Love is a Cruel One

      Чёрная теснота железной коробки более походила на склеп, в котором он, словно, был погребён заживо. Логан не мог сказать, сколько времени провёл в этой давящей темноте. Связь с реальностью была давно утрачена. Даже его чувства, обостренные сейчас до предела и подпитываемые клокочущим гневом, не помогали, оказавшись бесполезными.       Сколько он не пытался вспомнить хоть что-нибудь, что привело его сюда, и что было "до", ничего не помогало. В последний момент, когда мужчине казалось, что удалось нащупать ту заветную ниточку, которая поможет распутать казавшийся нереальным клубок воспоминаний, она обрывалась, поднимая откуда-то из глубины его естества волну удушающей, неконтролируемой ярости, сметающей всё на своём пути и захлестывающей его с головой. Единственное, что он помнил – размытые фигуры, появлявшиеся раз в день и копошащиеся вокруг него. Обездвиженного, обессиленного, захлёбывающегося в молчаливом желании разорвать их в клочья, но находящегося не в состоянии сделать ничего, чтобы остановить ту боль, которую они оставляли после себя. Боль, подпитывавшую клокотавший внутри гнев. Все его попытки рассмотреть их, разобрать голоса, понять, о чём они говорят между собой, не приводили ни к чему. Каждый раз, в тот момент, когда Логану казалось, что он уже видит их лица и разбирает некоторые слова, которыми они перебрасывались друг с другом, тело переставало подчиняться ему, пронизываемое болью, выкручивающей каждый сустав, размывающей все предметы перед глазами в нечто сюрреалистичное.       Если бы только ему удалось выбраться из этого заточения, избавится от проводов, опутавших тело, словно сотни змей, он бы разорвал их всех в клочья. Но очередная попытка пробиться наружу оказалась тщетной – чёртова клетка не поддавалась, отнимая силы, заставляя с глухим рычанием отступать, чтобы через время снова бесцельно вгрызаться в неподдающуюся преграду.       Иногда Логану казалось, что через толстые стены до него долетают какие-то голоса и звуки. Но они были настолько призрачными, будто доносились сквозь толщу воды, сомкнувшейся над его головой, разбавленные шумом его же крови, стучавшей в ушах. Они раздражали, добавляя желания выбраться, разобрать их, вслушаться, вдохнуть полной грудью, вновь оказаться в гуще событий. Эти звуки, приглушенные, казавшиеся иллюзорными, лишь напоминали о его нынешней беспомощности, отстранённости от происходящего вокруг, о том, что все его попытки вырваться и вспомнить хоть что-то, были тщетными. Порой они становились громче, звучали совсем рядом, над головой, отчего злость, заполнявшая его от кончиков пальцев на ногах до макушки, только росла. Она заставляла его с новой силой впиваться в прочный сплав, не замечая ни того, как тонкие полоски металлической стружки оставляют на теле тонкие царапины, тут же затягивающиеся, словно, их и не было никогда, ни скрежещущего звука металла о металл.       В этом безумии, новое, возникшее из ниоткуда, чувство заставило Логана на мгновение замереть, пытаясь понять, что происходит. От ощущения того, что в кожу головы словно впиваются сотни маленьких иголок, от которых в разные стороны разбегается тепло, волосы на затылке приподнялись, а из горла невольно вырвалось нечто похожее на рычание. Но даже после того, как он несколько раз тряхнул головой, будто бы пытаясь разогнать рой надоедливой мошкары, вившейся над ним, ничего не изменилось. Он подался вперёд, подталкиваемый желанием прекратить происходящее, выпутаться из тонкой невидимой паутины, окутавшей его, проникающей в каждую клеточку тела, выворачивая и обнажая всё, что, казалось, было давно и надежно спрятано даже от самого себя. Но, наталкиваясь лишь на чернильную пустоту, он вновь понял, что все попытки были бесполезны, так как ничего не изменилось. Тонкая, но такая прочная сеть, окутавшая его, никуда не исчезла. Она следовала за ним, становясь вторым "я", подогревая ярость, заполнившую тело до предела, искавшую выход, не смотря на тихий голос, нашёптывавший что-то, пытавшийся успокоить и достучаться до его разума.       Внезапный звук, донесшийся с той стороны клетки, тихий, словно шедший через добрую сотню миль, вынудил его замереть, до конца не веря в происходящее. Пару шагов, отделявших его от того места, где по расчётам должна была быть дверь, и кожу на ладони легко царапнула металлическая стружка, оставшаяся после недавней попытки пробиться наружу. С силой нажимая на холодный металл, Логан и не надеялся, что что-то получится. Но когда то, что ещё несколько часов назад было неприступным, несмотря на все его усилия, поддалось, впуская внутрь тонкую полоску света, казавшегося таким нереальным и призрачным, он на мгновение замер, пытаясь понять, что происходит. В какой-то момент ему показалось, что он просто сошёл с ума, поддавшись клокочущим внутри чувствам. Лишь когда дверь, уступавшая его натиску, медленно, словно нехотя, сдвинулась, впуская внутрь запахи и звуки, бывшие до этого момента недоступными, как будто существовавшими отдельно от всего остального, Логан внезапно ощутил, как кошмар, цепко державший его, постепенно отступает.       Медленно, вслушиваясь в звуки, заполнявшие всё вокруг, пытаясь разобраться в запахах и ощущениях, нахлынувших на него, подобно снежному кому, он вышел из своей своеобразной тюрьмы. Каменные плиты, которыми был вымощен пол, холодили ступни, позволяя хотя бы немного собраться с мыслями и разобраться в переполняющих его чувствах. Глаза быстро привыкли к приглушенному свету дневных ламп, заполнявшему комнату, до отказа напичканную какой-то аппаратурой, и позволяющему рассмотреть несколько человек, замерших на границе полумрака и света, ярко заливавшего коридор за их спинами. Страх, исходивший от этих фигур, с ног до головы облаченных в военную форму, был настолько явственным, что заполнял собой всё пространство.       С кривой усмешкой смотря в чёрные дыры автоматов, направленных на него, Логан чувствовал, как отступившая было ярость, вновь поднимается, затопляя его, как вибрируют когти, показываясь наружу. Кто знает, чем закончилось бы это противостояние, если бы у одного из несчастных, стоявших напротив, не сдали нервы, заставляя его выкрикнуть:       — Огонь!       С первым выстрелом, ставшим сигналом к действию, Логан отпустил себя, давая выход эмоциям, действуя на голых инстинктах и при этом кромсая всех, кто попадался под руку в этот момент. Ощущение того, как когти с лёгкостью вонзаются в человеческую плоть, разрезая и разрывая её, выплёскивая на окружающие предметы тёплую кровь, солоноватыми каплями, оседавшую на губах, лишь заводило мужчину. Гнев, который так долго копился, затопляя его, теперь вырвался наружу. Словно сквозь туман, Логан слышал топот всё новых и новых ног, выстрелы, зачастую не достигавшие цели, но дававшие ему дальнейшие ориентиры. Он уже не мог остановиться, не мог контролировать того зверя, который, сорвав оковы, вырвался наружу, жаждая крови тех, кто истязал его.       В какой момент всё стихло? Когда коридоры, освещаемые лампами дневного света да редкими сполохами сигнализации, опутанные сотнями проводов, тянувшихся вдоль стен, сменились старыми выработками, дыхнувшими в лицо запахом сырой земли? Логан так и не понял. Повинуясь своему звериному чутью, он бежал в единственно правильном направлении, туда, где должен быть выход.       Тяжёлая дверь, отделявшая его от того, что было снаружи, была просто игрушкой по сравнению с той, из-за которой он вырвался несколько часов назад. Всего пары движений ему хватило, чтобы стальное колесо посреди последнего препятствия привело в действие весь механизм, отпирая запоры. В образовавшуюся щель пахнуло морозной свежестью и хвоей. И только в этот момент Логан услышал звук быстрых шагов, смешавшийся со скрипом открываемой двери. Резко оборачиваясь, он уже готов был вновь пустить в ход когти, упираясь взглядом в три фигурки, замершие в нескольких шагах от него.       Ярость, смешанная с адреналином, всё ещё бурлила в его жилах, заставляя сделать резкий шаг по направлению к подросткам, рискнувшим увязаться за ним, когда мальчишка, бежавший первым, потянулся к своим очкам. Но, раздавшийся тут же, девичий голос заставил замереть не только того, к кому был обращен этот окрик:       — Скотт, стой!       Чувство, которое Росомахе уже довелось испытать в этот день, вернулось, заставляя Логана с недоумением всматриваться в выступившую к нему девичью фигуру. Ему казалось, что от этой рыжеволосой девушки к нему протянулись невидимые нити, через которые она пыталась проникнуть в самую его суть. Но почему-то он не чувствовал опасности. Вопреки логике она не исходила от этой хрупкой незнакомки, осторожно направлявшейся к нему. И это настораживало. Как настораживал и голос, внезапно раздавшийся у него в голове: «Я помогу тебе». Логан не понимал, почему именно после этих слов, он почувствовал, как его ярость и гнев отступают, становясь такими несуразными. Пряча перепачканные в крови когти, он, тем не менее, настороженно наблюдал, как медленно, шаг за шагом, девчонка подходила к нему ближе и ближе, и как протягивала руки, намереваясь дотронуться.       Когда её ладони были в паре дюймов от шлема, всё ещё остававшегося на голове, мужчина перехватил хрупкие руки, смыкая пальцы на тонком запястье. От него не укрылся ни страх, что на несколько мгновений, которые он удерживал девушку, мелькнул в зелёных глазах, ни то, как в голосе одного из дружков, окликнувших её по имени, зазвучали панические нотки. Но она оказалась сильней, мгновенно справляясь с эмоциями, заставляя его в какой-то момент отступить, отпуская её.       Привыкший к постоянным приступам ярости, Логан не мог понять, что с ним происходило, когда тонкие пальцы бесстрашной девушки, не побоявшейся заглянуть в безумные глаза зверя, коснулись шлема, красовавшегося на его голове, а потом зарылись в длинные, мокрые от пропитавшего их пота, волосы. Он явственно ощущал, как смесь необузданного гнева и боли, отступает, а их место занимает что-то новое, чему он пока не мог дать определения. Он и сам не понимал, почему позволил себе, пускай и на короткое время, доверится её рукам и тихому шёпоту, вновь зазвучавшему в голове, раз за разом зовя его по имени. Прикрывая глаза, он внезапно захлебнулся в нахлынувших ощущениях. Картинки, сменявшие одна другую перед его внутренним взором, были уж слишком яркими.              Металлический стрёкот вертолетных лопастей перекрывал все остальные звуки. Но дружный смех, заполнивший салон, в ответ на очередную пошлую шутку, отпущенную сидевшим рядом, заглушил даже его. Вместе со свистом ветра, ворвавшегося в незакрытую дверь. Но через мгновение все они утонули в шуме заработавшего пулемёта, выплевывавшего пули прямо в кроны деревьев, раскинувшихся под брюхом вертолёта.       А в следующую минуту одна картинка сменилась другой. Тонкие пальцы скользили по его лицу. Логан не видел лица той, что лежала на его плече. Оно было будто сокрыто в тумане. Он не мог вспомнить её имени, как ни старался. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что любил ту, кому принадлежали это лицо и голос, негромко рассказывающий древнюю легенду.       — Почему Луна так одинока? Потому, что её любимый на земле. Раньше она любила того, кого звали Кеукуацу. Они жили вместе в мире духов. Каждую ночь они бродили по небу вдвоём. Но другие духи начали им завидовать. Трикстер хотел сам получить Луну и сказал Кеукуацу, что Луне нравятся цветы, и что они есть в нашем мире...              Внезапно распахивая глаза, Логан встретился взглядом со взглядом рыжей, в котором смешался целый клубок чувств. Несколько мгновений, он неподвижно стоял, пытаясь разобраться в том, что произошло пару минут назад и в том, что ему довелось ощутить. Те обрывки воспоминаний, которые удалось вытянуть из него девчонке, стоявшей напротив, были лишь каплей из того, что таила в себе его память. Но всё же, это было лучше, чем пустота, которою он не мог заполнить долгое время, находясь взаперти. И самым главным было то, что ей удалось заставить его вспомнить собственное имя.       Сбрасывая с себя многочисленные провода, которые опутывали его слишком долго, Логан где-то в глубине души понимал, что, быть может, стоило поблагодарить девчонку, но не мог подобрать ни единого слова. Окидывая цепким взглядом её спутников, он надеялся, что незнакомка смогла разобрать мелькнувшую в его глазах толику благодарности. А в следующее мгновение, резко развернувшись, он скрылся среди заснеженных деревьев, практически вплотную росших возле выхода.