Обетование

*** После страшного случая, которое повлекло за собой гибель Огонька, Дазаю ещё сильнее изменился. Стал более закрытым, взгляд помутнел, а улыбку на лицо натягивать стало ещё труднее. Ненависть к людям возросла ещё сильнее, а осознание собственного ничтожества усилилось в несколько раз. «Ты ничего не смог сделать.» «Ты был совсем рядом, ты почти помог.» «Но ты не успел.» «Ты видел его глаза? Глаза полные непонимания, и надежды к жизни.» «Но он умер. Сдох как последняя тупая скотинка, от рук тварей, которые сейчас живут.» «Живут в свое удовольствие.» «Несправедливо.» «Но где же есть эта справедли́во́сть? — протягивая гласные засмеялись голоса.- Верно, ее НЕТ!!!» Это был ещё один удар, и на этот раз, предсмертный. Сейчас душевное состояние Дазая было похоже на фарфоровую вазу, на которой красовались ужасные трещины. Если бы можно было взглянуть на нее, то у любого появилось бы ощущение, что ваза в любой момент может расколоться на много маленьких кусочков. На таких маленьких, что потом их склеить будет невозможно. Ещё один удар Осаму не выдержит, и сломается. Окончательно сломается, и станет овощем. Со сломанным телом и душой. Отправив этих тварей по своим норам, Дазай очень осторожно взял своего друга и положил того в картонную коробку, так как унести на руках это было никак. То месиво, из внутренних органов Огонька было невозможно унести на руках, ничего не обронив. И лучше не стоит говорить, с какой болью парень отдирал органы своего бывшего лучшего друга от асфальта, и старался ничего не сломать и не пролить… Тошноты, как ни странно, этот процесс у шатена не вызывал. Он вызывал лишь сильную боль и, со временем, пустоту. Аккуратно сложив друга в коробку, парень направился в лес, что находился неподалеку. Ну как лес, маленькая лесопосадка, в которую никто больно то и не совался, так как делать там было нечего. А ещё этот уголок находился рядом с заброшенным зданием Федора, и нужно было пройти через него, чтобы дойти до нужного пункта. Хорошо. Хотя бы не нужно проходить через эти толпы тупых людей, которые бы все равно ничего не поняли, и потом шарахались бы от него. Но сейчас Осаму было далеко наплевать на них. Очень далеко. Проскользнув за угол, и выйдя на темный переулок, шатен перелез через ограждение, держа в руках коробку. Было значительно труднее, но он справился. Хоть и на его щеке сейчас красовалась нехилых размеров царапина, а бок и спина, похоже, были в больших синяках. Но коробка, в общем, была в порядке. А теперь нужно пересечь заброшку. Единственный раз, Осаму не захотел заходить сюда. Как и попадаться кому-либо на глаза. Хотелось тишины. Успокоения. Дазая вдруг посетила мысль, что его разговоры про суицид теперь кажутся не такими уж бредовыми. Хочется все это бросить. Откинуть от себя все тяготы и погрузиться в бездну. Но вот, сзади его окликает знакомый голос: — Здоров, Дазай! Опять пришел сюда посреди ночи? -; дружелюбным тоном приветствует шатена Тачихара. — Да. Привет.- монотонным голосом ответил кареглазый, не останавливаясь, для приветствия. — Ты чего? — удивлённо спросил рыжик, пытаясь заглянуть Осаму в лицо. Из-за того, что голова была опущена, часть челки закрывала глаза, и взгляда было не увидеть. Но вот коробка и содержимое в ней, ничего не закрывало. — ЕБАТЬ, ЧТО ЗА ХУЙНЯ?! — шарахнулся парень, увидев содержимое коробки. А потом ошарашенно посмотрел на Осаму. — ЧТО ЭТО, БЛЯТЬ, ТАКОЕ ДАЗАЙ? ЭТО ВЕДЬ ОГОНЕК? ЧТО ЗА ХЕРЬ? Не дождавшись ответа, парень Тачихара схватил кареглазого за грудки. — ОТВЕЧАЙ, КОГДА ТЕБЯ СПРАШИВАЮТ! ЧТО Это та..... Пустые, серые и стеклянные глаза Осаму действительно наводили нешуточный страх. Увидев этот взгляд, и заметив недавно высохшие, еле заметные, следы слез на щеках шатена, Тачихара мгновенно замолк. Кажется до него дошло. — Что произошло? — более спокойным тоном, спросил рыжеволосый, отпустив Осаму. Хоть и голос превратился в более спокойный, по его виду этого было не видать. Мичизо еле удавалось сдерживать свой гнев, о чем свидетельствовала дрожь в руках парня. — Я не успел. Вот что произошло.- также монотонно ответил кареглазый, и снова двинулся в сторону лесопосадки. «Неважно. Огонек. Сейчас главное- это Огонек…» — Даза…- внезапно сзади Тачихары появился ещё один силуэт. Федор. — Оставь его. Ему нужно все осмыслить и успокоиться.- тихим, но властным голосом произнес черноволосый, обращаясь к рыжику, но смотря в спину идущего впереди Дазая. — Но…- хотел было возразить Тачихара, но Достоевский его оборвал. — Он потом нам все сам расскажет. *** Забредя подальше в лесопосадку, Дазай обнаружил подходящее место. Там люди не бывали. Может, из-за того, что не было необходимости туда идти, или не привлекало это место такого внимания, а может, просто трусили. Ну главное то, что людей там не бывало. Выкопав небольшую, но в достаточной мере, яму, Осаму осторожно, с некоторым трепетом, переложил маленькое рыжее тельце. Когда Огонёк умер, его здоровое тельце, стало казаться совсем маленьким и съежившимся. А лоснящаяся рыжая шёрстка, что блестела на солнце, сейчас посерела, и была вся в копоти и земле. Когда-то здоровенный и жизнерадостный котик, сейчас лежал хладным бездушным трупом, в картонной коробочке, на дне ямы. «Огонёк…» С сильно дрожащими руками, и с большим комом в горле, Дазай начал закапывать своего друга. «Как же больно…» Но глаза его были пусты, из них не могла выходить влага, ведь глаза давно высохли, а запасы слез истощились. Несколько часов Осаму закапывал. Закапывал, превозмогая душевную боль, и не обращая внимания на окоченевшие от холода руки. Когда он закончил, была уже глубокая ночь. Молча постояв над могилой Огонька, Дазай побрел домой, не заходя к Федору, или к тем же ребятам, из которых ему на пути попался Тачихара. «Потом…все потом…» «И с чего ты взял, что у тебя может что-то наладиться?» «Ты — НИЧТОЖЕСТВО, которое не имеет права на существование.» «Ты никогда не будешь счастлив.» А Осаму молчал. Он был согласен с ними… *** Дазай не выходил из дома уже целый день. Смирение — дело трудное, но в жизни обязательное. Не сумев с чем-то смириться, ты не сможешь выжить, среди этих то людей. Осаму не обращал внимания на некоторые звонки, да и звонков большое количество не поступало, точнее, вообще не поступало. У него был один телефон для всего его окружения, весь такой популярный и модный, и другой, самой обычный фирмы, (им было легче пользоваться) для близких…ну как близких, сейчас там числились лишь мама, отец и Федор. Ага, верно, Федору Достоевскому Дазай доверял больше, чем кому-либо из своего окружения. Родителям, конечно же, доверия не было, но их телефоны должны были быть в этом избранном, иначе, не возьми Дазай их трубку, это сулило бы ему больших проблем. Один телефон он выключил, а с другого ему никто не звонил. Федор не звонил потому, что понимал. Родители не звонили, потому, что в Осаму пока не было надобности. Что ж, замечательно. Есть время на размышления. Некоторые следы размышлений, сейчас красовались на запястьях Дазая аккуратными линиями. Одни ещё кровоточили, а другие уже начали затягиваться. Эти размышления он начал не так давно, но и не после инцидента. Дазай уже сам не помнил, когда это началось, но избавиться от этого уже было нельзя. ЭТО превратилось в зависимость, в единственное спасение. Но, как бы сказать, шатен и не пытался бросить это дело. А зачем? Лучше уж оставлять на коже почти незаметные следы от лезвий, которые, к тому же, можно прикрыть каким-нибудь атрибутом одежды, чем начинать спиваться или курить. Обе эти привычки были намного вреднее, чем его нынешнее занятие. Ранки он хотя бы обезвреживает, а вот от курева или распития алкоголя ему сулит не только полностью испорченная жизнь, которая станет ЕЩЕ хуже, чем сейчас, но и родительский гнев. Да и Федор, думается, будет не в восторге от пьяницы. Тогда он потеряет…что? Кареглазому самому неизвестно, но терять это неизвестное не хотелось. Возможно, это прогулки по ночам, разговоры с Достоевским, и… Надежда? Хах, бред! Точно не последнее. Внезапно, на столе что-то засветилось. А потом по помещению разнёсся звук пришедшего на телефон уведомления. Дазаю было бы далеко наплевать, вот только сообщение пришло на старый телефон, то бишь, на «особенный». Нужно было посмотреть. Лениво потянувшись за гаджетом, парень медленно разблокировал пароль, и посмотрел, что это за срочное сообщение, которое оторвало его от важных дел. Письмо было отправлено из того самого социального сайта «PN». А кто мог отправить ему сообщение с этого сайта? Естественно Мистер Гравитация, так как других собеседников у Осаму не было. — Привет! Как жизнь? — гласило сообщение.-Что-то тебя давно не было. «Хех, необычно. По обыкновению, нашу переписку всегда начинал я.» — хмыкнул шатен. — Привет~ А ты скучал по мне? — НЕТ! С чего бы мне скучать по такому, как ты, скумбрия?! Сперва это сообщение покажется грубым или жестоким, но Дазай уже привык к этой манере. Он даже считал это забавным. — Ну скучал ведь~ Признайся~ Осаму сам не заметил, как развеселился. — Ууууу, сука! — не выдержал парень по ту сторону монитора, и прочитав это, Осаму прыснул. «Надолго же его хватило.» — Не сука, а сумка, шляпник~ Ай яй, ты вроде в старших классах учишься, а такие ошибки. — Ты дебил. — И такой дебил, как я поправил тебя. Боюсь представить, кем является ты, если я дебил… -… — Какое красноречивое троеточие! Неужели ребенок научился писать? А, хотя нет, прости, ещё не научился, как вижу. — Ты дурак или как? Не бывает детей с ростом сто шестьдесят сантиметров, балда! — Оооо, а ты и в правду такой коротыш~ — Сука, нет. — Ко-ро-тыш-ка — Детей с таким ростом все равно нет. — Я в свои тринадцать такого роста был~ «Тогда мне почти исполнилось четырнадцать, но ему об этом знать, думаю, не надо.» — ШКАФ! — Это ты коротышка~ И обязываться нельзя малыш~ — Ты первый начал! — Так я не обзываюсь. Я правду говорю. — С…с…с… СУКА!!! — Ой, что-то так много сучьев стало, а коротыш? Или что-то другое, кроме этого говорить не умеешь? И вот в таком темпе ещё долгое время продолжалась их переписка. Позже взаимные обзывания и ругательства, перетекли в другое, более спокойное, русло. Осаму, как-то, сам не мог до конца понять, как именно это произошло. Но уследить за сия моментом он не успел. Они стали разговаривать о творчестве. Оказалось, мистер Гравитация поклонник искусства, и коллекционного дорогого вина. После этих слов, Осаму обозвал того алкоголиком, а потом, в знак примирения, сказал, что иногда, по редким случаям, выпивает дорогой коньяк или виски. А ещё он приметил, что его новый знакомый, явно, не из бедной семьи. Шатре Петрюс бедняк бы себе испробовать не позволил. А ещё Мистер модная шляпа действительно любил шляпы. — Соломенные носишь? — Нет, придурок! И вот так до самой глубокой ночи. Закончили они свою беседу традиционно: сначала беспричинная ругань, а потом доброе милое примирение. Благодаря разговору со своим новым другом, Дазаю действительно стало легче. *** — Это точно были они? — холодный, как сталь, голос раздался по динамику. Тягучее молчание, ждущее свой конец, который наступит тогда, когда прозвучит леденящий душу глас. Другой голос, совершенно отличимый от предыдущего, поспешно что-то лепечет по той стороне телефона, и замолкает, в ожидании долгожданного, но, одновременно с этим, жуткого и страшащего ответа. — Хорошо. Давай информацию, как и договаривались. *** «Пример всегда воздействует сильнее, чем проповедь.» «Джонсон Сэмюэл.» ***