, наконец, остановился и, отдышавшись, огляделся. Где находится то место, в которое его занесло он не знал...