В разных вселенных

      Где-то на дальних берегах, от которых отделяет синее-синее вечно бушующее море, широкие темнохвойные леса и Великая расщелина, живёт волшебный народ. В них течет древняя магия, они с ней тесно переплетены в чарующий узор тайн и загадок, что не под силу разгадать простым смертным. Голос волшебного народа - звонкий, соткан из лучших и прекраснейших мелодий, и утонуть в таком голосе жалко не будет. Их танцы - это огонь, живое пламя, это завораживающий вихрь из страсти, желаний и свободы. Любовь волшебного народа - награда, заслужить которую до грани невозможного трудного.       Антон знает грустные, но в то же время невообразимо потрясающие легенды об этом народе. Он хочет повстречать хоть одного из них, хоть на одну ночь - даже если больше никогда после этого не сможет дышать: ведь волшебный народ убивает глупых смертных, кои решились посягнуть на их тайны. Антон мечтает чересчур сильно. А мечты иногда имеют ужасную привычку исполняться.       Открыть глаза и очутиться не дома, а на мягкой подстилке из листьев и цветов - то ещё испытание для нервов. Первым делом увидеть не заботливую улыбку мамы, а внимательные и любопытные синие-синие, как вечно бушующее море, глаза - испытание ещё тяжелее. Антон не кричит только потому, что напуган почти до полной остановки сердца.       - А ты забавный, - произносит обладатель чарующих глаз, и его голос пробуждает что-то странное, но несомненно приятное глубоко в душе.       - Спасибо, - брякает Антон.       Раздается смех, напоминающий не перезвон колокольчиков, как рассказывали в легендах, но схожий с дальними раскатами майской грозы. Фейр, а это был именно он, слегка качает головой, отсмеявшись, и тянет свои белоснежные руки к Антону.       - Танцевать хочешь?       Отказаться просто невозможно. Антон берет протянутые ладони в свои, теряется в мягкости и нежности чужой кожи, медленно и мучительно вспоминает, как делать вдох-выдох, и только после поднимается на слегка дрожащие ноги. Фейр тянет его на поляну, живущую музыкой, и Антон теряется в вихре красок, ароматов и безудержной энергии. На небе сияет серебряная луна, и она впервые не кажется юноше холодной. Возможно, дело в горячем теле напротив, в крепких объятьях и неожиданно-вкусных поцелуях. Антону даже всё равно, что он целуется с фейром, а не фейри, потому что эти синие глаза и сладкие губы способны пленить душу любого. А когда в плену сама душа, разве есть дело до пола?       Танцы длятся, кажется, вечность. Время теряет свою суть; напитки и еда льются рекой, пламя желания и чего-то ещё, - более светлого и спокойного, - обуревают Антона, и он не может остановиться, забывая про всё на свете. А потом вдруг фейр выхватывает его из общего хоровода и толкает в темноту леса, подальше от шепота и хихиканья других обитателей поляны.       - Тебе пора, - говорит слишком серьезно, взволнованно даже, - если останешься ещё на чуть-чуть, то больше никогда не вернешься назад.       - Может, я и не хочу возвращаться? - пьяно тянет Антон и наклоняется за поцелуем, но фейр отстраняется и кладет свои прохладные пальцы на разгоряченные губы Антона.       - Здесь тебе житья нет, смертный юноша. Тебя либо убьют, либо пытками доведут до того, что смерть покажется тебе наградой.       Антон прикрывает веки и встряхивает головой, прогоняя с себя паутину магии - опасную, коварную и жестокую. Фейр слабо улыбается, замечая это.       - Постой, - хмурится Антон, - зачем ты спасаешь меня? Разве не в твоих интересах оставить меня тут?       - И среди нас найдутся те, кому жизни простых людей небезразличны. Ты мне нравишься, и я надеюсь, что когда-нибудь мы повстречаемся вновь. Может, не в этом мире, но мы обретем друг друга.       Антон неловко мнется, смущенный такими откровениями. Ему хочется ещё поцелуев, ему хочется навсегда оставить этого синеглазого фейра рядом с собой, но нельзя: их народы не примут друг друга.       - Назови хоть имя, - произносит шепотом, потому что знает: просьба поистине наглая, ведь истинное имя волшебного народа - это их главная слабость, дарующая полный контроль над ними.       Но фейр лишь расслаблено прижимается ближе, вдыхает аромат кожи Антона, ластится почти как котенок и оставляет невесомое прикосновение губ возле пульсирующей жилки.       - Арсений, - произносит на выдохе, и руками толкает Антона куда-то сквозь звёзды и море. На сей раз Антон просыпается дома. Было ли произошедшее сном? Кто же теперь скажет. Одно лишь ясно: это - самая лучшая сказка в жизни Антона.