The 7th sense

Протискиваться через толпы людей, ища телефон, выброшенный совсем недавно, схватиться за голову и оборачиваться в надежде, что все сон. Как банально. Элизабет сжимает правой рукой корни волос и смотрит по сторонам, все кружится, краски сгущаются. Как там во второсортных романах? Герои сразу бегут к своим любимым? Бетти не знает, что делать… Что? Искать свой телефон по частям на дороге — не кажется хорошей идеей. Ехать в больницу? А в какую? Куда идти? Голова разрывается от вопросов. Элизабет замечает такси у обочины дороги, вытесняет мужчину, который хочет сесть, и садится в машину, хлопая дверью, и заплетающимся языком диктует адрес его квартиры. Надо домой. Она трет тыльной стороной сухие губы, пытаясь унять мелкую дрожь, которая пробивает все тело. Таксист о чём-то расспрашивает ее, но Купер лишь качает головой и говорит ехать побыстрее. Злой рок? Судьба? Она не верит и никогда не поверит. Вбежав в подъезд, девушка останавливается у лифта. Он еще едет. Ждать нет времени. Толчок в дверь и быстрые шаги по лестнице, она поскальзывается, ударяется, но не чувствует боли. Пытается вернуться на несколько дней назад. Перед глазами все плывет, а сознание только и делает, что подкидывает вырванные моменты из всего последнего месяца. Клуб. Неоновая вывеска. Феррари и парень, который поворачивается к ней, смотрит холодно, а потом уезжает. Его взгляд, когда она танцевала. Его руки, которые обнимали так крепко и горячо при первой ночи. Тихий, спокойный и мягкий голос, который хочется слушать вечность. Неужели — конец? Дверь открывается не с первого раза, замок щелкает, а призрачная надежда становится все ближе и ближе, когда она слышит тихое копошение на кухне. Она буквально врывается в нее, видит его спину и хочет уже разрыдаться во весь голос. Живой. А Джонс стоит в черном фартуке с закатанными рукавами черно-белой рубашки, откладывает сковородку с шипящими на масле мясом и овощами. Наклоняет голову и боковым зрением улавливает силуэт позади. Сначала не может понять, а потом поворачивается всем телом и смотрит на нее — бледную как снег, с красными глазами и дрожащей нижней губой. — Я ушел с работы пораньше, хотел приготовить ужин. — Джагхед рушит удушающую тишину. Элизабет молча садится за стол, кладет на него локти и закрывает ладонями лицо. Все в порядке. Он здесь, рядом здоровый и живой. Но тогда почему-то, что находится посередине, что люди называют «душой» так сильно болит? Проходят доли секунды, как родные ладони ложатся на ее подрагивающие плечи, и она не выдерживает такого давления и плачет, хрипит, задыхаясь, не помня себя от ужаса, который испытала минутами ранее. Джагхед лишь хмурится и присаживается на корточки перед ней, беря за руку и говоря: «Что-то болит?» «Сердце. За тебя» — А-авария… м-мне сказа-али, что ты попал в аварию. Он поднимает на нее свой взгляд и грустно улыбается. — Ничего страшного. Просто сзади небольшая вмятина в машине. Джагхед вспоминает, как час назад направлялся домой, стоял на светофоре, он только остановился, перед тем как загорелся красный свет, и сзади какой-то мужчина не заметил его и впечатался прямо в бампер. Джонс чуть ударился лбом об руль и тихо выругнулся, выходя из машины. Она судорожно вздыхает, пытаясь успокоиться. — Откуда узнала? — тихо продолжает Джонс. — Ты трубку не брал, я позвонила в офис, а там сказали, что ты… — Элизабет быстро моргает, а потом отворачивается в сторону и чувствует, как парень бережно прикасается губами к ее руке. Закрывает глаза и целует совсем невесомо. Она опускает голову и другой рукой дотрагивается до его волос, нежно поглаживая. В такие моменты, начинаешь по-настоящему ценить жизнь, ценить то, что происходит с тобой, не с кем-то другим, а именно с тобой. Люди не рождаются счастливыми, но они рождены быть счастливыми. Каждый сам выбирает свой путь, дорогу, жизнь. И они сделали свой выбор. « Я не знаю с чего начать, не знаю, поймешь ли ты меня правильно, но уверен, что поймешь. Я привык к одиночеству, всегда один, и всегда на шаг впереди остальных. Быть лучшим, имея все, но, не имея кого-то, чтобы поделиться этим всем. И мне было хорошо до тех пор, пока я не встретил тебя. Не увидел в том клубе. А потом нашел на грязном асфальте, умирающую от передозировки. И все пошло само собой. Ты танцевала, я смотрел. Ты сидела уже рядом, в моей квартире и одежде, и я продолжал смотреть до тех пор, пока ты не ушла. И тогда я впервые почувствовал опустошенность. Квартира перестала быть уютной, а кровать теплой, потому что я привык к тому, что ты рядом. Говорят, привычки формируются за 66 дней, а мне хватило недели, проведенной вместе с тобой. Неделя, в которой я умирал и вновь возвращался. Замкнутый круг. Одиночество стало моей привычкой, но теперь без тебя, оно почти убило меня. Депрессия и бессонные ночи были всегда, но после тебя, все — губительно. Останься со мной. Просто. Я знаю, мы не говорим много друг с другом. Но я прошу, останься навсегда, потому что если от наркотической зависимости можно как-то избавиться, то от чувств к тебе — никак».

***

Проходят две недели. Когда все уже стоит по полкам, а новые привычки сформированы и, кажется, смысл жизни найден, можно расслабиться и просто отдаться течению. Но когда находишь в мусорном баке полную пачку вишневых сигарет вместе с упаковкой от теста на беременность, обыденная жизнь немного пошатывается. Джагхед стоит в ванной с брошюрой какой-то поликлиники и тестом на беременность, который показывает две полоски. Мозг отказывается принимать данную информацию, а порой работает слишком быстро. Джагхед вспоминает, как девушка с утра подорвалась с постели и побежала в ванную, прикрывая ладонью рот. Сослалась на отравление. И теперь все должно быть предельно ясно. Но обведенный маркером номер доктора и список из словосочетаний внизу, где проскальзывает такое ужасное, заставляющее застыть в жилах кровь слово «аборт» заставляет подорваться с места, взять ключи от машины на тумбочке и сорваться на бег по лестницам, вжимая газ в пол и заносясь на поворотах. Коридоры больницы пусты. Ему кажется, они давят на него. На регистрации он спрашивает про доктора, номер кабинета и, получив ответ, уже не слышит крика молодой девушки, кричащей ему что-то в след. Он поднимается на второй этаж, бежит между десятками дверей, пока не останавливается над той, которая ему нужна. Рука не успевает занестись над ручкой, как дверь открывается, и они стоят лицом к лицу. Он тяжело дышит, смотрит на нее, толи раздраженно, то ли сердиться. Он сам не понимает. Отказывается принимать реальность, пока в голове взрываются тысячи петард. Шокированная Элизабет хлопает глазами. Видит, что парень смотрит на ее живот, а потом замечает, что пуговки на кофте застегнуты небрежно, кофта смятая и штаны чуть приспущены с талии. «Она сделала это?» Только один вопрос в голове. Элизабет берет его за руку и давит, заставляя присесть на скамейку. Серьезно смотрит и тяжело говорит: «Я не беременна. Тест был ложным». Джонс не знает, как ему реагировать. Сначала он был зол на нее, как она могла поступить так с ним, а теперь… Время идет слишком медленно. Они молчат, и каждый думает о своем, не решаясь озвучить мысли. — А ты бы хотел ребенка? — спрашивает Купер, разглядывая его профиль. — Мне уже 27, — говорит Джагхед и качает головой. — И ребенок мне не помешает, но тебе… Элизабет резко встает, чем привлекает все внимание парня. — Тогда пошли домой, «папуля». — Она разворачивается и быстро идет по коридору, улыбается и притрагивается рукой к своему животу, не останавливаясь. Джонс все еще сидит, а потом смотрит на ее отдаляющуюся спину, встает и медленно идет позади. Он не может поддавить это рвущееся чувство внутри. Знает, что она улыбается, пока ему впервые хочется заплакать от счастья. Ведь счастье? Да, несомненно.