Не было выбора, где и когда родиться

Комната была небольшая и светлая. Мебели мало: кровать стол, стул, шкаф — на этом, пожалуй, и все. На полу вязанный зеленый коврик, на окнах легкие лимонные занавески. На кровати тонкий шелковый плед с бахромой. В целом уютно и очень по-домашнему. И от того еще более дико и инородно выглядели решетки на окнах. Видимо, они появились здесь недавно. — Мило, — оценил интерьер Чживон. Ханбин, по обыкновению скрестив руки на груди, стоял в дверях. — Гораздо лучше, чем подвал. — Поверь, будь моя воля ты бы там и остался. — Правда? И кто же может так повлиять на сурового Ханбина? — Чживон хорохорился, но на самом деле был просто счастлив вырваться из подземелья. Там у него уже начинала ехать крыша. — Не твое дело. Ханбин присел на стул, скрестив ноги в щиколотках, и стал похож на усталого ковбоя. Чживон чуть улыбнулся, представив на Ханбине ковбойскую шляпу. И почему же все-таки он передумал? Этого нового Ханбина Чживон не мог прочитать так легко, как делал это в школе. Он видел только суровое, неулыбчивое лицо, похожее на маску, и глаза, через которые уже ничего не прорывалось в мир, как раньше. Да, годы назад Ханбин с восторгом и удивлением взирал вокруг и ждал от окружающего только чуда, радости, новых открытий. Он сам и был источником этой радости, освещая все вокруг своим светом. Теперь этот свет померк. — Ты ненавидишь меня? — Ненависть слишком сильное слово. — Тогда что же? — По большей части мне все равно, разве что немного обидно. — Тебе кажется, что я тебя предал? — А это не так? — Но ведь и ты был не идеален. — Разумеется. — Ты помнишь? Ханбин вдруг поднял на Чживон глаза, до этого он упорно изучал металлическую ножку кровати. Он и сам не знал, зачем вызвался проводить Чживона в его новую «камеру». Можно ведь было отправить кого-нибудь другого, а не ковыряться ржавым тупым ножом в старых ранах. Но нет, Ханбин как последний мазохист пошел сам и теперь вынужден вести странную, полную намеков беседу. — О чем? О чем я должен помнить? — Что не только я был злодеем в этой истории. Ханбин резко поднялся и направился к двери. — Не понимаю, о чем ты. — Правда? — с горечью усмехнулся Чживон. Кровать жалобно скрипнула под его весом. Он думал, что пережил это, что годы сделали свое. — Ну хорошо… Нет, так нет. Ханбин стоял на пороге, будто на границе их разговора, не решаясь сделать шаг ни вперед, ни назад. Даже через свободную джинсовую рубашку заметно было, как напряжена его спина. — О чем ты? — Помнишь, мы тогда приехали раньше всех, а в отеле оказался только инструктор Пак. Он еще сказал, что ребята собирались приехать утром. — Ну и что? — Мы, как всегда, сняли один номер на двоих, — голос Чживон вдруг охрип. — Повернись ко мне, я не хочу говорить с твоим затылком. Чживон стремительно поднялся и секунду спустя оказался у Ханбина за спиной. Он кожей чувствовал, как теперь близко бывший друг к нему. Волосы на затылке поднялись дыбом, тонкие волоски на шее сзади будто наэлектризовались. — Повернись, — прорычал Чживон. Ханбин привалился спиной к косяку. — Ты ведь не спал тогда, правда? Ты просто притворялся, как притворяешься сейчас, что ничего не помнишь. — Я… не знаю, о чем ты, — упрямо повторил Ханбин и сжал ладонь в кулак, будто собирался ударить Чживона. Они знали, что скорее всего это их последний совместный поход. После этого лета они должны были покинуть свои дома и разъехаться по разным университетам. Давно стемнело, горела лишь лампа под красным абажуром на тумбочке у кровати. Чживон тер полотенцем мокрые после душа волосы. У него внутри все дрожало и металось, словно пчела в банке. Холодные капли падали ему на колени с кончиков волос. Ханбин валялся с книгой на соседней кровати, утопая в мягкой перине и подушках. От белья пахло лавандовым кондиционером, тихо шипел увлажнитель воздуха. — Ханбин… — Ммм… — Слушай… Хреново, что мы больше не сможем тусоваться вместе. — А? — Ханбин подпер голову рукой, глаза у него слипались. — Ну да. — И в походы ходить не будем. Ханбин мог видеть только его сгорбленную спину и трогательную цепь позвонков. Он перевернул подушку и обнял ее, прижимаясь щекой к прохладной стороне. — Чего это тебя на очевидности потянуло? — Просто я вдруг об этом подумал, — грустно сказал Чживон, даже плечи у него стали какие-то печальные. — Ну мы ведь будем перезваниваться и видеться на праздники. — Этого так мало. Разве тебе не грустно? — Конечно, мне грустно, Чживон, ты ведь мой лучший друг. Давай просто скорее закончим учебу и снова станем жить в одном городе! — Давай! — рассмеялся Чживон и, кинув полотенце в кресло, улегся на кровать. По потолку бродили теплые тени, и совсем не верилось, что завтра они будут спать в палатке, на жестком лапнике, и вместо лаванды будут запахи леса и костра. — Ханбин… — негромко позвал он. — Я… Сердце забилось как сумасшедшее, казалось, что даже на соседней кровати должно быть слышно. Во рту стало сухо и горячо, будто он целиком жевал запеченную на костре картофелину. — Я… — ногти впились в ладони. — Я хотел тебе сказать… Мне ведь реально будет плохо без тебя… Он зажмурился, но это не помогло. Чживон десять тысяч раз говорил это себе в мыслях и вслух, но теперь он просто не мог представить, что один. — Это все потому… — от смертельной неловкости хотелось завыть и закатиться под кровать. — Уже много лет я… Боже! Я в тебя… Я… Он закрыл лицо руками, как делал в детстве, когда смотрел ужастик, будто если смотреть через щелку и только одним глазком, то и нестрашно почти. — Я люблю тебя, Ханбин, — глухо почти без эмоций сказал он. — Я много лет в тебя влюблен. Он ждал вопроса или отрицания, хоть какого слова. Но не было даже вздоха удивления, минуты ползли медленно, как улитки по склону в солнечный день. За окном начинался дождь, первые крупные капли громко застучали по подоконнику. Ветер надул газовую занавеску на приоткрытом окне. У Чживона на глазах выступили трусливые слезы. Молчание затягивалось. — Х-Ханбин? — Чживон приподнялся на локтях. Ханбин мирно дрых и пускал слюни на подушку. — Ханбин… Не хватало только карикатурного храпа для полноты картины. Чживон закусил губу, чтобы не закричать. Он бросился в ванную и захлопнул за собой дверь. — Ты помнишь? — Нет, — ответил Ханбин так, что Чживон сразу понял — неправда. Он схватил Ханбина за плечо и сильно сжал. — Ты не такой святой и правильный, каким хочешь казаться. — Я ничего такого не хочу, — он привалился плечом к косяку, и Чживон, поморщившись, невольно разжал пальцы. — Я далеко не ангел, запомни. Ханбин легонько толкнул его обратно в комнату и захлопнул дверь. Чжинхван проснулся от тихого стука в дверь. В предрассветной тишине он резко проник в сон, Чжинхван мгновенно сел на кровати. За последние годы привычка просыпаться сразу и от любого шума ни раз спасала ему жизнь. Вот и теперь он сел и схватился за оружие, лишь распахнув глаза, это действие отпечаталось в мозгу на уровне инстинкта. Постучали еще раз, дверь тихо скрипнула. — Проснулся? — Ханбин остановился на пороге. — Ты меня разбудил, — проворчал Чжинхван, вновь залезая под одеяло. — Что-то случилось?  — Собирайся, нам нужно поохотиться. Он сменил привычную ярко-оранжевую мешковатую куртку на темно-зеленую водолазку и старую джинсовую куртку, а кобура переместилась на бедро. Обычно Ханбин предпочитал прятать оружие, а не выставлять вот так напоказ. Над верхней губой темнела полоска ночной щетины. — С чего это вдруг? Он еще не согласился и ничего не разузнал, но уже натягивал штаны и футболку. Если Ханбин говорит, значит так надо. — Одевайся теплее, на улице прохладно. — Ханбин, что случилось? Ханбин замялся и нервно лизнул нижнюю губу. Чжинхван смотрел на него ошарашено, слишком уж необычно вел себя их бесстрашный, суровый лидер. Он никогда не пасовал перед трудностями или перед неизвестностью, никогда не прятал глаз и твердо шел вперед. — Я… мне нужно на время покинуть Обитель, но нельзя делать это в одиночку. Ты лучше всех владеешь луком, а мясо все же будет не лишним. — Совмещаешь приятное с полезным? Если ты хочешь проветрить голову, то почему мы просто не можем прогуляться? Сделаем вид, что мы нормальные. — В том и дело, что мир ненормален и мы вместе с ним, — он уже исчез в коридоре. — Жду тебя внизу. Никто даже не выглянул в коридор, когда Чжинхван направился во двор. Вся Обитель, кроме, разумеется, часовых, мирно спала. На улице прохладный ветер мгновенно раздул футболку, и Чжинхван поспешил застегнуть куртку. В предрассветных сумерках яркими точками горели два фонаря дозорных. Ханбин хмурился и седлал лошадей. Старенькая Алвэ тыкалась мягкими губами ему в щеку, выпрашивая угощение. Краем глаза Чжинхван заметил, как Ханбин тайно вынул из кармана маленькое, в коричневых пятнышках яблочко и отдал ей. Алвэ благодарно фыркнула и захрустела угощением. На губах Ханбина промелькнула тень улыбки, но быстро исчезла. Чжинхван пристегнул налуч к поясу, а колчан за спину и взобрался на Конни, самого покорного и легкого в управлении коня в их конюшне. Скорее всего Ханбин специально его выбрал, помня, что Чжинхван все же побаивается лошадей и предпочитает им железных. Лошадки мирно трусили по лесной дорожке, Чжинхван покачивался в седле и раздумывал, стоит ли приставать к Ханбину с расспросами или лучше подождать, пока тот сам все расскажет. Хотя в случае с лидером можно было и не дождаться. Первые бледные лучи солнца, не золотые, а будто серебряные нити, протянулись сквозь листву. Чжинхван зажмурился, ощущая на коже ласковое тепло. Небо было ясное, безоблачное, словно умытое неизвестным кудесником. Ветер холодил мокрую шею, разгоняя мелких назойливых мошек. Наверное, Чужнэ сейчас еще спит, рассеянно подумал Чжинхван. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Ханбин позволил Чжунэ остаться, и чтобы сам Чжунэ захотел остаться в Обители… рядом с ним, с Чжинхваном. Вдруг Чжунэ захочет другой, вольной и свободной жизни? Возможно, он привык к этой новой жизни, все время прятаться и рассчитывать только на себя, но зато без приказов и рамок. Что если он не захочет остаться в тесном мирке, созданном Ханбином? Но ведь он зачем-то поцеловал Чжинхвана. Перед глазами то и дело вспыхивала одна и та же картина: яркая молодая листва, белые лепестки цветов, лицо Чжунэ. Чжинхван смутился и отогнал от себя видение. Казалось, что вчерашний поцелуй так и не стерся с его губ. Обычно цветы распускались на руках, а теперь они будто зацвели в душе, его сердце сжималось и пело победную песню. Не смотря на все стены, все правила, он чувствовал себя как никогда свободным. — Приехали, — негромко сказал Ханбин, вмешиваясь в его восторженные думы. — Привяжем коней и дальше пойдем пешком. — Почему здесь? Оказалось, что пока Чжинхван мечтал, они свернули на какую-то незнакомую тропу, которая через сотни две шагов и вовсе пропадала в траве. Он спешился и привязал Конни к молодой осинке. — Недавно в этой стороне видели стадо оленей, так что будем надеяться, что они все еще здесь. Чжинхван кивнул и приготовил лук. Ханбин пошел вперед, скользя между деревьев почти не слышно. Чжинхвану оставалось только довериться ему, потому что лидер вел себя в лесу как настоящий индеец. Иногда казалось, что он вовсе не читал следы, а сами деревья говорили ему, куда идти. Впереди послышался какой-то звук, Ханбин сделал знак рукой, но Чжинхван уже и без подсказки замер. Это не олени, нахмурился Чжинхван, слишком рано. Обычно ради нескольких туш нужно было потратить весь день. Искать следы, красться, выжидать, чтобы не спугнуть. Они снова двинулись вперед, Ханбин буквально припадал к земле, почти зарываясь в нее носом. Через минут сорок блужданий впереди послышался плеск ручейка. Ханбин обернулся, чтобы что-то сказать, но Чжинхван уже кивнул: ему и без объяснений было понятно, что это то самое место. Оставалось только ждать. Чуть выше того места, где засели Чжинхван и Ханбин, вода спускалась с небольшого холма, прыгала и искрилась среди покрытых мхом валунов, а в середине потока ручей так мельчал, что можно было разглядеть все камешки на дне. В небольшой заводи у самого берега поток заворачивался в крошечном водовороте и кружил сорванные ветром листики. Плакучая ива на «их» берегу низко окунала ветви в воду. На противоположном берегу к ручью подходила небольшая полянка, чистая и открытая. С двух сторон подступал лес, зелено-бурый, с проседью берёз. С той стороны и должны были показаться олени. Вдруг из чащи на том берегу послышался какой-то треск, будто стадо кабанов пробиралось сквозь лес. Но кабаны вряд ли стали бы переговариваться и выкрикивать странные лозунги. Чжинхван что есть сил вцепился в плечо Ханбина. На полянку повыскакивали люди, если их можно так назвать. Шрамированные руки и лица, абсолютно лысые черепа, испещренные кустарными наколками. У некоторых не было ушей, а у других, напротив, на шее висели целые ожерелья из них и пальцев. — Кто…? — Тихо, — одними губами прошелестел Ханбин, не громче легкого ветерка. Чжинхван замер, сжимая в потной ладони лук. Наверняка его белая футболка выделяется среди листвы, как флаг перемирия. Он сделал один маленький шаг назад, и под ногой заскользила прошлогодняя листва, мокрая от росы. Чжинхван с размаха сел в воду, но даже не вскрикнул, только ветки затрещали. Вопли на том берегу резко смолкли. Ханбин, уже не прячась, спрыгнул в ручей, с силой подхватил его под подмышки и поставил на ноги. Над ухом просвистела стрела, Чжинхван испуганно посмотрел на лидера. — Бежим, — коротко скомандовал Ханбин, и они, поскальзываясь на глине, забрались на берег и припустили по лесу. Ветви деревьев то и дело хлестали по лицу, Чжинхван видел только мелькающую впереди макушку Ханбина и старался не отставать. Мокрые джинсы казались ржавыми доспехами, ноги еле двигались. Ушибленное о камни бедро ныло. Он хотел перепрыгнуть через упавшее дерево, но рука утонула в трухлявом стволе. Крики позади становились все громче, казалось, что за ними несется целая стая диких животных. Ханбин перемахнул овраг и скрылся в кустах. Чжинхван прыгнул, нога подвернулась в щиколотке. Кубарем скатившись в канаву, он взвыл и прикусил губу; погоня приближалась. — Быстрее, — задыхаясь, выпалил Ханбин и резво вскочил в седло. — Чжинхван? Внутри все похолодело от страха, он осмотрелся, лес негромко шумел листвой. Не слышно было ни криков, ни топота. — Чжинхван?! Он слетел с коня и кинулся обратно в чащу. Продираясь сквозь бурелом, Ханбин мысленно умолял: — Только будь жив! Будь, пожалуйста, жив! И Чжинхван, и лысые дикари словно испарились. Ханбин добежал до реки, заметался по воде, выбрался на противоположный берег. Он упал на колени и всмотрелся в следы, они вели только к ручью. От ручья никаких следов не было. Ханбин вернулся назад и пошел через лес обратно к лошадям. В кроссовках неприятно чавкало, пальцы на ногах совсем заледенели. Но Ханбин не обращал на это никакого внимания. — Черт! — он со всей силы ударил себя по бедру. Он ведь отличный следопыт, а теперь растерялся, как потерянный ребенок. Ханбин дошел до канавы, на траве было несколько капель крови. Через папоротник будто проломили дорожку: кого-то тащили, листья и стебли были ободраны и примяты. Ханбин задрожал, почувствовав, что напал на след. Он побежал вперед, изредка замирая, чтобы не упустить «тропинку». Четверть часа спустя Ханбин выскочил на лесную дорогу и остановился у глубокой красно-бурой, утонувшей в хвое колеи. Чживон обнял подушку и сладко зевнул. Давно он так хорошо не высыпался. Несмотря на то, что ему запрещено было выходить из комнаты, в туалет нужно было ходить под конвоем, а еду приносили по расписанию, Чживон давным-давно так хорошо себя не чувствовал. Подушки, простыни и пододеяльники пахли чистотой и свежестью. Он давно отвык раздеваться перед сном, но прошлым вечером с удовольствием скинул опостылевшие джинсы и рубашку. Горячей воды и мыла в ванной, куда его сопроводили разумеется под охраной, было сколько угодно. Чживон тер и тер себя мочалкой, на бортиках ванны оставались грязные разводы, но вместе с тем с него будто слезала старая кожа. Грубая, ороговевшая корка, которую он заработал на пустошах, постепенно истончалась. Он чувствовал себя в полной безопасности, и от того казалось, что внутри, наконец, начинает развязываться тугой узел. Словно где-то внутри он всегда держал себя в напряжении, а теперь эти невидимые мышцы стали расслабляться. Концы волос оставались ярко-фиолетовыми, но черные корни уже сильно отросли. Немного поработав ножницами Чживон по большей части избавился от цветных вкраплений. Он стал таким же как в день, когда последний раз видел Ханбина. За окном послышался какой-то шум, Чживон лениво поднялся с кровати, завернувшись в одеяло, выглянул сквозь решетку во двор. Главные ворота стояли нараспашку, через них на полном скаку промчался всадник. Он резко натянул поводья и спешился. Чживон с удивлением узнал Ханбина, только вот куда-то делась вся его собранность и холодность. Позади Чживона скрипнула дверь, он обернулся, симпатичная девушка принесла ему завтрак. — Что там такое? — он кивнул на окно, она пожала печами, хотя по глазам Чживон заметил, что ей тоже очень интересно узнать, что случилось. — Можно… можешь, проводить меня туда? Она в смятении всплеснула руками и покачала головой. — Не думаю, что мне положено… — Да ладно тебе, даже заключенным положены прогулки. К тому же нацепишь на меня наручники, — Чживон улыбнулся, и девушка порозовела и невольно заулыбалась в ответ. Во дворе вокруг Ханбина столпились все жители Обители, а он как дикий зверь метался в кругу и все силился что-то объяснить. Вдруг по толпе прокатилось одно слово, как общий вздох: Чжинхван! — Что случилось? — расталкивая всех, к Ханбину пробился бледный Чжунэ. Чживон тоже стал подбираться поближе. — Его… — Ханбин облизнул пухлую нижнюю губу, — забрали. — Кто?! — Я не знаю. Какие-то дикари, лысые, татуированные. — И где он?! Где?! Чживон заметил, как Чжунэ сжал кулаки, как нервно заходил вверх-вниз кадык. Все вокруг растерянно молчали, только он продолжал кричать и наскакивать на Ханбина. А тот на секунду прикрыл глаза и сухо, спокойно сказал: — Я не знаю. Чживон отлично помнил это его умение — в ответственный момент не впадать в панику, а словно отрешаться и действовать по плану. В этом он узнал Ханбина и рванулся из наручников, раздирая кожу на запястьях. Стало чуть легче дышать. — Ты! Куда вас понесло ночью? Зачем ты его взял с собой?! Он в тебя верил, а ты… — Чжунэ, — предостерегающе позвала какая-то девушка и потянула его за рукав. Чжунэ как-то странно с подвыванием всхлипнул и закрыл лицо руками, девушка осторожно погладила его по плечу. Ханбин опустил голову. — Как они выглядели? — Чживон шагнул бывшему другу на встречу. — Что ты тут делаешь? — отрешенно спросил Ханбин, словно по инерции оглядываясь на правила. — Ты должен быть в своей комнате. Под замком. — Они были лысые, со шрамами на лице и руках? В одних штанах? С бусами из ушей? — Да, знаешь, кто они? — К сожалению, да. — Что здесь происходит? Будто в зрительном зале все повернулись к новоприбывшему. А Юнхен переводил растерянный взгляд с Чживона в наручниках на Ханбина, по лицу которого ничего невозможно было понять, и Чжунэ, бледного до синевы. — Ничего, — безэмоционально откликнулся Ханбин, перевел тяжелый взгляд на Чживона и бросил: — Идем. Он даже не стал дожидаться ответа или оглядываться, просто пошел к зданию. Услышал ли Чживон, что думают остальные — все это не имело для Ханбина значения. Он только чувствовал, как уходит драгоценное время. Металлические ступени гремели под его ногами, встревоженные лица во дворе превратились в булавочные головки. И словно что-то холодное и острое, как противотанковый «еж», поселилось у него внутри и резало, терзало легкие. — Юнхен? — Ли Хай и остальные девушки теперь смотрели на старшего. — Возвращайтесь на свои места, — по толпе прошел ропот. — Нет никакого смысла паниковать. Помните: делай, что должен и будь, что будет! Ты, — он повернулся к Чживону, — иди уже. Ханбин вошел в кабинет, оставалось где-то минуты полторы до того, как Чживон поднимется вслед за ним. Он рывком выдвинул нижний ящик стола и нащупал в глубине мятую, истрепанную пачку сигарет и зажигалку. Несколько сигарет еще болтались внутри, он прятал их именно для такого случая. Руки дрожали, огонек зажигалки прыгал и гас. Наконец, Ханбин глубоко затянулся и медленно выдохнул. Едкий дым наполнил легкие, голова слегка закружилась, но «еж» в груди слегка уменьшился. — Кое-что не меняется, — усмехнулся Чживон, стоя в дверях. — Тебя ведь никогда не хватало, чтобы начать курить постоянно. Но ты вечно делал пару затяжек перед экзаменом. — Заткнись, — процедил Ханбин и растер остатки сигареты между пальцами. — Не хочешь меня видеть? — Меня от тебя тошнит, так что не тяни и выкладывай, что знаешь. Чживон уселся на стул, ничуть не смущенный из-за наручников. — Повежливее, командир, не то мне совсем расхочется говорить. — Хен! — в кабинет влетел Чжунэ. Он сделался еще бледнее, хотя казалось, что уже некуда. На висках проступили тонкие синие венки. Шея у него вся покрылась испариной. — Сядь, — жестко велел Ханбин. — Молчи. Чжунэ послушно опустился на табурет у двери и сложил руки на коленях. Ладони мелко дрожали, Ханбин отвел взгляд и уставился в окно. Он не видел ничего. Казалось, от этой дрожи по воздуху шли вибрации. — Говори… — тихо приказал Ханбин и, если бы мог, то удивился бы, что Чживон заговорил спокойно, без обычного ехидства. — Я видел их до того, как встретил Чжунэ. Колесил по стране в одиночку. Они жили на побережье, не думал, что они уже перебрались так далеко на север. — Кто «они»? — Сектанты. Они считают друг друга семьей, называют друг друга братьями и сестрами. Хотя это и не мешает им устраивать оргии. Вообще говорят, они живут одной общей «семьей». — Ближе к делу. Где искать Чжинхвана и что они могут ему сделать? — Они кочуют, но, насколько я знаю, у них есть один большой лагерь, который переползает с места на место, так что заметить их не сложно. Они называют его «Врата Рая», а в Рай попадают только через боль. — Хочешь сказать…? — Твоему другу не повезло. — Пусть они только попробуют! — прорычал Чжунэ, вскакивая со своего места. — Пусть эти ублюдки только попытаются… Если они только.! — Я не думаю, что они будут тебя спрашивать, Чжунэ-я, — покачал головой Чживон. — Где мне их искать? — Не знаю, — сказал Чживон и поднял ладонь, заметив, что Ханбин хочет что-то сказать, — но, возможно, знаю того, кто может помочь. — Ты скажешь, наконец, куда надо идти или нет? Ханбин привычно скрестил руки на груди. Чживон нахмурился: — Слушай, ты ведь не собираешься все сделать в одиночку? Это самоубийство! — Скажи, где искать. — Ты не пойдешь один, — Чживон резко поднялся и сделал к нему пару шагов. Он замер, наткнувшись на холодный взгляд Ханбина. — Вот именно! — подал голос Чжунэ. — Это ведь Чжинхван, я пойду с тобой. — Нет, ты останешься, — обернулся к нему Чживон. — С Ханбином должен пойти я. — Слушайте… — Нет, может, ты и отлично управляешь своей маленькой Обителью, но за стенами все по-другому. Я помогу! — Ты не знаешь, сколько времени я провел «в поле». С чего вы вообще решили, что можете что-то решать. На тебе, — Ханбин указал на Чживона, — наручники, а ты, — кивок в сторону Чжунэ, — все еще болен. И еще, я вам обоим не доверяю. — Это же Чжинхван! — Чжунэ вцепился в край стола. — Один ты точно не справишься! — Вы двое должны быть здесь. Под замком. Я еще не вполне уверен, а не имеете ли вы отношения к этим сектантам. — Что?! — хором возмутились Чжунэ и Чживон. — Да как ты мог так подумать?! Ханбин молча отвернулся к окну. Похоже, Юнхен все-таки смог разогнать всех по рабочим местам. Может для него, Ханбина, не все потеряно, если люди готовы подчиняться даже такой ситуации. Может он неплохо потрудился, прививая им железную дисциплину? А эти двое у него за спиной так просто не отступят. Они-то точно не привыкли беспрекословно следовать приказам. Именно поэтому они должны остаться в Обители. — Расскажи хотя бы, что произошло, — тихо попросил Чжунэ. — Мы выбрались на охоту… в незнакомое место… Ханбин неохотно рассказал, как было. Чжунэ морщился, сжимал кулаки, но молчал, Чживон просто смотрел в угол, будто вообще не слушал. Потом он стянул со стола Ханбина скрепку и играючи снял наручники. Ханбин поморщился, когда браслеты с металлическим звуком упали на пол. — Нужно будет выйти через пару часов, чтобы добраться к ночи, — сказал Чживон, потирая запястья. — И без меня ты не пойдешь. — Чживон… — Не начинай, ладно? Не хочу ничего слышать, — Ханбин открыл было рот. — И не спрашивай ни о чем. — Не смей вести себя так, будто знаешь меня! Тебе и в прошлый раз было плевать, что же ты сейчас впрягаешься? Тебе нет никакого дела до Чжинхвана. Кого ты хочешь обмануть? Ханбин гневно раздул ноздри и посмотрел на Чживона исподлобья. — Ради этого ребенка? — Ханбин указал на Чжунэ. — Ради него, да? Чживон просто смотрел в пол, по его лицу невозможно было ничего понять. Словно он совершенно отрешился от происходящего. А Ханбину казалось, что он вернулся в прошлое, будто всех этих лет не было. Внутри него поднималась какая-то детская горькая обида за то, что Чживону этот незнакомый парень оказался дороже него, друга детства. — Уходи, — тихо сказал он. — Уходите оба. Чжинэ закинул рюкзак в прицеп и уселся на пассажирское сиденье пикапа. Ханбин вскинул брови и заглянул в кабину. В потемках, когда все уже закончили работу и собрались на ужин в столовой, он обстоятельно паковал вещи, собираясь в поход. Чживон должен был присоединиться к нему не смотря на то, что Ханбина вовсе не радовала такая перспектива. Но ради Чжинхвана он готов был себя ломать. — Какого хрена? — Хотели уйти без меня? Так вот, не выйдет. — Если бы я мог, не брал бы никого из вас с собой. Чжунэ только покачал головой и упрямо поджал губы, но на Ханбина не смотрел. Он боялся, что под тяжелым, как асфальтовый каток, взглядом лидера сломается, и тогда придется остаться в лагере. Остаться и мучиться, переживать, на стенку лезть, перекручивать к голове мысли, от которых страшно, тошно и хочется завыть. — Ты остаешься, — твердо велел Ханбин. — Нет. — Остаешься. Чжунэ сжал руки в кулаки, красными как у кролика глазами он впился в Ханбина и воскликнул: — Ты что не понимаешь?! Он мой соулмейт! Мой! — Ты знал?! — Ханбин удивленно уставился на Чжунэ. Того трясло будто в припадке, из глаз струились слезы и крупными каплями капали на куртку. — Конечно, знал! — с досадой крикнул он. — С самого первого взгляда я знал. К машине неспешно подошел Чживон. Тошнотворно легкомысленный и расслабленный как всегда. — Эй! Что у вас тут за крики? — Чжунэ собирается с нами. — Пацан, возвращайся в комнату. Ты еще не достаточно восстановился после ранения. — А Чжинхван? Он тоже был ранен и серьезнее, чем я. Вы, двое самоубийц, собираетесь напасть на целый лагерь каких-то сектантов, я лишним не буду. Чживон, — он умоляюще посмотрел на старшего, — мы ведь бродили вместе по пустошам, я не был бесполезен. Ты сам знаешь, что я могу помочь. Ханбин фыркнул и забрался в кабину, предоставив им самим разбираться в «семейных неурядицах». — Ничего больше не скажешь? — повернулся Чживон. — Это твой геморрой, если его угробят, плакать не буду. — Боже, Ханбин, сколько еще ты будешь прикидываться, что тебе все равно? Да я ни за что не поверю, что для тебя даже такой отброс, как я, не важен. — Не угадал, мне все равно, — Ханбин резко повернул ключ зажигания и дернул ручник к низу. — А теперь садись уже, а то такими темпами нам всю Обитель придется взять с собой. Чжунэ, радостный от того, что в пылу перепалки Ханбин и Чживон напрочь забыли выгнать его из машины, уже пристегивал ремень. Чживон только глаза напоследок закатил и тоже погрузился в машину. Они долго ехали по шоссе, пока Чживон не велел свернуть на какую-то одному ему известную дорогу. Машина мягко переваливаясь пробиралась по грунтовка, когда-то в прошлом вероятно проторенной лесовозами. Затем пришлось бросить автомобиль и углубляться в лес пешком. Время от времени Чживон вдруг особым образом складывал ладони и среди деревьев разносилось звонкое чириканье. — Что ты делаешь? — не выдержал Ханбин. — Надо, — просто ответил Чживон и ещё раз подал голос. Неизвестно было, как он выбирал дорогу в кромешной темноте. Голубоватый свет фонарика скользил по листве, от чего кругом ложились зловещие тени. Ханбин слышал, как позади то ли от страха, то ли от холода стучит зубами Чжунэ. — Пришли, — сказал Чживон после почти часового блуждания по лесу. Он остановился под большим кряжистым дубом, чьи ветви низко нагибались к земле. Чживон обошел его кругом и раскидал палую листву, под которой обнаружилось кострище из небольших гладких камешков. — В смысле? — Подождем, — ответил Чживон и стал собирать сухие ветки для костра. Чжунэ последовал его примеру, видимо, не впервой ему было просто делать то же, что и Чживон. У Ханбина в голове вертелась тысяча вопросов, но он сдержался. Накрапывал мелкий дождик, но не мог просочиться сквозь плотную крону. Они грелись у костра, Чжунэ жарил на тонкой веточке кусочек хлеба. Чживон, обняв колени, смотрел только в пламя. — Зачем ты все-таки пошел со мной? — сощурился Ханбин, чувствуя жар на лице. — Может, я просто хочу отдать тебе старый долг. — Ты же знаешь, не поверю. Пустоши только ожесточают, но никак не способствуют раскаянию. — А поверишь, если скажу, что пожалел, как только вышел за порог? — Нет, — сглотнув, хрипло ответил Ханбин. — Страшно, рядом с тобой, Ханбин, бывает страшно. Ты хочешь всех спасти и неважно какой ценой. — Неправда. — Ты просто не замечаешь. А я думаю, что иногда один стоит всех. — Ради общего блага… — Да-да-да, — перебил Чживон, вскидывая наконец подбородок и впиваясь взглядом в глаза Ханбина. — Тогда что же ты тут делаешь? Снова рискуешь собой, так? Ты не понимаешь! Он резко поднялся и перепрыгнул костер, схватил Ханбина за грудки и потряс. — Ты не понимаешь, что для меня ты дороже всех! Пусть все сгниют, пусть сдохнут, но не ты. Ты один для меня ценнее всех на Земле! Чживон отпустил края его куртки, Ханбин, ошарашенно хлопая глазами, осел на землю. — И мне легче, — тихо сказал Чживон, — мне легче уйти, чем смотреть, как ты себя губишь. Расходуешь на всякие мелочи. — Но они ведь тоже люди, тоже заслуживают жить… — А мне плевать… — уже совсем неслышно отозвался Чживон и рухнул у костра, сгорбившись и вновь уставившись на желтые языки. Хлеб Чжунэ, который молча наблюдал за всей сценой, давно превратился в угольки и теперь кусочками падал в огонь. Ханбин разглядывал свои руки, грязные ногти, мысленно называя себя — слепым дураком. Для него душа Чживона всегда была простой, бесхитростной. Почему он не думал, что и в ней есть такая же темная глубина? Как Чживон прятал в себе все это? — Вы чего раскричались, парни? Из-за дерева вышла высокая девушка, на плече у нее висел лук и большая кожаная сумка, а пол лица закрывал респиратор. Только теперь Ханбин понял, что позабыл обо всех своих же правилах — они покинули Обитель без масок. — Привет, Кита. — Привет, что ты тут делаешь? В прошлый раз ты как угорелый бежал из моего леса. Девушка сняла потяжелевший от влаги плащ и присела к костру. Всю стройную фигуру обтягивал болотного цвета костюм. Она сняла маску, симпатичное лицо портили только странные белые бугорки от левой скулы до челюсти. — Лес меня отметил, — пояснила Кита, поймав взгляд Ханбина. — Так что ты тут делаешь, Чживон? — Мы ищем кое-кого. Где теперь «Врата Рая»? Они ведь прошли через твой лес? — С чего ты взял? — она вытащила из сумки большого судака и принялась вынимать из него кишки. — Они впервые появились севернее Санджу, от Хвасандон путь лежит только через твои угодья. Ты видела их или нет? — Видела, — она принялась за чешую, во все стороны полетели меленькие пластинки. — Кита, не тяни! Где они? — Ким Чживон, ты приходишь в мой лес и думаешь, что можешь меня допрашивать? Вот так просто? — холодно лениво осведомилась она. — Кита, я умоляю, — Чживон сложил руки на груди. — Вот так уже лучше, — девушка улыбнулась уголком губ. — Они расположились на берегу одного из притоков Нактонгана. Возвели большой, шумный лагерь. Тревожат мой лес. Зачем вам туда? — Они забрали нашего друга, — честно ответил Ханбин. Чжунэ кивнул. С самого отъезда из Обители он произнес едва ли несколько слов. Хотелось плакать или закричать, но Чжунэ сдерживался, глотал слова. Ему хотелось только добраться до этих ублюков и разорвать их всех. — Неужели? — она вытерла кровь о листву. — Думаете, у вас еще есть надежда? Чживон, ты что ничего не рассказал им? — Я рас… Внезапно Чжунэ закричал, вскочил и схватился за правую руку. Он скинул куртку и закатал рукав. На бледной коже стали проступать красные цветы, от локтя до кончиков пальцев все быстро заполнялось алыми маками. Казалось, что рука превратилась в открытую рану, будто под рисунками мясо, а не кожа. — Что происходит? — растерянно спросил Чжунэ, глядя то на Ханбина, то на Чживона. — Такого раньше не было. — Соулмейт? — Кита тоже встала, чтобы рассмотреть поближе. — Не знала, что они еще остались в нашем мире. Девушка улыбнулась, впервые за вечер из голоса ее ушла вся едкость. Она осторожно взяла его ладонь в свои. — Неужели ты не знал? — Знал, конечно, но оно никогда не было так быстро и… и много. — Ничего хорошего ждать не стоит, — мрачно сказал Чживон, Ханбин кивнул. — Его соулмейт и есть парень, которого мы ищем. — Правда? — она посмотрела на Чжунэ, тот кивнул. — Ну раз так, то я провожу вас до реки. Спасите своего друга, только… не верьте надежде. Он либо присоединится к ним, либо умрет. Они никого не отпускают. Чжинхван приходил в себя с трудом, в мозг еле-еле пробивались какие-то голоса и шум. Неясный, но отдающийся внутри дрожью барабанный бой. Он упал, когда они с Ханбином убегали от каких-то дикарей. Кажется, его ударили, а потом в машине пропахшей маслом и дизелем накачали каким-то дерьмом, от которого он впал в долгое забытье. Чжинхван попытался открыть глаза, один открыл, а на другом ресницы крепко присохли к нижнему веку, видимо кровь так запеклась. В неярком оранжевом свете он различил какие-то фигуры и содрогнулся. — Он мой! — проскрипел какой-то сгорбленный человечек в одной набедренной повязке. — Это я его поймал! Вокруг него тут же зашумели другие точно такие искаженные фигуры, забили тесаками о деревянный пол, загремели костяным ожерельями. Это были такие же дикари как и в лесу. В полутьме их искалеченные, изрезанные лица и лысые головы казались еще более жуткими. На бедрах висели какими-то лохмотьями, и у каждого на поясе или в руке был тесак или мачете. — Это общая добыча, Шакс. И мы вместе его посвятим Белому Богу! — высокий и самый крупный из сектантов посмотрел на человечка сверху вниз. Тот еще сильнее сжался в комок, но не отступил. Чжинхван сглотнул, заметив их языки, раздвоенные, как у змей. — Я! Я его ударил первым! — проскулил Шакс. — Он мой! Мой! Ты обещал, что у меня будет собственный послушник, Джага! — Ты подчиняешься Белому Богу и будешь делать то, что я велю от его имени! — рыкнул высокий и, легонько размахнувшись, одним ударом послал мелкого Шакса в угол. Толпа загоготала, заулюлюкала, показывая на него пальцами. — Идем, нам нужно подготовится к ритуалу. На несколько мгновений открылись высокие двери, и Чжинхван увидел небо, усыпанное звездами. А потом он остался в одиночестве и смог, наконец, оглядеться. Руки и ноги его были привязаны (он мысленно обрадовался только тому, что не прибиты) к кресту в виде буквы Х. У ног в глиняным плошках и черепках тускло горели примитивные масляные светильники. Своды здания, напоминавшего амбар для сена, уходили в темноту. Не было ни окошка, ни одной двери, кроме центральной. Чжинхван чувствовал, как от страха слабеют коленки, но гнал от себя нехорошие мысли. Он дернул одну руку, потом другую, но веревки только сильнее впились в кожу. Какой бы ритуал не готовили эти сектанты, ему стоило убраться отсюда до него. Он огляделся, можно было разве что пнуть плошку с маслом и устроить пожар, но вряд ли кто-то кинется его спасать. Они скорее съедят то, что от него останется. Внутри поднималась волна паники. Ханбин не выручит его на этот раз, просто не сможет. Они побывали в стольких передрягах, столько всего видели, но в этот раз ему не спастись. Ханбин даже не узнает, где он. Скорее всего они убьют его и отрежут уши или пальцы для своей коллекции, и Чжинхвану еще очень повезет, если они сделают это именно в такой последовательности. И Чжунэ… При мысли о Чжунэ сердце Чжинхвана наполнилось теплотой воспоминаний о их единственном поцелуе. Будет ли Чжунэ искать его? Будет ли убиваться из-за парня, который сбежал, не ответив на его чувства? Он вспомнил его улыбку, их разговоры ни о чем. Лучше б он тогда не смущался, а честно отозвался на чувства Чжунэ. Чжинхвану стало так себя жалко, что глаза невольно наполнились слезами, и он до крови укусил себя за нижнюю губу, теплая струйка потекла по подбородку. Это помогло, вернуло его к реальности. Скрипнула входная дверь в темноте, внутрь проскользнула знакомая фигура. — Джага может командовать сколько хочет, но ты мой. Я сделаю тебя своим, — он медленно подошел к Чжинхвану, в руке сжимая кривой короткий нож. — Ты пройдешь сквозь Врата, и Белый Бог примет тебя в свои объятия, а я… — Шакс блаженно улыбнулся, — я смогу подняться на новую ступень. — Не подходи, — сказал Чжинхван, но голос плохо его слушался. Шакс усмехнулся и быстро срезал с него рубашку. Ножом он прочертил в воздухе дугу и оттянул пальцами один из сосков Чжинхвана. — Красивое будет дополнение к моей коллекции, — Шакс дернул тощей шеей, на которой болталось ожерелье из каких-то сморщенных комочков. Чжинхван протестующе закричал, задергался. — Заткнись, нечистая тварь! Грязная лапа зажала ему рот. Снаружи послышался какой-то шум, Шакс нервно обернулся на дверь. — Эти, — прошипел он сквозь зубы, — эти скоро придут. Так мало времени… — прохныкал Шакс. — К дьяволу! Он отбросил нож и, выхватив мачете из ножен, рассмеялся. По спине Чжинхвана заструился холодный пот. Он только успел вдохнуть. Лезвие будто в замедленно съемке взметнулось вверх, Чжинхван открыл рот, чтобы закричать. Послышался хруст. — Быстро и эффективно! Истошный крик взвился в потолок и прошел сквозь крышу. Через пару секунд двери распахнулись, будто их выломали тараном. Шакс замер с окровавленным мачете, глядя только на Чжинхвана. Джага схватил его за горло и встряхнул, как котенка. — Что ты наделал?! Чжинхван повис на веревках, не было сил даже поднять голову. Он терял сознание от боли. Отрубленная рука осталась на кресте, крепко привязанная к нему. На полу уже собиралась темно-красная лужа. Чжинхван кричал и захлебывался своим воем, по горлу будто провели наждачной бумагой. Он чувствовал свои пальцы, но их не было. Не было ничего кроме боли, бесконечной поглотившей все звуки, запахи и цвета боли. Чжинхван закашлялся, слезы градом полились из глаз. Джага впечатал Шакса в стену, и тот кучей рухнул у его ног. Кто-то уже отвязал Чжинхвана, но ноги его не слушались. Последнее, что он увидел, это перепачканное зеленой краской лицо Джаги, и прямо у себя перед носом цветные перья в его ожерелье. В следующий раз мир вернулся весь и сразу. Над головой светила керосиновая лампа на ржавом крюке, воняло мочей и дерьмом, потом и грязью, и еще немного горелой плотью. Вокруг была похожая, но все же другая комната. Те же деревянные, грубые стены, двускатная крыша, щелястая дверь на ржавых петлях. Чжинхван лежал на мокрой, жесткой койке, под тонким несвежим одеялом. Он осторожно откинул ткань левой рукой и взглянул на перемотанную культю. Ничего не было ниже локтя. Чжинхван завыл, тонко, на одной ноте. Под кривыми повязками он не видел рану, но по крайней мере Чжинхван уже не умер от потери крови. Послышалась автоматная очередь и крики, бесконечные панические крики. Чжинхвана почти подкинуло на кровати, он метнулся к окну и осторожно выглянул. Он делал все инстинктивно, не задумываясь, не обращая внимания на боль. В лагере была настоящая паника, от бушующего племени было светло, как днем. Горели до небес костры, пылали малочисленные деревянные здания и целый палаточный городок. По дороге к Чжинхвану быстро приближался человек, на ходу пытаясь сбить пламя с себя. Не добежав десяток шагов, он споткнулся и упал навзничь, больше не поднявшись. Вокруг насколько хватало глаз творилось что-то невообразимое. Либо сектанты резко сошли с ума (хотя куда уж дальше) и подожгли сами себя, либо кто-то устроил диверсию. Чжинхван, не смея давать себе надежду, решил, что это его лучший шанс, чтобы сбежать. Не может быть, чтобы Ханбин все-таки нашел его. Просто не может быть! Снова стреляли, уже как будто ближе. Чжинхван выскользнул в окно, в котором давным-давно не было стекол, и осторожно обошел барак. У входной двери, сжимая в руках копье, мелко трясся, видимо, его охранник. — Белый Бог, порази этих нечестивцев огнем своим, — негромко подвывал он. — Защити нас или забери сквозь Врата пути в свое царство. Не дай детям твоим погибнуть напрасно… Выстрел, и охранник медленно сполз по стене, оставив на досках кровавый след. Чжинхван резко обернулся. Из темноты между деревьев слева от барака вышел Чжунэ, на плече болталась винтовка. Он смотрел на Чжинхвана и улыбался, но казалось, что еще немного и зарыдает. Взгляд переметнулся на руку, на лице отразились ужас и гнев. — Чжунэ? — Ублюдки! — прорычал он. — Какие же все-таки ублюдки! Я убью их! Убью их всех! — Нет! — Чжинхван кинулся к нему и обнял, прижался щекой к плечу. — Не надо. Просто уйдем. Пожалуйста. Слова давались ему с трудом. Чжинхван ощущал бесконечную усталость, ноги подгибались, будто ватные. Он почти повис на руке Чжунэ, тот подхватил его подмышки и поволок куда-то к деревьям. В темноте Чжинхван почти ослеп, только успевал еле-еле перебирать ногами, спотыкаясь и крепко вцепившись в Чжунэ. Они обошли лагерь по большой дуге, в густой тени, пока в центре горела паника. Казалось, что стреляли сразу со всех сторон, будто на лагерь напал целая армия. Чжинхвана подташнивало от дыма и запах горелого мяса. От боли кружилась голова, хотелось закрыть глаза и забыться, чтобы этот кошмарный сон наконец закончился. Он видел трупы, обгорелые, искореженные. При жизни они почти не перестали быть людьми, а в смерти совсем потеряли человеческий облик. Просто какие-то куски плоти и костей. — Стой, — Чжинхван оттолкнул Чжунэ и привалился к дереву. В животе закрутило, желудок резко поехал вверх. Чжинхван ничего не ел больше суток, так что на землю полилась вода и желчь. Он секунду судорожно хватал ртом воздух, пока его не скрутил новый спазм. — Я нашел его, — сказал негромко в рацию Чжунэ. — Можем уходить. Чжинхван закашлялся и упал на колени. Под ладонью чувствовал сухие листья, шершавые корни дерева. Мозг отказывался принимать отсутствие второй руки. Кулья просто бесполезно болталась в воздухе и болела, болела, болела, будто ее бесконечно резали и прижигали. Чжинхван взвыл, сжимаясь в комок. — Хен! — Чжунэ опустился рядом с ним и обнял за плечи. — Почти все, хен! Потерпи еще немного. С двух сторон, будто духи леса, появились Ханбин, грязный и измотанный, и Чживон, встревоженный, с рассеченной бровью. У Чжинхвана даже не было сил удивляться присутствию второго. Ханбин сразу бросился к Чжинхвану, а Чживон замер в нерешительности. — Все нормально? — осведомился он у Чжунэ, тот, помедлив, кивнул. — Тогда уходим. — Боже! — выдохнул Ханбин, заметив руку Чжинхвана. — Нужно спешить. Чжинхван не запомнил, как они добрались до машины. Его еще пару раз стошнило, он то и дело отключался. Перед глазами мелькали то кроны деревьев, то корни, то лица друзей, то его собственные заплетающиеся ноги. Он ударился щекой он знакомое сидение джипа, пахнущее искусственной кожей. А через секунду рядом уже был Чжунэ, обнял за плечи и положил голову Чжинхвана себе на колени. Зашумел двигатель, Ханбин дернул рычаг передачи, взвизгнув шинами, машина понеслась по бездорожью. На щеку упала теплая капля, Чжинхван поднял глаза, Чжунэ беззвучно плакал, мягко гладя его по волосам. — Где Кита? — Вернулась в своей лес, мы ей не нужны. Чжинхван взял вилку в левую руку и неловко ткнул в небольшой кусочек мяса на тарелке. Мельхиоровые зубцы скрипнули по керамике. Медленно прожевал, отложил вилку и потянулся к стакану с водой. Он не чувствовал ни вкуса мяса, ни воды, обычно чуть пахнувшей железом. Но нужно было поесть, так сказал Юнхен. Еще кусочек и еще. Солнечный свет ложился теплыми пятнами на стол в его комнате, ветер шевелил занавеску. С улицы слышались голоса, но Чжинхвану было все равно. Он поморщился от боли. От боли в несуществующей руке. Ему казалось, что на ней занемели пальцы. Мозг бесполезно посылал сигналы, которые уходили в никуда. — Черт! — он отбросил вилку и вцепился в стакан. Небо было голубое, далекое и безмолвное. Он глянул на озеро. Не было ничего кроме боли. Тупой, непрекращающейся боли. В дверь постучали, вошла Дженни, не улыбнулась, не защебетала по привычке о каких-нибудь пустяках. — Больше не будешь? — она указала на тарелку. Чжинхван покачал головой. — Тогда я заберу. Она почти на него не смотрела, пряталась за темными волосами. Теперь они все так делали, словно он болен или сошел с ума, будто к нему опасно приближаться. Так и будут. Ему будут приносить еду, штопать одежду, убирать за ним, как за немощным стариком. Теперь он, Чжинхван, всего лишь рудимент. Теперь он бесполезен для Обители. Обуза и не более. Чжинхван сел на кровать и уставился в пол. Может, и лучше было бы лишиться ушей. Кто он теперь? Балласт. Он будет, как старики, доживать свои дни, влача жалкое, никому ненужное существование. Он достоин лишь жалости. — Привет, — Чжинхван не заметил, как вошел Чжунэ, присел рядом с ним. Он мягко переплел свои пальцы с его, Чжинхван сжал зубы. Рука была какая-то странная, вся в красных маках, он не мог припомнить этой его татуировки. — Может, прогуляемся? — нерешительно спросил Чжунэ. Чжинхван посмотрел на него и промолчал. Зачем только они его спасли? Чжинхван закусил нижнюю губу, чувствуя, как слезы обжигают глаза. — Пойдем, — почти шепотом позвал Чжунэ и поднялся с кровати, потянул его за руку. Губы Чжинхвана поехали, слезы покатились по щекам. Он отобрал руку и, повалившись на кровать, отвернулся к стене. Почему нельзя просто оставить его в покое? Никакие слова не помогут ему справиться. Но говорят: время лечит. Возможно, Чжинхван сможет проверить это на себе. — Чжинхван… — Уходи. Чжунэ самому хотелось плакать до дрожи в руках. Сердце сжималось в комок, словно кто-то выкручивал его, как мокрую тряпку. Он смотрел на свою красную «цветочную» руку, понимая, что даже этого Чжинхван не заметил. Зачем нужен соулмейт, если он не чувствует твоей души? Чжунэ взлохматил волосы на затылке и зарычал, как раненный зверь, хлопнул дверью. Чжинхван зарыдал во весь голос. Даже Чжунэ он теперь не нужен. Он делает это только из жалости, из чувства долга. Никому в этом мире не нужен такой жалкий калека, который даже поесть сам не может. Сколько еще Чжунэ будет ходить к нему просто потому, что должен? Наверное, недолго. Потом он найдет кого-то получше, кто не будет часами смотреть в стену и жалеть себя. Разумеется, он хочет кого-то, кто сможет улыбаться и главное выживать в этом гниющем мире. Подушка стала совсем мокрой. Лучше б Чживон ушел и забрал его с собой. Все равно он больше не будет с Чжинхваном. Может, Чжунэ найдет себе кого-то прямо в Обители, тогда точно не останется ничего кроме, как выйти в окно. Нет, выйти за ворота и позволить разорвать себя на части. Чжинхван обнял себя целой рукой, чувствуя, как из-за слез по вискам разливается боль, тяжелеет затылок. Его винтовка так и ждала в углу комнаты. Ханбин закончил с утренними делами и спустился в кухню. В меленькой сковородке он разогрел рис, найденный в холодильнике, налил себе чаю. Есть не хотелось, скорее это была лишь физическая необходимость. Хотелось впервые за несколько лет надраться в сопли, чтобы перестать беспокоиться, переживать из-за всего на свете… и забыть наконец, что это он виноват в том, что случилось с Чжинхваном. Конечно, это его вина, его ответственность. Ведь он, Ханбин, пообещал всем этим людям, может быть, не вслух, но пообещал, что они будут в безопасности. Он обещал защитить их, но они страдают раз за разом. Возможно, кто-то мягкий и добрый, как Юнхен, или дружелюбный и общительный, как Чжинхван, подошел бы лучше. Все было бы легче, без правил, без запретов, без вечно недовольного Ким Ханбина. — Я знаю, это твое выражение лица, — Чживон плеснул себе уже остывшего растворимого кофе и присел напротив. — Прекрати. — Что прекратить? — Заниматься самобичеванием. — Отвали, — устало отозвался Ханбин, пререкаясь скорее по привычке. Чживон посмотрел на него внимательно, вздохнул и вдруг протянул руку через стол. Кончиками пальцев он мягко погладил ладонь Ханбина. — Ты не виноват, — с нажимом произнес он. — А кто же виноват? — с горечью в голосе спросил Ханбин, наблюдая за движением его пальцев. От руки вверх к плечу, а дальше по всему телу побежали мурашки. Ханбин дернулся и схватился за чашку с чаем. — Никто. Разве что те уроды, но они скорее относятся к стихии, чем к людям. Зато благодаря нам они еще долго никого не побеспокоят. — Нет, нет. Это ведь я потащил Чжинхвана на эту дурацкую охоту, а потом… бросил его. — Ханбин, — Чживон резко поднялся и обошел стол. Он присел на корточки перед Ханбином и заглянул ему в лицо. — Ханбин, ты не можешь контролировать все, не можешь спасти всех. Как ты не понимаешь? Твое гипертрофированное чувство ответственности однажды тебя убьет. — Я должен был… — Нет, не должен. — Я потащил его на охоту, потому что не мог справиться с собой, своими мыслями. Чживон встал и обнял его за плечи, как когда-то давно, еще в школе. И будто ничего не поменялось с тех пор. Будто не было ни эпидемии, ни выживания, ни лет вдали друг от друга. Ханбин потерся щекой о его живот. — Я даже не смог попросить прощения. Не могу к нему подняться. — Возможно, и не надо, — в кухню вошел хмурый Чжунэ, Чживон мгновенно отскочил от Ханбина, метнулся к раковине. Чжунэ, кажется, ничего и не заметив, ногой пододвинул к себе табурет. Он уставился на свои руки на столе. — Как он? — надтреснуто спросил Ханбин. — Физически? Нормально, насколько это возможно. Но он не говорит, почти не ест. Чживон заметил, как задрожали руки у Ханбина. Он тут же стал греметь чашками, греть чайник и настойчиво предлагать всем выпить по рюмке чаю, чтобы подумать, как быть дальше. — Твоя рука… он заметил? — перебил этот поток Ханбин. — Нет, — Чжунэ закрыл лицо руками. — Но ты же его хренов соулмейт! — И что?! Я все еще отдельный человек, я не могу залезть к нему в голову и навести там порядок. Я… — голос Чжунэ задрожал от близких слез. — Я… я его почти не знаю. — Так напряги мозги, — прорычал Ханбин, в мгновение вновь становясь собой. — Разве не ты рвался его спасать, потому что он твой соулмейт? Пули тебя не пугали, зато теперь поджал хвост, едва попытавшись! Ханбин, опершись руками на стол, поднялся, навис над Чжунэ. — Кто же ты тогда такой? — на скулах у него заиграли желваки, и он презрительно выплюнул: — Соулмейт? Родная душа? Не душа, а душонка. — Ханбин, — спокойно позвал Чживон, тот обернулся и сразу сник, так же быстро, как завелся. Он подпер щеку кулаком и замолчал. Чжунэ бросил растерянный взгляд на Чживона. — Он прав, Чжунэ-я, если кто и может помочь Чжинхвану, то это ты. — Я не знаю, как. Ханбин вскочил так, что табурет грохнулся на пол, и стремительно вышел. Чжунэ, сдерживая слезы, смотрел в потолок. Чживон снова вздохнул, потрепал друга по волосами и тоже вышел. Чживон быстро нагнал Ханбина и пошел рядом. Он почти видел, как пламя гнева окружает всю худую фигуру. Как мало в нем осталось от того парня, что ходил в походы и мечтал стать морским биологом. — Ну чего ты психуешь на Чжунэ? — Он думает, что это я виноват, ведь так? Они остановились перед гаражом, роллеты которого были подняты. Пахло машинным маслом, немного бензином, хотя для большинства машин пользовались электричеством. Иронично, как апокалипсис посодействовал переходу от бензиновых тачек к электрокарам. — Ханбин, — мягко позвал Чживон и впервые за долгие годы взял его ладонь в свои. Ханбин удивленно посмотрел сначала на руки, потом на Чживона. — Никто тебя не винит. Ты сделал все, что мог, Ханбин. Чживону отчаянно хотелось обнять его, прикоснутся губами к виску и успокоить. В его глазах Ханбин навсегда останется подростком, который слишком много на себя берет. Он на секунду зажмурился и отступил, отпустив руку лидера. Ханбин судорожно вздохнул. — Я виноват. — Ты мне не веришь. А если… если Чжинхван скажет, что ты не виноват? Ему, — Чживон сделал ударение на этом слове, — ему ты поверишь? Ханбин внимательно посмотрел Чживону прямо в глаза, облизал пухлую нижнюю губу. Было даже забавно то, что он точно знал в какой момент между ними стало так все не просто. Были ведь друзьями, даже лучшими друзьями… А теперь и не друг, и не враг, а так… Но несмотря ни на что Чживон хранил внутри тёплые чувства к Ханбину, даже к этому холодном, почти чужому. — Вам с Чжунэ стоит найти себе дело, —прерывая размышления, выдал Ханбин. — Хватит вам двоим халявить. Чживон хмыкнул и скорчил рожу, давая понять, что он думает об умении Ханбина менять тему разговора. — И что же мне делать, босс? — Я знаю, что ты неплохой выживальщик, научи мои людей, как не погибнуть за воротами. — Как выжить в пустошах? — Да, младшие за пару лет стали забывать, каково это прятаться и бороться за жизнь. Слишком стали полагаться на безопасность Обители. — Окей, как пожелаешь, — миролюбиво отозвался Чживон. — Но… что делать с Чжинхваном? Ханбин бросил на него тяжелый взгляд. — Делай, что должен, а я займусь своими людьми. — Как скажешь, босс. Я займусь, чем скажешь. Зашумел электрический подъемник, и машина медленно поползла вниз. Чжунэ кинул грязные перчатки на стол и вытер потный лоб рукой. Ногти на руках приобрели стойкий черный цвет, не смотря на то, что вечер выдался прохладный, майка липла к спине. — Ну как? В проеме гаража показался Чживон, тоже усталый, но на его лице играла улыбка. — Похоже, не так радужно как ты. Неужели тебе понравилось возиться с детским садом? Ханбин доверил Чживону самых младших обитателей лагеря, все они не достигли возраста даже средней школы. Целыми днями их новый учитель показывал, как делать ловушки в лесу, разжигать костры из подручных средств и прочие штуки из курса настоящего бойскаута. — С ними… — Чжунэ заметил, как на щеках друга появились красные пятна. — с ними я забываю… Забываю о том, что мы видели. Будто я снова в старшей школе. Будто ничего плохого и не было. Чжунэ мрачно кивнул и принялся оттирать руки растворителем. Его не могла отвлечь даже самая сложная, самая тяжелая работа. Стоило на пару минут перестать думать, как все накатывало на него с удвоенной силой. Невозможно было избавиться от узла, который с каждой секундой только сильнее скручивался внутри. — Ходил к нему? Чжунэ снова только кивнул и бросил кусок ветоши на пол. Взяв щетку, притулившуюся в углу, он принялся за уборку. — Ну и? — Что ты хочешь от меня услышать? — Чжунэ оперся на щетку. На щеке у него остался масляный след, а джинсы на коленях были такие черные, словно он целый день ползал по углю. — Что он только смотрит в окно и ничего не говорит? Это ты и сам знаешь. Он не ест и почти не спит, только смотрит все время в окно. Иногда плачет, молча. Слезы текут и все, будто у него не хватает сил даже, чтобы звуки издавать. — Прости, — просто сказал Чживон, и будто солнышко закрыли грозовые тучи, набежала на его лицо мрачная тень. — Ничего. Рад, что тебе здесь нравится. Я все думал, останешься ты или нет. — В смысле? — Мы с тобой ведь никогда не задерживались нигде надолго. Знаю, даже Кита обижалась на тебя, что ты ушел из ее леса. Ты нигде не находил своего места. Теперь похоже это то самое… Значит, рядом с Ханбином. — Это не из-за него, — возмутился Чживон. — Конечно, — легко согласился Чжунэ, с легкой грустью в голосе. — Как скажешь. Он сгреб все в урну и принялся умываться, фыркая как лошадь на водопое. Чживон подал ему полотенце. — Я серьезно, Ханбин тут не при чем. Ты же сам знаешь, сначала тебя ранили, потом Чжинхван… Ты ведь не пойдешь со мной, если позову. — Нет, — Чжунэ вздохнул. — Ты мой лучший друг, но он… Это другое. — Я знаю, — Чживон обнял его за плечи. Они так долго вместе бродили по пустошам, что Чживон слишком сильно прикипел душой к младшему. Встретив Чжунэ, он впервые в жизни стал нести за кого-то ответственность. С Ханбином они всегда были равны, и скорее лидер Обители брал на себя весь груз, даже не давая Чживону помочь. — Понимаю, что ты теперь ни за что не покинешь своего соулмейта. И это здорово. Правда, здорово. Должно же в нашем прогнившем мире быть что-то хорошее, светлое, вечное. Это даже, — Чживон ухмыльнулся, — даже внушает надежду. — Возможно. Чжунэ дернул плечом, сбрасывая его руку. Он не мог заставить себя улыбнуться в ответ. Даже искусственно растянуть уголки губ было для него мучительно, словно все мышцы на лице одеревенели. Чжунэ мог только хмурить брови да кусать изнутри губу, когда чувствовал, что слезы уже подкатывают к глазам. — Слушай, я пойду. Хочу навестить Чжинхвана перед сном. — Конечно. Он ещё шел по коридору, когда услышал голос Юнхена. -…как хирург, сделал все, что мог. Ещё повезло, что Ханбин так быстро тебя привез. Чжунэ заглянул в комнату. Там ничего не изменилось, теперь никогда ничего не менялось. Словно за несколько прошедших недель помещение превратилось в мавзолей. Даже ее хозяин все продолжал сидеть на стуле у окна и смотреть во двор. На улице давно стемнело, но Чжинхван будто и не заметил. Юнхен сидел за столом, вцепившись в воротник своего белого халата, как за спасительную соломинку. — Это правда. Тебе повезло. Дважды. Ты не умер от пули, а теперь не умер от сепсиса или потери крови. Счастливчик. Чжинхван дёрнул плечом. — Я хотел бы тебе помочь, но только ты можешь вытащить себя из болота. За волосы, как барон Мюнхгаузен. Юнхен помолчал, глядя Чжинхвану в затылок. Он всегда находил выход, пять лет назад в ординатуре он был лучшим, самым сообразительным, начитанным. Его звали всезнайкой. Но эта проблема была даже ему не по зубам. — Привет, — тихо сказал Чжунэ, входя в команду и садясь на кровать. — Как ты? Чжинхван промолчал, даже не обернулся. Его отстранённость приводила Чжунэ в отчаяние. Юнхен потрепал Чжунэ по плечу и вышел. — Слушай, там внизу пригодилась бы твоя помощь. Ты сам знаешь, без тебя станции не выдержит. Никто не знает, как обращаться со всеми этими тумблерами, панелями, лампочками. Ханбин старается изо всех сил, но ему не хватает знаний. Сердце уже почти не кололо, только отдавалось тупой болью под лопаткой. Чжунэ уговаривал себя быть понимающим, быть рядом, но больше всего ему хотелось встряхнуть Чжинхвана, чтобы тот наконец вышел из своей бесконечной апатии. Их единственный поцелуй под грушами до сих пор отдавался в душе неясным трепетом. Возможно, это чувство теперь никогда не повторится. — Сейчас нам больше всего нужны твои мозги, твои знания. Ты ранен, и грустить это нормально. Но я прошу тебя, не замыкайся. Я здесь, я хочу помочь. Чжинхван дёрнул головой. Чжунэ шагнул к соулмейту и погладил его по сальным, слипшимся волосам. Даже в свете ночника черные волосы казались смазанными жиром. Подмышками и на вороте футболки залегли желтые пятна. — Хочешь помогу тебе помыться? — ласково спросил Чжунэ, стараясь не смотреть на грязные бинты пониже локтя. — Как великодушно, — проворчал парень. — Что? — Чжунэ показалось, что он ослышался. Неужели Чжинхван наконец откликнулся, отреагировал. — Я сказал, — отчеканил тот, — как великодушно. Спасибо, что хочешь помочь такому жалкому инвалиду, как я. Да, ведь я не могу держать ружье, не могу водить машину, даже ложкой пользуюсь с трудом. — Я не это имел ввиду. — Разумеется. Вы все только и делаете, что жалеете меня! Думаете, я немощный! Бедный Чжинхван! Он не может сам поесть, сам помыться! — Чжинхван… — растерянно пролепетал Чжунэ и, отступив, вновь плюхнулся на мягкую кровать. — Может еще задницу станете мне подтирать?! — Все не так! — А как?! Что я могу с этой культей? — он сунул Чжунэ под нос острый обрубок локтя, парень невольно отшатнулся. — Сколько вы еще сможете возиться со мной? Сколько сможете терпеть нахлебника, неспособного даже шнурки себе завязать? Лучше б ты бросил меня умирать! — Что? — взвился Чжунэ. — Не смей так говорить! — Да! Лучше б я умер в гребаном сектанском лагере! Лучше смерть, чем такое! Чжинхван заметался по комнате. Любимая чашка врезалась в стену, жалобно звякнув, разлетелась на осколки. Он, дернув за занавеску, обрушил карниз. От пинка стул в грохотом повалился на бок, одна из перекладин выскочила. Вещи из шкафа свисали лохмотьями, будто его стошнило. Несуществующая рука бесконечно ныла, отгрызть бы её, как зверь, попавший в капкан, перегрызает ранную лапу. — Бесполезный! Жалкий! Ни на что не годный! Кусок биомассы! — Перестань, — твердо велел Чжунэ. — Хуже, чем фрики! Чжунэ размахнулся и влепил ему короткую пощечину. Голова Чжинхвана дернулась, он замолчал на половину очередного вопля и медленно осел на пол. — Прости, — боль Чжинхвана тупым эхом отзывалась у Чжунэ внутри. — Убей меня, — проскулил Чжинхван, пряча лицо в коленях. — Не хочу так жить… Чжунэ обнял трясущийся от рыданий комок, мягко погладил худые, ребристые бока. — Нет, любимый, нет, — прошептал он. — Не могу. Даже если б хотел, не смог бы. Чжинхван, всхлипывая, баюкал обрубок руки. Чжунэ до боли сжал сжал зубы, ресницы намокли от слез. — Мы переживём это все, обязательно переживём. Вместе, ты и я. — Уходи. — Милый… — Уходи! — закричал Чжинхван и резко оттолкнул Чжунэ. Его лицо исказилось от гнева, будто кто-то другой натянул на себя маску, отдалено напоминающую его соулмейта. — Убирайся! Вон! Чжинхван сжал руку в кулак, будто готовился ударить. Чжунэ зажмурился и закусил губу, на щеках появились две мокрые дорожки. Он стоял на коленях перед Чжинхван и готов ко всему: от удара до поцелуя. — Оставь меня. — Как я могу. — Уходи, — твердо велел Чжинхван. Чжунэ замешкался, болезненно кусая губы, потом встал. На подкашивающихся ногах, шатаясь, как пьяный, он сделал пару шагов. — Ладно. Раз ты так хочешь. Чжунэ почти выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что часы сорвались с гвоздя, по пластику мгновенно разбежались трещины. Чжинхван глухо зарыдал и упал на кровать. — Куда делся твой друг? Чживон вздрогнул и обернулся, Ханбин неслышно появился за спиной. Будто призрак он материлизовался на тренировке. Чживон возился с детьми, впервые взявшими оружие в руки. В отличие от Джису он терпеливо и невозмутимо раз за разом объяснял одни и те же вещи. — Напугал. У Ханбина между бровей залегла глубокая складка. Чживону представил, как разглаживает ее пальцем. — Ты чего? — Ничего, — Чживон отвернулся, пряча пылающие щеки. На небольшой утоптанной площадке за главным жилым зданием в ряд расставили шесть мишеней. Ученики Чживона, потея от старания, делали первые несмелые выстрелы по цветным кругам. Серебристые облака закрывали солнце, легкий прохладный ветерок трепал волосы. Чжинхван еле удерживал в одной руке тяжелый пистолет. Еще три недели назад вторая рука делала хват крепче стабильнее. Теперь мушка прыгала вверх вниз, капли пота медленно сползали по шее за шиворот. В метре от него юнцы вдвое младше справлялись лучше, Чживон все же хорошо их учил. — Так где Чжунэ? — Откуда мне знать? Это ведь ты раздаешь задания. И вообще теперь он твой человек, нет? Чживон помедлил: сказать или нет. Их отношения оставались какими-то неопределенными. Ханбин принял его в общину, но не в свою жизнь. Он дал Чживону занятие по душе, точно угадав, чем его увлечь. Но в семнадцать лет они больше обсуждали будущее, чем сейчас. Да и никакого решительного разговора так и не состоялось. Бывали дни когда Чживон вообще ни разу не видел Ханбина. — Не играй со мной, Чживон. А в школе Ханбин кормил его обедами. Они выпили первую бутылку соджу вместе, а потом дружно проблевались в кустах у реки. — Может спросишь у него? — Интересно, как это сделать, если я не видел его уже несколько дней? — Ночует он в Обители и, насколько я знаю, выполняет свою часть работы. Этого должно быть достаточно. — Чживон, — глаза Ханбина нехорошо сузились. Чживон помедлил, будто вовсе не боялся гнева лидера. — Это для Чжинхвана. — Правда? — Я не стал бы о таком врать, — Чживон махнул, чтобы все прекратили стрельбу. Чжинхван облегченно опустил руку и, отложив пистолет, пошел к мишеням. Но в этом не было никакой нужды, острые глаза и так видели, что от прежней меткости не осталось и следа. Дети тоже проверяли свои мишени. Ёдам улыбался так, что видно было все зубы, а другой парнишка пнул траву и надул губы. Чжинхван чувствовал на себе тяжелый взгляд Ханбина и внимательный Чживона. Он развернулся и пошел прямо к ним. — Зря ты все это затеял! Чживон шарахнулся в сторону, ожидая удара. Но Чжинхван лишь грязно выругался и пошел обратно к зданию. — Как ты его сюда затащил? — рука Ханбина метнулась к заднему карману джинс, Чживон удивился, узнав этот жест. Так еще в школе Ханбин всегда искал сигареты. — Силой. Думаю, ему не стоит засиживаться. — Нет, правда? — Так и было. Вытащил его из постели и выгнал на улицу, запер комнату. В конце концов он такой же житель Обители, для него тоже должна быть работа. — Так просто? — Я все же сильнее него. — Он мог просто уйти в любимый сад. — Хочешь узнать все мои секреты? — усмехнулся Чживон. — Он неделями сидел в комнате, а ты вытащил его на стрельбище. Разумеется, я хочу знать, как! — Секрет. Ханбин грозно свел брови, но в глазах проскользнули смешинки. Чживон отвлекся на своих подопечных. Стоило ему только окликнуть детей, как они тут же выстроились шеренгой, готовые ловить каждое слово наставника. Чживон по очереди хвалил каждого и обращал внимание на ошибки.  — Вы все еще думаешь, что это была твоя ошибка? — тихо спросил он, возвращаясь к Ханбину. — Конечно. — Тогда почему ты не пытаешься все исправить? — Как? Отрастить ему новую руку? Просто я все же не Господь Бог. Есть многое, с чем я могу справиться, но не в этом случае. — Уверен? Руку, конечно не вернуть, но по крайней мере он должен научиться жить с этим, — Чживон пятерней зачесал упавшие на глаза волосы. От изможденного, исхудавшего путника, каким Ханбин увидел его после разлуки, не осталось и следа. Даже улыбка будто стала ярче. — Ты помнишь Киру? — Киру? — Из дома ХеДжо. Она любила рисовать. — Я помню. И как… ? Думаешь это сработает? — Знаешь, ты самый глупый умник, которого я знаю, Ханбин, — Чживон хлопнул его по плечу. — Ты словно… Чживон, улыбаясь, указал ладонью в небо. — Ты много времени уделяешь всяким важным штукам, вроде обороны, пищи и электричества, но иногда все же спускайся к людям. У нас, простых смертных, тоже есть кое-что интересное. Ханбин обиженно закусил губу, чего не делал с самой школы. Он ведь лидер, а не маленький испуганный мальчик. Обиды — это для детей, а не для ответственных взрослых. И все же он обижался на Чживон, прямо как в школе. — Ребята! — Чживон махнул рукой, и детские личики как одно обратились к нему. — На сегодня достаточно. Скоро обед, так что бегите в столовую. Дети бросились в рассыпную, но Чживон грозно насупил брови. — Стоп! А кто будет все убирать? Ну-ка! Все оружие по местам. Мальчики и девочки послушно, хоть и с легким ворчанием, вернулись к оставленным пистолетам и лукам. Чживон, скрестив руки на груди, наблюдал за своими питомцами. — Есть такие мелочи, на которые ты, Ханбин, обычно не обращаешь внимания. Идем, — сказал он, когда на поляне не осталось детей, — хочу показать тебе кое-что. Чеён умолкла на полуслове, когда Ханбин вошел в комнату. Была ее очередь присматривать за Чжинхваном, поэтому она все утро читала ему Хемингуэя. Чеён наивно полагала, что эти унылые строки помогут излечить Чжинхвана. Тот слушал молча, не прерывая, но и без особого интереса. А вот Ханбин отдал бы свою руку только бы не слушать эти депрессивные рассказы. Чеён вопросительно дернула головой снизу вверх. — Иди пообедай, — Ханбин заставил себя улыбнуться. — Я с ним побуду. — Да-да, продолжайте говорить так будто меня здесь нет, — проворчал Чжинхван. — Может я и инвалид, но не слабоумный. — Ты не инвалид, — жестко оборвал Ханбин, а Чеён поспешно выскользнула из комнаты. — Приве-ет, — Чжинхван помахал ему обрубком правой руки. — У меня нет руки! разве не поэтому вы скачите вокруг меня как заводные зайчики? — Пойдем, комнату надо проветрить, а тебе прогуляться, а то заработаешь пролежни. — Я не… Ханбин распахнул окно на распашку, впуская все дворовые звуки и запахи. Комната заполнилась гомоном птиц, голосами людей, шумом ветра в листьях. Пахло мокрой землей (утром шел дождь), дымом и свежим хлебом. — Вставай! Чжинхван, охая, как старик, сел на кровати и стал шарить ногами по полу, выискивая кроссовки с замятыми задниками. Он прижимал замотанный локоть к груди, будто боялся его потревожить. — Болит? — Немного. На самом деле это мелочь по сравнению тем, что в голове. Слова утешения застряли у Ханбина в горле. Нужны ли были Чжинхвану вообще эти слова? — Идем, — выдавил он. Во дворе все взгляды мгновенно обратились к ним, будто Ханбин вывел погулять циркового тигра. Но хватило одного строго взгляда, чтобы все вновь вернулись к своим делам. Он мельком посмотрел на Чжинхвана, тот плелся позади, глядя только на грязные носки кроссовок. Ханбин повел его через сад по тропинке мимо любимых флоксов, мимо запотевшей на солнце теплицы. В дальнем углу, где пахло компостом, в небольшом сарайчике хранился садовый инвентарь. Непобедимый плющ овивал щелястые стены, подавая таинсвенности сараюшке, и беззастенчиво пускал бледно-розовые крупные цветы. Со скрипом распахнулась дверь, и Ханбин сделал приглашающий жест. Внутри царил зеленоватый полумрак, и Чжинхван поморгал, давая глазам привыкнуть. От старых, замызганных курток, висящих на гвоздях, пахло влажностью и немного плесенью. Девчонки, работавшие в саду, явно не утруждали себя чисткой инструментов. Лопаты и грабли составляли некий шалаш в углу. — Гляди, — Ханбин вдруг улыбнулся и указал на какое-то гнездо под верстаком. Он, усевшись прямо на пол, вынул маленький фонарик из кармана и направил луч под стол. Темный меховой комок зашевелился, распадаясь на несколько маленький и вдруг спросил: — Мяу? Большая пушистая кошка жмурилась, недовольная, что ее потревожили. А вокруг ползали три котенка, в шутку кусая друг друга и мать заодно. Дымчато-серий покусился на материнское ухо, за что тут же был проучен легким шлепком лапой. Черный вырвался из «гнезда» и уже наматывал десятый круг по сараю. Только трехцветный котенок ошарашенно смотрел на своих братьев и людей, будто понимал больше, чем они. — А мы всё гадали, куда она пропала. Дети нашли пару дней назад. Возьми, — Ханбин легко поймал черненького, а тот тут же впился острыми зубками парню в палец. Короткие лапки и длинный хвост болтались в воздухе. Теплый пушистый комок оказался в руке у Чжинхвана. Он прижал его к животу, чтобы не уронить. Котенок посмотрел вверх прямо ему в лицо, зевнул и мгновенно свернулся клубком, засопев. Чжинхван невольно улыбнулся. — Когда мне было лет пятнадцать, моя мама стала волонтером и в качестве наказания за всякие глупости таскала меня с собой. Она помогала в доме для людей, пострадавших в пожарах, наводнениях, автокатастрофах и все такое. Ни у кого из них не было всех конечностей. Чжинхван погладил котенка большим пальцем по лбу, в голосе Ханбина послышались какие-то незнакомые интонации. Он очень редко вспоминал о прошлом, ничего не рассказывал о родителях или друзьях из школы, кроме Чживона, хотя и тот до времени представлялся какой-то мифической фигурой. — Это был большой зеленый дом. Мы выходили на автобусной остановке на углу и целый квартал шли в гору до невысокой ограды. Тропинка к крыльцу выложена брусчаткой, трава пробивалась сквозь щели. По пути туда я представлял грустный дом для грустных людей. Думал, что там сплошная тишина, будто это дом скорби, дом доживания. Но знаешь, внутри своего общества они были счастливы. Занимались, чем хотели, не ограничивая себя диваном и телевизором. Они жили более полной жизнью, чем здоровые. В этом доме было уютнее, чем в большинстве квартир, где жили полные, благополучные семьи. Он отчетливо помнил разноцветные пятна на полу, это солнце проходило сквозь витраж во входной двери. На старых досках лежали желтые, зеленые, красные отблески. Старый кот, который давным-давно потерял в драке одно ухо, вечно валялся в «солнечной ванне». Ему было все равно, что всем приходилось перешагивать через него. — Там была девочка, — Ханбин помолчал, наблюдая за возней котят. — Ее звали Кира, ее отец был японцем. Асо Кира. Она любила рисовать. У нее не было обеих рук, потеряла в автокатастрофе заодно с отцом и бабушкой. Чжинхван чувствовал тепло и мягкость в своей ладони, чувствовал, как бьется маленькое сердце. — Я все удивлялся, как она держит кисточку пальцами ног. Поразительно. У нее были такие красивые пейзажи, в них было так много солнца. А однажды она нарисовала меня, — Ханбин чуть улыбнулся. В его памяти те дни остались жаркими и пыльными, футболка прилипала к мокрой груди, но ее комната была наполнена свежестью и прохладой, будто укромное местечко под деревьями, отбрасывающими влажную зелёную тень. — Она говорила: если бы потеряла правую руку, то писала бы левой, без рук — пальцами ног, а если бы не было и ног, то держала бы кисточку во рту. Она говорила, что ни за что не сдастся. И не сдавалась. — Она… Она тебе нравилась? — с весёлым удивлением спросил Чжинхван, и в его голосе впервые за долгое время проскользнули живые нотки. — Да, — просто ответил Ханбин. — Очень нравилась. Но я испугался. — Чего? — Того, что я не справлюсь. Не смогу быть с ней всегда. Она… — Ханбин вздохнул, — она все могла сама, и все же не мог взять на себя такую ответственность. Мне было шестнадцать, и очень страшно. Чжинхван поднял котенка и потерся щекой о мягкую шерсть. — Чжунэ не такой, он не боится. — О чем ты? — О боже! — Ханбин резко поднялся. — Посмотри уже на его руку! Больше ничего не добавив, он направился к выходу. Черный котенок мяукнул и лизнул Чжинхвана в щеку. Утро встретило свежим, будто умытым заревом и пением птиц. Обитель еще досматривала сны. Нос защекотал терпкий знакомый запах. Чжинхван полежал немного с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. В полудреме он почти чувствовал фантомные пальцы и под ними мягкий хлопок пододеяльника. Чжинхван удивился, увидев, что окно раскрыто почти настежь. А весь подоконник, как поляна, усеян цветами. Флоксами. Это они пахли так знакомо. Ветер щекотал листья на длинных стеблях. — Проснулся? Чжинхван только заметил Чжунэ, пристроившегося на стуле. — Одевайся. — Зачем? — Это сюрприз. — Почему ты просто не можешь оставить меня, как все остальные? — Чжинхван, отворачиваясь к стенке, натянул одеяло на голову. — Сам знаешь, что это не так. Никто тебя не оставлял. Слушай, — Чжунэ присел на край кровати. Чжинхван чувствовал спиной его тепло. — Слушай, мы хотим тебе добра. Чтобы ты быстрее пришел в себя, стал прежним. — В тому и дело, Чжунэ, я никогда не стану прежним. Это невозможно. — Неправда. Разве главными в твоей жизни были умения стрелять, охотиться, водить машину? А как же Обитель? Ханбин? Юнхен? Девочки? Они не важны? Ты можешь заботиться о них и без руки. И кстати тебе нужно покормить кота. — У меня нет кота. Чжунэ резко стянул одеяло и развернул Чжинхвана к себе. — Неужели? — он указал куда-то в изножье кровати. Чжинхван приподнялся и увидел черный пушистый комочек, который тут же уставился на него в ответ огромными серыми глазищами. — Что за подкидыш? — невольно улыбнулся Чжинхван и погладил котенка по шерстке. Пришлось вылезти из кровати и начать одеваться. Чжунэ стоял в стороне, скрестив руки на груди, и даже не делая попыток помочь. Чжинхван кое-как надел футболку, сунул ноги в штанины джинс и неловко дернул ширинку. Проклятая «собачка» все время соскальзывала, стоило ее отпустить — Может поможешь? — Помочь тебе одеться? — приподнял брови Чжунэ. — Ты ведь уже взрослый. — Я все-таки потерял руку! — Ты вполне справишься сам, я уверен, твои мозги все же на месте. Не тупи, застегни сначала пуговицу. Чжинхван фыркнул и лег на кровать, котенок мгновенно прыгнул ему на грудь и защекотал хвостом нос. Через секунду джинсы оказались застегнуты, а парень сунул ноги в уютные тапки. — Нет-нет-нет, — Чжунэ бросился вперед, будто собирался совершить тачдаун, и сдернул пушистые тапочки в форме заячьих морд с ног Чжинхвана. — Что?! — Ты наденешь нормальную обувь, — потрясая плюшевыми тапками, воскликнул Чжунэ. Заячьи уши болтались у Чжинхвана перед носом. — И чем же тебе не нравятся мои пушистые лапки? — Тапки нужны, чтобы дойти от душевой до кровати. Надевай, — он указал на обувную коробку на столе, которую Чжинхван раньше не заметил. — Что это? — Посмотри. Чжинхван снял крышку и уголки губ невольно поднялись. Он посмотрел на Чжунэ снизу вверх. — Откуда…? В коробе лежала пара новеньких кроссовок на липучках. На черной коже красовался белый значок бренда. Пахло новой обувью. Чжинхван с удовольствием и даже благоговением сунул в кроссовки и затянул застежки. Котенок потерся о его бедро и призывно мяукнул. Чжинхван подхватил его под пузо и кивнул Чжунэ. Даже такая простая вещь, как приготовление еды для котенка, казалась для Чжинхвана подъемом на Эверест. Он будто узнавал свое тело заново. Левая рука ощущалась непривычно неловкой и слабой. Он вынул с сушилки блюдце и принялся растерянно разглядывать содержимое огромного холодильника. — Думаю, он уже достаточно большой, чтобы есть корм для взрослых кошек, — Чжунэ открыл дверцу шкафчика и указал на полку. — Ты и об этом позаботился? В шкафу в несколько рядов стояли маленькие металлические баночки с милым пушистым котом на белых этикетках. — Да. Это консервы, так что, думаю, они не испортились. Чжинхван привстал на носочки, чтобы дотянутся до баночек. Пальцы скользнули к какой-то сантиметре от корма, вызвав вздох разочарования. Чжунэ встал за его спиной и мягко обнял левой рукой за талию, Чжинхван замер, сердце бешено застучало в груди. Спиной он ощущал тепло чужого тела. От Чжунэ пахло бензином и немного машинным маслом. — Ты чего? — тонко пропищал Чжинхван. Пальцы Чжунэ коснулись краешка его джинс. Вся кровь отлила от головы и устремилась вниз. Внизу стало щекотно. — Хочу побыть твоей правой рукой, — хрипло отозвался Чжунэ, мурашки побежали у Чжинхвана по спине. Он достал баночку с кормом и придержал ее, пока Чжинхван негнущимися пальцами пытался подхватить чеку. — Не торопись. — Угу. Котенок мяукал и царапал их джинсы, а Чжинхван никак не мог собраться с мыслями. Со скрежетом баночка поддалась, и котенок, похрюкивая от удовольствия, принялся за еду. Чжунэ подал Чжинхвану кружку полную крепкого черного кофе и уселся на табурет посреди кухни. — Ты специально? — Что? — Поставил корм так высоко? — А ты как думаешь? Чжинхван пожал плечами и, отправив в раковину едва ли не половину кофе, долил в кружку молока и сдобрил напиток тремя ложками коричневого сахара. — А ты сладкоежка, — усмехнулся Чжунэ. — Просто твой кофе напоминает гуталин. В нем черти грешников в аду топят. — Может быть, — легко согласился парень и улыбнулся так, что у Чжинхвана вновь забегали мурашки по спине. Дверь распахнулась, и в кухню ввалилась галдящая стайка девчонок. Сколько бы Ханбин не уделял времени военной подготовке, выучке и суровой муштре, но девчонки оставались девчонками. Иногда глупо хихикали, сплетничали, плели мелкие интрижки, восхищенно вздыхая о лидере. — Ой, — выдала Лиса, заметив парней. — Вы здесь…? А мы… — Смотрите! — воскликнула Джису, тыкая пальцем в черненького котенка, который из-за шума недовольно выгнул спину и испугано округлил глаза. — А мы гадали куда он подевался! Девчонки окружили котенка, мгновенно забыв о парнях. Будто в общем доме не жили оставшиеся котята, будто до этого они вместе с детьми целый месяц не бегали проведывать маму-кошку, подкармливая ее мясом, украденным у самих себя, и молоком. Чжинхван слабо улыбнулся, чувствуя себя немного лишним среди такого бурного веселья. — Пойдем, — тихо сказал Чжунэ у него над ухом. Теплое дыхание тронуло мелкие волоски на шее. — Но как же…? — Думаю, девчонки позаботятся о нем. Чжинхван вновь посмотрел на девушек, которые с умилением глазели на котенка. Тот уже поел и теперь, разомлев от пристального внимания к свое персоне, вальяжно развалился на коврике. Они неслышно выскользнули в коридор, а оттуда во двор. Чжунэ молча подвел Чжинхвана к гаражу, в котором провел все последние недели. Он вошел внутрь, отодвинул засов и распахнул тяжелые ворота. Перед Чжинхваном посверкивал голубым боком Hyundai, словно только что сошедший с конвейера. — Ты что нашел в окрестностях автозавод? — ошарашено спросил Чжинхван, осторожно проводя пальцами по холодному гладкому боку. — Нуу… — загадочно протянул Чжунэ, — возможно, мне пришлось забраться чуть дальше, чем просто окрестности. Держи. Он вынул что-то из заднего кармана джинс и протянул Чжинхвану. На раскрытой ладони лежал «ключ», вернее просто символический брелок с надписью Hyundai. — Я…я не могу, — Чжинхван резко отвернулся, брови сошлись к переносице. — Не издевайся, ты знаешь, я не могу водить. — Чжинхван, — голос Чжунэ прозвучал так ласково, словно теплая рука погладила старшего по волосам. — Я все знаю. Я изъездил все дороги на тысячу километров от Обители не для того, чтобы обидеть тебя. Помнишь, ты говорил про электрокар…? — Электрокар? — С этой машиной тебе не нужна вторая рука. Чжинхван посмотрел на него снизу вверх с затаенной надеждой, будто маленький несмелый огонек вспыхнул в его глазах. — Правда? — Посмотри сам. Он нажал на кнопку, и автомобиль приветливо мигнул фарами. Чжинхван распахнул дверцу и плюхнулся в велюровое кресло. Во рту вдруг стало сухо, он облизал губы. Дрожащий палец застыл в миллиметре над кнопкой «Старт». — Давай же. Не бойся, — сияющий от гордости за свой подарок Чжунэ тоже забрался в автомобиль. Он оказался слишком высок для электрокара, так что почти касался макушкой светлой обшивки крыши. — Дылда, — хихикнул Чжинхван. Кнопка "старт" послушно погрузилась в свое углубление, двигатель завелся. Не слышно было привычного рычания бензинового движка. Вместо этого на панели за рулем выросло зеленое дерево из цветных плашек, показывающее заряд и состояние батареи. Чжинхван готов был расплакаться, как ребенок при виде желанной игрушки. — Все кнопки у тебя на руле, — подсказал Чжунэ. — Здесь даже коробки передач нет. Я тут только, чтобы нажать на джостик. Он указал на футуристического вида шарик в панели между сиденьями, где обычно располагался рычаг передач. Чжунэ лишь слегка коснулся «рычага» пальцем. На панели загорелась стрелка, указывающая, что ожидается движение вперед. — Едем? — Едем! А куда? — Чжинхван чувствовал, как у него руки дрожат от предвкушения и восторга. — Пока просто за ворота, чтобы ты привык. А там… Чтобы отыскать эту малышку я излазил все окрестности вдоль и поперек. Так что веди машину, а я скажу, где поворачивать. Мягко, словно по рельсам машина заскользила вперед. Колеса зашуршали по асфальту. Ворота Обители распахнулись, будто стражи наверху только их и ждали. Без шума двигателя казалось, что не машина движется, а наоборот дорога прыгает им навстречу. Мелькали белые, почти стертые полосы разметки. Давным-давно Чжинхван не выезжал на дорогу, чтобы просто ехать, не думая о миссии, о городе полном банд и фриков, о том, как легко можно поймать пулю в живот. Чжинхван открыл окно, пуская воздух в машину. Ветер тут же принялся облизывать его лицо и волосы. — Знаешь, в апокалипсисе все-таки есть кое-что хорошее, — он поднажал на педаль газа, и электрокар побежал резвее. — Что же? — Воздух стал чище. Мать природа почти избавилась от таких паразитов как мы, люди. Чжунэ усмехнулся. — Мы еще живы. — Да, и смотри-ка, исполняем мечту всех гринписовцев — пользуемся электромобилем. Лес по бока дороги постепенно редел, то тут, то там стали появляться здания. Машина въезжала в небольшой городок. Казалось, что в отсутствие человека природы вырвалась из клетки и расцвела буйным цветом. Аккуратные парки превратились в заросли, некому было больше подравнивать траву или подстригать кусты. Дома будто тоже стали частью природы и росли прямо из земли. Нигде не осталось ни одного целого стекла, и темные слепые окна глядели на автомобиль из сухих зарослей. — А вдруг здесь… — у Чжинхвана мурашки забегали по спине. — Здесь никого нет, кроме птиц и деревьев. — Уверен? Чжунэ кивнул и ободряюще улыбнулся. Яркое солнце освещало пустые улицы. Кое-где еще видны были следы нормальной жизни: брошенные детские велосипеды, продовольственные корзинки, машины, рюкзак на скамейке около автобусной остановки. Словно люди просто в один момент дружно покинули свои дома. — Вот здесь, — указал Чжунэ, электрокар мягко остановился. Из темного узкого переулка по гремящей пожарной лестнице они поднимались и поднимались. Металлические ступеньки дребезжали под ногами, и будь в округе хоть пара фриков, те точно уже бы бежали к зданию. Чжинхван смотрел вниз, чтобы не свалиться. Высота становилась все больше, так что у него даже слегка закружилась голова. И тут прямо перед носом оказалась ладонь Чжунэ, который перебрался на крышу и хотел помочь. Чжинхван посмотрел на него снизу вверх. Вдруг солнце резко вспыхнуло, на секунду ослепив. Силуэт Чжунэ засиял, будто в фантастическом фильме. — Идем, — позвал он. Солнечный свет щедро заливал плоскую крышу, за день бетон нагрелся, и казалось, что лежишь на пляже. Ни одного облака не закралось на голубой небосвод, будто кто-то специально умыл его. Небо было высоким, недосягаемым, казалось можно в него упасть. Чжинхван чувствовал себя ребенком. Словно они были парочкой школьников, сбежавших с уроков. Вернулось почти забытое чувство, Чжинхван и не подозревал насколько ему этого не хваталось. Беззаботность. Он ощущал приятную легкость, и голова была пустая-пустая, будто кто-то выкинул все барахло, все старые вещи, весь мусор с чердака, и там стало светло, пусто и гулко. Чжунэ поднял руку, пропуская солнечные лучи сквозь пальцы, отчего по его лицу побежали полосы. Было почти хорошо…почти… Чжинхван слегка нахмурился. На его теле давно не появлялось ни одного цветка. Ему не хотелось думать о самом худшем. Но ведь раньше и недели не проходило без хотя бы одного нового рисунка. Он взглянул на свою руку, чистую как никогда прежде. Только с плеча еще не совсем сошли последние белые флоксы. С плеча… — Чжунэ… твоя рука! Красная, как маки! — Заметил, наконец? — Твоя рука… — растеряно пролепетал Чжинхван. — Рука… не может быть… — Может. Чжинхван несмело улыбнулся, все еще не веря свое внезапной догадке. Пальцы, ладонь, запястье и вся рука до самого локтя в алых цветах. Словно обнаженная плоть, а вместе с тем и душа, потому что невозможно скрыть настолько явное доказательство… — Слушай, — Чжунэ сел, загородив его от солнца, — сейчас у меня больше нет подарков или сюрпризов для тебя. У меня есть только я. Я для тебя. — Чжунэ… — У меня ничего нет, но, поверь, я изо всех сил буду тебя защищать. Не допущу, чтобы с тобой снова случилось что-то плохое. И со мной… ты будешь улыбаться. — Чжунэ! — Чжинхван тоже сел, провел ладонью от его плеча к шее. — Заткнись и поцелуй меня. Чжунэ посмотрел на него ошарашенно, несколько секунд помедлил и вдруг расхохотался. — Так ты поцелуешься меня или нет? — возмутился Чжинхван. — С радостью! Он смахнул выступившие слезы и влажно чмокнул Чжинхвана в губы, чуть не повалив того обратно на бетон. Мелкие камешки впились в ладони. Прямо перед ним искрились весельем глаза Чжинхвана. — Что это такое?! Я уверен, ты можешь лучше. Чжунэ вновь приподнялся, взял в ладони его лицо и, на секунду закусив губу, поцеловал всерьез. Чжинхван потянулся к нему и прижался всем телом. Он зажмурился, чувствуя бешеное биение сердца. Он хватался за Чжунэ так, будто боялся космического ветра, который может подхватить его, как пушинку, и унести куда-то далеко-далеко. И невозможно было заставить себя отпустить его, потому что это так страшно и невообразимо возвращаться обратно в свое одиночество. — Неужели правда…? — Что? Он не заметил, как сказал это вслух, прошептал, пока Чжунэ обнимал его. Подбородком Чжинхван упирался ему в плечо. — Ты мой…соулмейт? — словно великую тайну спросил Чжинхван. — Да ты гений, — тихо рассмеялся Чжунэ, почти касаясь губами его щеки, — не прошло и года, как ты понял. — Не дразни меня, — Чжинхван спрятался у него на груди. Казалось, что впервые цветы зацвели не на его коже, а в его душе. Солнце уже почти скрылось за верхушками деревьев, тень медленно окутывала двор Обители. Из столовой доносились смех и песни, из окон на землю ложились теплые прямоугольники. Ханбин, как призрак-хранитель, возвышался на башне, наблюдая за дорогой к воротам. Он кутался в огромную бесформенную куртку, стылый ветер пронизывал его волосы, кончики ушей порозовели от холода. — Привет, — шумно топая, на башню поднялся Чживон. — Ты чего тут забыл? — Твой друг все еще не привез Чжинхвана обратно. — Да ладно тебе, они оба взрослые люди, ничего с ними не случится. Ханбин так холодно посмотрел на него исподлобья, что Чживону захотелось провалиться сквозь пол и мгновенно оказаться на земле, подальше от этого немого обвинения. — Прости, я не подумал. — Возможно, это твоя сама большая проблема. — Хочешь сказать, — Чживон раздраженно облизнул нижнюю губу, — что я не думаю? — Большую часть времени, мне кажется. — Ты просто самодовольный ублюдок, Ханбин. — А кто отрицает? — Ханбин вздернул брови и долгую минуту пялился прямо на Чживона, пока тот не рассмеялся. Много лет назад в школе они могли так же беззаботно болтать и обмениваться колкостями. В какой же момент свернули не туда? И кто был виноват? Чживон с его внезапными чувствами или Ханбин, который претворялся, что ничего не замечает. Ханбин снова уставился за ворота, Чживон тоже глянул за забор на деревья, на озеро, на убегающую вдаль дорогу. В синеве леса не горело ни одного теплого пятнышка. Только мощные прожектора электростанции отгоняли тьму от Обители. Чживон сделал полшага назад и стал смотреть на Ханбина. Из юноши он превратился в мужчину, сильного и смелого. Он стал знакомым незнакомцем. И все чувства Чживона умещались в одного простое слово — достаточно. Достаточно того, что есть. Достаточно того, что Ханбин рядом и что Чживон может за ним присматривать. Достаточно того, что он в порядке, жив, почти здоров, не голодает и не мучается от холода. Достаточно оберегать его, тихо, незаметно, незримо, из тени. — Ханбин… — Едут! Смотри, фары! Действительно, между деревьев показался белый свет, машина почти бесшумно приближалась к лагерю. Навстречу ей раскрылись ворота. Стоило Чжунэ выйти из автомобиля и встретиться взглядами с Чживоном, как тот сразу все понял. В его глазах светилась гордость и эгоистичное счастье на грани эйфории. А Чжинхван стремительно обнял Ханбина, который неторопливо спустился во двор, и что-то шепнул ему на ухо. — Что он сказал? — "Спасибо".