В тумане тайн

Настойчивый стук по стеклу прогоняет тяжёлый сон без видений, который навалился, будто тяжелый камень. Сонно тру глаза и не сразу понимаю, что уснул у Грейнджер дома, на её диванчике, с альбомом в руках. Кот, которого, кажется, зовут Живоглотом, уже трётся у ног, выпрашивая завтрак. Но с ним разберёмся потом. Главное — в починенное вчера окно изо всех сил стучит небольшая серая сова. Впускаю птицу в дом, и она поспешно роняет мне в руки обрывок пергамента. «Драко, сейчас мы гостим у мистера и миссис Булстроуд. Мы все будем рады тебя увидеть. приезжай в удобное тебе время. Миссис Паркинсон». Чувствую, как грустная улыбка касается уголков губ. Миссис Паркинсон, или Леди Эмилия, как называет её мама, всегда любила баловать меня и поощряла всякие капризы и выходки. Вот и сейчас, две семьи, встретившись, вместе вспоминают о том, чего не вернёшь, но всё равно не прочь увидеться со мной. Хотя, несомненно, я — лишь новая душевная рана, ведь всё моё детство прошло с друзьями-слизеринцами и нашими девчушками. Уже через полчаса я ступаю на порог огромного светлого поместья семьи Булстроуд. Раньше этот дом казался мне дворцом, сейчас же он потерял и блеск, и своё очарование вместе с юной и всегда неунывающей Милли. Вздыхаю и, чувствуя себя изощрённым садистом, прохожу за дворецким в гостиную. Они уже ждут. Четверо людей, в глубине глаз которых скрыта бездна горя, так тщательно маскируемая для всех остальных. Грустные улыбки и нежные взгляды — здесь меня всегда ждет теплый приём, но, увы, я пришёл по делу, а потому вынужден вернуть их к воспоминаниям. — Скажите, мисс Гермиона Грейнджер приходила к вам в гости? — задаю я вопрос сразу двум парам людей. — Да, — кивает Эмилия Паркинсон, и ей вторит Кларисса Булстроуд. — Очень вежливая и внимательная девушка. Она расспрашивала нас… — Да, я понимаю, — деликатно останавливаю её я, чтобы вновь нанести удар в сердце. — Что именно она хотела знать. Все мы понимаем, что воспоминаний не избежать, но миссис Паркинсон решается первой: — Она спрашивала о Пэнси, о её… последних днях. — Что именно её интересовало? — Всё, — просто отвечает Кларисса. — Она даже уточнила, что хотела бы знать подробности и все детали. — Драко, — густой бас Питера Паркинсона кажется громом в небольшой комнате. — Раз ты спросил, то я выскажу своё мнение. Мисс Грейнджер считала, что всё неспроста. То есть это не был несчастный случай. Я понял это, хотя она ничего такого не говорила. — Она сказала, что всё разузнает и восстановит справедливость, — продолжает Спайк, отец Миллисенты. — Ей показалось, что есть в этих историях что-то общее, несмотря на то, что они произошли в разное время. — Общее? — задумчиво переспрашиваю я, едва не утонув в таком море новой информации. — Да, — уверенно говорит Питер. — Если ты сможешь помочь, мы благодарили бы тебя до конца жизни. Мы ведь не просто собираемся вчетвером, чтобы посидеть за чашкой чая. Мисс Грейнджер не говорила, но мы сами нашли общие детали. Ты ведь был в Париже, когда всё случилось. Кажется, у меня перехватывает дыхание от волнения. «Был в Париже» — это легкий и тактичный жест на то, что я не был на похоронах и вообще мало интересовался всем происходящим здесь. Но это не так! — Не переживай, — успокаивает меня Питер, прочитав всё на моем лице. — Мы не виним тебя. Ты бы все равно ничего не изменил. — Обе смерти кажутся несчастным случаем, — принимает эстафету рассказа Эмилия. — Возможно, это так и было. Но перед гибелью наши девочки сняли крупную сумму денег в банке, чтобы поехать с супругами в путешествие. — С кем? — удивленно спрашиваю я. — Драко, пока ты был в Париже, и Пэнси, и Милли вышли замуж, — снисходительно улыбается Кларисса. — За кого? — спрашиваю я, а тем временем, сознание уже работает на полную мощность, выхватывая самые важные фразы, вкладывая их в главную мысль. — Пэнси — за Филиппа Блома, владельца сети ресторанов, Милли — за Майкла Гринби, известного писателя, — сообщает Эмилия. — Замечательные ребята, и девочки были очень счастливы в браке, но… Она молчит, и в этот момент моя внутренняя ищейка вытягивает шею, замирая на напряженных лапах. «Но…» — Они оба уехали вскоре после смерти девочек, — говорит Спайк. — Деньги тоже пропали. — Они были знакомы друг с другом? — резко бросаю вопрос. — Только после того, как их познакомили наши дочери, — уточняет Кларисса. — Насколько нам известно, до этого момента — нет. — Но это не факт, — озвучивает мою мысль Эмилия. — Вы сообщали об этом в Отдел расследований? — спрашиваю я, стараясь вовремя ловить нужные мысли в рое, который бушует в голове. — Да, — кивает Питер. — Нам сказали, что это несчастные случаи. По сути, это намёк, что мы — лишь обезумевшие от горя родители. — Мне нужны фотографии этих двоих, супругов Пэнс и Милли, — объясняю я. — Это важно. — Мы понимаем, — кивает миссис Паркинсон. — Но не осталось ни одного изображения, где можно было бы увидеть этих молодых людей. Всё словно исчезло. К сожалению, больше мы ничем не можем помочь. Эта фраза — вежливое уведомление, что на сегодня беседа окончена. Возможно, это правильный ход — Кларисса Булстроуд уже украдкой вытирает набегающие на глаза слёзы, а Питер Паркинсон кажется мрачнее грозовой тучи. Вежливо прощаюсь с хозяевами и гостями дома, выхожу на свежий воздух. Сегодняшний туман пахнет свежестью и прохладой, но это не помогает привести в порядок мысли. Выходит, Грейнджер сумела раскопать все эти тайны, она поняла, что Пэнси и Миллисенту убили, даже разгадала, кто убийцы. Это был роковой шаг. Почему она была такой самонадеянной? Почему сразу же не пошла к Поттеру или ко мне? Впрочем, последняя мысль кажется странной — с чего бы Грейнджер идти со своими тайнами к бывшему школьному врагу? Но тогда она была бы под защитой! Мы вместе сумели бы противостоять двум скрывающимся убийцам! Останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Возможно, мне действительно необходим отдых, раз я думаю о защите Грейнджер и едва не схожу с ума, вспоминая, что альбом её стал чем-то наподобие Омута Памяти, как у мертвых. И всё равно мне её искренне жаль. Совсем не заучка и не зацикленная трудяга, а просто любознательная особа с крокодильчиком из бусин в столе, рыжим котом и духами с приятным ароматом. Я так отчётливо помню этот аромат. Смотрю перед собой и мысленно улыбаюсь. Малфой, ты чокнулся. Напротив — дом Грейнджер, куда я автоматически, уже по привычке трансгрессировал. Мне нужно понять, как она планировала действовать, что собиралась сделать, о чем именно хотела рассказать Поттеру. Возможно, следует особенно почувствовать и понять её. Тогда дом Грейнджер — как нельзя кстати. Тёмный коридор и знакомое «Мяу». Прохожу на кухню, наливаю рыжему котяре полную миску молока. Отделавшись от назойливого питомца, иду в спальню Грейнджер. Окно выходит в серый угрюмый сад. («Посмотри, чёрно-красная роза!», — смеётся Гермиона, указывая Рону на цветок, раскрывшийся в саду). Встряхиваю головой, прогоняя видение. Справа от окна — кровать. («Ну что, почитаем сказки, Глотик? — спрашивает Гермиона, весело падая на кровать с книгой, Живоглот в одном прыжке оказывается рядом). Слева от окна — письменный стол. («Если мечту записать, то она сбудется», — улыбается девушка, что-то выводя на клочке пергамента, её заколотые сзади волосы непослушно выбиваются из причёски, а на локон падает свет вечернего солнца). Напротив стола — шкаф с одеждой и парфюмерный столик. («Конечно, я думала, что выиграю платье, но это тоже неплохо», — Гермиона в чёрно-красном кружевном пеньюаре застенчиво улыбается самой себе в отражении зеркала). — Нет! — резко выдыхаю я и выхожу из комнаты. Захожу в ванную и опускаю ладони под холодные струи воды. Протираю лицо и, кажется, становится немного легче. Я действительно схожу с ума. Вместо расследования убийства я вижу Грейнджер в пеньюаре, при этом испытывая самые… странные чувства. К мёртвой Грейнджер. Я уверен — мёртвой, так как этот факт подтверждает уже не только моя интуиция, но и фотографии. Капли оставляют неприятный темный след на воротнике рубашки, приходится снять её и швырнуть в угол. Неприятный липкий туман, кажется, въелся в каждую пору, а потому решаю воспользоваться гостеприимным домом, где сейчас хозяйничает только кот с дурацким именем Живоглот. Включаю в душе горячую воду и чувствую, как приятные сильные струи воды начинают скользить по телу. («Подожди, Глотик, я скоро», — улыбается она рыжему лентяю, а сама открывает двери ванной. Лёгкие шаги — и тонкий халатик, соскользнувший с плеч. Она протягивает руку тонким струям воды, и они тепло обнимают её — словно новая одежда, словно прозрачный наряд, сотканный из капель и брызг). Я знаю, что у неё нежная бархатная кожа, но не могу прикоснуться к ней. Только мгновенное видение — и тебя уже нет. — Грейнджер… — шепчу я, совершенно не осознавая происходящего. — Гермиона… Она протягивает руки к тонким струям, скользящим вниз и… обнимает меня, прижимаясь всем телом. Один поцелуй — как бескрайнее море, уводящее за собой. Я едва не задыхаюсь, обрисовывая твои совершенные, тонкие линии на границе безумия. А ты тихо и счастливо смеёшься, касаешься губами моей шеи, груди, ниже и ниже… Ох, Грейнджер! Рваный вздох вырывается из груди, его заглушает лишь шум тонких струек воды, обнимающих наши плечи. Я приподымаю тебя, легко прижав к гладкой стене. Ты томно улыбаешься и взглядом просишь большего. Да, Грейнджер… Я слышу, как бьётся твоё сердце в безумном ритме с моим дыханием. Я сам становлюсь струями воды, обнимающими тебя всё крепче, всё жарче. И наш поток уносится вместе с нами — быстрее, глубже, туда, где остаётся только темнота зрачков, разрывающаяся бесконечными искрами серебристых брызг, искрами звёзд, в которые мы падаем вместе…