Противоположности

      Багровые струи тянутся длинными нитями по грязному асфальту, словно впитываясь в твёрдую основу, из которой её сложно будет смыть, даже если сейчас сбегутся свинцовые тучи и ливень обрушится потоком. Они ещё долго будут напоминать о трагедии маленькой девочки, потерявшей друга навсегда. В её неустоявшейся психики ещё не укладывается, что белое тело с чёрными пятнами, постепенно окрашивающееся в цвет собственной крови, совершает свой последний выдох и навсегда закрывает глаза. Она совершенно не понимает, что четвероногий друг больше никогда не оближет кончики пальцев, говоря: «Всё хорошо, я же рядом». Её глаза, расширенные от страха и непонимания, впервые видят смерть маленького существа со своим внутренним миром, того, чьё сердце билось, а все эмоции были настолько искренними, что порой завидовал этой открытости. Она не чувствует собственной боли, но слишком ярко ощущает ту боль, что проникла в самую её глубь, сжала сердце до судорог, и всё её тело скручивало, выворачивая наизнанку. Она не верит и не хочет верить. Она не понимает и не хочет понимать. Но смерть живого существа, значащего для неё намного больше — он был другом — осталось клеймом на её воспоминаниях.       И это её вина…       И сейчас она завоет от осознания…       Звук сирены скорой помощи эхом разносится по улице, привлекая внимания всех ночных гуляк и будя всех тех, кто уже успел погрузиться в сон. Медперсонал быстро открыли дверцы кареты, доставая носилки, пока молоденькая медсестра, видимо, недавно прибывшая на практику, судя по тому, как трясутся её руки, пока нащупывала пульс у потерявшего сознание сбитого парня.       — Живой! Срочная госпитализация!       Слышит Юнги голос медсестры, взявшей себя в руки, показывая признаки отличного в будущем врача, на чьём счету, возможно, будет не одна спасённая жизнь. Он помогает персоналу перенести парня на каталки и отрицательно качает головой, когда вторая медсестра, заприметив его собственный вид, предлагает отправиться с ними для обработки ран. Ему сейчас это не нужно, справится сам. Нечего панику поднимать. Он оборачивается в сторону, замечая приехавших на место ДТП сотрудников полиции, составляющих уже на водителя протокол. Они поглядывают на него с Паком, видимо, собираясь взять как свидетелей. И они бы помогли, если бы не волновало ещё одно но…       — Нара, — словно прочитав мысли, буквально на одном тяжёлом выдохе бросает Чимин, первым подмечая состояние девушки на тротуаре, которую пытается успокоить Хван, гладя по спине и прося подняться на ноги.       Какой же он глупец, оставил одну, в то время как должен был быть рядом. Она важнее. Тогда чего теперь удивляться? Стоит застывшим манекеном, погружённым в дежавю того самого дня. Перед ним снова девочка четырнадцати лет из воспоминаний, которые, если признаться, и сам бы желал забыть, как временную тошноту после болезни. Её била дрожь не от холода и даже не от лихорадки. Маленькая беззащитная и нуждающаяся в ком-то…       В нём…       Его девочка…       Паника душила худое девичье тело. Ей холодно. Страшно… Если сейчас её не вернуть в нормальное состояние, а не нынешнее безумство в глазах и лихорадочное качание головой, отмахиваясь от друзей, что пытались докричатся до неё, то придётся снова посетить не один сеанс у психолога и захлёбываться в успокоительных на ночь, чтобы хотя бы нормализовать сон. Её имя, звучащее голосами Чимина и Рины, не дают результата, она их не слышит, да и только звучат как надоедливый писк комара. Она полностью измазана в галлюцинации крови. Кровь её собаки, от которой каждый раз пыталась отмыться в ванной после очередного кошмара. И паника, снова паника, заставляющая вонзать поломанные об асфальт ногти в собственную кожу до образования кровоподтёков. А пара волосков всё же безжалостно выдирается из луковиц на голове. И она уверена, что ещё бы выдернула, да побольше, если бы запястья крепко, но совершенно безболезненно, не перехватили бы длинные пальцы, плотно обхватывая «наручниками», из которых ей сложно будет совершать самоистязания.       — Посмотри на меня, — звучит так уверенно, что даже голос доходил до неё, и она словно только сейчас научилась различать звуки.       Юнги убрал всех лишних, моментально оказавшись возле Нары. Они бесполезны, а вот у него ещё есть шанс. Он видит, как мечутся её глаза в хаотичном порядке, неспособные сфокусировать взгляд. Он ощущает её дрожь. Он чувствует её боль с примесью вины, что начала медленно разъедать старые раны, заживающие с таким трудом. И ему плевать сейчас на остальных, что смотрели с непониманием на них. Плевать, что подумают и как воспримут. Сейчас существуют только они вдвоём.       Их мир.       Их утерянная связь из прошлого окрутила снова.       Только он.       Только она.       — Мартышка, посмотри на меня, — и он пробился, добился того, что она посмотрела прямо на него. Её зрачки расширены, нижняя губа поджимается, но всё же смотрит на него, а он медленно отпускает её запястья. Убеждается, что больше не дёрнется, чтобы вцепиться в волосы или совершить другие действия покалечить себя, а потом обхватывает шершавыми ладонями её лицо, чтобы не посмела отвернуться, ведь должна видеть, как произнесёт слова, что идут от самого сердца: — Я рядом.       А она услышала его ещё с «мартышки». Детское прозвище, полученное от него в детстве, когда из упрямства и поддавшись на «слабо», полезла на дерево, до самой верхушки, на участке семьи Мин, но, не рассчитав, пальцы соскользнули, оцарапавшись о кору. Ушиб, возможно бы, и грозил переломом руки или ноги, если бы удачно, а главное, вовремя не перехватилась бы за другую ветвь, собрав при этом мелкие веточки в растрёпанные волосы. Да ещё и совершив кульбит, приземлилась твёрдо, отшибая пятки, но всё же целой, на траву у корней. Тогда Юнги сильно струхнул, но, увидев её комбинацию спуска, а дольше заливистый девичий смех, выплеснул: «Ты прямо как мартышка».       Мартышка — так называл её только он, и она уже давно… очень давно не слышала это из его уст. Призма паники в голове лопнула мыльным пузырём, ощущая его тепло на щеках. И смотрит так проникновенно, что невольно тянется к его грязной и растянутой рубашке. Боится, что это мираж, глюк воображения. И выдох облегчения, когда ощущается материал одежды в пальцах. Её Юнги, которого всегда знала, действительно рядом.       Она верит тебе, Юнги.       Холодный воздух прорезал горло от тяжёлого и частого дыхания, а пальцы всё плотнее сжимают в руках рубашку, которая в скором времени выбросится. Чувствует, как его руки, погладив по голове, проскользнули к спине, а она, выбившаяся из сил, опустила лоб на надёжное плечо. Всё хорошо, уже приходит в себя. Ты справился, Юнги, и она справится.       Ли чувствует, как прижимает её ближе и уже помогает приподняться на ноги. Её уже трясёт от октябрьского холода и усталости. Вымотана морально, да и физически пошатнулась, что просто хочется нагло повиснуть на Мине. И каждый раз удивляется его силе. Удивителен — это точно. Никогда не перестанет её удивлять, хоть и предпочитала скрывать это за усмешками. А он перехватывает её ноги и обхватывает талию, удерживая на руках, словно от её веса не осталось ничего — пустая оболочка, и в какой-то степени так и есть. Нара прикрывает глаза, отдаваясь полностью в его распоряжение. Ей всё равно, что сейчас будет — пускай хоть бросит в пропасть, лишь бы прыгнул вместе с ней. И лишь продолжает цепляться за его рубашку, боясь отпустить его теперь.       Так тепло.       Так надёжно.       Юнги смотрит на её опущенные ресницы и на то, как подёргивается нижняя губа. Такая маленькая сейчас. Прижимает её тело плотнее к себе, перехватывая удобней. Ощущает, как её тело охладело. Надо привести её в чувства. Проходит уверенно мимо Чимина и даже непривычно молчаливой, но продолжающей непонимающе хлопать ресницами, Рины. Заносит Нару обратно в бар и сразу оскаливается на охранника, подошедшего к ним.       — Мы вынуждены попросить вас покинуть заведение, — басит мужчина в чёрном костюме и бейджиком с его именем на грудном кармане. Он имеет солидный вид, но почему-то при этом забыл надеть галстук, за счёт чего должный уровень внушения чуть снижается.       — Нам нужна VIP-комната, и мне похрен, что вы там говорите, — цедит сквозь зубы и щурит глаза. Руки уже немеют от холода и веса девушки на руках.       — Вы и так принесли нам достаточно ущерба, молодой человек. Покиньте заведение, пока мы не вызвали полицию, — его тон значительно бесит и вызывает порыв на новую драку.       Да похуй ему, амбал, полиция там, за стенкой, пускай загребут за избиение охранника, но только после того, как убедится, что с Нарой всё в порядке.       — Слушайте, я многого не прошу, но девушке сейчас нужна помощь, поэтому дайте нам VIP-комнату.       — В чём проблема?       Девушка, чей вопрос прозвучал, невысокого роста, примерно тридцати одного года и с пучком на голове, подошла к эпицентру назревающего конфликта. Осматривает блондина с почти бессознательной девушкой на руках. Она прочищает горло и смотрит вопросительно на подчинённого снизу вверх.       — Ким Минджи, это тот самый участник драки, что разбил нам окно, — словно оправдывается мужчина перед администратором бара, когда она уже снова перевела взгляд на Юнги.       — Дайте нам немного времени привести её в порядок, — Мин смотрит в упор, смягчая выражение лица, пытаясь найти понимание. — Пожалуйста, — добавление с надеждой.       Девушка-администратор осмотрела едва ли не синюю кожу Ли и сжала плотно губы, соизмеряя степень того выговора, что может влепить начальство, но жалость и добродушие, что являлись её отрицательным качеством в достаточно строгой профессии, сейчас берут верх, и она выдыхает. Рискнёт, но парню и девушке нужно это уединение:       — Проводи их в третью комнату, — говорит охраннику, пока он непонимающе смотрит на неё. — Быстро, — приказывает, когда подчинённый застопорился. И тут же разворачивается спиной, чтобы уйти и не передумать насчёт своего решения. А она ещё пожалеет о своем решении — это однозначно.       Мужчина в костюме хмурится, но кивает парню, указывая следовать за ним.       Юнги снова удобнее перехватывает Нару слыша её хриплое: «Я сама». Но тут же отрицательно качает ей головой: «Всё нормально». Донесёт, хоть и сам уже вымотан, но должен позаботиться о ней. Он следует за охранником, пропуская мимо провожающие взгляды посетителей, для которых сегодня устроили целое представление для их скучных будней. Его они не волнуют. Главное попасть в комнату и согреть Нару, которая до сих пор дрожит в его руках. Кожа такая холодная, что от такого холода можно отморозить кончики пальцев. А он смело прикасается телом, лишь бы снова ощутить её тепло, которое когда-то принесло ему наслаждение.       Всё хорошо. Он рядом. Он согреет.       Ручка двери опускается вниз, и мужчина отступает в сторону, позволяя парочке зайти внутрь, и хлопает за ними дверьми, указывая на своё недовольство. Нервный тип. Да и хер с ним.       Фиолетовая подсветка освещает комнату. Немного темновато, но им хватит. Угловой мягкий диван вполне позволит расслабиться компании из семи человек. Плазма на стене мелодично крутила клипы популярных k-pop исполнителей. А на стеклянном столике находилось всё необходимое до того, как гости готовы будут сделать заказ: бутылки воды, салфетки и вазочка с конфетами (как комплимент от заведения).       Мягко опуская Нару на диван, Юнги присаживается перед ней на корточки, рассматривая изодранные колени. Такие красивые ножки сейчас исцарапаны и кровоточат. Беря со стола бутылку с водой и салфетку, смачивает и начинает протирать грязь с ранок — только бы никакой заразы не попало. Мин слышит лёгкий смешок Нары и приподнимает на неё взгляд.       — В этот раз мы с тобой поменялись местами, — она наблюдает за его действиями и хмурится от пощипывания в царапинах. Голос осип и вымучен, но стойко держится.       — Верно, — он и сам хочет усмехнуться, вспоминая, сколько уже раз она обрабатывала его побои, и то, как каждый раз ворчала, грозясь, что это в последний раз, но всё равно, скрипя зубами, каждый раз по-новой доставала аптечку.       А он продолжает аккуратно протирать капельки крови с колен, пока её ладонь не накрывает руку, притормаживая действия. Нара склонилась к нему и ищет встречи взглядов. Ему сложно отказать ей в этом.       — Тебе самому всё надо обработать, порезы сильные, — произносит как-то мягко и бережно, что невольно всё это кажется каким-то бредом его воображения, что аж хочется встряхнуть головой и привести самого себя в чувства. А её и правда беспокоит это и та возможность, что осколки могут остаться между тканями кожи.       Его порезы? Да фигня. Так, царапины. Ему не привыкать, да и не такое заживало на его теле. Кожа стянется, оставляя беловатую отметину на бывшем повреждении. Но он уже давно привык к физическим повреждениям, что порой и не чувствовал боли вовсе. А вот душевная лупит с таким остервенением, что хочется порой просто сдохнуть, лишь бы эти мучения прекратились. Эти пытки безжалостны, они не позволяют ранам срастись, а лишь только каждый раз разрывают их сильнее, чтобы помучился подольше, и посмеяться над тем, как корчишься уже от отчаянья.       — Совсем ледышка, — заключает он, человек, что сам обладал холодной кожей, но сейчас так отчётливо чувствовал прохладу её кожи. Маленькая. — Иди сюда, — откладывает салфетку на стол и садится рядом на диван, перехватывая Нару за талию, чтобы усадить к себе на колени и прижать к себе плотнее.       Она не капризничает. Не вредничает. Не сопротивляется. Такая податливая и даже сама льнёт ближе. Дрожит и хочет его тепла, а он ей его предоставляет. Приобнимает, поглаживая голое плечо и чувствуя её дыхание на своих ключицах. Сейчас им обоим тихо и спокойно, что хочется просидеть так неприлично долго. Мягко и спокойно, впитывая запах и тепло друг друга.       Стресс. Именно его они оба испытали. Слишком много для одного вечера им обоим, но сейчас хорошо, откидывая всё в сторону и просто согреваясь. Просто отбросили все проблемы и предрассудки. Такие мелочи, в отличие от тонкого момента уединения.       Дрожь постепенно спадала, и теперь даже он уже не казался таким привычно холодным. Нара была рядом, на его коленях, в его объятьях и тайком, пока его подбородок покоился на её макушке, изучала ключицы, обтянутые полупрозрачной кожей. Хочется провести по ним пальцем и убедиться, насколько они выступают. Она не знает, почему поглаживания его ладони действовало как убаюкивание её нервной системы. И такая приятная тишина между ними. Простое общение прикосновениями с лёгкой ноткой воспоминаний из детства. Были же так привязаны, а потом всё резко рухнуло, в один момент, по щелчку. Отношения треснули и разлетелись к хуям. А сейчас эти кусочки потянулись обратно магнитом. Нара даже шевельнулась, устраиваясь поудобнее в его объятьях, укладывая голову на плечо.       И… даже… хочется улыбнуться…       Сложно, как же ему сложно. Юнги безумно нравится ощущать её так рядом, спокойную и родную, что это даже кажется приторным. Страшно вздохнуть не так, боясь, что соскочит, плюнет в лицо и уйдёт, добив привычным «придурок». Он сжимает чуть сильнее её талию, когда сама устраивается на его коленях, а когда её рука опускается на грудную клетку, и вовсе замер, чувствуя, как от прикосновений уже жжёт даже через рубашку. Собственная ладонь скользит выше по её руке, плавно вырисовывает дорожку к шее и устраивается на девичьей щеке, пока взгляд скользил по лицу с тонкими чертами: прямой нос, миндалевидные глаза и чёткая линия губ. Почему не может оторваться от неё? Всегда притягивала и пугала одновременно. Она позволяет прикосновения, но и в то же время страшно сделать не то, чтобы не спугнуть её, такую ранимую Нару, чью эту сторону знает только он. И будет беречь, но почему-то не сейчас…       Слишком непозволительно близко.       Слишком.       Всё это слишком, Ли Нара.       Останься с ним. Будь рядом так же, как он. Позволь ему… он будет нежен, трепетен.       Пожалуйста…       Большой палец поглаживает щёку, словно сглаживая то место, что оцарапал тот ублюдок. Не смотри на него так, ведь он напрягается. Не изучай его лицо так же, как он твоё. Сердце не справляется с притоками крови, оно бушует и готово вырваться через глотку, и приходится каждый раз сглатывать его обратно. Нервничает до вспотевших ладошек. Ли Нара, ты хуже наркотика, от тебя ломки намного больнее, они не ломают кости, они ломают душу. Тянет до невозможности. Дурманит голову до беспамятства. Вот и сейчас одурманен. Загипнотизировала и утопила в себе.       С каждым поглаживаем пальца голова склоняется всё ближе к ней, до самого близкого и интимного. Они в личном пространстве друг друга, как в своём собственном. Дыхание стало единым, а глаза полуприкрыты, и лишь губы решили всё за них быстрее, прежде чем прикосновения нервными волокнами дали сигнал в мозг.       Юнги аккуратно сомкнул губы на её нижней, слегка задержался, привыкая к такому тайфуну в груди, слегка утихомиривая его. Сейчас это нежность. Тонкая материя со слишком деликатным отношением. И теперь слишком сложно оторваться, когда тянется за новой порцией, вкусить её губы. Только контуры и мягкость без глубоких проникновений. Так давно желал, и вот сейчас она сводит с ума, когда с некой опаской, но разомкнула губы, позволяя ему мягко сминать их. Это не порыв страсти, а нежность, не заходящая за границы, пускающая только на то, что сейчас им обоим необходимо. Чувственность, с покалыванием на губах, ощущения вкуса друг друга, и вдыхания аромата тел вперемешку с дыханием. Неспешный поцелуй, как познание в них новой территории, которую знали лишь на теории. Не первый поцелуй, но именно такой лёгкий, банальный в описании до порхания бабочек в животе. Но что-то действительно сжимало все внутренности до приятной тягучести. А они тянутся всё сильнее. Ей так хочется насладиться его губами непрерывно. Пальцы машинально сжимают грязную рубашку. Губы жжёт, словно на них теперь останется ожог. Так тепло ей ещё никогда не было. Пускай после всё разрушится вновь, но этот момент отправится в самую ценную шкатулочку воспоминаний. И пускай губы будет так же жечь, стоит только вспомнить этого белобрысого психа. И лишь одна просьба, Юнги, прикоснись ещё раз. Уничтожь её чопорный разум.       И только бы оба не были такими… идиотами.       Кажется, Мина будут мучить кошмары с просьбой повторить момент, но сил у обоих нет. Этот поцелуй высосал всю энергию, и теперь оба готовы провалиться в забытье. Он тяжело выдыхает, совсем на немножко отстраняясь от неё, а в голове ничего, кроме её вкуса и…       «О, Боже, как он этого желал. Спасибо!»       — Отвези меня домой, — тихо произносит в его губы, так и не спеша открыть глаза. А потом лениво, понимая, что, открыв, всё вернётся, приподнимает ресницы. Весь мир обрушится заново, и не будет уже их двоих. Останутся только те проблемы, что, кажется, уже давят на комнату снаружи, говоря «ваше время вышло». Вот только кому заплатить или где продать себя в рабство, чтобы побыть с ним вот так ещё хотя бы пару минут?       Мин Юнги кивает ей, а потом оставляет лёгкий поцелуй на лбу девушки. Аккуратно, словно боясь сломать её, опускает обратно на диван и скрывается ненадолго за дверью комнаты, чтобы быстро вернуться обратно, удерживая в руках собственную кожаную куртку и её пальто. Она встаёт на ноги, отчётливо ощущая слабость, давящую на всё тело, что просто хочется лечь и лежать, не двигаясь. Мин подходит вплотную, накидывая на её плечи пальто, не позволяя даже просунуть руки в рукава. Просто завернул, как в кокон, да ещё и свою куртку накинул сверху. Нахмурилась, показывая, что та вредина Ли ещё здесь и никуда не делась. А он только подхватывает её снова на руки, чтобы не успела возразить.       — Я могу и сама, — немного дёрнулась, и Юнги сжал её сильнее, показывая, что сопротивляться бесполезно.       — Без обуви собралась? Интересно, как далеко уйдёшь, — привычно, но мягко язвит. — Только немного согрелась.       Её рот приоткрылся, готовый пробурчать в её стиле ответ, но всё же, чёрт, он прав, и глупо дёргаться. Но, на самом деле, она просто смущена от его близости, ведь губы горят и до сих пор чувствуют его прикосновения. Поджимает такие непослушные губы и отводит взгляд в сторону, чтобы не пялиться на его. Лучше она подчинится ему полностью, ведь сил на борьбу ещё и с самой собой совершенно нет.       Зал продолжал глазеть, пока парочка, что сегодня привлекла столько внимания, вновь появилась в их поле зрения. Да ещё и полиция уже опрашивала всех очевидцев, а конкретно оставшихся в ожидании Чимина и Рину, что первыми обратили на них внимание.       Юнги внутренне выругивается и думает, как бы проскочить более незаметно среди этой лишний суеты, и ощущает, как Нара напряглась в его руках. Конечно, кому нахрен сейчас такая популярность нужна? Выколоть бы всем глаза, что совсем забыли о чувстве такта, и родители, видимо, не научили в детстве, что неприлично пялиться так на людей.       Огибая столики, Мин ставит цель с табличкой «выход», всё остальное нахуй. И притормаживает, лишь сравнявшись с другом.       — Чимин, дай ключи от машины, — бросает небрежно, но не удивлён, что тот, совершенно не задумываясь, протянул ему их как должное.       Перехватывает связку и только собирается снова уйти с Нарой, как голос офицера с хрипотцой останавливает:       — Молодые люди, задержитесь.       — Всё нормально, я разберусь, — Пак указывает, чтобы они уходили быстрее, пока сам перегородил путь надвигающемуся мужчине.       Юнги кивает и искренне благодарен другу, на которого хоть и держал обиду, но в плане надёжности никогда не сомневался, и, обогнув ещё пару столиков, подталкивает ногой дверь, выбираясь вновь на холод улицы.       Девушка с короткой стрижкой, скрестив руки перед собой, внимательно провожала их взглядом и изучала ситуацию, заставляя винтики в голове активно работать, чтобы доля понимания проскользнула не только в голове, но и во взгляде, так что даже складочка меж бровей, которая прежде очень редко появлялась, сейчас немного портила её миловидное лицо. Хван Рина покусывает губу, углубляя обиду внутри себя, и даже скрипнула губами. Подруга явно ей что-то недоговаривает, а конкретнее — вообще ничего. Закрадываются сомнения, что она вообще её знает. И Юнги… Что их связывает? Определённо что-то есть, и эта связь ей дико не нравится. Она могла бы так простоять ещё, обдумывая все детали, если бы женщина в форме не обратилась к ней, задавая вопросы и поспешно делая пометки в своём блокноте. Она свидетель, но, самое главное, свидетель странных отношений Нары и Юнги… её Юнги.       На ночной улице тоже хватало суеты, которую Мин Юнги обходит стороной и облегчённо выдыхает, что Пак не стал далеко парковаться. Опускает Ли на тротуарную дорожку и видит, как она тут же поджимает ноги от холода асфальта. Быстро отключает сигнализацию, открывая заднюю дверцу, помогая ей удобно устроиться. Укутывает своей курткой успевшие подмёрзнуть ноги, когда она их поджала ближе, а затем сам быстро усаживается на водительское сиденье, заводя мотор, едва не моментально выворачивая руль, выезжая на дорогу, пока кому-нибудь вновь не захотелось бы их затормозить.       Он даже не включает музыку, чтобы она отдавалась в салоне, как обычно любят делать люди в авто, лишь бы тишина не напрягала и было веселее ехать. Наоборот, сегодня слишком было много шума, чтобы сейчас наслаждаться мелодичностью плейлиста Чимина. Просто выжимает газ, насколько позволяют правила дорожного движения, лишь периодически чуть сильнее давил на педаль так, что стрелка указывала немного больше дозволенного, и бросал взгляд на зеркало дальнего виденья, чтобы разглядеть девушку на заднем сиденье. Она, отогревшись в салоне, прилегла на сиденье и прикрыла глаза, вслушиваясь в шум дороги, медленно и постепенно погружалась в сон.