Гоголь. Зов Ктулху

      Чёрные люди появились на просёлочной дороге вскоре после полуночи.       Прячась за редкими деревьями, Оксана разглядывала их во все глаза.       Чёрные-чёрные, как стоячая вода в речном омуте. И внутри словно опасная глубина, затягивающая бездна, какой ни в одном живом человеке не сыщешь. Чем дольше Оксана смотрела на них, тем сильнее верила: и не люди это вовсе. Может, когда-то ими и были, а сейчас одна личина осталась. И под личиной — тёмное, злое, вязкое.       За чёрными фигурами Оксана не сразу разглядела подводы — тянули их лошади крепкие, и телеги шли легко, словно и не по деревенской грязи буксовали, а ехали по гладкой столичной мостовой. «В столице», — думалось Оксане, никогда не бывавшей дальше родного хутора, — «все дороги именно такие, ровные да гладкие, для знатных-то господ как же может быть иначе». И телеги, вопреки этой лёгкости, были вовсе даже не пустые, а напротив, тяжело груженные. Подойти бы поближе, рассмотреть бы, что в них — да только Оксана чувствовала, что стоит ей высунуться из-за деревьев, и её непременно заметят. Её, всегда людям показывающуюся лишь по своему желанию — увидят мигом.       Но если там много тяжёлого груза — это, верно, на ярмарку. Они просто везут свой товар, чтобы показать его в Диканьке, продать его там. Только эта, казалось бы, простая и понятная мысль Оксану вовсе не успокоила. Увидеть бы, понять бы, насколько чёрен их товар. И мавка заскользила от дерева к дереву, стараясь подобраться ближе.       На Оксану тут же уставились десятки пустых глаз.       Чёрные люди повернулись к ней все разом, словно им кто-то сказал: «Там!», — и перстом указал, где в ночи мелькает белая сорочка мавки. Их глаза были с бессмысленным рыбьим блеском, ничего не выражающие, ничему не противящиеся. Скажут им убить — убьют. Скажут поцеловать — поцелуют. Скажут забыть — забудут. Только сейчас они все смотрели на Оксану, видели её и забывать об этом вовсе не собирались.       Страх вдруг выстудил мавку насквозь. Выстудил её, уже давно не чувствующую холода. Оксана сорвалась с места и побежала. Прочь, затеряться в спасительной густой тени деревьев, добраться до воды, где до мавки не достать, не дотянуться, где ни у кого нет над нею власти.       Оксана бежала, и ей чудилось, что сзади неё грохочет, и воет, и странная рыбья тьма густой вязкой волной преследует её по пятам.