Не было выбора, где и когда родиться

Утро глухое, туманное: не слышно ни голосов, ни гула двигателей. Значит, он снова проснулся раньше всех, может, даже раньше Ханбина, который та еще ранняя пташка. Чжинхван перевернулся на бок, обнимая одеяло коленями. На пару минут можно представить, что все хорошо, что все как раньше. Он вообразил, что сегодня суббота, рабочая неделя позади, мама напекла блинчиков и сейчас поднимается по лестнице, чтобы его разбудить. Если прислушаться, то слышно ее шаги на ступеньках. Чжинхван сильнее зажмурился. Она вытирает руки о фартук и сейчас постучится в дверь, назовет его зайцем. За окном резко и звонко вскрикнула птица, послышался шум крыльев, словно вся стая внезапно взвилась в воздух. Чжинхван мгновенно проснулся и подскочил с постели. Что-то напугало птиц. Около озера он заметил худую, высокую фигуру в темной куртке. Человек бежал вдоль воды, очень знакомо вскидывая длинные ноги. Ханбин все-таки встал раньше него. Чжинхван вернул на место винтовку, которую схватил незаметно для самого себя. Это уже стало привычкой. В другом мире, в другое время он и представить не мог, что чуть что будет хвататься за оружие. Они встретились во дворе, и Ханбин жестом позвал своего первого помощника на наблюдательный пост над воротами. Ночной караул еще не сменился: две сонные девчушки развлекали друг друга разговорами. — Кыш отсюда, дуйте уже спать, — шутливо шикнул на них Чжинхван. Девчонки подскочили и быстро умчались вниз. Туман расстилался по долине, накрывая реку и небольшое лесное озеро. Ханбин, не без его помощи, выбрал отличное место, чтобы поселиться. К старой малой ГЭС вела всего одна дорога, и та полу заросшая бурьяном. Кряжистые ивы надежно скрывали съезд на нее с главной дороги, здесь их вряд ли когда-нибудь найдут. Небольшая колония может чувствовать себя в безопасности. В относительной безопасности. Настолько, насколько это вообще возможно в мире, где осталось всего два процента обычных людей. — Ни одного фрика сегодня. Похоже, эти ублюдки не уходят из города, будто знают суки, что рано или поздно нам придется туда вернуться. Хотя уж лучше пусть будут там, чем у нас под боком. Ханбин сдвинул брови и, чуть прищурившись, окинул взглядом наблюдательные пункты. Что-то явно его расстраивало, обычно он не был таким агрессивным, по крайней мере с утра. В такие моменты лучше было оставить его в покое, пока он не додумает свои темные, мрачные думы и не примет решение. Но Чжинхван все же решился и негромко с укором сказал: — Ты же знаешь, как опасно выходить за стены в одиночку. Ты подаешь дурной пример остальным. — Я могу за себя постоять, — раздраженно откликнулся Ханбин и демонстративно вынул кольт из кобуры. — Патронов у тебя всего дюжина, что если на всех не хватит? Зараженных может быть гораздо больше. — Вот потому я и тренируюсь, хен, чтобы иметь возможность убежать. И я уже тебе сказал: сегодня я не видел ни одного. Чжинхван посмотрел на него с осуждением и покачал головой: никакие слова не могли удержать Ханбина за стеной, когда он этого не хотел. Старший закусил губу, размышляя о том, как бы заставить его немного больше заботиться о себе. Конечно, чувство ответственности у Ханбина больше, чем у всех остальных вместе взятых, но он совершенно не думает о себе. Год после Вспышки, который он провел в одиночестве, все еще не отпускал его. Чжинхван знал, какая мысль была у него в голове, потому что сам просыпался с такой же: «Выживи как-нибудь!» Одиночество, как ничто другое, подтачивает и дух, и разум. — Сегодня ты поведешь девочек в город. Чжинхван вздрогнул, вынутый из своих мыслей. — Что? — он вскинул брови, внутренне содрогаясь от мысли о необходимости выйти за стену. — Но ведь… — Это и твоя обязанность тоже, хен. Если меня не станет… — Ханбин! — Если меня не станет, — с нажимом продолжил он, — и если с Юнхеном что-то случится, то после наступит твоя очередь встать во главе. Ты сам знаешь наш уговор: всегда надо быть готовым кого-то потерять. Если и ты… — кадык нервно дернулся вверх-вниз, он проглотил слово и продолжил так же твердо, — то дальше будет Хаи. Чжинхван опустил голову. Только от одной мысли, что Ханбина может не быть рядом с ним, что чужая или своя смерть близко, что она ходит на расстоянии вытянутой руки, к глазам его подкатывали слезы. — Это наказание? — сдавленно выдавил он. Ханбин перестал сканировать взглядом окрестности и изумленно посмотрел на Чжинхвана. — Конечно, нет. Мы должны быть готовы. Ко всему. В том числе и… к потерям. Чжинхван кивнул и удрученно опустил голову. Он ссутулил и без того худые плечи, казалось, что даже его макушка выражала покорность и отчаяние. Неожиданно Ханбин положил ладонь на плечо старшему и осторожно сжал. От этого простого касания по телу Чжинхвана растеклось золотое тепло, словно от солнца. — Хен, — голос его стал тише и мягче, — прости. Чжинхван покачал головой, как бы говоря, что он не в обиде. — Если бы был другой выход… другой способ… Не думай, что это моя прихоть. Я просто хочу, чтобы ты был готов… если что. — Я понимаю, Ханбин-а. Лидер вдруг наклонился к нему и внимательно осмотрел, пальцем касаясь виска. — Опять? — Да. Время от времени на его теле «расцветали» белые маленькие цветы. В детстве на пару дней мог появиться цветок на коленке или на пальце. А когда всё началось, бывало, что он покрывался ими, словно татуировкой, с ног до головы. Чаще всего через время они проходили, но некоторые оставались навсегда, будто незаживающие раны или шрамы. До встречи с Ханбином он не знал, что и думать, просто находил это странной особенностью организма. Иногда его так злило, что родители не нашли времени объяснить ему, что происходит, словно он сам мог догадаться. — Хм, — слегка улыбнулся Ханбин. — Как он часто любит калечиться, твой соулмейт. Но зато ты знаешь, что он все еще жив. — Что мне толку от этого знания? — Чжинхван обнял себя за плечи и поежился, будто от холода. — Скорее всего мы так и не встретимся. Ханбин промолчал. Под чьей-то ногой хрустнуло стекло от разбитых витрин, Чжинхван судорожно сжал рукоять ножа и обернулся. Вся его команда на сегодня — Чеён, Джису, Пранприя и Дженни — замерла, обратив к нему одинаково пепельные лица. В глазах Дженни плескался страх, от чего они стали еще больше и глубже. Чеён сквозь защитную маску еле слышно прошептала: — Прости. Из-за того, что им предстояла вылазка в город, Ханбин настоял на защитных масках. Хотя они до сих пор не знали, каким образом передается болезнь. Чжинхван чуть покачал головой и двинулся дальше вдоль стены, к двери в заднюю часть аптеки. В кармане джинс у него лежал листок со списком лекарств, написанный аккуратным почерком Юнхена. Ханбин не требовал ничего сверхъестественного: короткая вылазка, всего три часа, не больше. А затем они снова вернутся за безопасные стены убежища. Если повезет не наткнутся ни на зараженных, ни на людей. Аптечные белые стены были испачканы чем-то темным, будто кто-то специально кидался землей, на осколках витрин виднелись красные подтеки, Чжинхван словил себя на мысли, что совсем не хочет знать, откуда они взялись. На двери в заднюю комнату виднелась вмятина от удара, ничего хорошего такие отметины не сулили. Чжинхван быстрым движением толкнул дверь, через щель они увидели перевернутый стол и усеянный бумагами пол. Ким осторожно проскользнул внутрь и поманил девушек следом. Им повезло — часть шкафов с лекарствами уцелела. Старший быстро осмотрел еще две комнаты: туалет и раздевалку — никого не обнаружив, вернулся к девушкам. Легче всего было просто сбить замки, но это лишний шум. После быстрого осмотра вся связка ключей обнаружилась в зале под прилавком. И пока остальные, сверяясь со списком, набивали рюкзаки, Чжинхван, осторожно раздвигая жалюзи, осматривал улицу. Он вынул из кобуры пистолет, небольшой револьвер приятно оттягивал ладонь. Чжинхван внутренне содрогнулся: с каких пор оружие стало внушать ему спокойствие? Хорошо, мысленно сказал он себе, очень хорошо, почти закончили, быстро, тихо, никто даже не заметил. Оставалось только выбраться из города, а там — машина и дом. Какие чудесные два слова — машина и дом. Есть еще одно, даже лучше — безопасность! Осталось совсем немного, только полчаса замирать, таиться, прислушиваться и шептаться едва слышно, даже не в четверть голоса, а в одну восьмую, а может одну шестнадцатую или сотую. Чжинхван глянул на часы и жестом поманил всех к выходу. А потом что-то резко хлопнуло за спиной, грохнула дверь черного хода, раздался свист, окно вдруг взорвалось, стеклянные брызги оцарапали шею и щеку, посыпались за шиворот. Ким дернул за руку кого-то из девушек и метнулся в зал, остальные молча следом. Он тяжело дышал сквозь фильтр, по лицу струился пот. — Получите, суки! — бахнуло еще одиночных несколько выстрелов. И будто в ответ по всему зданию прошла автоматная очередь. Чжинхван осторожно выглянул из-за угла. Два парня притаились под выбитым окном, жалюзи повисли металлическим комком, вся стена и шкафы покрылись дырками от пуль. Один с ярко-фиолетовыми волосами, не переставая материться, быстро заряжал огромный кольт, а второй, бледный как аптекарская стена, зажимал рану на плече, сквозь пальцы сочилось красное. Чжинхван на секунду задержал взгляд на раненом, а тот вдруг, словно почувствовав, посмотрел на него. Что-то странное промелькнуло на его лице, будто удивление смешанное с узнаванием. Чжинхван снова нырнул в укрытие. Твою мать! Твою ж мать! Из-за этих дебилов их всех теперь поубивают. Наверняка сунулись к какой-нибудь городской банде или просто зашли ни в то место. Тупицы! — Хотите меня?! — заорал снова тот, что заряжал пистолет. — Идите и возьмите, ублюдки! Если, конечно, вы торопитесь на тот свет. Он заржал как ненормальный и выстрелил. Чжинхван поморщился, слыша, как Чеён судорожно дышит у него над ухом, и стараясь скорее сообразить, как им выбраться из этой задницы. Он выглянул еще раз и наткнулся на взгляд полный боли и безнадежности. Дверь черного хода слетела с петель, будто кто-то выбил ее тараном. Весь проход занял огромный мужик в шлеме с неаккуратно намалеванным на нем белым черепом. Чжинхван почувствовал, как к горлу подкатила тошнота — это страх из него рвался наружу. Еще одна очередь прошила стену как раз над его головой. — Уходим! — скомандовал Ким, беря себя в руки. Ханбин не простит паники. Девушки дружно пригнувшись бросились к парадному выходу, петляя и почти припадая на живот. Впереди маячил спасительный свет. Чжинхван уже шагнул на порог, но обернулся, чтобы еще раз взглянуть на раненного парня. Скорее всего это был его последний день, от «Белых черепов» еще никто не уходил целым. Чжинхван увидел что-то на его виске, но не успел подумать. Грохнул выстрел, стало так больно где-то в животе, будто он наглотался щепок, и теперь они цеплялись за стенки желудка. Пистолет задрожал в ослабевших пальцах. — Чжинхван! — охнула Пранприя и подставила ему плечо. Он заморгал часто-часто и перед глазами будто сменяли кадры диафильма. Потолок аптеки, испуганное лицо Прии, снова взгляд с безысходностью, крыша машины, руки Дженни на руле. И еще запах — немного крови, пороха и еще чего-то странно родного, но словно забытого. — Какого черта там произошло? — дрожащим от гнева голосом осведомился Ханбин. Он сидел на краю стола, скрестив руки на груди. Все четыре девушки стояли перед ним: Дженни разглядывала ножку стола, Пранприя нервно кусала губы, Чеён смотрела на него чистыми невинными глазами, Джису стояла очень прямо, но прятала взгляд. Толстое стекло изолятора отделяло их от командира. Дребезжащий голос прозвучал из колонок. — Все вышло из-под контроля, — Джису сложила руки за спиной. Ногти глубоко впились в ладонь. — Эти парни появились неизвестно откуда. Мы почти ушли… Их преследовали, стреляли. Стреляли по ним. Не по нам. Нас никто не видел. А потом… Чжинхван был ранен и… Вот. Она нервничала, а потому говорила коротко, рубленными фразами. — Но как же они оказались здесь? — Это моя ответственность. После Чжинхвана я старшая. Я приняла командование и… так решила. Они нам помогли. Я не могла их там бросить. — Сначала из-за них подстрелили Чжинхвана, а потом ты взяла их с собой? — Ну да. Когда они поняли, что мы не с «Белыми Черепами», то стали помогать. Без них мы бы Чжинхвана до машины не дотащили. Повсюду стреляли… — Они видели всю дорогу? — с опасным спокойствием уточнил Ханбин. — Да, сонбэ… но… Ханбин не кричал, и это было во много раз страшнее. Он положил руки на стол и переплел пальцы. Холодный взгляд прошелся по все четырем девушкам, они дружно опустили глаза в пол. Ханбин видел, что никто, кроме Джису, не чувствовал вины за собой. Они отработали так, как должны были, как он их учил. Они спасли Чжинхвана, будто по инструкции, и все-таки они получат общее наказание, потому что это общая ответственность. — Еще два дня вы пробудете в изоляторе, потом (если не проявится признаков заражения) будете наказаны, — пожевав губу, сказал он. — Джису больше не будет вас возглавлять. — Сонбэ! — Я все сказал. Он запер девушек в изоляторе и, пройдя по галерее вдоль двора, стал спускаться вниз. И спускался очень долго, пока не оказался в широком коридоре, проходящем под всей электростанцией. Тоннели пронизывали весь подвал здания, так что под землей можно было пробраться в любую точку незамеченным. Здесь было прохладно и сумрачно, люминесцентные лампы под потолком давали жидкий прозрачный свет, от которого на полу будто стояли зеленые лужи. По стенам висели старые плакаты пожарных схем и с правилами техники безопасности. Небольшая комнатка за железной дверью использовалась в качестве камеры, хотя до этого человека в ней запирали лишь однажды. Ханбин снял с крючка респиратор и вошел. — Не скажу, что рад тебя видеть. Ханбин опустился на стул напротив кровати, закинул ногу на ногу и сцепил руки на колене. Парень, полулежащий на кровати, осклабился. — Взаимно. Что это за хрень на тебе? — Какого черта ты тут делаешь? — проигнорировал его вопрос о респираторе Ханбин. Похоже, все эти годы Чживон не утруждал себя даже элементарными средствами защиты от эпидемии. — Могу спросить тебя о том же? Ты что командир этих детей? Казалось, ничто на лице Ханбина не изменилось, но Чживон по привычке (он думал, что совсем уже все позабыл) заметил, как он сжал зубы. — Думал, ты давно сдох. Почему вы двое еще не заразились? — А я живучий, — хрипло рассмеялся Чживон. У него был потрепанный вид, давно не стиранная одежда засаленно блестела. — По правде говоря, я даже не подумал, что нужно опасаться заражения. Из нас двоих это ведь ты всегда был умным и ответственным, так, Ханбин-а? — Как ты здесь оказался? — Как-как… приехал с твоими девчулями. Ты ведь сам видел: те ублюдки подстрелили твоего парня, а мы помогли ему не отбросить коньки. — Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я. — Просвети меня. Ханбин фыркнул. — Память отшибло? Разве не ты, когда все полетело в тартарары, кинул меня и сбежал как крыса? А теперь ты появляешься на моем пороге и… что дальше? — Ну, во-первых, я не знал, что это твой порог. А во-вторых, как на счет дать нам припасов и отпустить с миром, все-таки мы спасли жопу твоего милого мальчика. — Не смеши меня, если бы не вы, его бы вообще не подстрелили, так что скажи: «спасибо», что у тебя во рту все еще есть зубы. Если он не выживет, ты отсюда никогда не выйдешь. Никогда. Ханбин поднялся и направился к выходу. Чживон впервые за весь разговор дернулся и подался вперед. — Как там Чжунэ? — Твой парень? — Как он?! — игнорируя вопрос, переспросил Чживон. Ханбин пожал плечами. — Пока жив. Дверь камеры захлопнулась за ним. Ханбин привалился спиной к холодной каменной стене. Да что это с ним? Ким Чживон давным-давно вычеркнут из жизни. Нет больше ничего, что бы их связывало, лишь пара дурных, как ночной кошмар, воспоминаний. Нечего ему так расклеиваться из-за призрака из прошлого. Он вернулся к себе в кабинет, нужно было подумать обо всем случившемся. Солнце село, и в комнату через открытое окно пробирался холод. Предметы в комнате казались синими. Он щелкнул выключатель настольной лампы, желтые пятна легли на стол, пару простых стульев у стены, высокий узкий стеллаж. Щелк! И все снова погрузилось во тьму. Щелк! На столе лежали листы с расчетами провизии и лекарств на следующий месяц. Красным была выделена недостача. Щелк. Им не прокормить еще двоих человек. Самым правильным было бы их просто убить. Конечно, в тайне ото всех он может запереть обоих в подземных камерах и уморить их голодом. Он один мог бы спрятать этот секрет в глубине своего сердца, в конце концов ему не впервой. Ханбин положил ноги на угол стола и запрокинул голову. Когда ему было два, к маме пришла новая соседка, принесла тыквенный пирог. На буксире она за руку вела малыша, Чживона. Он был круглый и пузатый, как мяч, в короткой задиравшейся футболке, так что вечно было видно пупок. Конфета оттопыривала его щеку. Мама с соседкой уселись пить холодный чай, пустив детей пастись на заднем дворе. Ханбин в песочнице сосредоточено лепил куличики. А Чживон перевалился через бортик надувного бассейна и лежал там, пуская пузыри. Этот мальчик был такой странный. Ханбин удивился, задумчиво выпятив нижнюю губу, и залез к нему. Вода едва-едва закрывала коленки. Они ничего друг другу не сказали, но кажется все-таки как-то поняли друг друга. В начальной школе учителя не могли найти на них управу. Благодаря Ханбину, оба хорошо учились, благодаря Чживону, они вечно попадали в переплет. Если школьный бассейн наполнялся клубами пушистой пены, пахнущей как средство для мытья посуды, никто не сомневался, чья это заслуга. Если на флагштоке вместо флага весело развевались трусы, то никто не сомневался, чьи это трусы. Ханбин улыбнулся. Небо подмигивало ему звездами через окно. Левая сторона тела стала уже подмерзать, и он слегка толкнул створку. В средней школе если класс до поздней ночи зависал в караоке, то винили Чживона; если в походе учителя застревали в палатке, пока дети превращались в дикарей и скакали вокруг костра, то искали Чживона. С Чживоном могло быть весело, страшно, иногда даже опасно (он несколько раз таскал Ханбина по заброшенным стройкам), но скучно — никогда. В дверь постучали, Ханбин вздрогнул и чуть не свалился со стула. Он все-таки задремал в кресле, все тело одеревенело после нескольких часов в неудобной позе. Ханбин, растирая затекшую руку, велел заходить. — Ханбин, ты здесь? Ты что снова не ночевал у себя? — Юнхен проскользнул в кабинет. — Неважно, — хрипло прервал Ханбин поток заботы Сона. Он поморщился — мурашки забегали по всему телу. — Что ты хотел? Как Чжинхван? У Юнхена было бледное осунувшееся лицо и красные руку. Волосы прилипли к голове, он стал напоминать старика, усталого, измотанного жизнью. — Ему очень, невероятно, просто фантастически повезло. Пуля попала в живот и не задела жизненно-важных органов, ни разрыва кишки, ни желудка, ни селезенки… — Так-так, хен, без натурализма, пожалуйста. Он в порядке? — До того, что называется «в порядке» еще очень далеко, но он скорее всего не умрет. Теперь нужно только ждать, часы, дни, недели. Ханбин почувствовал, как схлынула с него волна беспокойства. Словно тяжёлый камень давил ему на спину все это время. Ханбин гнал от себя дурные мысли, но беспокойство о Чжинхване все равно никуда не девалось, весь проклятый день оно бултыхалось где-то на периферии сознания. Ханбин только теперь понял, что никак не мог расслабиться. Казалось по телу забегали мурашки, будто он наконец начал растирать онемевшую ногу. -О Боже! Боже! Боже мой! — он запрокинул голову и растер лицо руками. — Как я счастлив, что у нас есть ты, Юнхен. Сон устало улыбнулся, совсем сгорбился на стуле, руки висели как плети, будто он расползался по стулу. — Пойдем со мной. — Что случилось? — мгновенное насторожился Ханбин. — Ты должен это увидеть, — просто и бескомпромиссно заявил Юнхен, вставая, как старик, опираясь ладонями о колени. — К чему эта таинственность, хен? — возмутился Ханбин, уже следуя за Юнхеном по коридору. Они вошли в лазарет, которым на счастье не так часто пользовались. И благодарение богам в нем никогда не были заняты все койки. Юнхен приложил палец к губам и неслышно направился в двум занятым кроватям, отгороженным друг от друга белыми хлопковыми занавесями. Ханбин поморщился от запах лекарств, вся эта стерильность наводила на него тоску. — Стой-стой, — прошептал он, — а как же заражение? — Не бойся, симптомы бы уже проявились. Но я их осмотрел, все в порядке. Сначала Сон провел Ханбина к тому незнакомому парню, Чжунэ, кажется, так его назвал Чживон. Он спал, дыша так тихо и мирно, что Ким невольно задумался, когда в последний раз у этого ребенка была спокойная ночь. Юнхен бесцеремонно, но в то же время очень осторожно откинул тонкое одеяло. Он указал на рану у него на плече, а затем на большой шрам, идущий от правого соска вниз и исчезающий где-то на бедре, а посреди жуткого клубка искореженной кожи краснела татуировка. Огромные маки распускались на животе Чжунэ. Ханбин закусил губу и вопросительно посмотрел на Юнхена. Тот указал на небольшой порез у Чжунэ на виске, по спине Ханбина пробежал холодок, а Сон уже позвал дальше. Они остановились над спящим Чжинхваном. После операции он был бледен, не очень отличался цветом от своей простыни. Юнхен сначала открыл его плечо — россыпь снежных, похожих на флоксы цветков — затем хотел показать еще и грудь, но Ханбин остановил его. Он стремительно направился к выходу, Сон еле поспевал. Он точно знал, что на груди Чжинхвана есть рисунок, похожий на тату, — цепочка из белых мелких цветочков. Она тянется от соска к бедру. — Ну и что это такое? — свистящим шепотом осведомился Ханбин, когда за ними закрылась дверь кабинета Юнхена. Сон прошел к окну и, скрестив руки на груди, уставился на озеро. Из кабинета Ханбина можно было увидеть только двор да ворота, а Юнхен выбрал кабинет с видом на природу. — Ты сам знаешь. — Этого просто не может быть, — Ханбин нервно заходил по маленькому кабинету — три шага от одной стены до другой, затем обратно. — Ты сам видел. Цветы на них обоих, прямо по шраму, значит они соу… — Нет! Не произноси этого вслух! — воскликнул Ким и уже тише продолжил. — Так не бывает, не бывает этих гребаных родственных душ. — Но ты сам рассказывал Чжинхвану… — Юнхен обернулся к нему. — Просто старые легенды, чтобы он успокоился. Никто уже много лет не видел настоящих соулмейтов. К тому же какое это сейчас имеет значение? — Но как же.? — Любовь? — насмешливо спросил Ханбин. — Любовь не прокормит, не поможет спастись от нежити, не перевяжет раны. Пора нам всем смириться, что сраному миру конец. И постараться выжить и помочь вырасти и повзрослеть всем остальным. — И что же ты предлагаешь? — сдался Юнхен. Он всегда тушевался перед Ханбином, несмотря на то, что был старше. Киму всегда удавалось продавить свою точку зрения. — Пока не знаю. — Ханбин, — Юнхен сел за свой стол и посмотрел на него строго, как на строптивого пациента, — обещай…обещай мне кое-что, пожалуйста. — Что? — Давай не будем им мешать. Пусть все идет, как идет. — Пустить все на самотек? — поразился Ханбин. Ничто никогда нельзя было просто так бросать, и будь, что будет — только не в его мире. — Ты же сам не веришь в родственные души, а значит, Чжинхвану ничего не грозит. Его с этим парнем ничего не связывает. А если вдруг…только предположим, что они соулмейты, то тут уж и ты и все трудности окажетесь бессильны. Мы не будем вмешиваться. Идет? Ханбин опустился на стул напротив и задумчиво пожевал нижнюю губу. — Если он увидит цветы… он ведь убедит себя, что все правда. — Хочешь усложнить им дело? — Хочу, чтобы все было честно. Ким крепко задумался, раскачиваясь на ножках стула. Юнхен терпеливо ждал. За окном слышались звуки начала нового дня, маленькое поселение просыпалось, сменялась ночная стража, с кухни привычно запахло рисом с подливой из красных бобов. Эта утренняя суета казалось такой умиротворяющей, такой домашней, если только забыть о том, что свело их всем вместе. — Ладно, — наконец сказал Ханбин, Юнхен вздрогнул, на мгновение он совсем позабыл, что не один. — Лучше всего было бы изолировать их друг от друга, но ты на такое не пойдешь — я знаю. Тогда перевяжи обоих так, чтобы как можно меньше этих цветов лезло наружу. Согласен? Юнхен кивнул, покорно склоняя голову — в данном случае это, вероятно, было лучшее, на что можно было рассчитывать. — Иди спать, хен, а то мы и тебя потерям. Я пришлю кого-нибудь подежурить. — Первые часы… — Тебе нужно поспать, от доктора, который ничего не соображает, мало толку. Юнхен покорно снял белый халат и аккуратно повесил его на спинку стула. Лепестки опадают с маленьких белых цветочков, ветер беспощадно уносит их прочь. Скорость их полета выше, чем пять сантиметров в секунду, потому что через миг ураган заберет их на другой конец света. Белые, точно снежинки, точно ласковая метель. Лепестки отклеиваются от его рук, тела, срываются с губ и улетают. Чжинхван вздрогнул и открыл глаза. Все тело ныло и жаловалось, казалось в животе у него кто-то разворошил осиное гнездо. Он застонал и попытался приподняться. Над ним тут же нависло лицо Джису. — Тебе лучше не шевелиться, сонбэ. Чжинхван рассеянно отметил, что вопреки обыкновению волосы у нее заплетены, а голову покрывала белая косынка, будто у сестер милосердия. Он хотел что-нибудь ответить, но язык плохо слушался, засох и бесполезно скреб по небу, как наждак. — Пить хочешь? Чжинхван кивнул и хотел протянуть руку, но она тоже казалась какой-то чужой. Джису поднесла к его губам кружку. Чжинхван с трудом сделал глоток и вновь опустился на подушку. Собственное бессилие удивляло и уже начинало раздражать. — Я позову доктора. Он услышал, как застучали ее каблуки, как хлопнула дверь. Чжинхван осторожно ощупал свой живот, под пальцами чувствовался только шершавый бинт. — Привет. Чжинхван повернул голову, но не увидел ничего кроме белой занавеси. Она колыхалась от легкого сквозняка. С другой стороны была такая же ткань и в изножье тоже. Чжинхван почувствовал легкий приступ клаустрофобии. — Кто здесь? — с трудом выдавил он. — Чжунэ. Ты меня помнишь? Это из-за меня тебя продырявили. Так что прости. Чжинхван тут же вспомнил глаза полные безнадежности. Что-то еще колыхалось на дне памяти, но он никак не могу поймать эту мысль за хвост. — Слабое утешение за дырку в животе, — хрипло отозвался Чжинхван, вместо смеха из его горла вырвалось какое-то бульканье. — Ты тоже вроде был ранен? — Да, в плечо. Но все в порядке, на мне все заживает, как на собаке. Почти не болит. Но зато меня приковали к койке. Это обидно. — Это логично. А как вы вообще ввязались в эту передрягу? Чжунэ не успел ответить, хлопнула дверь, и через несколько секунд Юнхен присел на край кровати. — Как ты себя чувствуешь? — он нащупал пульс Чжинхвана и посмотрел на часы. — Как будто мне выстрелили в живот. С соседней койки послышался смешок, Юнхен нахмурился. Он тщательно проверил состояние Чжинхвана, время от времени задавая короткие вопросы. — Удивительно, что у тебя нет шока. И похоже, что рана не дала никаких сильных осложнений. Как говорят, родился в рубашке, так, Чжинхван? — Сон наконец улыбнулся. — Хотя придется еще долго валятся до полного восстановления. Отдыхай, а лучше поспи. — Юнхен, — позвал Чжинхван, стоило доктору подняться, и понизив голос, спросил. — Почему тут эти занавески? И он правда прикован? — Разумеется, кто знает, что у этих парней на уме. А Ханбин еще не решил, что дальше, — так же тихо ответил Юнхен. — В смысле? — Я, конечно, ранен, но в плечо, а вот слух у меня отменный, — громко сказал Чжунэ. — Ваши шептания ничего не дают, потому что тут гребаная тишина. — Спроси сам — он зайдет вечером, — проигнорировав Чжунэ, ответил Юнхен и ушел. — Вообще, здорово, что ты очнулся — теперь хотя бы есть, с кем поговорить. А то смурной док дал мне только пару томиков манхвы, но их я давно прочитал. Да и симпатичная медсестра со мной не говорит. — Джису с тобой не говорит? Почему? — Да хрен знает. Она даже не говорит мне, почему не говорит со мной. Здесь вообще все меня игнорируют. Это из-за этого Ханбина, да? Он ваш босс? Чжинхван хрипло рассмеялся, представив Ханбина в роли главаря бандитской шайки или триады. Видимо, Чжунэ измучился тут в одиночестве и теперь болтал без умолку. Чжинхвану оставалось только вставлять короткие реплики. Хлопнула дверь, судя по звуку шагов — вошла женщина. — Джису! — наугад позвал Чжинхван. Занавеска слегка откинулась, Джису прижимала к груди какие-то бумаги и несколько пузырьков с таблетками. — Что такое, сонбэ? — Почему ты не говоришь с нашим новым другом? — Ханбин запретил, велел к нему не привыкать. К тому же он отправил меня сюда в наказание за… — она побледнела, потом покраснела, и наконец выдавила, — за проступок. Значит, мне нельзя развлекаться и отвлекаться на разговоры, только делать дело. — Ханбин наказал тебя? За что? — За то, что привела чужих в дом, — свистящим шепотом, который разносился по гулкой палате не хуже громового грохота, отозвалась Джису. — Когда ты…когда тебя подстрелили, я взяла командование. Чжунэ и тот второй парень помогли дотащить тебя до машины. Не могла же я их прогнать потом, к тому же Чжунэ был ранен. — Понимаю. А остальные девочки? — Ты же знаешь Ханбина, — она осторожно присела на край кровати, личико у нее стало совсем печальное. — Чеён отправил на конюшню, а ты знаешь, как она боится лошадей. А Дженни и Прия теперь все время дежурят по кухне, все поселение уже устало от лапши с острым соусом и бобами, но Ханбин непреклонен. Ой! Она подскочила и испуганно огляделась. — Я слишком много болтаю, нужно заняться делами, — Джису быстро расставила лекарства в стеклянном шкафчике, заперла его и умчалась. — Нда, — выдал Чжунэ, когда дверь снова хлопнула. Видимо, ему стоило больших усилий молчать во время ее грустного рассказа. — Нда, ваш Ханбин просто псих. — Не говори так, — строго велел Чжинхван. — Он делает то, что необходимо. Благодаря ему мы все еще живы. — Правда? И что же он сделал? — Собрал всех, приютил, защитил слабых. Знаешь, здесь, в «Обители», большинство женщины или дети, те, кого назвали бы балластом или обузой. Поэтому мы спрятались ото всех и охраняем свои границы от чужаков. — Он боится, что кто-нибудь наведет на вас одну из банд? — Разумеется. Зомби это не самое страшно. Все эти девушки… есть участь страшнее, чем смерть. Чжинхван замолчал, Чжунэ тоже, только поерзал на кровати. Чжинхван подумал, что даже почти не помнит его лица, какое-то смутное очертание. Странное это чувство — говорить с кем-то, не обращая внимания на внешность. — А как вы познакомились? — С Ханбином? Это было несколько лет назад. Чжинхван прижал пожарный топор к груди и затаил дыхание, прислушиваясь. В маленьком магазине было тихо, как в морге. Нигде не было слышно переругивания фриков, которые собираются сожрать очередную жертву. И он так же надеялся не встретить и людей. Последние пару недель выдались голодными. На дне рюкзака болтались еще две банки консервов, но Чжинхван берег их на самый крайний случай. Чем больше времени проходило с начала эпидемии, тем труднее было доставать еду. Он ушел из большого города и все время переходил с места на место. Но теперь становилось понятно, что так продолжаться не может — придется где-то осесть. Он тщательно осматривал полки в поисках хоть чего-нибудь, когда послышался какой-то шум. Пальцы мгновенно стали мокрыми, крашенная ручка топора покрылась испариной. Сердце застучало как сумасшедшее. Чжинхван бросился к выходу. — Стоять, — произнес спокойный голос, сзади послышались мягкие шаги. Холодной дуло уперлось ему в затылок. — Опусти топор и повернись… медленно. Чжинхван выронил топор, обух больно ударил его по ноге. Он взвыл и повалился на полки. Стеллажи один за другим как костяшки домино с грохотом валились на пол. — Черт! Темное дуло было направлено Чжинхвану прямо в лоб. «Сейчас он меня убьет», — подумал он, цепенея от ужаса. У этого парня был такой взгляд, что сразу становилось ясно — такой выстрелит и не поморщится. Парень в грязных джинсах и джинсовой куртке равнодушно наблюдал за трущим ступню Чжинхваном. У него было абсолютно спокойное лицо. И это пугало больше всего. Чжинхван дышал коротко через рот, ему казалось, что он вовсе забыл все слова. А из задней комнаты выбежал еще человек и повис на руке первого. — Нет, Ханбин, нет! — Отстань, — отмахнулся первый и с трудом оттолкнул его. Красавчик пошатнулся, но заслонил собой Чжинхвана и упрямо повторил: — Ханбин, взгляни на него, это же просто ребенок. — Те двое фриков тоже были просто детьми. А они хотели съесть твои уши, забыл? Это ведь я спас твою задницу! На неживом лице наконец проступило раздражение. Чжинхван следил за дулом, как под гипнозом. — Ханбин. — Он может быть из банды, а я уже задолбался убегать. — Ханбин… Они говорили так, будто Чжинхвана здесь и не было. Обсуждали его судьбу. Руки тряслись, и он сжал их в кулаки. Ханбин бросил на него презрительный взгляд, фыркнул и все же опустил пистолет. — Тогда пошли отсюда, ловить все равно нечего. — Подожди, — высокий красавчик обернулся к Чжинхвану. — Ты здесь один? Чжинхван кивнул. Ханбин отошел к разгромленному прилавку и, поджав губы, скрестил руки на груди. — И ты ему поверишь, Юнхен? — Он ведь еще ребенок… — Я не ребенок… — удивляя даже самого себя, подал голос Чжинхван. — Мне двадцать четыре. — Правда? — Юнхен улыбнулся. — Похоже, ты нам хен. Слышишь, Ханбин, он нам хен? — Не глухой, — проворчал Ханбин, но все же посмотрел на Чжинхвана с чуть большим интересом. Юнхен подал ему руку и помог подняться. — Что ты тут делал? — Вероятно, то же, что и вы, — искал припасы. Знаете, я вовсе не ищу неприятностей, просто не охото сдохнуть с голоду. — Ну, — усмехнулся красавчик, — мы тоже этого не хотим. Он обернулся к Ханбину и вопросительно приподнял брови. Чжинхван с замирающим сердцем наблюдал за этим немым диалогом. — Ой, да твою ж мать, Юнхен! — Ханбин всплеснул руками. — Вот давай ты не будешь строить из себя мать Терезу?! Пожалуйста! — Хочешь пойти с нами? Чжинхван посмотрел сначала в теплые, будто горячий шоколад, глаза Юнхена, потом на раздраженное лицо Ханбина, который впрочем уже не выглядел таким уж злым, и неуверенно кивнул. — Чжинхван, — шепотом позвал Чжунэ, когда в палате было уже совсем темно. Весь лагерь уже закончил дневные дела и укладывался спать. Юнхен проверил их раны в последний раз и по привычке оставил белый халат на стуле. — Ммм? — А где мы? — В каком смысле? — Я про этот лагерь. Откуда здесь электричество? И что целыми дня делают остальные? Чжинхван хрипло рассмеялся, живот мгновенно отозвался болью. — Это Обитель. Несколько лет назад мы трое, Ханбин, Юнхен и я, нашли старую маленькую гэс. Нам показалось неплохой идее поселиться здесь. Она выделяет столько электричества, что девать некуда. На самом деле проблема именно в том, что нам некуда девать такие мощности. Здесь отапливается и освещается буквально все, что возможно. — Но кто ее поддерживает работу? Нельзя же просто прийти с улицы и запустить гэс. — Конечно, поэтому у них есть я. Я инженер… был им до всего этого безумия. Ты не думай, что у нас вот так сразу все получилось. Но мы были упорны, так что теперь нужно лишь поддерживать то, что работает. Мы много трудились, чтобы здесь появились теплицы, огород и пригодные для жилья помещения. Ханбин как обычно провел утренний осмотр, чтобы все были на своих местах и уже приступали к своим обязанностям. Никто не должен филонить и валяться в теплой кроватке, пока другие трудятся на благо «Обители». С этого дня Ханбин освободил Дженни и Прию от обязанностей на кухне, поэтому они после завтрака отправились в огород. А Джису вновь стала отвечать за тренировки новичков. Он немного посмотрел, как младшие кидают ножи и стреляют из луков. Получалось у них пока не очень, но Джису была терпеливым наставником. Она несколько раз пыталась поймать взгляд Ханбин, но он не обращал на это внимания. Под конец обхода Ханбин поднялся на ворота, чтобы посмотреть, как сменится караул. Здесь его и нашел Юнхен. — Привет, — он поежился в своем белом халате, а Ханбин стоял твердо, широко расставив ноги, по-военному заложив руки за спину. В нем осталось совсем мало от того юноши, которого встретил Юнхен в начале эпидемии. Подумав так, он слегка вздохнул. Эта зараза всем жизнь испортила, но Ханбина как-то особенно поломало. Он, конечно, еще тот человек из стали, но с каждым годом внутри него все меньше мягкости. — Ты не думаешь, что пора дать нашим «гостям» шанс? Ты же не собираешься держать того парня вечно в подвале. Карантин давно кончился, они не больны. — Это Чживон. — Что? — Юнхен удивленно посмотрел на спокойного как мамонт Ханбина. Тот продолжил разглядывать горизонт. — Тот самый? — Тот самый. — Тогда понятно… И все же это жестоко. — Ну да, — Ханбин как-то горько усмехнулся. — Да, наверное, теперь я такой. — Что же ты хочешь с ним сделать? Казнить? Прошло уже две недели, никто за ними не пришел. Да и разведка донесла: Чжунэ сказал, что они бродяжничали только вдвоем. — Разведка? — Джису. При мне Чжинхван и с этим парнем молчат, а ее не стесняются. — Чжинхван тебе не доверяет? — Я сказал: стесняются. Они словно два школьника, которых учитель может отругать за разговоры на уроке. — Почему меня Чживон должен волновать? Какое кому дело если он загнется с голоду в этом подвале? У Ханбина сделалось такое лицо, что сразу было ясно: он говорит так только от обиды, а вовсе не потому, что правда хочет уморить Чживона голодом. — Потому что ты обещал играть честно. Ты не можешь убить друга Чжунэ и ждать, что на твоем друге это никак не отразится. Ханбин повернулся к нему и хлопнул по плечу, грустно улыбнувшись. — Мать Тереза… Ладно, я придумаю что-нибудь. Ханбин вновь спускался в подвал, и ему казалось, что это путь в его личную преисподнюю. Ничто: ни нежить, ни банды, ни голод — не пугало его так, как встреча с Чживоном. Но Юнхен прав, не смотря на свои личные проблемы, ему предстоит что-то решить. Хотя даже сейчас остановившись перед дверью камеры, он еще не знал, что сказать. А еще Ханбин не знал, что эта камера такой же ад и для Чживона. Словно маленький мальчик он больше всего на свете боялся крыс и темноты. Стоило после отбоя свету в его камере погаснуть, как он тут же забирался на кровать с ногами и прислушивался ко всем шорохам, что раздавались из всех уголков камеры. Но хуже всего было то, что где-то рядом… был Ханбин. Ханбин, который всю жизнь был его совестью, его разумом. И теперь все прошлые грехи, будто трупы, всплывали на поверхность. Они казались ему кусками смердящей синей ноздреватой плоти, болтающимися на грани сознания. Ханбин вошел в камеру и опустился на скрипучий табурет. Чживон бросил на него беглый взгляд. — Пришел проверить, не помер ли я? — Хм, я и так это знаю. — Следишь? — Я знаю обо всем, что происходит в моем лагере. Чживон скептически ухмыльнулся и не ответил. А Ханбин подумал: есть ли что-то за этой ухмылкой или он просто пытается как всегда ужалить его? «Как всегда?» Ханбин незаметно ущипнул себя за ногу. Когда это они успели вернуться к «как всегда»? Идиот. Еще и красуется перед Чживоном, будто они снова в школе. — Юнхен считает, что стоит тебя выпустить. — Кто такой Юнхен? — Наш доктор. — Он подлатал Чжунэ? — Ханбин кивнул. — Видимо, он умный человек. Стоит его послушать. — Без тебя разберусь, — огрызнулся Ханбин и заходил по камере, выглядывая в крошечное окошко. Чживон следил за его метаниями. Внутри все переворачивалось, Ханбин снова проделывал с ним обычную их штуку — заставлял чувствовать себя виноватым. — Хочешь убить меня? — вдруг тихо спросил Чживон, Ханбин резко оглянулся на него и скривил губы. — С чего бы это…? — Ты сам все знаешь… — буркнул Чживон. В эту секунду он ненавидел Ханбина, ненавидел то, что они снова встретились. И больше всего ненавидел себя. — Не знаю, просвети меня. Ханбин нажал на «отбой» и кинул телефон на кровать. Он подозревал, что это его последний звонок в жизни. Последние несколько дней связь то пропадала, то появлялась, дозвониться хоть куда-нибудь становилось все сложнее. Несколько часов они с Чживоном провели, набирая по очереди номера родителей. Наконец, Ханбин дозвонился до отца. — Все, — тихо сказал он, не глядя на Чживона. — Их эвакуируют. Он не знает, придут ли за нами. Сказал, лучше нам надеяться только на самих себя. — Чертов поход. Они уже два года ходили в походы с еще несколькими ребятами. На этот раз ребята успели добраться только до отеля у подножия горы, восхождение сорвалось, когда какие-то психи загрызли инструктора. — Чертово правительство! — продолжал браниться Чживон. — Чертов инструктор Чон! И где же наша чертова армия? Спасатели?! Хоть кто-нибудь?! — Я не знаю, — спокойно отозвался Ханбин. — Но нам пора. — Куда? Куда ты хочешь пойти? Там, — он указал за окно, — хрен знает что твориться. Нас же сожрут за первым углом. Ты с ума сошел? — У нас есть еда, можем найти какое-нибудь оружие. Если не попадаться им на глаза, то все получится. — Ханбин! — Мы не может просто сидеть и ждать. Папа сказал их увозят к морю, возможно, мы тоже сможем попасть на какой-нибудь корабль. — Который увезет нас в волшебную страну? Не смеши! Ханбин посмотрел на него с тем упрямым выражением лица, что Чживон мгновенно понял, что проиграл и можно уже собирать рюкзак. — Хочешь сдохнуть здесь, даже не попробовав? Я иду, ты со мной? Чживон вздохнул и притворно поколебался, затем кивнул. К походной жизни, к палаткам и кострам им было не привыкать. Стоило покинуть маленький городишко, и стало казаться, что никакого апокалипсиса и нет. Они привычно шагали по лесу, рюкзаки как всегда оттягивали плечи. Кое-как ориентируясь по компасу, старались держаться верного направления. Чживон даже немного успокоился и стал думать, что, может, им это все привиделось и сейчас они выйдут к цивилизации, а там все хорошо, как обычно. Но так не было. Через неделю, остановившись на холме, они увидели город. — Что это? — Чживон указал на столбики дыма, поднимавшиеся к небу в разных частях города. Ханбин пожал плечами. — Не думаю, что это хороший знак. — Не узнаем, пока не спустимся туда. — Смотрю на все это, и мне совсем туда не хочется. — Не трусь, нам нужны новости. — Как бы самим в них не попасть. Ханбин уже стал спускаться с холма, Чживон ничего не оставалось, как следовать за ним. В городе он увидел то, что на самом деле можно было назвать «апокалипсис». Пустые улицы, мусор и повсюду кровь. Оказалось дым шел от тел, наваленных кучами, вероятно, их стали сжигать после начала эпидемии. Хотя какой в этом смысл? Мертвецы ведь не восставали, это живые слетали с катушек. Чживон вцепился в локоть Ханбина и старался реже дышать. Он запах горелой плоти его мутило, а от дыма слезились глаза. Во всем этом сумасшедшем хаосе Ханбин казался чем-то единственным настоящим. Держаться за его теплую, сухую руку было жизненно необходимо. Они долго бродили по безлюдным улицам, изредка прячась от фриков, которые небольшими группами с гиканьями и криками бегали по городу в поисках новых жертв. Опускались ранние сумерки, нужно было думать о ночлеге. — Вернемся в лес, — поскулил Чживон. — Там… там… не так. Вернемся, а? — Посмотри сколько брошенных домой. Давай хоть одну ночь поспим в кроватях. К тому же мы так никого и не… — Ханбин замолчал на полуслове и замер, прислушиваясь. — Смотри, — шепнул он и за плечо повернул Чживона у одному из домов. — Там кто-то есть. — Наверняка, эти уроды. Пошли отсюда. Валим нахер из этого города, а то тоже станем как они. — Нет, это не фрики. Идем. — Ну зачем? — протянул Чживон. Ханбин направился к дому, а Чживон как и раньше поморщился, но пошел следом. Толкнув дверь, они увидели то, чего совсем не ждали. Дети. У Ханбина мгновенно закололо сердце. Ну почему именно дети? Взрослых можно оставить, можно заставить самих решать свои дела. Но дети… Три девочки (подросток, младшеклассница и совсем малышка) и их братик прятались в пустом, холодном доме. Ханбин, успокаивающе подняв руки, приблизился к ним. — Вы здесь одни? Где ваши мама и папа? Девочка-подросток загородила младших и независимо вздернула подбородок. Чживон состроил рожу и ткнул Ханбина в бок локтем, слишком уж зловеще звучали его расспросы. — Уходите. Вам нечего здесь делать. — Мы не хотим ничего плохо, — спокойно ответил Ханбин. — Если вы одни, то мы можем помочь. Вам, наверное, нечего есть… Малышка кивнула из-за спины сестры. Личико ее перекосилось, по щекам потекли слезы. — Не плачь, не плачь… — испуганно взмолился Ханбин и стал рыться в своем рюкзаке. — Давай, Чживон. — Что? — Чживон наблюдал за всей сценой со стороны и не желал вмешиваться. Они сами едва окончили школу да и припасы почти закончились, а Ханбин как всегда изображал Супермена. — Не жмись. Чживон вздохнул и тоже открыл рюкзак. На столе появился рис, сваренный утром на костре, немного вяленой селедки, три яйца. — Ешьте, — Ханбин специально отступил в другой угол комнаты. Дети помедлили, но вскоре жадно набросились на невеликое угощение. Время от времени старшая поглядывала на парней с недоверием. Но Ханбин, скрестив ноги, уселся на ковер и всем своим спокойным видом старался внушать доверие. Трое младших, наевшись, заснули крепко как сурки. Чживон завалился на диван и делал вид, что спит. Ханбин со старшей тихо переговаривались, устроившись на полу у стены, чтобы через окно просматривалась улица. Хотя что там можно было увидеть в кромешной темноте? — Как тебя зовут? — Мэлли. Моя мама была ирландкой. — Где она теперь? — Ушла два дня назад и не вернулась. Отец еще раньше. Она говорила, что в порту есть корабли, что можно сесть на один из них и уплыть в безопасное место. — Сомневаюсь, что там что-то еще осталось, — хрипло ответил Ханбин. — Твоя мама скорее всего… — Не надо. Не говори этого… — Ну ты же сама понимаешь. — Понимаю. Просто не произноси этого вслух. — Хорошо. Они помолчали, Чживон перевернулся на бок и засопел, все еще изображая, что спит. Чертов Ханбин и его обостренное чувство ответственности. В какую задницу он хочет втянуть их? — Что вы будете делать? — Не знаю… Послышалась какая-то возня, Чживон приоткрыл один глаз: девочка беззвучно плакала, уткнувшись в плечо Ханбина. Он рассеянно гладил ее по спине. Чживон чуть не застонал — теперь Ханбин из-за детских слез из кожи вон полезет. — Хочешь, пойти с нами? — А вдруг… вдруг она вернется? Девчонка шмыгнула носом и утерлась длинным рукавом кофты. Когда Ханбин, наконец, улегся и заснул, когда девочка ушла к своим сестрам, Чживон неслышно поднялся с дивана. Ханбин практически расписался в ответственности за этих детей, наобещал проводить их в доки или в любое другое безопасное место, конечно, сказал, что ни за что не бросит. И он выполнит обещание. И как всегда поставит Чживона перед фактом, ведь он уже все решил. И вообще все это очень правильно. Помогать слабым — правильно, спасать детей — правильно. А Чживон никогда не был таким. Когда он покинул дом, даже дверь за ним не скрипнула. — Понимаешь, спасать страждущих это твое дело. Не мое. — Чживон. — Я бы спас тебя… себя… Чжунэ… но на всех остальных мне плевать. Мне так глубоко плевать на всех вокруг, что я просто сбежал, — ядовитые слова лились из его рта, и Ханбину хотелось зажать уши и не слушать. Лучше б он просто сказал, что испугался. — Замолчи. — Это правда. Ты ненавидишь меня, есть за что. Но я не изменюсь. Ханбин судорожно вздохнул и поджал губы. С Чживоном он словно вернулся назад к тому мальчику, которым был, к тем детям, которых все же не спас… к девочке-подростку, что смотрела на него полными надежды глазами и верила, бесконечно верила в него. Ханбин всех их потерял, одного за другим. Мэлли была последней, она сражалась рядом с ним, защищая других. Влюбленная девочка, которая умерла у него на руках. А Чживона не было рядом. — Ты всегда хочешь всех спасти, а я — нет. Ханбин посмотрел на него, но Чживон уставился на свои руки. Он мог предсказать все, что скажет Ханбин, потому что этот диалог уже миллион раз происходил у него в голове. Чживон ведь так хорошо знал своего лучшего друга. Бывшего лучшего друга. — Ясно. Хлопнула тяжелая дверь. Чживон свернулся калачиком на кровати. «Наверное, здесь я и умру». Ханбин потер лицо руками и из-за ладоней глухо сказал: — Мне не до тебя сейчас уходи. Она молча прошла в кабинет и опустилась на стул напротив. Ханбин через стол почувствовал приторный запах самодельных духов, похожих смесь водки и лимона. Он будто очутился в дешевом баре, куда ходят, только чтоб напиться и забыться. Эта девушка была совсем не похожа на ту. — Ты не можешь вечно меня игнорировать. — Может, поспорим? Ему так хотелось услышать от Чживона, что он сожалеет, что это была минутная слабость.Вместо этого его будто макнули в болотную воду, вонючую, гнилую, болотную воду. Ханбин поморщился, от навязчивого запах чуть закружилась голова. Он разбередил старые раны, который, как думал Ханбин, давно зарубцевались. — Слушай, я ведь не специально. Да и к тому же все обошлось. Эти парни… по крайней мере один из них нормальный. — Дело не в них. Дело в том, в тебе, в том, как ты поступила. Ты знала, что должна делать и послала к черту все наши предосторожности, все правила. — Нет, я… — Тебе нельзя больше доверять. Она обошла стол и встала почти вплотную к Ханбину. Наклонилась, чтобы смотреть ему прямо в лицо. — У меня больше нет твоего доверия. А ты? Ты у меня есть? — Перестань, Джису. — Что? Неужели один промах сделал меня такой несексуальной? Я тебе больше не нравлюсь? — он капризно надула губки и попыталась дотронуться до его щеки, но Ханбин перехватил руку и до боли сжал тонкое запястье. Ханбин хотел сделать ей больно. Словно от этого ему самому стало бы хоть немного легче. — Прекрати, — прорычал он. — Ты думаешь, я какой-то конфетный принц?! Не играй со мной в эти тупые игры. Ее запястье в его ладони мерещилось Ханбину шеей того урода, что застрелил Мэлли. Даже два года спустя он помнил, как прижимал к себе ее почти невесомое тело. Как бежал от преследователей, ее кровь пропитывала его футболку. — Ханбин… — растерянно пролепетала Джису. — Я не… — Мы здесь, чтобы выживать. А то, что мы трахаемся время от времени не дает тебе никакого исключительного права, так что прибери-ка коготки, киска. Она посмотрела на него с ненавистью и наоборот вцепилась ногтями в ладонь. Он тут же выпустил запястье, Джису отшатнулась и выплюнула: — Чтоб тебя с твоей паранойей, Ким Ханбин! Она не Мэлли. Джису была гибкой и жесткой одновременно, словно розга. А Мэлли мягкой и тихой, словно кошка. В её глазах Ханбин всегда был непогрешим. — Ты не понимаешь, что наделала, так?! Да, на этот раз ни одна из банд не узнала о нас, но это только пока. Нам тупо повезло. Ты, — он намеренно больно ткнул ее пальцем в грудь, — не такая сильная, как парни из «Черепов», не такая быстрая, и уж точно не такая кровожадная! Все, что ты можешь делать, это быть умнее этих ублюдков, а делая глупости, ты даешь им шанс! Шанс порешить нас всех. Ханбин легонько оттолкнул ее и рухнул в кресло. Джису молчала, от досады по щекам ее бежали слезы. Он махнул рукой, чтобы уходила. Просить дважды не пришлось. Чжинхван лениво ковырял палочками в плошке с рисом и бобовой пастой. Выдался по-настоящему жаркий день, и хотя все окна в палате были открыты, он чувствовал, как по спине струится пот. Хотелось, чтобы в пиале вместо риса оказался патбинсу, политый сиропом, с мелко нарезанной клубникой. — Жарко, — донеслось с соседней койки. — Да, — протянул Чжинхван. — В этому году рано. Но знаешь, лучше уж так, чем холод. — Ты прав, до встречи с Чживоном, где мне только ни приходилось ночевать. И под открытым небом спать гораздо приятнее, когда тепло. Чжинхван вспомнил свое одинокое путешествие из столицы, когда он умирал от страха. Без друзей, без еды, без возможности заночевать под крышей. Он редко приближался к городам и боялся даже заглядывать в чужие дома. — Ты уже… тебе приходилось.? — Что? — Эти твари… при столкновении с ними ты… ? — Да. И не раз. На самом деле, самый первый раз случился… В общем, я тогда работал в банке… Чжинхван размял затекшую шею и прикрыл усталые глаза. Он снова засиделся на работе допоздна, но до Рождества ему необходимо было закончить все отчеты и подшить все документы. Он подпер кулаком щеку и с грустью посмотрел в окно, давно стемнело. Что-то было странное за окном, Чжинхван поднялся и подошел к выходу, на всякий случай проверил, заперта ли стеклянная дверь. Внезапно он понял — ничего не было слышно, словно все машины в городе разом заглохли. Казалось, что он остался совершенно один во всем мире или попал в какой-то вакуум. Вдруг тишину разорвал истошный крик, Чжинхван вздрогнул. Какой-то человек промчался по улице, размахивая руками и запинаясь о собственные ноги. Чжинхван проводил его пораженным взглядом. Но через секунду за парнем пробежали еще пара человек, они что-то кричали, но Чжинхван не разобрал. Он прижался носом к стеклу и оглядел всю улицу. Он прищурился, на остановке под желтым светом фонаря какой-то мужчина в плаще вдруг отбросил свой портфель и что есть силы дернул девушку за руку. Судя по всему она закричала, но с другой стороны уже налетела кудрявая старушка. Кто-то бросился девушке на помощь, началась общая свалка. В сторону отлетел какой-то предмет, Чжинхван отшатнулся от двери. Это была рука той девушки. Он увидел, как ее рукав тут же покраснел, на лице застыла гримаса ужаса и боли. Люди, как собаки, рвали друг друга на части. — Твою мать! — Чжинхван на секунду зажмурился, надеясь, что просто заснул за работой. Сейчас он откроет глаза, и окажется, что это просто галлюцинации из-за переработки. Раздался жуткий визг, который словно пронзал мозг, будто кто со скрежетом вгонял саморезы прямо ему в черепную коробку. Достигнув самой высшей точки, все стихло. Он открыл глаза и уперся взглядом прямо в кровавую мешанину, которая только недавно была людьми. — Все с ума посходили, — пробормотал Чжинхван и быстро нащупал трубку телефона. Он набрал номер полиции, но услышал только короткие гудки, набрал еще, и еще, но ответ не изменился. — Что за черт?! Бам! Чжинхван резко обернулся, мужик в плаще с разбегу врезался в стеклянную дверь. Осколки посыпались на пол, мужик ввалился внутрь. Чжинхван застыл, глядя, как тот полезет к нему, не обращая внимания на стекла. Из ран на лице текла кровь, руки тоже покраснели, на полу оставались алые разводы. Орала сигнализация, и Чжинхван еще услышал: — Мальчик! — мужчина улыбнулся разорванными губами. — Хороший мальчик! Клок волос заскользил по его лбу и шмякнул на пол отвратительной склизкой массой. Чжинхван отступил за свой стол, не отводя глаз от незнакомца. Из горла у мужчины вырвалось какое-то утробное бульканье. — Какие у тебя красивые глазки! Отдай мне свои глазки! — он пополз быстрее. Чжинхван вскрикнул и бросился в заднюю комнату. Он не думал ни о чем, кроме своей шкуры. Заперев дверь, Чжинхван бросился по коридору, чтобы оказаться как можно дальше от этого психа. Дверь затряслась под ударами. На секунду Чжинхван обернулся. На металлической двери стали появляться вмятины! Комок тошноты подкатил к горлу. Чжинхван судорожно соображал. Скоро должны были приехать охранники, но успеют ли они? Он подскочил к пожарному щиту и выдавил защитное стеклышко. Пальцы не слушались, ключ с трудом проскользнул в замочную скважину. Чжинхван рванул дверцу и вытащил красный топор. Сердце билось как сумасшедшее, по лбу и спине градом катил пот. Он судорожно соображал, стараясь не обращать внимания на то, как медленно выходит из пазов дверь. Запасной выход заперт, но можно было запереться в подвале или вылезли через окно. Секунды утекали, медлить было опасно. Чжинхван быстро направился в комнату персонала, забрал рюкзак и дернул окно — ничего не произошло. Он примерился топором, но вовремя сообразил, что стеклопакет ему не пробить. Он слышал удары, и, казалось, что кто-то бьет ему прямо в мозг. Думай! Думай, черт побери! Чжинхван вспомнил про крохотное окошко в туалете, куда сотрудники тайно бегали курить. — Мальчик! — глухо доносилось из приемной. — Где твой глазик?! Где твой карий глазик?! Мне он так нуже-ен! Я хочу твои пальчики… Чжинхван выглянул в коридор, дверь пока держалась. Под лампами дневного света все происходящее казалось каким-то фарсом, будто кто-то решил подшутить над ним. Но все было реально, и Чжинхван боялся подумать, что ждет его на улице. Он ворвался в туалет и вздрогнул, испугавшись собственного перекошенного лица в зеркале. С красным топором наперевес он сам выглядел как псих. На секунду Чжинхван остановился и глубоко вздохнул — паника еще никого не спасала. Он вошел в крайнюю кабинку и взобрался на ободок унитаза. Вся ситуации могла бы показаться смешной, если бы у него не тряслись руки от страха. Чжинхван дернул за ручку — ничего не произошло, дернул еще раз, покачнулся. Нога съехала в унитаз, ботинок мгновенно промок, Чжинхван выругался и со всей силы дернул за ручку и толкнул створку. Чмокнула резинка, в туалет ворвался поток прохладного воздуха. Чжинхван еще раз покосился в зеркало и укусил себя изнутри за щеку — вдруг все-таки сон. Ничего не изменилось, только стало больно щеку. Тихо матерясь сквозь зубы он протолкнул рюкзак в окошко, затем топор — услышал звон металла об асфальт. Затем Чжинхван вздохнул и, оттолкнувшись от бачка, протиснулся наружу. В переулке было спокойно, даже почти тихо, если не обращать внимания на вопящую сигнализацию. С главной улицы падал желтоватый свет, вокруг мусорного бака чинно прогуливалась кошка, которую как ни странно не спугнули ни рюкзак, ни топор, ни сам Чжинхван. Он подобрал рюкзак и топор. Сжимая оружие в потных ладонях, Чжинхван чувствовал себя до смешного нелепо. Все казалось дурацкой шуткой, когда он, умирая от страха и чуть дыша, прокрался по переулку и выглянул на главную улицу. Несколько машин вдалеке безмолвно сигналили «аварийкой», у остановки все еще шла какая-то возня, время от времени в сторону отлетали какие-то куски, и Чжинхван искренне надеялся, что это клочья одежды. Позади произошло какой-то движение, грязные узловатые пальцы вцепились в его предплечье. Чжинхван вскрикнул и шарахнулся в сторону. — Нет, нет, не пугайтесь. Перед ним стоял потрепанный старик. От дорого костюма остались одни лохмотья, накладной карман на пиджаке держался на нескольких ниточках. Все лицо деда было в грязи и ссадинах, будто кто-то методично и долго валял его по земле. — Вы ведь не из этих, так? Чжинхван отрицательно покачал головой. Старик дрожал всем телом, мелко тряслась куцая бороденка. — Поймали меня на выходе из ресторана… «Толстый Бандо»… тут неподалеку, знаете? — рассеянно рассказывал он, а Чжинхван зачем-то слушал. — Не бегал я наверное уже лет тридцать, а тут сами ноги понесли, когда увидел, как… как… жену… Старик приглушенно разрыдался, закрыв лицо руками. Чжинхван сочувственно похлопал его по плечу, тем не менее продолжая озираться. — Надо уходить, — прошептал он. — Сейчас мы в самом центре города. Здесь опаснее всего. — И что же делать, если все с ума посходили? — проскулил старик, вытирая с морщинистых щек слезы. — Я не знаю, — честно ответил Чжинхван. — Просто хочу оказаться подальше от всего этого. Все просмотренные фильмы про апокалипсис подсказывали ему, что лучше всего оставить город. Но на последний автобус «из ада» он явно опоздал. — Мне бы только домой добраться, — проскулил старик. — Домой? Это куда? — В Аньян, — слезы все катились из его глаз. Чжинхван с сомнением покачал головой. До Аньяна километром пятнадцать, не меньше. Конечно, ему все равно нужно за город. Но со стариком на приколе ни за что туда не добраться. — Молодой человек, вы водите? — Разумеется, только машины нет. Чжинхван снова выглянул за угол, посмотрел в темноту переулка, сглотнул. Старик его задерживал, одному было бы гораздо легче. Но не бросать же его на произвол судьбы. Чжинхван нервно пожевал нижнюю губу. Дед снова цапнул его за руку и потянул рукав на себя. — Вот, — в скрюченных пальцах звякнула связка. — Машина моей жены. Там. Он махнул себе за спину. — Слишком шумно. Эти уроды сбегутся со всего района. — Это электрокар. Чжинхван хмыкнул и еще раз внимательнее посмотрел на старика. Значит, дорогой костюм куплен совсем не на последние деньги ради последнего в жизни выхода в свет. — Ладно, — Чжинхван подкинул ключи на ладони, — в Аньян. Внутри у него все сжималось от страха, но нужно было идти вперед. Нельзя же было так и остаться в этом переулке. Пригибаясь, прижимаясь к стенам, прячась в тени, они добрались до машины. Мотор тихонько заурчал, машина тронулась с места. Чжинхвану вдавил педаль газа в пол, чтобы как можно скорее покинуть район. Чжинхвану казалось, что язык у него прилип к небу, старик тоже молчал и все смотрел в окно. На улицах творилась нечто невообразимое. Казалось, что это не люди, а дикие животные вырвались из клеток. Машина петляла и, как напуганная лошадь, шарахалась то от одной обезумевшей толпы, то от другой. Приглушенно, но все же слышались крики умирающих. Чжинхван старательно отводил глаза, когда вдруг посреди дороги рвали на части очередную жертву. Один из монстров буквально рылся в животе у еще живого мужчины. Часть кишки вывалилась на асфальт. Чжинхван едва не въехал в расползающуюся лужу крови. В желтоватом свете фонарей она казалось черной, будто дорогу залили нефтью. — Можем помочь? — Думаю, что нет. Он будто попал в свой самый страшный кошмар, из которого нет выхода, нет конца этому ужасу. Километры промелькнули мгновенно, чем дальше они отъезжали от центра, тем меньше было людей на улице. К дому старика подъехали в полной тишине и темноте. Чжинхван заглушил мотор и протянул деду ключи. — Ну что, прощаемся? — Не надо, — старик сжал его ладонь с ключами в кулак и легонько встряхнул. — Не думаю, что мне теперь понадобиться эта машина. — Нет! Вы все равно не сможете здесь долго оставаться, рано или поздно вам тоже придется выбираться. — Молодой человек, моей жены больше нет… детей мы не нажили… Вам эта машина послужит лучше, чем одинокому дряхлому старику. Он вышел из машины и пошаркал к одноподъездой высотке. Темная фигура отделилась от кряжистого дуба в нескольких метрах от деда. С рыком будто зверь тень бросилась вперед. Старик тонко хрипло закричал и закрыл скрученными руками лицо. Чжинхван, не сомневаясь ни секунды, выскочил из машины. Времени подумать не осталось. Красное лезвие топора промелькнуло в тусклом свете фар. В неприятным чавкающим звуком оно застряло в плоти. Казалось, эта тварь и не заметила ранения, только сильнее разозлилась. Глаза. На Чжинхвана уставились черные глаза с желтыми белками. Он странно задергал нижней челюстью, словно готовился рвать чье-то мясо с костей. — Бегите! — крикнул Чжинхван и потянул топор на себя. Старик, не оглядываясь, почти на четвереньках поспешил в подъезд. Ким снова занес топор. — Тебе… — выдавил фрик и протянул к нему руки, — тебе не спастись… Чжинхван что есть сил опустил топор. Монстр, когда-то бывший молодым, вероятно, привлекательным мужчиной, сделал еще пару шагов и рухнул на колени. — Никто не спасется, — изо рта у него полилась кровь. Он мешком рухнул на землю, только ручка топора торчала вверх. Топор превратил голову в месиво из осколком черепа, волос и крови. Чжинхван отскочил в сторону и прислонился к дереву. Его вырвало. Несколько дней прошли как во сне. Чжинхван ел, спал и шел. Он заставлял себя все это делать просто потому, что нужно было как-то выживать. Думать и переживать сил не оставалось, вернее он сам загонял себя так, чтобы только идти вперед, как тупое, усталое животное, тащить ноги по дороге в неизвестность. Только во сне Чжинхван возвращался в тот двор и раз за разом убивал фрика, видел на асфальте его мозги. Он вздрагивал и просыпался, будто выныривал из грязного, отравленного болота. Путешествовать в одиночку было просто безумием, но оставаться на месте он больше не мог. Он чувствовал себя раненым зверем, который из последних сил ползет в родную нору, хотя и дома-то у него толком не было. Где-то на севере был старый родительский дом, возможно, там ему больше повезет. — Ты же знаешь, мы все… вынуждены были. Голос Чжунэ вернул его к действительности. Снова был светлый день, легкий ветерок трепал край белой занавеси. Только теперь он почувствовал, как подушка и простынь пропитались потом. — Чжинхван… никто из нас не был к такому готов. К этому невозможно подготовиться. — Я знаю, Чжунэ-а. Знаю, — тихо откликнулся он. — Прости. Давай помолчим. — Нет, я не буду молчать, если ты до сих пор коришь себя за что-то. Ты защищался! Понимаешь? — Они ведь не зомби, они просто… больны. Им нужно помогать, а не убивать. Мы-то все еще разумны, мы должны быть цивилизованными, должны постараться вернуть их. — Чжинхван… — Я устал, буду спать. Он лег на бок, повернулся спиной к занавеске, за которой был Чжунэ, словно тот мог видеть. Неубедительно изображая сопение, Чжинхван слышал, как Чжунэ возится на соседней кровати. Он почти физически ощущал, что тот хочет что-то еще сказать. Казалось, что все слилось в один бесконечный день. Они с Чжунэ только и делали, что ели, спали и, конечно, разговаривали. Разговаривали с набитыми ртами, разговаривали в темноте, пока кто-нибудь из них просто не засыпал на полуслове, разговаривали, едва проснувшись, умолкая, лишь когда в комнату входил кто-то еще. За все дни Чжинхван ни разу не видел Чжунэ. Юнхен так и не разрешал им покидать свои «палаты», да они и не пытались, казалось, это только испортит некую «магию», когда есть только голос и слова. Легче легкого было откинуть белую занавеску и посмотреть, но они безмолвно договорились, так не делать. Он медленно поправлялся, рана Чжунэ тоже затягивалась. Юнхен был доволен динамикой выздоровления. В одно серое утро он появился в палате раньше обычного, как всегда осмотрел сначала Чжунэ, потом Чжинхвана, и негромко сказал: — Думаю, вам можно сегодня будет немного погулять по двору. Ханбин разрешил, да и я не вижу причин держать вас здесь взаперти. — Правда? — не смог сдержать радостного возгласа Чжинхван. — Конечно. К тому же через пару дней ты все равно сможешь вернуться в свою комнату. Да и для нашего гостя пора найти другое место. Чжинхван кусал губы, пока Юнхен сначала помогал одеться Чжунэ, потому ему. Он почти не запомнил лица Чжунэ в перестрелке. Разве что… глаза. А теперь… от волнения у него бешено колотилось сердце, словно… словно… он боялся додумывать эту мысль. И все же признался себе: словно перед свиданием вслепую, словно первое свидание с другом по переписке. Он откинул занавеску и взглянул Чжунэ в лицо. Вернее он сначала увидел его плечи, а уж потом лицо, пришлось смотреть снизу вверх. Ханбин и Юнхен были высокими, но по сравнению с Чжунэ Чжинхван почувствовал себя совсем маленьким. — Привет, — неловко сказал он. — Привет. Рад, — он усмехнулся, — тебя увидеть. — Да, наконец-то. Внезапно Чжинхвану кровь бросилась в лицо, он машинально приложил ладони к щекам и почувствовал, как они горят. — Что такое? — Н-ничего, просто слегка закружилась голова, — смущенно пробормотал Чжинхван. — Хочешь…хочешь прогуляться по Обители? Ну, раз уж нас выпускают. — Конечно, — Чжунэ улыбнулся, и у Чжинхвана и правда закружилась голова. — Рад, что вы оба, наконец, в порядке, — на пороге, опершись о косяк, стоял Ханбин. Чжинхван инстинктивно окинул все вокруг, включая Чжунэ, взглядом, словно проверяя. — Скорее ты, наконец, — Чжунэ сделал ударение на последнем слове, — решил нас выпустить. Ханбин окинул его прохладным взглядом и повернулся к Чжинхвану. — Запомни, он — твой геморрой. Тебе за ним следить. Он не прикован больше к кровати только потому, что ты ему доверяешь, а я доверяю тебе. Чжинхван посмотрел Ханбин прямо в глаза и твёрдо кивнул. — Я могу сам за себя отвечать. — Нет, не можешь, — жестко парировал Ханбин. — В Обители ты ничего не можешь, потому что ты не ее часть. Ни ты, ни Чживон пока не сделали ничего для того, чтобы здесь остаться. — Вы держите его в подвале…! — Потому что не доверяем! — Ханбин сделал к нему шаг. — Я и тебе не доверяю, так что будь благодарен Чжинхвану и постарайся не подвести его. Не думай, что в случае чего тебя просто выкинут за ворота, так просто у нас не бывает. — Ханбин! Ханбин посмотрел на Чжинхвана, потом на свою ладонь, сжатую в кулак, будто он готовился ударить Чжунэ. Он вздохнул. — Прости, хен. Идите, покажи ему заодно и комнату, — он сунул Чжинхвану в руку ключ с биркой. Здорово было наконец выйти на улицу, Чжинхвану казалось, что он провел в палате долгие недели или даже месяцы. Он словно узнавал Обитель заново вместе с Чжунэ. Они прошли через двор бок о бок, как будто оба были здесь чужими. Вокруг сновали люди, каждый был занят каким-то делом, весь лагерь жил отдельно от них. Только Чжинхван и Чжунэ могли позволить себе медленно пройтись по хаотичным «улочкам», поболтать с кем угодно. Старая электростанция превратилась в небольшой городок, живой и меняющийся. — Ты говорил, что это ты инженер… — И что? — А работал в банке? — Ну, — усмехнулся Чжинхван, — образование и работа это все же разные вещи. — Вместо того, чтобы работать по специальности, ты решил стать клерком? Что за глупость? — вздернул брови Чжунэ. — Мне казалось, что это выгоднее. К тому же я и не думал, что наступит конец света и мне придется восстанавливать старую электростанцию. Чжинхван показал ему первый этаж, где располагались большая общая кухня и столовая, несколько комнат для стариков, которым тяжело было подниматься наверх. Потом указал в сторону второго этажа: там располагались основные помещения, переделанные под жилые комнаты. В столовой Чжунэ обратил внимание на небольшую темно-зеленую доску, исписанную мелом. Одно за другим в столбик были написаны имена. И под номером три Чжунэ обнаружил Чжинхвана. — Что это? — Рейтинг, — ответил Чжинхван так, будто это все объясняло. — Рейтинг? Соревнования проводите? Чжинхван смущённо рассмеялся. — Не совсем. Чжунэ пробежал глазами весь список, большинство имён были женскими. Во второй половине оказались Джису и другие девушки, которых иногда упоминал Чжинхвана. — Смотри, первый — Ханбин. А первый и есть глава Обители. За ним Юнхен, и если Ханбина вдруг не станет, — Чжинхван на секунду запнулся, — то Юнхен займёт его место. После него я, и так далее по списку. — Это что как очередь на трон? — Почти, только немного сложнее. Наша очередь… — он поискал слово, — подвижная. Можно подняться или опуститься в рейтинге. Вот, — Чжинхван ткнул пальцем в имя, — раньше Джису была на несколько пунктов выше. Но из-за нашего «инцидента» ее позиция опустилась на несколько пунктов. — Странно. — Ну почему же? Так мы не растеряемся, если кого-то потерям. Не будет никакой борьбы за власть, никакого разброда. Это правила для всех, если хочешь здесь жить — надо подчиняться. И когда мы выходим за ворота, соблюдается та же субординация. — А кто решает, кому подняться в рейтинге, а кому упасть? Ханбин? — Он в том числе, но это совокупность всех факторов. — Например? — Физическая подготовка, дисциплина, лидерство и т.д. Поэтому наказали Джису. Как лидер, она не справилась. — Будто у персонажа в видеоигре, — фыркнул Чжунэ. — Помнишь, в онлайн-играх у всех всегда была своя позиция: танк, хиллер и все такое. — Вроде того. Только тут все капельку серьезнее. У Чжинхвана сделалось такое лицо, что Чжунэ, подавив желание притронуться к его руке, тут же сказал: — Извини, ладно? Я ляпнул, не подумав. Чжинхван дернул подбородком и натянуто улыбнулся. — Все в порядке. Твое право считать нашу систему глупостью. — Я вовсе так не думаю. Просто… долго ли можно прожить в таких рамках? — Как видишь, мы пока справляемся, — он направился к двери, Чжунэ — следом. Во дворе шла тренировка, Джису, после их «выписки» освобожденная, наконец, от повинности в больничном крыле, приглядывала за малышней. На ее лице играла гордая улыбка, у младших начинало получаться. Чжинхван вздохнул. — Что такое? — Неужели теперь мы радуемся, когда дети берут в руки оружие? Пусть пока это луки, но все же. — Ты сам знаешь, это необходимость, а не прихоть. Чжинхван на секунду опустил глаза, а потом глянул на Чжунэ снизу вверх. Тот будто дыхание задержал и чуть наклонился вперед. Чжинхван скорчил гримасу, брови сошлись печальным домиком. — И все-таки это грустно. — Д-да, — неловко отозвался Чжунэ, уши у него вспыхнули. В огороде возилась Чеён. Она напевала и подвязывала огуречные побеги. Чжинхван перекинулся с ней парой слов и повел Чжунэ дальше, чтобы показать сад. — Слушай, а почему в Обители так много девушк? — Ну я ведь говорил: Ханбин принимает тех, кого другие посчитали бы балластом. В других лагерях им, возможно, пришлось бы выполнять совсем другую работу. А здесь никто никого ни к чему такому не принуждает. — Но Ханбин все равно говорит им, что делать. — Да. Но пойми, у нас есть различия между работой и личной жизнью. Выполняй свою часть работы, а в остальном — будь свободен. На самом деле, «сад» — это было слишком гордое название для нескольких груш и пары яблонь, но Чжинхвану там нравилось. Особенно его радовали многолетние неистребляемые флоксы, которые Чеён скромно притулила в уголке. Было что-то от прошлой, беззаботной жизни в этих цветах, ведь они совсем не приносили материальной пользы. Они не могли служить благу Обители: их нельзя было съесть, перетереть для лечебных мазей или припарок. Они было просто красивыми, с их невинно-белыми трогательным, нежными лепестками. Чжинхван осторожно потрогал один и невольно коснулся своего виска, где в то злополучное утро расцвел точно такой же. Хотя теперь та поездка в город и не казалась такой уж несчастливой. Чжинхван закусил губу и глянул на Чжунэ, их взгляды встретились. Он быстро отвернулся. — Что? — в голосе Чжунэ ему померещилась какая-то смешинка и нежность. — Нет, ничего. Идем. Они остановились под грушевым деревом, Чжунэ задрал голову, безмятежно разглядывая наливающиеся плоды. — Ты здесь счастлив? — Нуу… знаешь, — Чжинхван помедлил словно боялся сказать лишнего, — последнее время я думаю, что счастье это само по себе отсутствие несчастья. Нам есть где спать, что есть. Мы даже не хороним своих каждый день. Что еще нужно? Чжунэ покивал, но промолчал. Ему не хотелось задавать банальные, глупые вопросы вроде: а как же любовь? Это в те времена, которые теперь казались такими далекими, почти забытыми, любовь имела какое-то значение. А теперь о любви старались и не говорить, потому что все это для них глупость и блажь. Нет ни времени, ни сил искать ее, любовь эту. — Вы… ты и Чживон останетесь здесь? — осторожно спросил Чжинхван. — Не знаю. А что скажет твой Ханбин? Чжинхван пожал плечами. Чжунэ снова посмотрел на цветы и мечтательно протянул: — Красиво… — Да. Чжинхван поймал себя на том, что смотрит вовсе не на груши, а на Чжунэ. Хотелось протянуть руку и коснуться его плеча, погладить по щеке. Внутри все сжималось. Собственное тело показалось тесным. Чжунэ вдруг поймал его взгляд, улыбнулся. За локти он притянул Чжинхвана к себе и поцеловал. Мягко едва коснулся его губ своими губами. Удивленные глаза Чжинхвана оказались в сантиметрах от него. — Что ты делаешь? — растерянно пролепетал Чжинхван, не пытаясь даже отстраниться. В объятиях Чжунэ было так уютно, так привычно. — Целую тебя. — Но зачем? — Потому что мне очень-очень этого хотелось. — Очень-очень? — Да. С самого первого взгляда. Чжинхван прижался к нему теснее, не смотря на боль в боку. Под ладонями он почувствовал лопатки Чжунэ и то, какая влажная на нем рубашка. И вдруг понял, что в этом поцелуе смысла было гораздо больше, чем во всех беседах, что они вели эти дни. Голубое небо закружилось над головой, и Чжинхван привалился к яблоне. Он огляделся, будто видел сад впервые. Нежные белые флоксы покачивались на высоких стеблях от теплого ветерка. — Мы не можем, — Чжинхван смотрел только на цветы. — Почему? Чжунэ с сожалением отпустил его из объятий. — Это неправильно. — Неужели? — Потому что ты моя ответственность, помнишь? — Так значит, ты мой охранник, — Чжунэ грустно улыбнулся. Чжинхван на секунду прикрыл глаза. Перед глазами всплыло лицо Ханбина, вернее его взгляд. Не злой, не холодный, нет, а какой-то разочарованный. Внутри все раздваивалось, словно был старый он, преданный Обители, разумный и новый, который плывет, как растаявшее мороженное, от одного поцелуя. Хотелось броситься на шею Чжунэ и рассказать, насколько он уже у него под кожей. Прижаться к груди и услышать бы, как бьется сердце под ухом, монументально, будто будет биться всегда. — Идем, — сухо сказал Чжинхван. — Покажу тебе твою комнату.