Двадцать лет назад больница не особо отличалась от нынешней. Рисунков на стене побольше, виниловые пластинки громче, свободы больше. Сад буйствовал цветами, зелень была особенно яркой на фоне летнего зноя, казалось, ей не страшны были лучи солнца. Лимонное дерево несло плоды, которые склоняли ветки чуть ли не до земли.
На траве сидели девушки. Одна была в платье в горошек и с невообразимым начесом, который делал её похожей на единорога. Другая была с кудрями и в расклешенных джинсах. Обе в джинсовых жилетах, утыканных значками.
— Кажется, девчонки скучают? — послышался бодрый голос.
Парень с хвостиком подошел к ним, махая укулеле.
Из окна полилась песня каких-то хиппарей. В небе пролетела одинокая чайка.
— Скучно, — сказала девушка в джинсах, — Думала, что хоть тут отвлекусь от всего этого ужаса. Но нет. Тут ещё хуже.
— Королева говорила, что это место много лет служит приютом для Иных, — перешла на шепот девушка в платье, — Когда-то нам резали голову, пичкали наркотой, жгли током…
Она поёжилась, словно от холода.
— А ещё раньше просто пичкали наркотой, чтобы мы превращались в овощей, — кисло усмехнулась она, — Чтобы мы догнивали в приютах. О. И эксперименты ставили.
— Что ты всякие ужасы рассказываешь?! — возмутилась девушка в джинсах, — Хочешь, чтобы мне всю ночь кошмары снились?!
— Ты так и не придумала, как вернуть крылья? — склонился над ней парень.
— Нет! — в раздражении ответила та, — Откуда я знаю, как их вернуть?! Ты Знающий, тебе виднее!
Парень закатил глаза.
— Собери её по частям, — улыбнулся он, — Верни ей первозданный облик. И тогда крылья отпадут за ненадобностью. И запомни: не жалей. Она не жалела, когда выдирала крылья у лучшей подруги. И ты не жалей, иначе обе погибнете.
На секунду мы с ним, казалось, встретились взглядом. Я знала, что он смотрит на лимонное дерево. Но у него был такой пронизывающий взгляд. Будто он смотрит сквозь время. Сквозь миры.
Разбудил меня звук включенного крана. Кларисса куда-то ушла, Клэр умывалась и чистила зубы. Я присоединилась к ней. С каменными лицами мы елозили щетками во рту, а потом не выдержали и рассмеялись. А потом мне стало не по себе от ощущения удушья, которое меня схватывало каждый раз рядом с ней и я поспешила ретироваться. Потом меня с другими больными заставили высаживать цветы под видом трудовой терапии, хотя на самом деле больнице нужна бесплатная рабочая сила. А потом пришли мои родители.
— Тебя кто-нибудь навещает? — спросила мама.
— Нет, — ответила я.
— Почему? Что, друзья позабыли о тебе?
— У меня нет друзей.
— Хорошо… Надеюсь, тебя скоро выпишут. Я попробую поговорить с мисс Алингтон. Тебя же держат, как в клетке! А ты должна ходить в школу!
— Меня всё устраивает. Спасибо, мама.
Она порылась в сумке и достала несколько дисков.
— Вот, — сказала она, — Я принесла твои любимые. Меня так обыскивали, будто я барыга какой-то! Пришлось всю сумку вывалить, представляешь? Ещё и в дисках рылись… И еду, как оказалось, нельзя проносить!
— Просто проверяют на контрабанду, — объяснила я, — Был случай, когда одному наркоту протащили. Да и мобильники тут запрещены.
— Вот как… — покачала головой мать.
— Да, в дурках любят это дело, — подтвердил отец, — И траву протаскивают, и порошок, и алкоголь… И мобильники умудряются. Поэтому с этим очень строго.
— Ну, скучно молодняку, — развела руками мать, — Ни погулять, ни пообщаться нормально с друзьями… Кошмар!
— Тут ни капельки не скучно, — поспешила я заверить родителей, — И порядки не такие строгие, как в остальных больницах. Гулять по городу не выпускают, но во дворе можно. Да и для творчества тут большой простор. Пианино есть, инструменты для рисования, шитья, скульптуры… И спортивная площадка. Всё хорошо, не стоит волноваться.
Родители обеспокоенно переглянулись, но возражать не стали. Мы немного поговорили, а потом время вышло, и санитары выпроводили их. А я побежала к Эрику, Саймону и Грегу.
— Мальчики! — хлопнула я в ладоши, — Мне родаки диски принесли!
Мальчики тут же обступили меня и принялись передавать друг другу диски.
— А у тебя хороший вкус, — одобрил Грег.
— А я говорил, что она мисс совершенство? — хохотнул Саймон, — Настолько крута, что Пол Маккартни с Бобом Диланом отдыхают!
— Потанцуем! — воскникнул Эрик, — Зажжем это унылое местечко!
Мы побежали наперегонки к проигрывателю.
— Кто последний — тот чистит на кухне картошку! — сказала я ради духа здорового соперничества.
В итоге я же и прибежала последней, а Эрик окрестил меня Королевой Очищенной Картошки.
— Я-то хоть королева, а ты кто? Герцог? — фыркнула я.
— Император! — возздел палец вверх Эрик.
Мы с мальчиками покатились со смеху. Грег вставил один из дисков в проигрыватель.
— Зажжем танцпол! — вскричал Эрик и принялся кружить меня.
Элли, сидящая с Мариам и Габриэль на диване, принялась хлопать в ладоши и смеяться. Клэр закружилась с Грегом. Остальные больные топали ногами, свистели и подпевали, а санитары напрасно старались их угомонить.
— О, дорогая! — пел мне прямо в ухо Эрик, — Пожалуйста, поверь мне! Я никогда не сделаю тебе больно!
Я загибалась от смеха, лицо всё раскраснелось, щёки болели, во рту пересохло. В дверях стояла Элис, скрестив руки на груди. Всегда чужая, всегда лишняя, белая ворона, пятое колесо. По своему выбору, из-за нас. Но через минуту, когда я опять на неё посмотрела, она тихонько пританцовывала, воровато оглядываясь.
— Ладно, мне надо на терапию идти, — сказал Эрик, потрепав меня по голове, — не скучай там без меня.
Пока никто не видел, я пробралась в его палату. Постель дышала запахом его шампуня: мята и лаванда. На тумбочке стояла ваза с одиноким цветком и томик японской поэзии. Я принялась рыться в ящиках, открыла дверцу. Там были только бумажки с одинаковым рисунком: петух, стоящий на одной ноге, как цапля. Я порылась под подушкой, в постельном белье, в шкафу. В кармане одного из его жакетов я нашла альбом с кожанным переплётом. Сев на кровать, я открыла его.
Первая фотография — похожий на Эрика кудрявый мальчик с перебитым носом, сидящий на кровати. Он смотрел чуть изподлобья, будто заглядывал в душу своими ярко-зелёными глазами, окаймлёнными красными кругами. Как будто он знал какую-то тайну. В руках держал фото той самой королевы…
Второе фото — двое, робко целующиеся в тени кустов. На них падала тень от листвы, в волосах запутались лепестки, под ногами хрустели сучья. На ней была мягкая фетровая шляпа и рваные джинсы на бёдрах, на нём — кожанные штаны и косуха, на обоих — одинаковые футболки с The Doors. А внизу была надпись:
Наши Джим Моррисон и Памелла Курсон в своём укромном уголке.
— Вот бы прикоснуться к тебе подольше, — услышала я шепот, — Я не дам Ластику тебя стереть…
— Прости меня, милая, — ответил мужской голос, — Мы обязательно встретимся. Мы уйдём к морю и будем там жить, милая. Построим место, которое будет укрывать путников от бури. Оно будет на вершине скалы. Слышишь, милая? И там будет кафе с верандой… Обязательно.
Я заулыбалась, прикрыв глаза от блаженства. Потому что знала, что их мечта исполнится.
На третьем фото группа детей сидела на, судя по всему, чердаке. Сзади пылилось пианино, тогда ещё почти целое. Пепел валялся повсюду, в том числе и на их одежде. Мальчик, сидящий в центре, держал наш радиомагнитофон. Девушка с внешностью азиатки и с черными пышными бровями склонила голову к его плечу. Другая девушка чуть запрокинула голову и в блаженстве закрыла глаза. На заднем плане кто-то с длинными вьющимися волосами и накаченными руками кормил голубей. Внизу виднелась надпись, аккуратно выведенная детской рукой:
Наш любимый чердак и его обитателями!
— Ай-ай-ай, как не стыдно? — услышала я ехидный смешок.
В дверях стоял Саймон, улыбаясь во весь рот. На руках сидел белый кот, внимательно глядящий на меня своими желтыми глазами.
— Это твой новый друг? — спросила я.
— Это Кошачья Королева, — почтительно сказал он, — Гляди, какая седая.
Кошка спрыгнула с его рук и побежала к окну. Спрыгнула в сад и побежала вдоль цветущей клумбы.
— Кошка гуляет сама по себе, — пожал плечами Саймон, — Люблю я их.
— Ты ведь никому не расскажешь? — взмолилась я.
— Про то, как ты лазала в личном альбоме Эрика, который он не даёт смотреть даже нам? — усмехнулся Саймон, — Ладно, я милосердный. Но за это ты будешь моей рабыней неделю!
— Идёт, — согласилась я.
Мы молча посмотрели друг на друга. Он понимающе кивнул и ушел. Я легла на кровать, рассматривая фотографии. Девушки с летних одеждах, двор, залитый солнцем, мяч в заплатах, огромные венки, куклы, рисунки на стенах, бенгальские огни, костры, плакаты с рок-группами, виниловые пластинки, мороженное, обнимающиеся мальчики и девочки, танцы в лёгком сумраке, посиделки на крышах и мир сквозь черно-белую и винтажную призмы. И тень леса на фоне светлого неба. Раньше здесь было много зелени.
Странно было смотреть на больницу прошлого века. Некоторые вещи с тех пор изменились, но в целом она не сильно отличается от нынешней. Как будто здесь и впрямь остановилось время. И любые новшества здесь особо не приживаются. Мобильники никому тут не нужны, даже Элисон их не протаскивает.
Вдруг дверь распахнул Кит. Он смотрел на меня дикими глазами. Я спрятала альбом. Как оказалось, уже был вечер, комната была залита красным светом заката.
— Никаких интересных снов не видела? — подмигнул он мне, усаживаясь рядом со мной.
Я рассказала ему про свой сон.
— Так это твоих рук дело? — завершила я свой рассказ закономерным вопросом.
— Я подарил тебе сон, — подтвердил он, — Сама бы ты его не увидела. Даже не всякий Знающий может смотреть сквозь время.
— Здорово, — восхитилась я, — Наверное, это воспоминания самой больницы. А может, её сон…
— Мне нравится твоя идея, — неожиданно расхохотался Кит, — Она такая же безумная, как и ты.
— А по фотографиям можешь? — спросила я, — Отец Лицедея мог так делать…
Я протянула Киту альбом. Он раскрыл его на самой середине, долго вглядывался в черно-белые улыбающиеся лица и медленно кивнул.
— Запрыгивай на локомотив прошлого, — подмигнул он, — Прямо на его крышу, как и полагается таким безбашенным ребятам, как мы!
