Я смогу

      Когда Егор проснулся, примерно в районе обеда, Энди рядом не было и место, где он, по идее, должен был сейчас лежать, уже остыло.       «Ушел», — безнадежно подумал Егор через головную боль, сглотнул подступающую тошноту и со страдальческим стоном перевернулся со спины на бок. Все мышцы противно ныли, натруженные долгими ночными физическими упражнениями, горела растраханная задница. Давил переполненный мочевой пузырь, во рту царил кошачий сортир. Выть от одиночества, жалея бедного, брошенного себя.       В глубине квартиры зашумела спущенная из туалетного бачка вода, сообщая — в квартире кто-то есть, и Егор частично воспрянул к жизни. Чудо не ушло, здесь, ура! Потом мужчина вспомнил, что они с Энди творили ночью, ужаснулся, взвыл в кулак и скатился с кровати, позабыв про мигрень, малую нужду, травмированную задницу и тошноту. Кто угодно, только не Энди — славный, чистенький, ласковый и доверчивый! О чем думал Егор и чем, снова и снова давая ему стимулятор?! Ладно бы две затяжки и этим ограничился, нет — накачал мальчишку наркотой до полной потери соображения. Вполне бы хватило первых двух затяжек, а потом вина. Ради чего, Господи спаси и сохрани? Ведь Энди определенно обалденно понравилось и он запросит еще. Как теперь выкручиваться?       Причитая по-бабьи «что я наделал, идиот, что я наделал» Егор схватил с изголовья кровати трусы, напялил их, прыгая то на одной ноге, то на другой с риском грохнуться и, стеная, босиком пошлепал искать Энди.       Тот стоял на кухне у мойки, голый, разрисованный выше пояса цепочками засосов, привалившись плечом к стене, пил мелкими глоточками из стакана воду и не среагировал на появление любовника. Егор подошел сзади, обнял парня обеими руками вокруг торса и виновато засопел.       — Прости, — выговорил глухо в его пахнущую потом и сигаретным дымом теплую, растрепанную макушку. — Можешь мне не верить, но я не хотел, чтобы так получилось. Ты достоин лучшего, чудо.       Энди заторможенно, как в замедленной съемке, повернулся на полкорпуса и откинулся в объятия мужчины. По-прежнему доверял, не имел сил сопротивляться или искал, шатающийся, элементарной опоры?       — Я теперь наркоман, да, зай? — спросил парень сипло, с обреченностью. — Извини, я совсем ничего не знаю про наркотики. Не интересовался никогда.       Егор прижался губами к его виску и надрывно вздохнул. Он запоздало каялся. Энди, тем временем, уныло продолжал, похрипывая сорванным криками и стонами горлом:       — То, что я хочу еще, это признак зависимости, да? И как дальше? Ты не дашь, верно?       Если бы Егор знал, как дальше. Смысл кусать локти, зло уже свершилось. Хоть по плечи руки, предложившие Энди отравленную сигарету, отгрызи, сделанного не вернешь.       — Не дам, — подтвердил мужчина, застывая изнутри айсбергом. — Даже не заикайся. Потом потихоньку забудешь, сотрется. Не повторяй моей судьбы.       Энди крупно вздрогнул, напрягся и выпрямился.       — Зай, — парень неуверенно провел теплой, слегка липкой ладонью по обхватывающему его под ребрами предплечью Егора. — Я тебя понял, кажется. Значит, ты юзаешь регулярно, а мне соврал?       Егор засопел громче.       — Я не наркоман, — упрямо повторил он. — Не наркоман, клянусь. Юзаю, но не каждый день, по выходным, если в гейку хожу. Дома редко когда, одному не в кайф.       Энди помолчал несколько ударов сердца, просипел ругательство и оттолкнул любовника.       — А в чем тогда наркомания? — вопросил, вздергивая брови трогательным, недоумевающим домиком. — У наркоманов, вроде, ломки. У тебя ломки бывают?       Егор лишь скрипнул зубами. Наивный, глупый мальчишка. Когда память о пережитой, сверкающей всеми огнями радуги эйфоричной сказке намертво впечаталась в подкорку, к наркотикам ведет совсем другая ломка, не физическая — это жажда вновь пережить однажды испытанное невероятное наслаждение.       Зачем, зачем Егор дал Энди стимулятор?! И почему вчера по этому поводу совершенно не рефлексировалось, а сегодня рефлексируется до черноты, до слез? Раньше подобного рефлексирования вообще никогда не случалось, много мальчиков типа Энди в квартире у Егора и обкуривались, и нюхали дорожки, иногда впервые, а потом утром уковыливали, затраханные, с нездоровым голодным блеском в глазах, и оберегать их не тянуло ни капли.       Егор поймал свободно висящую руку Энди, поднес к губам, поцеловал в ладонь, тыльную сторону кисти и сплел пальцы с его пальцами в замок.       — Пообещай мне, — прошептал мужчина, — больше никогда не трогать химию. Я тебя не просто прошу — заклинаю.       Энди фыркнул, не спеша отбирать руки.       — Странный ты, — он искоса, сквозь опущенные, трепещущие ресницы смотрел в лицо любовнику, бледный, с заострившимися скулами. — Вчера какой-то другой был, чужой, что ли. Я… тебя не узнаю.       Егор сам себя не узнавал, с какой стороны ни разглядывал. Что в нем изменила проведенная с Энди бурная оргия-ночь? У Энди глаза большие, зеленовато-серые с черными мелкими вкраплениями в радужке, и обрамлены довольно длинными, густыми, темными, загнутыми ресницами. Влажные, туманные очи олененка Бемби, с до сих пор расширенными зрачками. Красивые глаза. Еще у Энди милая мордашка, прямой нос, чувственные яркие губы, ровные белые зубы, шелковистая на ощупь кожа, пропорционально развитое, гибкое тело и упругая, гармонично подкачанная плаванием в бассейне мускулатура.       Если он оденется и уйдет, Егор не выдержит и удолбается вечером повторно, чтобы затнуть думалку. В гейке, дома — без разницы. Но отпустить малыша необходимо — рядом с Егором он обречен.       — Останешься до завтра? — вместо прощальной речи спросил Егор с надеждой. — Будем пить винцо, валяться перед теревизором, целоваться и болтать?       Энди поскреб ногтями ягодицу, поразмыслил и неуверенно кивнул.       — У меня в мозгах такой бардак, — пожаловался парень, потирая потный лоб. — Жесть. Мысли путаются. Дай полотенце, в душ схожу, — о еде бедняга и не заикался, наркота полностью отбила ему аппетит. — Кофе сваришь по быстрому, пока я моюсь, зай?       Егор покивал, сокрушаясь, и за руку повел Энди в ванную, наделять полотенцем. Здесь он оставил парня плескаться и вернулся на кухню варить кофе.       Энди появился минут через пятнадцать, взбодрившийся и посвежевший. Одетый лишь в небрежно расстегнутые в ширинке джинсы парень вытирал мокрые волосы полотенцем       — У меня футболка пропала, зай, — позвал он с порога. — Не видел, куда я ее закинул?       Егор порылся в закороченной наркотиком памяти и отрицательно покачал головой — не помнил, не видел.       — Я тебе свою какую-нибудь дам, — пообещал мужчина, — не расстраивайся.       Энди подковылял, неловко переступая босыми, скользящими по линолеуму влажными ступнями, присел за стол и потянулся к джезве.       — Мне кажется, — парень налил себе кофе в стакан, из которого перед ванной пил воду, осторожно пригубил напиток и отпрянул — обжегся, — что я не доспал. Не знаю, такая усталость…       Егор подвинул ему сахарницу.       — Вот, — посоветовал он, — сладкое помогает.       Энди поморщился, подцепляя торчащую из сахарницы ложечку и, не глядя на присевшего напротив Егора, заводил ей по сахару, рисуя непонятные узоры. Напряженный, отстраненный.       — Я, наверно, домой поеду, — вымолвил он наконец, пряча от Егора глаза за полуопущенными ресницами. — Мне надо побыть одному, подумать.       Егор аккуратно накрыл руку парня своей и легонько прижал к столешнице. Энди подчинился, позволил мужчине сплести свои пальцы с его.       — Тебе не стоит сегодня торчать дома в одиночестве, — Егор держал и не отпускал, не мог. — Будет еще хуже, по опыту говорю. Давай-ка лучше пей кофе, чудо.       Конечно же, Энди остался. А куда он мог уехать, когда Егор так улыбался и гладил руки? Дома парня даже кошка не ждала.